– Нет, что ты, – сказал я, – я просто отошел посмотреть, что здесь за лес, – сказал я, скрыв все следы преступления.
– Да, а я так испугалась, что, – девушка запнулась, видимо, не зная как объяснить свое нахождение в воздухе. – Ты только, пожалуйста, не подумай ничего плохого, – добавила она и замолчала.
– Хорошо, – пообещал я, – если я что-нибудь и подумаю, это то, что ты ангел.
– Ангел? – переспросила она.
– Именно и опустился на меня тогда когда я…
– Тогда, – повторила она вслед за мной и вдруг фыркнула, потом хихикнула, попыталась сдержать смех, не смогла и так захохотала, что повалилась на снег.
Не знаю почему, в ситуации ничего особенно смешного, по-моему, не было, но я тоже засмеялся.
– А ты испугался и прыгнул как заяц, – с трудом, выговорила она.
– А ты свалилась на меня, как орел на куропатку, – добавил я, не в силах остановиться.
Теперь мы хохотали оба и катались по снегу, как маленькие дети.
– Я когда увидела тебя…
– А я смотрю, надо мной летит огромная черная птица… – объяснил я, обнимая девушку, чтобы она не скатилась вниз по склону.
– Да, я так… – начала она, но тут случилось, что мы столкнулись головами я, как-то совсем нечаянно ее поцеловал, а она не договорила и неловко мне ответила тем же.
Не знаю почему, но это глупое происшествие нас очень сблизило. Со снега мы встали, правда, не сразу, а после того как смогли это сделать, совсем по-другому относясь, друг к другу.
– Знаешь что, Алеша, – сказала княжна, впервые употребив уменьшительную форму моего имени, – ты иди вперед, и подожди меня. Только не далеко, а том мне страшно одной в лесу. И, пожалуйста, не оборачивайся. Хорошо?
– Конечно, – ответил я, – я постою возле кривой березы. Тебе будет меня видно.
Прикоснувшись губами, к ее холодной, залепленной снегом щеке, я пошел в сторону нашего утлого жилья. Мне показалось, что после «смехотерапии», а возможно, нечаянного поцелуя, наши отношения сразу изменились. Исчезла взаимная настороженность и внутренняя отчужденность. Теперь даже ночь не казалась слишком темной и будущее таким уж беспросветным.
– Пойдем скорее, а то я замерзла, – сказала Маша, неслышно подойдя ко мне.
Я смело взял ее за руку и бегом потащил за собой. Она засмеялась, и немного сопротивляясь, позволила увлечь себя в тепло нашего временного жилья. Теперь, когда я тянул ее за собой, а она нарочно медлила, между нами началась игра мужчины и женщины, обычная любовная прелюдия к брачному танцу.
– Как здесь после улицы тепло, – сказала девушка, когда мы влетели в темную избушку. – Осторожнее, я ничего не вижу.
Я довел ее до лавки, усадил и только тогда отпустил руку.
– Сиди здесь, сейчас я зажгу свечу, – сказал я и опять поцеловал в щеку.
Пока я возился с угольями, раздувая огонь, княжна молча сидела на своем месте. Наконец появился свет. Я посмотрел на спутницу. Маша сидела, откинувшись спиной на стену, и смотрела куда-то поверх моей головы. Я подошел и взял в ладони ее руки. Они были холодными и влажными.
– Ты замерзла? – спросил я, садясь рядом с ней.
– Немножко, – ответила она и совсем не по теме спросила. – Ты, правда, не испугался, того что я умею летать?
– Правда, – ответил я. – Хотя с такими способностями сталкиваюсь первый раз в жизни. Ты этому сможешь меня научить?
Княжна не ответила, посмотрела мне в глаза и задала, волновавший ее вопрос:
– Ты не думаешь, я ведьма?
– Ведьма? Почему именно ведьма? Я вообще не верю, что ведьмы существуют. По-моему это просто выдумки религиозных фанатиков. Впрочем, у некоторых сварливых дам, характер вполне этому соответствует, – засмеялся я.
– Я спрашиваю серьезно, а ты шутишь. Кто же еще кроме ведьм умеет летать?
– Баба-яга, ты. И давно ты летаешь?
– Еще когда я была маленькой девочкой, меня научила кормилица. Мы с ней вместе по ночам летали, только она потом упала и разбилась насмерть. О том, что я умею это делать, – Маша запнулась, стараясь, лишний раз не произносить опасное слово, – никто не знает. Только брат Иван и вот теперь ты. Он случайно увидел. Меня понесла лошадь, я, чтобы не разбиться, взлетела, а он оказывается, за мной следил.
– Летать тяжело? – спросил я, чтобы увести разговор от ее странного брата.
– Нет, не очень, нужно как во сне, захотеть взлететь и заставить себя подняться в воздух, а потом только держать себя, чтобы не упасть вниз… Я не знаю, как это объяснить… А вот если против ветра, летать иногда бывает тяжело. Очень устают руки. У меня для этого плащ, он мне вместо крыльев. Я тебе сказала, что он как у карбонариев, это неправда. Знаешь, – вернулась она к разговору о брате, – после того как Иван все обо мне узнал, у меня сразу начало болеть сердце, и я больше не решалась подниматься в воздух. Если наверху вдруг станет плохо, то непременно упадешь и разобьешься.
Девушка задумалась, и вдруг, чему-то улыбалась, посмотрела мне в глаза и сказала:
– Если бы ты знал, как бывает хорошо там, в высоте… Особенно, когда летишь по ветру. Ты одна, вокруг только воздух, а ты скользишь, скользишь над землей, и так становится легко и славно.
– Представляю, я раньше часто летал во сне. А что ты еще умеешь делать, ну, такого, необычного?
– Не знаю, мне кажется, больше ничего. Ну, еще читать очень люблю. Знаю, барышне, да еще знатного рода, это не пристало, но мне так скучно бывало зимами в имении, что я нечаянно пристрастилась. Папенька больше любит сельскую жизнь, и мы даже в Москву редко выезжаем, а в Санкт-Петербурге так я вообще ни разу не была. О том, что я книги читаю, только маменька и моя Даша знают, но они меня не выдадут. Как ты думаешь, когда барышня читает умные книги это очень плохо?
– Почему, если книги хорошие, нормально…
– Да? А почему ты меня все время целуешь? Тебе приятно?
Я немного смутился и отпустил княжну.
– Вообще-то, да. Это, наверное, так же сладко как летать. А ты что, сама не знаешь? Как же твой юнкер? Как его там?
Княжна вопрос проигнорировала, даже досадливо поморщилась, вместо ответа пожаловалась:
– Зря я не взяла с собой Дашу, я без нее осталась как без рук.
– Зачем она тебе, пол подметать?
– Почему только пол, мне нужно голову помыть. И вообще, я уже второй день не обновляла туалета. Интересно, как простые девушки обходятся без камеристок и горничных?
– Привыкают, – серьезно ответил я. – А если ты хочешь помыться, то я тебе помогу.
– Правда! – обрадовалась она, но тут же недоверчиво, спросила. – А разве ты умеешь?
– Девушек мыть? – удивился я. – Конечно, умею, это мое хобби.
– Что твое? – не поняла она незнакомое слово.
– Развлечение. Когда у меня есть возможность, я всегда девушкам головы мою, или компостирую, – объяснил я. – Только нам для этого нужно сначала натопить из снега воду. Таз у нас есть, так что мы с тобой очень даже, душевно помоемся.
– Вот хорошо, а то, я больше всего боялась, что здесь негде будет мыться. Когда мы сюда пришли, я даже плакала.
– Ну, с этим мы как-нибудь справимся.
– Ты серьезно говоришь или опять шутишь? – спросила Маша, наблюдая, как у меня разъезжаются в улыбке губы. – Ты надо мной смеешься! Не пойму, что я сказала смешного?
– Смеюсь я не над тобой, а над собой. До сих пор не могу понять, чего боятся или хотят женщины, – чистосердечно признался я. – Кто бы мог подумать, что ты боялась показаться ведьмой и не помыть голову. Мне казалось, что ты испугалась чего-то другого.
– Нет, – рассеяно ответила она, – конечно, без маменьки мне иногда страшно, только что же поделаешь!
– Ты днем выспалась? Можно помыться сейчас или утром.
– Лучше сейчас, – сказала ока, отводя взгляд.
Само собой, от предвкушения предстоящего «мероприятия», я засуетился:
– Конечно, какие вопросы! Это и лучше, ночью печной дым никто не заметит, да и нужно пользоваться моментом. Мало ли что случится завтра!
Как же мы порой бываем убедительны!
– Вот будет славно! А долго ждать воду?
– Постараюсь как можно быстрее, но все зависит не от меня, а от печки.
– Почему? – наивно спросила она.
– Долго придется топить снег, у тебя ведь волосы длинные и густые, значит, нам понадобится много воды.
Не теряя драгоценного времени, я присел перед печуркой и начал разгребать золу. Горячих угольев в ней еще было много, осталось только положить растопку и набить печку дровами. Как только разгорелись поленья, я принес с улицы таз, набитый снегом и поставил его топиться на огонь. Маша внимательно наблюдала за моими нехитрыми действиями, и как только я освободился и сел с ней рядом, спросила:
– А то, что ты мужчина это ничего? Ты ничего такого не подумаешь?
Вопрос был неконкретный, ответить на него было нечего, и я просто отговорился:
– Конечно, это плохо, но за неимением лучшего, придется тебе меня потерпеть. Нет, если ты стесняешься, я не навязываюсь…
– Нет, что же делать, но мне как-то неловко тебя затруднять, вот если бы ты был девушкой…
Девушкой я, увы, не мог стать даже при самом сильном желании, потому попытался успокоить княжну роялистским аргументом:
– Ты, наверное, читала, что доверенные кавалеры присутствуют при туалете европейских королев, – коварно заявил я, не уточняя, что в самом туалете они, эти кавалеры, как правило, участия все-таки не принимают.
Впрочем, никакого особого коварства в том, что я говорил, не было. Мне казалось, что между нами началась обычная игра в скромность и соблазнение. И мы оба прекрасно понимаем, что на самом деле между нами происходит.
Пока мы беседовали на морально-этические темы, первая порция снега растопилась, я слил воду в кастрюлю и принес новую. В избушке становилось жарко и, оказалось, вполне уместно снять лишнюю верхнюю одежду. Маша, наконец, сбросила свой плащ, и под ним у нее оказалось «скромное домашнее платье», на которое ушло, я думаю, метров двадцать-тридцать шелковой материи и парчи, не считая кружева и отделки.
– Сразу видно, ты хорошо подготовилась в дорогу, – не удержался я от насмешливого замечания.
Маша, иронии не поняла и согласно кивнула. Выглядела она в обертке из кружева, фестончиков и рюшек очень соблазнительно, только я не представлял, как с нее все это снимать.
– Вода уже готова? – спросила княжна, наблюдая, как в тазу тает снег.
– Почти, можно начинать раздеваться, – ответил я, предположив, что пока мне удастся снять с нее платье, уйдет часа два и вода вполне успеет согреться.
– Как это раздеваться? – удивилась она. – Зачем?
– Что значит, зачем? – в свою очередь, удивился я. – Ты что, собираешься мыться одетой?
– Ну, не голой же, – ответила она, ввергнув меня в небольшой ступор.
– Тогда тебе действительно стоило взять с собой камеристку и десяток сенных девушек, – сказал я, когда прошло неприятное удивление. – Я с такой сложной задачей не справлюсь.
– Но ты же сказал, что умеешь мыть голову?
– Умею, но не у одетых дам. Здесь для этого нет никаких условий. Представь, во что превратится твое платье и где ты его, потом будешь сушить?
Теперь мне показалось, что все, что я думал о наших новых отношениях, не более чем мое живое воображение. Мы оба все это время говорили о разных вещах и не понимали друг друга.
– Но я не могу раздеться при тебе, – твердо сказала княжна. – Это просто невозможно!
Облом, кажется, у меня получался полный. Я не учел, что Мария Урусова принадлежит к новому поколению русских женщин, формировавшихся при мужском правлении страной, и былые вольности дам, времен череды императриц и матушки Екатерины, уже позади.
– Ну и не раздевайся, никто тебя не заставляет. Помоешься как-нибудь в другой раз. Я тебе Сандунов предложить не могу, – сказал я, за спокойным тоном, скрывая понятное разочарование.
Маша последние слова не поняла, но смысл уловила правильно и сердито отвернулась.
Я слил из таза талую воду и пошел за следующей порцией снега. Когда вернулся, она спросила:
– А зачем тебе вода, если я не стану мыться?
– Мне самому, я не такой щепетильный, как ты, и меня нагота не путает. Если тебе неприятно, ты можешь отвернуться и на меня не смотреть.
– Почему ты со мной так разговариваешь? – обиженно, спросила княжна.
– Как так? – уточнил я.
– Не так как раньше!
Удивительно, но как будто она сама этого не понимала! «О, женщина, тебе коварство имя!»
Я ушел от ответа и сам спросил:
– Ты ложиться спать не собираешься?
– А ты поможешь мне снять платье? – неожиданно попросила она. – Я все-таки, наверное, помоюсь.
– Конечно, помогу, о чем разговор, – тотчас согласился я, разом забыв о своем недавнем разочаровании. Ибо что может быть увлекательнее подобной помощи, нравящейся женщине?!
Не откладывая дела на потом, Маша повернулась ко мне спиной. Я, стараясь не торопить события, начал разбираться с ее шнуровками и застежками. Работа оказалась сложной и ответственной, и я даже вспотел от напряженной работы мысли, пытаясь понять, что там к чему пристегнуто. Что наши современные женские туалеты! Мне кажется, одних названий деталей в ее платье было не меньше чем наименований такелажа на трехмачтовом корвете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41