Поэтому остался. Я говорил себе, что смогу найти более убедительные доказательства для короля после войны в Уэльсе, но все, чего я хотел, – это увидеть вас снова.
– И напрасно, – сказала Элис, ее голос был печальным. – Вы знаете, ваш отец никогда не согласится на наш брак… а я не соглашусь ни на что другое.
Последние слова были сказаны резко, но Раймонд взглянул на нее с надеждой.
– Вы хотите, чтобы я стал вашим мужем после всего услышанного?
На этот раз Элис опустила глаза.
– Дело не во мне, – ответила она. – Ваш отец…
– У меня нет перед отцом никаких обязательств, – сказал Раймонд, вставая. – Меня не волнует, согласится он или нет. Элис, ответьте от чистого сердца… не думайте о наших отцах и обо всем остальном… вы сами согласны выйти за меня замуж?
– Это невозможно, – сказала она едва слышно.
– Я сделаю это возможным, если вы согласитесь! – воскликнул Раймонд. Он опустился на колени и взял ее за руку.
– Я согласилась бы выйти за вас замуж, – сказала она и высвободила руку.
Он понял, поднялся и отступил на несколько шагов.
– Вам не следует бояться, клянусь вам, Элис, умоляю нас, не думайте, что я лгун. Я не такой. Я не всегда говорю нею правду, но никогда не лгу. Я все расскажу вашему отцу, когда он проснется, и…
– Нет. Папе это не понравится. Ему это совсем не понравится. Его нельзя беспокоить, пока он не окрепнет.
– Знаю, что ему это не понравится, – вздохнул Раймонд. – Но я соглашусь на любые условия, абсолютно на все, если он позволит нам пожениться. Любовь моя…
– Не называйте меня так, – сказала Элис. – Я очень хотела стать вашей женой, когда у вас не было ничего. Теперь не убеждена в этом. Я не разлюбила, но чем больше об этом думаю, тем труднее мне согласиться. Мне следует ценить себя, но какую ценность я буду представлять в высшем свете, привычном для вас?
– Вы бесценная жемчужина и останетесь ею всегда! – со страстью в голосе воскликнул Раймонд.
– Это ваша душа говорит или плоть? – спросила Элис умышленно грубо. – Я красива, но закройте глаза и подумайте, что останется под оболочкой.
– То, чего я желаю, – убеждал ее Раймонд. – Я видел много красивых женщин, но мне и в голову не приходило пренебречь волей отца и предложить одной из них стать моей женой, даже если такая партия и устроила бы его. Ваша красота ослепила меня. У любого мужчины при виде вас загорелись бы глаза, но лишь узнав вас поближе, я начал думать о браке.
Если бы это было правдой… Возможно и так, но оставались еще неразрешенные вопросы. Элис вздохнула.
– Для вас и для меня было бы проще и лучше оставить эту затею. Если вы уедете, Раймонд, я обещаю объяснить отцу все таким образом, что он останется вашим другом. Поезжайте домой. Вы достаточно скоро забудете меня.
– Я уеду, если вы мне прикажете, Элис, но клянусь жизнью и честью, никогда не женюсь на другой женщине. Я увидел чистое золото и не удовлетворюсь пустой породой. Клянусь…
– Нет, только не это! – воскликнула Элис, жестом останавливая его.
– В моей душе и сердце вы уже стали моей женой. Жениться еще на ком-нибудь было бы смертным грехом. Я не турок.
Элис пристально посмотрела на него, широко раскрыв глаза от растерянности, разрываемая радостью и страхом. Она хотела Раймонда, но боялась, что потом пожалеет об этом. Очевидно, он зашел еще дальше, чем она. В сущности, все познания Элис о мужчинах исчерпывались знанием характера и поступков отца. Он поклялся в любви Элизабет и двадцать горестных лет держал эту клятву. Элис не знала особых обстоятельств, которые приковывали внимание и любовь Вильяма к возлюбленной его детства. Она, конечно, понимала, не все мужчины похожи на отца. Элис слышала об обманутой любви. Тем не менее, она верила, что все «хорошие мужчины» верны своим привязанностям.
Потом будет слишком поздно. Какие бы трудности не пришлось преодолеть Раймонду, это лучше, чем жить так, как жил отец, – без малейшей надежды на счастье. Что если Раймонд решит, будто время сможет излечить его боль, а этого не произойдет и его несчастье затянется надолго. Элис не могла нанести ему рану, которую он будет носить в себе всю жизнь, да и не хотела. Правда, она все еще боялась принять чуждый ей образ жизни, но чем дольше смотрела на Раймонда, тем больше забывала свои страхи.
– Раз уж вы поклялись мне, – медленно заговорила она, – слишком поздно предлагать вам смотреть в другую сторону… и… я тоже люблю вас. – Раймонд сделал шаг но направлению к ней, но она решительно покачала головой. – Нет, не подходите ближе. И не вздумайте кричать: «Почему вы не верите мне!» Я сама себе не верю! Пока мы не объявим о нашей помолвке, я даже не прикоснусь к вашей руке и вам не позволю прикоснуться ко мне.
Раймонд не обиделся. Он хотел только поцеловать ей руку в знак признательности за согласие. Однако он приветствовал здравомыслие Элис и восхищался ее самообладанием. Несмотря на красоту, которая могла заставить целое стадо опьяненных ею гусаков свататься к ней, Раймонд чувствовал, ему никогда не придется сомневаться в Элис. Она была не из тех, кто теряет свою честь из-за страсти.
– Тогда подумайте, как сделать, чтобы мы как можно быстрее смогли объявить о помолвке, – настаивал Раймонд. – Я был бы полным идиотом, если бы думал, будто Вам нечего сказать мне после того, как я признался в свой тупости… Впрочем, не сожалею об этом, – добавил он, улыбаясь. – Ведь если бы я не попался на уловку короля, то не встретил бы вас.
Элис улыбнулась в ответ, ее глаза сияли. Теперь, когда дело было улажено, она чувствовала себя совершенно счастливой, все сомнения улетучились. Как-нибудь они справятся со всем этим.
– Папа сдастся, – сказала она. – Не потому, что очень любит меня, а по… личным причинам. Однако, как я уже говорила, ему это не понравится, он будет страдать и… он так одинок, Раймонд.
– Возможно, он не будет одинок. У меня есть брат, моложе меня. И если отец отречется от меня, я действительно превращусь в наемника без гроша и…
– Раймонд, – прервала его Элис, широко раскрыв глаза от ужаса, – неужели он сделает это?
– Не знаю, – честно ответил юноша. – Он добрый человек… порой даже слишком добрый… и очень любит нас всех. Но у него есть также твердые принципы, и он не откажется от них. Его очень трудно понять, Элис. Отец будет отступать и отступать, а потом в каком-нибудь месте упрется так, что никакие уговоры и просьбы не сдвинут его.
– Возьмите свое слово назад, Раймонд. Я охотно освобождаю вас от него. Если вы столько потеряете, то возненавидите меня. Я не смогу пережить это, пусть уж лучше потеряю вас.
Раймонд стремительно бросился вперед, но тотчас остановился, увидев, что Элис отступила за стул.
– Любовь моя… вы просили не называть вас так, но я не могу удержаться… ничто не заставит меня возненавидеть вас. Тут вам нечего бояться. Что касается меня, то я никогда не был так счастлив, как на службе у вашего отца. И не только из-за вас.
– Но вы приехали из великолепного дворца, где…
– Где я был не более чем куклой, этаким очаровательным попугаем в окружении моей матери. Я буду огорчен, если меня выгонят, потому что люблю своего отца, и мать тоже, хотя она сводит с ума меня, брата и сестер, но это все, о чем я буду сожалеть. Кроме того, Элис, я убежден, что моя мать напишет королеве Элеоноре и попросит ее похлопотать за меня перед королем. Знаю, что он думает об «иностранцах», но я изучаю английский…
Хотя Элис и мучили сомнения, она не беспокоилась о средствах к существованию. Если отец согласится на брак, то отдаст им Бикс. Ее в большей мере беспокоило, что такая могущественная семья найдет способ навредить им всем.
– Вероятней всего ваша мать предпочтет просить короля предотвратить наш брак, нежели помочь вам.
– Если она так сделает, – сказал Раймонд, сверкнув лазами, – то очень скоро пожалеет об этом. Я не кукла, которой она может играть по своему усмотрению. В любом случае, Элис, это будет моей заботой в будущем. Теперь нужно как можно быстрее решить, как представить все оба мне вашему отцу, чтобы он не попытался меня убить еще до того, как я попрошу вашей руки.
– Я не знаю. Может быть, леди Элизабет…
– Леди Элизабет? Я считал, она не тот человек, который взялся бы помогать нам. – Раймонд подумал вдруг, что, возможно, Элис и не знает о планируемом браке с Обри.
– Она и мой отец… Они очень старые друзья, – сказала Элис и покраснела, когда поняла, что чуть не проговорилась. – и… Элизабет для меня почти как мать.
– Я думаю, она стремится стать вашей матерью, – глyxo уточнил Раймонд. – Ведь ее сын…
– О нет. Она не хочет женить на мне Обри, – прервала его Элис. – Она считает, мы не подходим друг другу. Конечно, я люблю Обри…
– Вот как?
Элис вздрогнула от его вопроса, заданного негромко, но твердо и резко. Она никогда не слышала, чтобы Раймонд говорил таким тоном.
– Как… – начала было говорить она, намереваясь сказать: «Как вы посмели говорить со мной в таком тоне», по тотчас поняла, Раймонд просто ревнует.
– Как глупо! – улыбнулась она. – Я же не сердилась, когда вы говорили, что любите своих сестер. Поверьте, я точно так же отношусь к Обри.
– Но он же не ваш брат! – возмутился Раймонд.
– Это не имеет никакого значения! – рассмеялась Элис. – И можете продолжать злиться на меня в том же духе, но я не могу ничего изменить: я люблю Обри, и Джона тоже, и буду любить всегда. Однако…
Когда Элис засмеялась, Раймонд стиснул зубы. Теперь он действительно начинал злиться. Ему не понравилось, когда «его» женщина отстаивала собственное мнение и не принимала во внимание его, ведь в этом случае Раймонду оставалось только смириться. Он уже слышал от Элис подобное раньше, но тогда она была дочерью его «господина». Теперь же она была, по его мнению, ему женой.
– Элис! – взревел он и тут же зажал рот ладонью, но было уже слишком поздно.
– Что это? – раздался из спальни голос Вильяма.
Тут же послышался голос Элизабет.
– Лежи спокойно. Ничего.
Элис вскочила со стула и вошла в спальню.
– Прости меня, папа. Я забыла. Это была шутка, и Раймонд…
– Элис, – вздохнул Вильям, проводя рукой по лицу, желая разогнать сон, – пока я так болен, я хотел бы, чтобы ты дразнила Раймонда где-нибудь в другом месте.
– Это была моя ошибка, сэр, – сказал Раймонд, входя в комнату.
– Сомневаюсь, – заметил Вильям и криво усмехнулся. Он приподнялся на локтях, и Элизабет наклонилась поправить подушку. Ее платок коснулся его щек, а запах заполнил ноздри. Эмоциональный шок, вызванный открытием того, что они не предали друг друга, на время погасил в Вильяме чувственное влечение, но сон освежил его. Сейчас у него едва хватило сил удержаться от соблазна и притянуть Элизабет к себе, целовать, ласкать, невзирая на присутствие дочери и Раймонда. Он должен избавиться от них. Вильям поднял глаза на Элис и нежно улыбнулся.
– Не хочу слышать никаких ваших отговорок, госпожа озорница. Уходи и забери с собой Раймонда. А тебе должно быть стыдно за то, что ты оскорбляешь моих слуг, охраняя меня, как будто они желают мне зла.
– Но, сэр… – запротестовал было юноша.
– Если ты так беспокоишься, можешь приказать Диккону запереть ворота от чужих на день или два или поставить стражу у дверей зала и не позволять никому входить, кроме слуг и женщин. Но я хочу, чтобы в передней комнате не было никого. Это приказ.
– Очень хорошо, папа, – тут же согласилась Элис, видя, как побагровело лицо отца, и не желая его излишне волновать. В конце концов, какая разница? Раймонд или Диккон могут сидеть в зале у двери. Риска никакого, и отец ничего об этом не узнает. – Теперь я буду сидеть с тобой…
– Нет, Я спал всю ночь и не тревожил Элизабет. У меня немного болит голова. Пусть Элизабет останется. Ты, наверное, забыла уже о хозяйстве. Почему бы тебе не прогуляться с Раймондом, если он может уже сидеть на лошади, и не посмотреть, как поспевает урожай и что нужно убирать в первую очередь?
Элис хотела было возразить. Вряд ли она обеспокоит его более, чем Элизабет, но слова застряли у нее в горле. Лицо Вильяма покраснело, хотя было ясно, что он больше не сердится. Еще раз внимательно взглянув на него, она увидела, как его глаза смотрят как-то странно, а выражение лица необыкновенно жесткое. Она нервно сглотнула и взглянула на Элизабет, но не нашла на ее лице признака успокоения. Оно было белым.
Столбняк? Обычно эта ужасная болезнь, при которой человек не может разжать челюсти, а его тело превращается в натянутый лук, начинается через неделю после ранения или позже. Иногда даже после того, как раны заживут, человеку вдруг становится трудно жевать и говорить. Потом появляется жар, шея деревенеет. Через некоторое время он может умереть, скрипя в агонии сжатыми челюстями.
Элис не осмелилась спросить, чтобы ее страх не передался отцу. Она не хотела знать! Ужаснувшись, девушка вышла из комнаты, бессознательно схватив Раймонда за руку, и потащила за собой. Она молча проводила Раймонда через зал в его комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– И напрасно, – сказала Элис, ее голос был печальным. – Вы знаете, ваш отец никогда не согласится на наш брак… а я не соглашусь ни на что другое.
Последние слова были сказаны резко, но Раймонд взглянул на нее с надеждой.
– Вы хотите, чтобы я стал вашим мужем после всего услышанного?
На этот раз Элис опустила глаза.
– Дело не во мне, – ответила она. – Ваш отец…
– У меня нет перед отцом никаких обязательств, – сказал Раймонд, вставая. – Меня не волнует, согласится он или нет. Элис, ответьте от чистого сердца… не думайте о наших отцах и обо всем остальном… вы сами согласны выйти за меня замуж?
– Это невозможно, – сказала она едва слышно.
– Я сделаю это возможным, если вы согласитесь! – воскликнул Раймонд. Он опустился на колени и взял ее за руку.
– Я согласилась бы выйти за вас замуж, – сказала она и высвободила руку.
Он понял, поднялся и отступил на несколько шагов.
– Вам не следует бояться, клянусь вам, Элис, умоляю нас, не думайте, что я лгун. Я не такой. Я не всегда говорю нею правду, но никогда не лгу. Я все расскажу вашему отцу, когда он проснется, и…
– Нет. Папе это не понравится. Ему это совсем не понравится. Его нельзя беспокоить, пока он не окрепнет.
– Знаю, что ему это не понравится, – вздохнул Раймонд. – Но я соглашусь на любые условия, абсолютно на все, если он позволит нам пожениться. Любовь моя…
– Не называйте меня так, – сказала Элис. – Я очень хотела стать вашей женой, когда у вас не было ничего. Теперь не убеждена в этом. Я не разлюбила, но чем больше об этом думаю, тем труднее мне согласиться. Мне следует ценить себя, но какую ценность я буду представлять в высшем свете, привычном для вас?
– Вы бесценная жемчужина и останетесь ею всегда! – со страстью в голосе воскликнул Раймонд.
– Это ваша душа говорит или плоть? – спросила Элис умышленно грубо. – Я красива, но закройте глаза и подумайте, что останется под оболочкой.
– То, чего я желаю, – убеждал ее Раймонд. – Я видел много красивых женщин, но мне и в голову не приходило пренебречь волей отца и предложить одной из них стать моей женой, даже если такая партия и устроила бы его. Ваша красота ослепила меня. У любого мужчины при виде вас загорелись бы глаза, но лишь узнав вас поближе, я начал думать о браке.
Если бы это было правдой… Возможно и так, но оставались еще неразрешенные вопросы. Элис вздохнула.
– Для вас и для меня было бы проще и лучше оставить эту затею. Если вы уедете, Раймонд, я обещаю объяснить отцу все таким образом, что он останется вашим другом. Поезжайте домой. Вы достаточно скоро забудете меня.
– Я уеду, если вы мне прикажете, Элис, но клянусь жизнью и честью, никогда не женюсь на другой женщине. Я увидел чистое золото и не удовлетворюсь пустой породой. Клянусь…
– Нет, только не это! – воскликнула Элис, жестом останавливая его.
– В моей душе и сердце вы уже стали моей женой. Жениться еще на ком-нибудь было бы смертным грехом. Я не турок.
Элис пристально посмотрела на него, широко раскрыв глаза от растерянности, разрываемая радостью и страхом. Она хотела Раймонда, но боялась, что потом пожалеет об этом. Очевидно, он зашел еще дальше, чем она. В сущности, все познания Элис о мужчинах исчерпывались знанием характера и поступков отца. Он поклялся в любви Элизабет и двадцать горестных лет держал эту клятву. Элис не знала особых обстоятельств, которые приковывали внимание и любовь Вильяма к возлюбленной его детства. Она, конечно, понимала, не все мужчины похожи на отца. Элис слышала об обманутой любви. Тем не менее, она верила, что все «хорошие мужчины» верны своим привязанностям.
Потом будет слишком поздно. Какие бы трудности не пришлось преодолеть Раймонду, это лучше, чем жить так, как жил отец, – без малейшей надежды на счастье. Что если Раймонд решит, будто время сможет излечить его боль, а этого не произойдет и его несчастье затянется надолго. Элис не могла нанести ему рану, которую он будет носить в себе всю жизнь, да и не хотела. Правда, она все еще боялась принять чуждый ей образ жизни, но чем дольше смотрела на Раймонда, тем больше забывала свои страхи.
– Раз уж вы поклялись мне, – медленно заговорила она, – слишком поздно предлагать вам смотреть в другую сторону… и… я тоже люблю вас. – Раймонд сделал шаг но направлению к ней, но она решительно покачала головой. – Нет, не подходите ближе. И не вздумайте кричать: «Почему вы не верите мне!» Я сама себе не верю! Пока мы не объявим о нашей помолвке, я даже не прикоснусь к вашей руке и вам не позволю прикоснуться ко мне.
Раймонд не обиделся. Он хотел только поцеловать ей руку в знак признательности за согласие. Однако он приветствовал здравомыслие Элис и восхищался ее самообладанием. Несмотря на красоту, которая могла заставить целое стадо опьяненных ею гусаков свататься к ней, Раймонд чувствовал, ему никогда не придется сомневаться в Элис. Она была не из тех, кто теряет свою честь из-за страсти.
– Тогда подумайте, как сделать, чтобы мы как можно быстрее смогли объявить о помолвке, – настаивал Раймонд. – Я был бы полным идиотом, если бы думал, будто Вам нечего сказать мне после того, как я признался в свой тупости… Впрочем, не сожалею об этом, – добавил он, улыбаясь. – Ведь если бы я не попался на уловку короля, то не встретил бы вас.
Элис улыбнулась в ответ, ее глаза сияли. Теперь, когда дело было улажено, она чувствовала себя совершенно счастливой, все сомнения улетучились. Как-нибудь они справятся со всем этим.
– Папа сдастся, – сказала она. – Не потому, что очень любит меня, а по… личным причинам. Однако, как я уже говорила, ему это не понравится, он будет страдать и… он так одинок, Раймонд.
– Возможно, он не будет одинок. У меня есть брат, моложе меня. И если отец отречется от меня, я действительно превращусь в наемника без гроша и…
– Раймонд, – прервала его Элис, широко раскрыв глаза от ужаса, – неужели он сделает это?
– Не знаю, – честно ответил юноша. – Он добрый человек… порой даже слишком добрый… и очень любит нас всех. Но у него есть также твердые принципы, и он не откажется от них. Его очень трудно понять, Элис. Отец будет отступать и отступать, а потом в каком-нибудь месте упрется так, что никакие уговоры и просьбы не сдвинут его.
– Возьмите свое слово назад, Раймонд. Я охотно освобождаю вас от него. Если вы столько потеряете, то возненавидите меня. Я не смогу пережить это, пусть уж лучше потеряю вас.
Раймонд стремительно бросился вперед, но тотчас остановился, увидев, что Элис отступила за стул.
– Любовь моя… вы просили не называть вас так, но я не могу удержаться… ничто не заставит меня возненавидеть вас. Тут вам нечего бояться. Что касается меня, то я никогда не был так счастлив, как на службе у вашего отца. И не только из-за вас.
– Но вы приехали из великолепного дворца, где…
– Где я был не более чем куклой, этаким очаровательным попугаем в окружении моей матери. Я буду огорчен, если меня выгонят, потому что люблю своего отца, и мать тоже, хотя она сводит с ума меня, брата и сестер, но это все, о чем я буду сожалеть. Кроме того, Элис, я убежден, что моя мать напишет королеве Элеоноре и попросит ее похлопотать за меня перед королем. Знаю, что он думает об «иностранцах», но я изучаю английский…
Хотя Элис и мучили сомнения, она не беспокоилась о средствах к существованию. Если отец согласится на брак, то отдаст им Бикс. Ее в большей мере беспокоило, что такая могущественная семья найдет способ навредить им всем.
– Вероятней всего ваша мать предпочтет просить короля предотвратить наш брак, нежели помочь вам.
– Если она так сделает, – сказал Раймонд, сверкнув лазами, – то очень скоро пожалеет об этом. Я не кукла, которой она может играть по своему усмотрению. В любом случае, Элис, это будет моей заботой в будущем. Теперь нужно как можно быстрее решить, как представить все оба мне вашему отцу, чтобы он не попытался меня убить еще до того, как я попрошу вашей руки.
– Я не знаю. Может быть, леди Элизабет…
– Леди Элизабет? Я считал, она не тот человек, который взялся бы помогать нам. – Раймонд подумал вдруг, что, возможно, Элис и не знает о планируемом браке с Обри.
– Она и мой отец… Они очень старые друзья, – сказала Элис и покраснела, когда поняла, что чуть не проговорилась. – и… Элизабет для меня почти как мать.
– Я думаю, она стремится стать вашей матерью, – глyxo уточнил Раймонд. – Ведь ее сын…
– О нет. Она не хочет женить на мне Обри, – прервала его Элис. – Она считает, мы не подходим друг другу. Конечно, я люблю Обри…
– Вот как?
Элис вздрогнула от его вопроса, заданного негромко, но твердо и резко. Она никогда не слышала, чтобы Раймонд говорил таким тоном.
– Как… – начала было говорить она, намереваясь сказать: «Как вы посмели говорить со мной в таком тоне», по тотчас поняла, Раймонд просто ревнует.
– Как глупо! – улыбнулась она. – Я же не сердилась, когда вы говорили, что любите своих сестер. Поверьте, я точно так же отношусь к Обри.
– Но он же не ваш брат! – возмутился Раймонд.
– Это не имеет никакого значения! – рассмеялась Элис. – И можете продолжать злиться на меня в том же духе, но я не могу ничего изменить: я люблю Обри, и Джона тоже, и буду любить всегда. Однако…
Когда Элис засмеялась, Раймонд стиснул зубы. Теперь он действительно начинал злиться. Ему не понравилось, когда «его» женщина отстаивала собственное мнение и не принимала во внимание его, ведь в этом случае Раймонду оставалось только смириться. Он уже слышал от Элис подобное раньше, но тогда она была дочерью его «господина». Теперь же она была, по его мнению, ему женой.
– Элис! – взревел он и тут же зажал рот ладонью, но было уже слишком поздно.
– Что это? – раздался из спальни голос Вильяма.
Тут же послышался голос Элизабет.
– Лежи спокойно. Ничего.
Элис вскочила со стула и вошла в спальню.
– Прости меня, папа. Я забыла. Это была шутка, и Раймонд…
– Элис, – вздохнул Вильям, проводя рукой по лицу, желая разогнать сон, – пока я так болен, я хотел бы, чтобы ты дразнила Раймонда где-нибудь в другом месте.
– Это была моя ошибка, сэр, – сказал Раймонд, входя в комнату.
– Сомневаюсь, – заметил Вильям и криво усмехнулся. Он приподнялся на локтях, и Элизабет наклонилась поправить подушку. Ее платок коснулся его щек, а запах заполнил ноздри. Эмоциональный шок, вызванный открытием того, что они не предали друг друга, на время погасил в Вильяме чувственное влечение, но сон освежил его. Сейчас у него едва хватило сил удержаться от соблазна и притянуть Элизабет к себе, целовать, ласкать, невзирая на присутствие дочери и Раймонда. Он должен избавиться от них. Вильям поднял глаза на Элис и нежно улыбнулся.
– Не хочу слышать никаких ваших отговорок, госпожа озорница. Уходи и забери с собой Раймонда. А тебе должно быть стыдно за то, что ты оскорбляешь моих слуг, охраняя меня, как будто они желают мне зла.
– Но, сэр… – запротестовал было юноша.
– Если ты так беспокоишься, можешь приказать Диккону запереть ворота от чужих на день или два или поставить стражу у дверей зала и не позволять никому входить, кроме слуг и женщин. Но я хочу, чтобы в передней комнате не было никого. Это приказ.
– Очень хорошо, папа, – тут же согласилась Элис, видя, как побагровело лицо отца, и не желая его излишне волновать. В конце концов, какая разница? Раймонд или Диккон могут сидеть в зале у двери. Риска никакого, и отец ничего об этом не узнает. – Теперь я буду сидеть с тобой…
– Нет, Я спал всю ночь и не тревожил Элизабет. У меня немного болит голова. Пусть Элизабет останется. Ты, наверное, забыла уже о хозяйстве. Почему бы тебе не прогуляться с Раймондом, если он может уже сидеть на лошади, и не посмотреть, как поспевает урожай и что нужно убирать в первую очередь?
Элис хотела было возразить. Вряд ли она обеспокоит его более, чем Элизабет, но слова застряли у нее в горле. Лицо Вильяма покраснело, хотя было ясно, что он больше не сердится. Еще раз внимательно взглянув на него, она увидела, как его глаза смотрят как-то странно, а выражение лица необыкновенно жесткое. Она нервно сглотнула и взглянула на Элизабет, но не нашла на ее лице признака успокоения. Оно было белым.
Столбняк? Обычно эта ужасная болезнь, при которой человек не может разжать челюсти, а его тело превращается в натянутый лук, начинается через неделю после ранения или позже. Иногда даже после того, как раны заживут, человеку вдруг становится трудно жевать и говорить. Потом появляется жар, шея деревенеет. Через некоторое время он может умереть, скрипя в агонии сжатыми челюстями.
Элис не осмелилась спросить, чтобы ее страх не передался отцу. Она не хотела знать! Ужаснувшись, девушка вышла из комнаты, бессознательно схватив Раймонда за руку, и потащила за собой. Она молча проводила Раймонда через зал в его комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57