Он радовался возможности сослаться на свою занятость, когда другие вассалы собирались повеселиться в городе.
Ему не было необходимости быть слишком занятым. Счета мог проверить и Раймонд. Очевидно, широкомасштабные военные поставки были как раз тем, что Раймонду по вкусу Раймонд… Вильям опять тяжело перевернулся.
Раймонд несчастлив. О, как он наслаждался войной! Он восхищался двумя небольшими сражениями, которые у них были. Возможно, Раймонд чересчур отважен, но он сильный воин и уверенно обороняется, не проявляя ложного геройства.
Раймонд ворочался с боку на бок, как и Вильям. Они делили одну палатку из-за удобства и экономии, и слишком часто, когда Вильям бодрствовал, то мог слышать, что Раймонд тоже не спит. Недавно появился другой симптом беспокойного состояния юноши – посмотрит грустными глазами на Вильяма, скажет «Сэр…» и замолчит. А если Вильям, пребывая не в духе или в задумчивости, спросит «Да, что?», вспыхнет и покачает головой: «Ничего. Извините, сэр…».
Израненное сердце Вильяма сочувствовало Раймонду. Как это тяжело: столько уже потеряв, не получить в награду женщину, которую любишь. Голодный блеск его глаз, когда из Марлоу прибыл посыльный с письмом от Элис, был душераздирающим. Почему Раймонд не может получить Элис, снова и снова спрашивал себя Вильям. Дочь, казалось, отчасти склонялась к этому. И уж, конечно, она окончательно отвергла в душе Обри, хотя, как призналась Вильяму, и не сказала об этом в разговоре с сэром Моджером, поскольку отказывать – дело отца.
Это известие заставило Вильяма отправиться в Херфорд на два дня раньше, чем его отряд, чтобы иметь возможность наедине обговорить все с Обри. Беседа стала только каплей в череде неудач. Обри, застенчивый, но гордый, признался, что не более стремится к Элис, чем та к нему.
– Я не знаю почему, сэр, – сказал мальчик, вспыхнув, – ведь она самая красивая девушка, какую я когда-либо видел, но… но…
– Не волнуйся, Обри, – ответил Вильям, облегченно вздохнув, ведь сын Элизабет, которого он любил, как своего, не будет страдать. – Я только рад, что вы с Элис думаете одинаково. Я был бы рад видеть тебя своим сыном но, полагаю, в данном случае не теряю ничего. Надеюсь, ты будешь любить меня, даже если нас и не соединят кровные узы.
Прозвучавший ответ полностью удовлетворил Вильяма но три дня спустя Обри пришел, ужасно бледный, просить его не рассказывать отцу об их разговоре, то есть о признании в том, что не любит Элис. Вильям успокоил Обри, так как признание по существу никак не влияло на вопрос о браке. Он опечалился бы, узнав, что мальчик страдает, но ни при каких обстоятельствах не собирается форсировать замужество дочери. Обри не стоит беспокоиться. Это дело Вильяма поладить с Моджером, и он легко может сделать это в интересах Элис, даже не упоминая имени сына Элизабет.
Так оно и было, но Вильям обнаружил, что не может сказать Моджеру об отказе, который, как он полагал, того огорчит и разочарует. Это уж слишком – сначала отвергнуть его сына (ибо это будет выглядеть так, раз Обри не может заставить себя публично признаться в своей нелюбви к Элис), а затем отнять у него жену. Стоило его мыслям вернуться к Элизабет, Вильям громко застонал.
– Вы заболели, сэр? – послышался озабоченный голос Раймонда.
Вильям опять едва не застонал.
– Нет, – сказал он, – спи, ради святой Марии.
Ответа не последовало, но Вильям знал, что Раймонд наблюдает за ним в темноте, и добавил:
– Я ел и пил только из наших запасов. Меня не тошнит и у меня ничего не болит. Спи.
Была и другая загадка. Две недели назад, когда они еще стояли в Херфорде, Вильям вернулся после охоты с графом и несколькими близкими друзьями и обнаружил в своей палатке жаркое и гуся с гарниром. Подарок не удивил его. Когда мужчины получают посылки из дома от любящих жен, они часто делятся с друзьями. Он не стал есть, поскольку был приглашен на обед в замок, но в спешке забыл оставить записку, чтобы Раймонд съел все. Потом кто-то из них забыл закрыть вход в палатку, и когда Вильям вернулся, то споткнулся о тело мертвой собаки.
Она могла умереть от чего угодно. Собака была бродячая, грязная и худая. Но странно, никто не пришел и не признался, что это именно он прислал гуся. Вильям не проявил любопытства, а Раймонд обошел весь лагерь с благодарностью за подарок, но никто на нее не откликнулся. Это усилило подозрения Раймонда, и он рассказал о них Вильяму. Тот посмеялся над ним: есть ли кто-нибудь во всем мире, желающий его смерти?
Ни один из них не мог ответить на этот вопрос. Тело собаки было выброшено вместе с недоеденным гусем. Случай был подозрительный, но подозревать было некого, кроме писаря Ричарда. Вильяму он не понравился сразу, но в его записях не было никаких неточностей. Нелепо подозревать его, поскольку он явно не мог быть замешан в двух других инцидентах. Это только случайности в лагерной жизни, убеждал себя Вильям.
Личные ссоры часто вспыхивали в армии, и вовлеченные в них люди бывали порой так возбуждены, что иногда обрушивались на того, кто пытался их приструнить. Вильям с Раймондом как раз отправлялись на турнир и поэтому были вооружены, но все равно едва избежали худшего. Там было только четыре человека, когда они спешились и решили вмешаться, но откуда-то появилось еще несколько. Поднялся шум, но подмога подоспела вовремя, сумев быстро расшвырять всех, за исключением тех, кого они с Раймондом успели убить или ранить. На этом дело и кончилось.
Затем стрела, попавшая Вильяму в левую руку. Это уже труднее поддавалось объяснению. Стрела была уэльской, но теперь многие англичане использовали уэльские луки, поскольку из них легче попадать в цель и обращаться с ними проще, чем с арбалетом. Маловероятно, что одинокий уэльский лучник мог оказаться вблизи английского лагеря. Несколько дюймов правее, и Вильям был бы убит. Раймонд настаивал на попытке умышленного убийства, но Вильям не верил. Ни у кого не было причин убивать его, за исключением пожалуй Моджера.
Вильям опять едва не застонал, но вовремя вспомнил о Раймонде и сдержался. Это не мог быть Моджер. Тот еще не знает, что у него есть основания ненавидеть соседа. Не может знать. Его поведение по отношению к Вильяму не изменилось. В действительности у Моджера есть очень серьезная причина желать Вильяму долгой жизни. Ведь пока тот не отверг возможный брак между Элис и Обри, Моджер должен думать, что Вильям по-прежнему поддерживает его. Смерть Вильяма убила бы надежду на этот союз. Ричард, без сомнения, найдет лучшую партию для Элис.
Все это просто нелепо, сердясь на себя, думал Вильям. Никто не хочет его смерти. Бог знает, отчего сдохла та собака, – быть может, просто объелась; драки в лагере бывали ежедневно; стрела, без сомнения, была выпущена каким-то безмозглым идиотом, обезумевшим от страха за свой промах и поэтому спрятавшимся. Вильям никогда не придал бы этим событиям другого смысла, если бы не отношение к ним Раймонда. Считая подозрительность не лишней, он следил теперь за каждым шагом своего господина со вниманием няньки драгоценного наследника.
Он делал это так хорошо и ненавязчиво, что Вильям не решался бранить Раймонда. Такая трогательная забота выглядела бы совсем комично, если бы не одна деталь. Вильям знал, Раймонд любит его, но был уверен также, что такая преданность объясняется скорее страхом Раймонда перед необходимостью сказать Элис о несчастье, случившемся с ее отцом, предотвратить которое он не сумел. Раймонд и Элис… У Раймонда нет земель, нет дома, и он любит Элис. Если бы Раймонд был там, защищая Марлоу и Бикс, а также Элис, он мог бы забрать Элизабет… Глаза Вильяма закрылись, и он наконец заснул.
На рассвете Вильям проснулся, все еще слыша звуки, жившие в его восхитительных снах. Он лежал, думая о своем сне, прекрасно осознавая, что Элизабет привязана не к Моджеру, а к Хьюэрли, и даже если бы он освободился от ответственности за Элис и свои земли, она не могла бы поступить подобным образом. Вильям вдруг поднялся и виновато посмотрел на Раймонда: не разбудил ли он его. Он сразу понял, что Раймонд не спит. Поднимаясь, он успел заметить выражение тоски и боли в глазах Раймонда, которые тот быстро закрыл. Сердце Вильяма защемило. Он слишком хорошо знал этот взгляд. И его лицо так часто выражало подобное страдание, что нельзя было ошибиться.
Вильям не сказал ничего: Раймонд уже повернулся к нему спиной. Да и что он мог сказать? Если Элис сможет быть счастливой с человеком, которого Ричард предложит ей, имеет ли право он, Вильям, помешать ей только потому, что хочет видеть ее с Раймондом или облегчить его страдания? Хотя Ричард нежно любит Элис, ему не понять, что значит желать женщину, которую не можешь иметь. Ричард был женат дважды – не по любви, по необходимости, но оба раза удачно. Его первый брак был счастливым, пусть и не слишком страстным, зато второй казался удачнее.
Вне сомнений Ричард ждет от Элис того же. Вильям никогда раньше не думал об этом. Он знал, пока жив, Ричард не будет особенно вмешиваться, и согласится на брак с Обри. Ричард знал о такой возможности. Он не слишком его одобрял, считая, что Элис заслуживает большего, но, если она любит Обри, этот союз мог стать прекрасным сочетанием власти и земли в богатом регионе.
Однако все изменилось. План брака с Обри рухнул, и Вильям вдруг подумал о том, что сегодня его ждет сражение. Он не бессмертен.
До сих пор он не получил даже царапины в двух боях, но все может случиться. Если бы та стрела попала чуть-чуть правее… Сегодня они собираются установить в маленькой деревушке засаду на уэльсцев. При неудачном стечении обстоятельств он может быть убит. Ричард далеко – все еще во Фландрии или приближается к Шотландии. Элис может остаться беззащитной. Он рассчитывал, что Моджер поможет ей, но тот сам будет участвовать в сегодняшней акции. Даже если Моджер выйдет из нее живым, он не годится на роль защитника Элис, так как может принудить ее вступить в нежелательный брак.
Нет. Хватит подобных браков. Вильям надел халат и достал письменный прибор. Положив его на колени, он максимально подробно изложил ситуацию Ричарду и свое пожелание: Элис должно быть позволено выйти замуж за Раймонда, если она того пожелает.
Вильям отвел глаза от запечатанного письма и поймал взгляд Раймонда.
– Иногда, – сказал он с улыбкой, – я ощущаю себя идиотом. Раньше, всякий раз отправляясь на войну, я был в свите графа Корнуольского. И мне никогда не приходилось думать о том, что случится, если меня ранят или убьют. Ричард позаботился бы об Элис, как о собственной дочери. Теперь, однако, он далеко, слишком далеко. Если… – Вильям запнулся, а затем все же рассказал Раймонду о расстроившемся браке Элис с Обри.
– Сэр Моджер знает о вашем решении в отношении его сына? – спросил Раймонд, подозрительно глядя на Вильяма.
– Нет. Думаю, сейчас неподходящее время говорить с ним об этом. Он не… у него сложные отношения с сыновьями. Я опасаюсь, что Моджер будет груб с Обри, обвинит его в не желании и неумении добиться расположения Элис. Есть и еще одна причина, – произнес Вильям мягко, – касающаяся только меня. Однако у вас нет оснований подозревать Моджера в том, что он желает мне зла. Моя смерть не поможет ему, поскольку у Ричарда, моего сюзерена, нет оснований поддерживать брак с Обри, разве только в угоду мне.
Раймонд кивнул головой. Лицо его оставалось спокойным, хотя разговор о замужестве Элис буквально разрывал его на части. Он не может сделать ей предложение, не может по ряду причин. С его отцом случится припадок, он, скорее всего, отречется от Раймонда, если тот возьмет жену, которая не принесет им ни богатства, ни почетного родства. С другой, стороны Раймонд причинит боль и сэру Вильяму, которого успел полюбить. Если он женится на Элис, она вынуждена будет жить с ним в Эксе, и Марлоу останется без хозяйки. Ситуация будет еще хуже той, какая так страшит Вильяма.
Раймонд уже понял, Вильям, еще достаточно молодой для того, чтобы заиметь и воспитать наследника, больше не женится. Случайно они с Элис задели этот вопрос в своем недавнем разговоре. В ответ девушка только кивнула головой и сказала: «Есть одна женщина… но он не может вступить с ней в брак, а другая ему не нужна». Поначалу Раймонд считал это безумием. Теперь же, когда сам представил, что берет в жены другую женщину, не Элис, ради земель или власти, то почувствовал подступающую тошноту. Сэр Вильям намеревался оставить свои владения Элис и ее сыновьям. Может ли Раймонд отнять у него это?
Все рассуждения сводились к одному. Когда война закончится, и Раймонд предоставит королю Генриху доказательства лояльности сэра Вильяма, он больше не вернется в Марлоу. Но стоило Раймонду подумать об этом, его пронзила такая боль, что он невольно застонал. Как ни странно, сэр Вильям не отреагировал на это и даже не посмотрел на молодого человека, а начал объяснять, сколь дорог ему Марлоу и о своей надежде, что муж Элис согласится жить там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Ему не было необходимости быть слишком занятым. Счета мог проверить и Раймонд. Очевидно, широкомасштабные военные поставки были как раз тем, что Раймонду по вкусу Раймонд… Вильям опять тяжело перевернулся.
Раймонд несчастлив. О, как он наслаждался войной! Он восхищался двумя небольшими сражениями, которые у них были. Возможно, Раймонд чересчур отважен, но он сильный воин и уверенно обороняется, не проявляя ложного геройства.
Раймонд ворочался с боку на бок, как и Вильям. Они делили одну палатку из-за удобства и экономии, и слишком часто, когда Вильям бодрствовал, то мог слышать, что Раймонд тоже не спит. Недавно появился другой симптом беспокойного состояния юноши – посмотрит грустными глазами на Вильяма, скажет «Сэр…» и замолчит. А если Вильям, пребывая не в духе или в задумчивости, спросит «Да, что?», вспыхнет и покачает головой: «Ничего. Извините, сэр…».
Израненное сердце Вильяма сочувствовало Раймонду. Как это тяжело: столько уже потеряв, не получить в награду женщину, которую любишь. Голодный блеск его глаз, когда из Марлоу прибыл посыльный с письмом от Элис, был душераздирающим. Почему Раймонд не может получить Элис, снова и снова спрашивал себя Вильям. Дочь, казалось, отчасти склонялась к этому. И уж, конечно, она окончательно отвергла в душе Обри, хотя, как призналась Вильяму, и не сказала об этом в разговоре с сэром Моджером, поскольку отказывать – дело отца.
Это известие заставило Вильяма отправиться в Херфорд на два дня раньше, чем его отряд, чтобы иметь возможность наедине обговорить все с Обри. Беседа стала только каплей в череде неудач. Обри, застенчивый, но гордый, признался, что не более стремится к Элис, чем та к нему.
– Я не знаю почему, сэр, – сказал мальчик, вспыхнув, – ведь она самая красивая девушка, какую я когда-либо видел, но… но…
– Не волнуйся, Обри, – ответил Вильям, облегченно вздохнув, ведь сын Элизабет, которого он любил, как своего, не будет страдать. – Я только рад, что вы с Элис думаете одинаково. Я был бы рад видеть тебя своим сыном но, полагаю, в данном случае не теряю ничего. Надеюсь, ты будешь любить меня, даже если нас и не соединят кровные узы.
Прозвучавший ответ полностью удовлетворил Вильяма но три дня спустя Обри пришел, ужасно бледный, просить его не рассказывать отцу об их разговоре, то есть о признании в том, что не любит Элис. Вильям успокоил Обри, так как признание по существу никак не влияло на вопрос о браке. Он опечалился бы, узнав, что мальчик страдает, но ни при каких обстоятельствах не собирается форсировать замужество дочери. Обри не стоит беспокоиться. Это дело Вильяма поладить с Моджером, и он легко может сделать это в интересах Элис, даже не упоминая имени сына Элизабет.
Так оно и было, но Вильям обнаружил, что не может сказать Моджеру об отказе, который, как он полагал, того огорчит и разочарует. Это уж слишком – сначала отвергнуть его сына (ибо это будет выглядеть так, раз Обри не может заставить себя публично признаться в своей нелюбви к Элис), а затем отнять у него жену. Стоило его мыслям вернуться к Элизабет, Вильям громко застонал.
– Вы заболели, сэр? – послышался озабоченный голос Раймонда.
Вильям опять едва не застонал.
– Нет, – сказал он, – спи, ради святой Марии.
Ответа не последовало, но Вильям знал, что Раймонд наблюдает за ним в темноте, и добавил:
– Я ел и пил только из наших запасов. Меня не тошнит и у меня ничего не болит. Спи.
Была и другая загадка. Две недели назад, когда они еще стояли в Херфорде, Вильям вернулся после охоты с графом и несколькими близкими друзьями и обнаружил в своей палатке жаркое и гуся с гарниром. Подарок не удивил его. Когда мужчины получают посылки из дома от любящих жен, они часто делятся с друзьями. Он не стал есть, поскольку был приглашен на обед в замок, но в спешке забыл оставить записку, чтобы Раймонд съел все. Потом кто-то из них забыл закрыть вход в палатку, и когда Вильям вернулся, то споткнулся о тело мертвой собаки.
Она могла умереть от чего угодно. Собака была бродячая, грязная и худая. Но странно, никто не пришел и не признался, что это именно он прислал гуся. Вильям не проявил любопытства, а Раймонд обошел весь лагерь с благодарностью за подарок, но никто на нее не откликнулся. Это усилило подозрения Раймонда, и он рассказал о них Вильяму. Тот посмеялся над ним: есть ли кто-нибудь во всем мире, желающий его смерти?
Ни один из них не мог ответить на этот вопрос. Тело собаки было выброшено вместе с недоеденным гусем. Случай был подозрительный, но подозревать было некого, кроме писаря Ричарда. Вильяму он не понравился сразу, но в его записях не было никаких неточностей. Нелепо подозревать его, поскольку он явно не мог быть замешан в двух других инцидентах. Это только случайности в лагерной жизни, убеждал себя Вильям.
Личные ссоры часто вспыхивали в армии, и вовлеченные в них люди бывали порой так возбуждены, что иногда обрушивались на того, кто пытался их приструнить. Вильям с Раймондом как раз отправлялись на турнир и поэтому были вооружены, но все равно едва избежали худшего. Там было только четыре человека, когда они спешились и решили вмешаться, но откуда-то появилось еще несколько. Поднялся шум, но подмога подоспела вовремя, сумев быстро расшвырять всех, за исключением тех, кого они с Раймондом успели убить или ранить. На этом дело и кончилось.
Затем стрела, попавшая Вильяму в левую руку. Это уже труднее поддавалось объяснению. Стрела была уэльской, но теперь многие англичане использовали уэльские луки, поскольку из них легче попадать в цель и обращаться с ними проще, чем с арбалетом. Маловероятно, что одинокий уэльский лучник мог оказаться вблизи английского лагеря. Несколько дюймов правее, и Вильям был бы убит. Раймонд настаивал на попытке умышленного убийства, но Вильям не верил. Ни у кого не было причин убивать его, за исключением пожалуй Моджера.
Вильям опять едва не застонал, но вовремя вспомнил о Раймонде и сдержался. Это не мог быть Моджер. Тот еще не знает, что у него есть основания ненавидеть соседа. Не может знать. Его поведение по отношению к Вильяму не изменилось. В действительности у Моджера есть очень серьезная причина желать Вильяму долгой жизни. Ведь пока тот не отверг возможный брак между Элис и Обри, Моджер должен думать, что Вильям по-прежнему поддерживает его. Смерть Вильяма убила бы надежду на этот союз. Ричард, без сомнения, найдет лучшую партию для Элис.
Все это просто нелепо, сердясь на себя, думал Вильям. Никто не хочет его смерти. Бог знает, отчего сдохла та собака, – быть может, просто объелась; драки в лагере бывали ежедневно; стрела, без сомнения, была выпущена каким-то безмозглым идиотом, обезумевшим от страха за свой промах и поэтому спрятавшимся. Вильям никогда не придал бы этим событиям другого смысла, если бы не отношение к ним Раймонда. Считая подозрительность не лишней, он следил теперь за каждым шагом своего господина со вниманием няньки драгоценного наследника.
Он делал это так хорошо и ненавязчиво, что Вильям не решался бранить Раймонда. Такая трогательная забота выглядела бы совсем комично, если бы не одна деталь. Вильям знал, Раймонд любит его, но был уверен также, что такая преданность объясняется скорее страхом Раймонда перед необходимостью сказать Элис о несчастье, случившемся с ее отцом, предотвратить которое он не сумел. Раймонд и Элис… У Раймонда нет земель, нет дома, и он любит Элис. Если бы Раймонд был там, защищая Марлоу и Бикс, а также Элис, он мог бы забрать Элизабет… Глаза Вильяма закрылись, и он наконец заснул.
На рассвете Вильям проснулся, все еще слыша звуки, жившие в его восхитительных снах. Он лежал, думая о своем сне, прекрасно осознавая, что Элизабет привязана не к Моджеру, а к Хьюэрли, и даже если бы он освободился от ответственности за Элис и свои земли, она не могла бы поступить подобным образом. Вильям вдруг поднялся и виновато посмотрел на Раймонда: не разбудил ли он его. Он сразу понял, что Раймонд не спит. Поднимаясь, он успел заметить выражение тоски и боли в глазах Раймонда, которые тот быстро закрыл. Сердце Вильяма защемило. Он слишком хорошо знал этот взгляд. И его лицо так часто выражало подобное страдание, что нельзя было ошибиться.
Вильям не сказал ничего: Раймонд уже повернулся к нему спиной. Да и что он мог сказать? Если Элис сможет быть счастливой с человеком, которого Ричард предложит ей, имеет ли право он, Вильям, помешать ей только потому, что хочет видеть ее с Раймондом или облегчить его страдания? Хотя Ричард нежно любит Элис, ему не понять, что значит желать женщину, которую не можешь иметь. Ричард был женат дважды – не по любви, по необходимости, но оба раза удачно. Его первый брак был счастливым, пусть и не слишком страстным, зато второй казался удачнее.
Вне сомнений Ричард ждет от Элис того же. Вильям никогда раньше не думал об этом. Он знал, пока жив, Ричард не будет особенно вмешиваться, и согласится на брак с Обри. Ричард знал о такой возможности. Он не слишком его одобрял, считая, что Элис заслуживает большего, но, если она любит Обри, этот союз мог стать прекрасным сочетанием власти и земли в богатом регионе.
Однако все изменилось. План брака с Обри рухнул, и Вильям вдруг подумал о том, что сегодня его ждет сражение. Он не бессмертен.
До сих пор он не получил даже царапины в двух боях, но все может случиться. Если бы та стрела попала чуть-чуть правее… Сегодня они собираются установить в маленькой деревушке засаду на уэльсцев. При неудачном стечении обстоятельств он может быть убит. Ричард далеко – все еще во Фландрии или приближается к Шотландии. Элис может остаться беззащитной. Он рассчитывал, что Моджер поможет ей, но тот сам будет участвовать в сегодняшней акции. Даже если Моджер выйдет из нее живым, он не годится на роль защитника Элис, так как может принудить ее вступить в нежелательный брак.
Нет. Хватит подобных браков. Вильям надел халат и достал письменный прибор. Положив его на колени, он максимально подробно изложил ситуацию Ричарду и свое пожелание: Элис должно быть позволено выйти замуж за Раймонда, если она того пожелает.
Вильям отвел глаза от запечатанного письма и поймал взгляд Раймонда.
– Иногда, – сказал он с улыбкой, – я ощущаю себя идиотом. Раньше, всякий раз отправляясь на войну, я был в свите графа Корнуольского. И мне никогда не приходилось думать о том, что случится, если меня ранят или убьют. Ричард позаботился бы об Элис, как о собственной дочери. Теперь, однако, он далеко, слишком далеко. Если… – Вильям запнулся, а затем все же рассказал Раймонду о расстроившемся браке Элис с Обри.
– Сэр Моджер знает о вашем решении в отношении его сына? – спросил Раймонд, подозрительно глядя на Вильяма.
– Нет. Думаю, сейчас неподходящее время говорить с ним об этом. Он не… у него сложные отношения с сыновьями. Я опасаюсь, что Моджер будет груб с Обри, обвинит его в не желании и неумении добиться расположения Элис. Есть и еще одна причина, – произнес Вильям мягко, – касающаяся только меня. Однако у вас нет оснований подозревать Моджера в том, что он желает мне зла. Моя смерть не поможет ему, поскольку у Ричарда, моего сюзерена, нет оснований поддерживать брак с Обри, разве только в угоду мне.
Раймонд кивнул головой. Лицо его оставалось спокойным, хотя разговор о замужестве Элис буквально разрывал его на части. Он не может сделать ей предложение, не может по ряду причин. С его отцом случится припадок, он, скорее всего, отречется от Раймонда, если тот возьмет жену, которая не принесет им ни богатства, ни почетного родства. С другой, стороны Раймонд причинит боль и сэру Вильяму, которого успел полюбить. Если он женится на Элис, она вынуждена будет жить с ним в Эксе, и Марлоу останется без хозяйки. Ситуация будет еще хуже той, какая так страшит Вильяма.
Раймонд уже понял, Вильям, еще достаточно молодой для того, чтобы заиметь и воспитать наследника, больше не женится. Случайно они с Элис задели этот вопрос в своем недавнем разговоре. В ответ девушка только кивнула головой и сказала: «Есть одна женщина… но он не может вступить с ней в брак, а другая ему не нужна». Поначалу Раймонд считал это безумием. Теперь же, когда сам представил, что берет в жены другую женщину, не Элис, ради земель или власти, то почувствовал подступающую тошноту. Сэр Вильям намеревался оставить свои владения Элис и ее сыновьям. Может ли Раймонд отнять у него это?
Все рассуждения сводились к одному. Когда война закончится, и Раймонд предоставит королю Генриху доказательства лояльности сэра Вильяма, он больше не вернется в Марлоу. Но стоило Раймонду подумать об этом, его пронзила такая боль, что он невольно застонал. Как ни странно, сэр Вильям не отреагировал на это и даже не посмотрел на молодого человека, а начал объяснять, сколь дорог ему Марлоу и о своей надежде, что муж Элис согласится жить там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57