Она была уверена, что говорит правду. Однако если бы Элизабет была столь же любимой и прекрасной в глазах Моджера, как в глазах Вильяма, может быть, она и не сохранила бы в. памяти свою детскую влюбленность – разве только как приятное воспоминание. Она могла читать то, что Вильям думает о ней, по его лицу, и находила себя все более привлекательной. Это была новая оценка ее стройных бедер, нежной смуглой кожи, небольших грудей, таких же крепких, как у только что созревшей девушки.
Вильям тоже не сомневался в правдивости слов Элизабет. Ее отношение к нему было достаточно очевидным, а сознание того, что он был первым – единственным! – мужчиной, доведшим Элизабет до оргазма, железными узами приковывало его к ней. Горько сознавать, что он потеряет ее, как только они расстанутся. Радость и горечь побудили Вильяма возобновить ласки.
– Нет, Вильям. У нас нет времени.
– У нас ничего нет, – ответил он. Глаза Элизабет наполнились слезами.
– Для тебя все случившееся ничего не значит? А для меня – это все. Позволь мне встать, Вильям.
– Ради Бога, не сердись, Элизабет. Ты же знаешь, я не это имел в виду… только то, что не смогу перенести разлуку с тобой. Не успев соединиться, мы должны пойти разными путями.
– Позволь мне встать, – повторила она мягче и погладила его по щеке. – Если я не встану, то испачкаю постель. Не надо давать твоим слугам и дочери доказательство того, что я шлюха.
– Никогда не говори так!
Вильям быстро встал. Элизабет тоже поднялась, потрясенная выражением его глаз.
– Вильям…
– Ты так думаешь? – спросил он с дрожью в голосе. Ты так думаешь о том, что я с тобой сделал?
– Нет! – она обняла и поцеловала его. – Вильям, посмотри на меня. Разве я выгляжу пристыженной? Ты подарил мне драгоценность, которую смогу носить в своем сердце, радость, которая будет облегчать трудные дни жизни Прости, любовь моя. Я так не думаю, но так скажут другие.
– Почему тебя должно волновать, что скажут другие? – проворчал он. – Ты думаешь, я не смогу защитить тебя?
Элизабет вздрогнула. Он мог защитить ее от двадцати лет жизни с Моджером, спасти их всех от мучений, если бы смог до конца сопротивляться намерению своего отца, но она не произнесла этого вслух. Двадцать лет уже прошли, а горькие слова унесли бы радость, охватившую их, несмотря ни на что. Элизабет поцеловала Вильяма еще раз и поспешно стала одеваться.
Некоторое время он грустно наблюдал за ней. Ее движения были так грациозны, что его раздражение вскоре прошло. Пожалуй, единственный недостаток Элизабет – слишком большое внимание тому, «что скажут другие». Ей не хватало мужества, и «что скажут другие» было, без сомнения, одним из средств заставить ее выйти замуж сразу по приезду в Илмер. «Подумай, что скажут другие, если ты вернешься домой незамужней», – должно быть, говорили ей женщины.
Элизабет одевалась быстро и уже застегивала пуговицы на платье, в то время как Вильям только потянулся к своей одежде.
Наконец он тоже оделся и сидел теперь, нахмурившись.
– Если тебя так мало интересует Моджер, как говоришь, почему же так боишься? Пусть узнает о нас. Он не сможет сделать тебе ничего плохого в моем доме, разве только отречется от тебя. И не пой мне умных песен о своих сыновьях. По правде говоря, они не любят отца, а тебя любят… и меня немного. Они скоро…
– Им не доставит удовольствия, если их мать назовут шлюхой. Вильям, остановись! Разве ты сможешь защитить меня, когда будешь в Уэльсе?
– Уэл…
Прерванная речь, испуг в глазах подсказали Элизабет: он забыл о приближающейся войне, забыл обо всем, кроме нее. Она ощутила глубокое удовлетворение, тут же сменившееся страхом за него. Вильям обнял ее, вывел в переднюю комнату и усадил у огня, затем отпер и осторожно приоткрыл дверь. Если никто не пробовал открыть ее, могло показаться, будто он лишь прикрыл дверь, чтобы из зала не проникал холод. Когда Вильям вернулся и встал перед Элизабет, его лицо было мрачным.
– Какой же я дурак! – сказал он с горечью. – Я забыл! Я совершенно забыл об этом глупом уэльском деле! О Боже! Элизабет, поверь, я не подумал… Что же нам делать теперь?
– Ничего. Ты мог забыть, но я – нет. Просто… испугалась. И не хотела отпускать тебя, ничего не оставив себе. Все, что я сделала, я делала, отлично понимая последствия. Ты не отвечаешь за меня, Вильям. Я взрослая женщина.
– Не отвечаю?! Да ты в уме?! Конечно же, я в ответе за любую неприятность, какая из этого может выйти. Я… о Боже! Я не могу даже написать Ричарду и попросить его найти другого человека, способного выполнить обязанности, возложенные на меня. Он во Фландрии… – Тут Вильям запнулся и закрыл было рот, но тайна уже слетела с его языка. – О Господи, – простонал он, – ты ничего не слышала, Элизабет! Где находится Ричард, не должен знать никто, кроме моих.
– Уже забыла, – спокойно ответила Элизабет. – Я правильно поняла – у тебя какое-то специальное задание в Уэльсе?
– Да. Это не секрет, но… но я предпочел бы, чтобы ты не говорила об этом Моджеру.
– Я никогда не говорю с ним ни о тебе, ни о том, что ты мне рассказал. – Элизабет приподняла брови. – Почему ты решил предостеречь меня? Неужели ты перестал доверять мне?
– Я, кажется, не способен ни о чем думать, – вздохнул Вильям. – То, что мы с Ричардом друзья – вещь довольно безобидная, но я обнаружил, став известной, она порождает зависть и… врагов. Люди просят его о милостях, которые, я знаю, он не хотел бы оказывать, но сделал бы это из любви ко мне. Однако я не могу просить его о чем-либо, не могу. Так же, как и просить за кого-то. Понимаешь ли ты меня? Воспользуйся я нашей дружбой, мы с Ричардом перестанем быть друзьями.
– Да, понимаю.
Слезы навернулись на глазах Элизабет. В этом и было различие между дружбой и браком – брак создан для того, чтобы давать и брать. Но все это потеряно навсегда для нее и Вильяма.
– Что с тобой, любимая? – спросил Вильям, опустившись на колени перед ней. – Хочешь, увезу тебя в Бикс? Нет, это будет хуже, чем Марлоу, раз я уезжаю… В Уоллингфорд? Человек Ричарда будет охранять тебя, пока я не вернусь. Ты не будешь там одна. Я думаю, графиня… нет, возможно, она уедет к своей сестре… Графиня! Элизабет, я могу отвезти тебя во владения Санции.
Улыбаясь сквозь слезы, Элизабет наклонилась и остановила его, поцеловав в губы. Она добилась своего: теперь Вильям вернется из Уэльса живым и здоровым. Более того, мальчик, покинувший ее когда-то, стал мужчиной. Он думает прежде всего о ее безопасности, а уж потом обо всем прочем. Говорит, что не воспользуется дружбой с Ричардом Корнуолльским, но тут же хочет навязать молодой жене графа свою любовницу или оставить ее в Уоллингфорде. Граф превратится в пособника, если Вильям умыкнет жену у своего «добропорядочного» соседа.
– Не будь глупым, Вильям, – проворковала Элизабет, неохотно прерывая поцелуй. – Все, что я говорила тебе в Хьюэрли, – правда. Я не люблю Моджера, но он не заслуживает того, чтобы я его бросила и опозорила. И даже если ты прав, а мальчики когда-нибудь смогут простить меня за…
– Не произноси это слово опять! – воскликнул Вильям, поднимаясь на ноги. Его глаза неестественно заблестели.
– Какое слово? О… Нет, но…
– Развод, – сказал Вильям твердо. – Мы найдем невинный повод. Это не слишком трудно. Ричард попросит Бонифация, архиепископа Кентерберийского, дать согласие, и…
– Вильям! – Элизабет встала и взяла его за руки. – Моджер ни за что не согласится, если я ему не отдам Хьюэрли. Я люблю тебя всей душой и телом, но не могу поступить так с моими людьми. Он разорит их и все поместье.
Этого Вильям не учел и стоял теперь, покусывая губы и пытаясь найти обходной путь.
– Я мог бы откупиться, – сказал он, наконец. – У меня не так много денег, но Ричард одолжит, если попрошу. Я мог бы…
Элизабет прервала его речь очередным поцелуем. Внутренне она вздрогнула от того, что Вильям готов влезть в долги, лишь бы добиться ее. Гордость пересиливала страх. Приятно быть желанной.
– Ты ничего не можешь сделать сейчас, – сказала она, как только их губы разъединились. – Когда вернешься из Уэльса, мы обсудим это еще раз.
Ее голос звучал спокойно, но при упоминании Уэльса дрожь прошла по телу, а глаза на мгновение потемнели. Вильям усадил Элизабет в кресло и склонился перед ней.
– Ты боишься, – прошептал он. – Я не могу оставить тебя Моджеру, одну. Я… я напишу Ричарду и…
Прежде он даже представить себе не мог, что сможет отказаться от возложенного на него дела и тем самым, возможно, лишится доверия своего повелителя. На мгновение радость пронзила сердце Элизабет, нашедшей, казалось, способ спасти его от предстоящих боев, но забвение долга – хуже смерти, и в этом будет повинна она.
– Я не боюсь Моджера, – сказала Элизабет. – Я боюсь войны и в этом нет ничего нового.
– Так входите же, – послышался голос Элис через открытую дверь.
– Я не хотел бы мешать старым друзьям, – как-то бесцветно ответил Моджер.
– Не будьте глупцом и заходите, – резко сказала Элис и тут же поправилась: – О, прошу прощения, сэр Моджер, но, если бы папа хотел уединиться, то запер бы дверь. Он часто прикрывает ее, чтобы не уходило тепло.
Элизабет улыбнулась, посмотрев на ошеломленного Вильяма. Элис откровенно лгала совершенно невинным и естественным образом, чего отец никогда раньше не замечал за ней. Предупреждение Элис гарантировало Моджеру, что тот не услышит и не увидит ничего предосудительного, поэтому он решился распахнуть дверь, за которой обнаружил улыбающуюся жену, сидящую лицом к двери, и Вильяма, вид которого едва ли можно было назвать доброжелательным.
– Я слышал, ты заболела, Элизабет, – произнес Моджер. – Рад видеть тебя в добром здравии.
– Я не больна, – ответила жена. – Мне стало дурно, и я даже ненадолго потеряла сознание. Сэр Вильям тоже посчитал меня больной, поэтому, как только мне стало лучше, привел сюда – тут теплее.
Это была чистая правда. Элизабет, предпочитала не лгать Моджеру, тем самым избегая необходимости запоминать ложь и не допуская возможности изобличить себя.
– Но что с тобой случилось? – спросил Моджер.
Его голос был мягким, но Элизабет видела – муж вне себя от гнева. Она вдруг поняла, почему он уходил с Элис – пытался уговорить ее обручиться с Обри. Если девушка была неосторожна, и Моджер догадался, что Элизабет предостерегла… Он убьет ее! Элизабет побледнела и ничего не ответила, позабыв о вопросе. Она не заметила, как вздрогнул и покраснел Вильям, зато это разглядела Элис.
– Это моя ошибка, – сказала она резко и язвительно. – Я забыла обычай вашей семьи, сэр Моджер: держать женщин в неведении подобно мусульманским рабыням и рассказала леди Элизабет о войне в Уэльсе.
– Элис! – воскликнул Вильям, пораженный ее тоном и непочтительностью.
– Мне искренне жаль, – продолжала Элис, своим поведением как бы оправдывая реакцию отца. Ее голос смягчился: – Я забыла также, что Обри у графа Херфордского и его положение не безопасно.
– Я не собирался держать свою жену в неведении, – прорычал Моджер, перенося свой гнев с Элизабет на «эту избалованную сучку», – я сам ничего не знал.
Эта перепалка дала Элизабет время на размышление. Элис, решила она, никогда не выдаст ее Моджеру, потому что никогда не любила его. Лучше ей с мужем сейчас уехать, пока ничего не случилось. Элизабет встала.
– Я хотела бы вернуться домой, пожалуйста, – сказала она. – Мне нужно написать письмо Обри.
Вильям вышел из оцепенения и приказал слуге привести лошадей сэра Моджера из конюшни. Обри! Но Элизабет ни разу не упомянула о мальчике в связи с войной в Уэльсе, только когда они говорили о…
Прощаясь, Вильям долго просил прощения за то, что задержал их. Это выглядело очень естественным. Но он не сможет вернуться к прежним отношениям с Элизабет. Он узнал ее тело. Что если Моджер… Нет, Элизабет сказала, муж не прикасался к ней много лет, и была еще эта женщина – Эмма. Вильям вздохнул. Слава Богу! Он вспомнил и слова Моджера о том, что его самого призывают в Уэльс. Странно…
У Вильяма не было времени на раздумья: Моджер стоял рядом и произносил обычные в подобных случаях слова. Вильям слушал со вниманием, боясь совершить какую-нибудь глупость. Когда он обернулся к Элизабет, желая помочь ей сесть на лошадь, то понял, что опоздал. Она была бледна, очень бледна и это совсем не удивляло Вильяма. Он чувствовал, его сердце готово вырваться из груди.
Вильям ворочался на своей постели и с тоской думал о том, что даже сотня или тысяча миль, отделяющие его от Элизабет, не помогут ему заснуть. Расстояние не могло приглушить эту чарующую «песню сирены» – страстное желание близости с ней. Он не испытывал потребности физической близости – в лагере было достаточно проституток, но Вильям не хотел того, что было не лучше сосуда, в который можно опорожниться, как в ночной горшок.
Глава 9
Хорошо еще, что здесь, с армией, нет Ричарда. Вильям не верил в возможность своего участия в обычных развлечениях сюзерена, занимающих значительное место в лагерной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Вильям тоже не сомневался в правдивости слов Элизабет. Ее отношение к нему было достаточно очевидным, а сознание того, что он был первым – единственным! – мужчиной, доведшим Элизабет до оргазма, железными узами приковывало его к ней. Горько сознавать, что он потеряет ее, как только они расстанутся. Радость и горечь побудили Вильяма возобновить ласки.
– Нет, Вильям. У нас нет времени.
– У нас ничего нет, – ответил он. Глаза Элизабет наполнились слезами.
– Для тебя все случившееся ничего не значит? А для меня – это все. Позволь мне встать, Вильям.
– Ради Бога, не сердись, Элизабет. Ты же знаешь, я не это имел в виду… только то, что не смогу перенести разлуку с тобой. Не успев соединиться, мы должны пойти разными путями.
– Позволь мне встать, – повторила она мягче и погладила его по щеке. – Если я не встану, то испачкаю постель. Не надо давать твоим слугам и дочери доказательство того, что я шлюха.
– Никогда не говори так!
Вильям быстро встал. Элизабет тоже поднялась, потрясенная выражением его глаз.
– Вильям…
– Ты так думаешь? – спросил он с дрожью в голосе. Ты так думаешь о том, что я с тобой сделал?
– Нет! – она обняла и поцеловала его. – Вильям, посмотри на меня. Разве я выгляжу пристыженной? Ты подарил мне драгоценность, которую смогу носить в своем сердце, радость, которая будет облегчать трудные дни жизни Прости, любовь моя. Я так не думаю, но так скажут другие.
– Почему тебя должно волновать, что скажут другие? – проворчал он. – Ты думаешь, я не смогу защитить тебя?
Элизабет вздрогнула. Он мог защитить ее от двадцати лет жизни с Моджером, спасти их всех от мучений, если бы смог до конца сопротивляться намерению своего отца, но она не произнесла этого вслух. Двадцать лет уже прошли, а горькие слова унесли бы радость, охватившую их, несмотря ни на что. Элизабет поцеловала Вильяма еще раз и поспешно стала одеваться.
Некоторое время он грустно наблюдал за ней. Ее движения были так грациозны, что его раздражение вскоре прошло. Пожалуй, единственный недостаток Элизабет – слишком большое внимание тому, «что скажут другие». Ей не хватало мужества, и «что скажут другие» было, без сомнения, одним из средств заставить ее выйти замуж сразу по приезду в Илмер. «Подумай, что скажут другие, если ты вернешься домой незамужней», – должно быть, говорили ей женщины.
Элизабет одевалась быстро и уже застегивала пуговицы на платье, в то время как Вильям только потянулся к своей одежде.
Наконец он тоже оделся и сидел теперь, нахмурившись.
– Если тебя так мало интересует Моджер, как говоришь, почему же так боишься? Пусть узнает о нас. Он не сможет сделать тебе ничего плохого в моем доме, разве только отречется от тебя. И не пой мне умных песен о своих сыновьях. По правде говоря, они не любят отца, а тебя любят… и меня немного. Они скоро…
– Им не доставит удовольствия, если их мать назовут шлюхой. Вильям, остановись! Разве ты сможешь защитить меня, когда будешь в Уэльсе?
– Уэл…
Прерванная речь, испуг в глазах подсказали Элизабет: он забыл о приближающейся войне, забыл обо всем, кроме нее. Она ощутила глубокое удовлетворение, тут же сменившееся страхом за него. Вильям обнял ее, вывел в переднюю комнату и усадил у огня, затем отпер и осторожно приоткрыл дверь. Если никто не пробовал открыть ее, могло показаться, будто он лишь прикрыл дверь, чтобы из зала не проникал холод. Когда Вильям вернулся и встал перед Элизабет, его лицо было мрачным.
– Какой же я дурак! – сказал он с горечью. – Я забыл! Я совершенно забыл об этом глупом уэльском деле! О Боже! Элизабет, поверь, я не подумал… Что же нам делать теперь?
– Ничего. Ты мог забыть, но я – нет. Просто… испугалась. И не хотела отпускать тебя, ничего не оставив себе. Все, что я сделала, я делала, отлично понимая последствия. Ты не отвечаешь за меня, Вильям. Я взрослая женщина.
– Не отвечаю?! Да ты в уме?! Конечно же, я в ответе за любую неприятность, какая из этого может выйти. Я… о Боже! Я не могу даже написать Ричарду и попросить его найти другого человека, способного выполнить обязанности, возложенные на меня. Он во Фландрии… – Тут Вильям запнулся и закрыл было рот, но тайна уже слетела с его языка. – О Господи, – простонал он, – ты ничего не слышала, Элизабет! Где находится Ричард, не должен знать никто, кроме моих.
– Уже забыла, – спокойно ответила Элизабет. – Я правильно поняла – у тебя какое-то специальное задание в Уэльсе?
– Да. Это не секрет, но… но я предпочел бы, чтобы ты не говорила об этом Моджеру.
– Я никогда не говорю с ним ни о тебе, ни о том, что ты мне рассказал. – Элизабет приподняла брови. – Почему ты решил предостеречь меня? Неужели ты перестал доверять мне?
– Я, кажется, не способен ни о чем думать, – вздохнул Вильям. – То, что мы с Ричардом друзья – вещь довольно безобидная, но я обнаружил, став известной, она порождает зависть и… врагов. Люди просят его о милостях, которые, я знаю, он не хотел бы оказывать, но сделал бы это из любви ко мне. Однако я не могу просить его о чем-либо, не могу. Так же, как и просить за кого-то. Понимаешь ли ты меня? Воспользуйся я нашей дружбой, мы с Ричардом перестанем быть друзьями.
– Да, понимаю.
Слезы навернулись на глазах Элизабет. В этом и было различие между дружбой и браком – брак создан для того, чтобы давать и брать. Но все это потеряно навсегда для нее и Вильяма.
– Что с тобой, любимая? – спросил Вильям, опустившись на колени перед ней. – Хочешь, увезу тебя в Бикс? Нет, это будет хуже, чем Марлоу, раз я уезжаю… В Уоллингфорд? Человек Ричарда будет охранять тебя, пока я не вернусь. Ты не будешь там одна. Я думаю, графиня… нет, возможно, она уедет к своей сестре… Графиня! Элизабет, я могу отвезти тебя во владения Санции.
Улыбаясь сквозь слезы, Элизабет наклонилась и остановила его, поцеловав в губы. Она добилась своего: теперь Вильям вернется из Уэльса живым и здоровым. Более того, мальчик, покинувший ее когда-то, стал мужчиной. Он думает прежде всего о ее безопасности, а уж потом обо всем прочем. Говорит, что не воспользуется дружбой с Ричардом Корнуолльским, но тут же хочет навязать молодой жене графа свою любовницу или оставить ее в Уоллингфорде. Граф превратится в пособника, если Вильям умыкнет жену у своего «добропорядочного» соседа.
– Не будь глупым, Вильям, – проворковала Элизабет, неохотно прерывая поцелуй. – Все, что я говорила тебе в Хьюэрли, – правда. Я не люблю Моджера, но он не заслуживает того, чтобы я его бросила и опозорила. И даже если ты прав, а мальчики когда-нибудь смогут простить меня за…
– Не произноси это слово опять! – воскликнул Вильям, поднимаясь на ноги. Его глаза неестественно заблестели.
– Какое слово? О… Нет, но…
– Развод, – сказал Вильям твердо. – Мы найдем невинный повод. Это не слишком трудно. Ричард попросит Бонифация, архиепископа Кентерберийского, дать согласие, и…
– Вильям! – Элизабет встала и взяла его за руки. – Моджер ни за что не согласится, если я ему не отдам Хьюэрли. Я люблю тебя всей душой и телом, но не могу поступить так с моими людьми. Он разорит их и все поместье.
Этого Вильям не учел и стоял теперь, покусывая губы и пытаясь найти обходной путь.
– Я мог бы откупиться, – сказал он, наконец. – У меня не так много денег, но Ричард одолжит, если попрошу. Я мог бы…
Элизабет прервала его речь очередным поцелуем. Внутренне она вздрогнула от того, что Вильям готов влезть в долги, лишь бы добиться ее. Гордость пересиливала страх. Приятно быть желанной.
– Ты ничего не можешь сделать сейчас, – сказала она, как только их губы разъединились. – Когда вернешься из Уэльса, мы обсудим это еще раз.
Ее голос звучал спокойно, но при упоминании Уэльса дрожь прошла по телу, а глаза на мгновение потемнели. Вильям усадил Элизабет в кресло и склонился перед ней.
– Ты боишься, – прошептал он. – Я не могу оставить тебя Моджеру, одну. Я… я напишу Ричарду и…
Прежде он даже представить себе не мог, что сможет отказаться от возложенного на него дела и тем самым, возможно, лишится доверия своего повелителя. На мгновение радость пронзила сердце Элизабет, нашедшей, казалось, способ спасти его от предстоящих боев, но забвение долга – хуже смерти, и в этом будет повинна она.
– Я не боюсь Моджера, – сказала Элизабет. – Я боюсь войны и в этом нет ничего нового.
– Так входите же, – послышался голос Элис через открытую дверь.
– Я не хотел бы мешать старым друзьям, – как-то бесцветно ответил Моджер.
– Не будьте глупцом и заходите, – резко сказала Элис и тут же поправилась: – О, прошу прощения, сэр Моджер, но, если бы папа хотел уединиться, то запер бы дверь. Он часто прикрывает ее, чтобы не уходило тепло.
Элизабет улыбнулась, посмотрев на ошеломленного Вильяма. Элис откровенно лгала совершенно невинным и естественным образом, чего отец никогда раньше не замечал за ней. Предупреждение Элис гарантировало Моджеру, что тот не услышит и не увидит ничего предосудительного, поэтому он решился распахнуть дверь, за которой обнаружил улыбающуюся жену, сидящую лицом к двери, и Вильяма, вид которого едва ли можно было назвать доброжелательным.
– Я слышал, ты заболела, Элизабет, – произнес Моджер. – Рад видеть тебя в добром здравии.
– Я не больна, – ответила жена. – Мне стало дурно, и я даже ненадолго потеряла сознание. Сэр Вильям тоже посчитал меня больной, поэтому, как только мне стало лучше, привел сюда – тут теплее.
Это была чистая правда. Элизабет, предпочитала не лгать Моджеру, тем самым избегая необходимости запоминать ложь и не допуская возможности изобличить себя.
– Но что с тобой случилось? – спросил Моджер.
Его голос был мягким, но Элизабет видела – муж вне себя от гнева. Она вдруг поняла, почему он уходил с Элис – пытался уговорить ее обручиться с Обри. Если девушка была неосторожна, и Моджер догадался, что Элизабет предостерегла… Он убьет ее! Элизабет побледнела и ничего не ответила, позабыв о вопросе. Она не заметила, как вздрогнул и покраснел Вильям, зато это разглядела Элис.
– Это моя ошибка, – сказала она резко и язвительно. – Я забыла обычай вашей семьи, сэр Моджер: держать женщин в неведении подобно мусульманским рабыням и рассказала леди Элизабет о войне в Уэльсе.
– Элис! – воскликнул Вильям, пораженный ее тоном и непочтительностью.
– Мне искренне жаль, – продолжала Элис, своим поведением как бы оправдывая реакцию отца. Ее голос смягчился: – Я забыла также, что Обри у графа Херфордского и его положение не безопасно.
– Я не собирался держать свою жену в неведении, – прорычал Моджер, перенося свой гнев с Элизабет на «эту избалованную сучку», – я сам ничего не знал.
Эта перепалка дала Элизабет время на размышление. Элис, решила она, никогда не выдаст ее Моджеру, потому что никогда не любила его. Лучше ей с мужем сейчас уехать, пока ничего не случилось. Элизабет встала.
– Я хотела бы вернуться домой, пожалуйста, – сказала она. – Мне нужно написать письмо Обри.
Вильям вышел из оцепенения и приказал слуге привести лошадей сэра Моджера из конюшни. Обри! Но Элизабет ни разу не упомянула о мальчике в связи с войной в Уэльсе, только когда они говорили о…
Прощаясь, Вильям долго просил прощения за то, что задержал их. Это выглядело очень естественным. Но он не сможет вернуться к прежним отношениям с Элизабет. Он узнал ее тело. Что если Моджер… Нет, Элизабет сказала, муж не прикасался к ней много лет, и была еще эта женщина – Эмма. Вильям вздохнул. Слава Богу! Он вспомнил и слова Моджера о том, что его самого призывают в Уэльс. Странно…
У Вильяма не было времени на раздумья: Моджер стоял рядом и произносил обычные в подобных случаях слова. Вильям слушал со вниманием, боясь совершить какую-нибудь глупость. Когда он обернулся к Элизабет, желая помочь ей сесть на лошадь, то понял, что опоздал. Она была бледна, очень бледна и это совсем не удивляло Вильяма. Он чувствовал, его сердце готово вырваться из груди.
Вильям ворочался на своей постели и с тоской думал о том, что даже сотня или тысяча миль, отделяющие его от Элизабет, не помогут ему заснуть. Расстояние не могло приглушить эту чарующую «песню сирены» – страстное желание близости с ней. Он не испытывал потребности физической близости – в лагере было достаточно проституток, но Вильям не хотел того, что было не лучше сосуда, в который можно опорожниться, как в ночной горшок.
Глава 9
Хорошо еще, что здесь, с армией, нет Ричарда. Вильям не верил в возможность своего участия в обычных развлечениях сюзерена, занимающих значительное место в лагерной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57