Граница представляет собой обычный ров в шесть метров шириной и два метра глубиной. Преодолевают ров легко все, кроме индейцев, лошади которых, привычные к ровным пространствам, не умеют прыгать.
Через каждые десять лье поставлен небольшой блокгауз, а на главных направлениях разбиты лагеря, где вперемешку находятся солдаты и отбывающие повинность индейцы племени мансос, имеющие обыкновение в одну прекрасную ночь убегать, прихватив лошадей.
Прежде чем вернуться к рассказу о событиях, происходящих в Санта-Фе, хотелось бы сказать несколько слов об Эсперансе — городе, расположенном в сорока восьми километрах от Санта-Фе и не уступающем ему ни по количеству населения, ни по степени благополучия.
В Эсперансе насчитывается не менее двадцати пяти тысяч европейских колонистов; цифра огромная, если учесть общую немногочисленность городского населения Южной Америки. Города же в Северной Америке одержимы фантастическим стремлением к росту: вчера еще скромное поселение, сегодня — богатейший город.
Местная администрация, чтобы привлечь колонистов, дает вновь прибывшим возможность купить дом на выгодных условиях, к которому прилагаются сельскохозяйственный инвентарь, пара лошадей, два быка и двадцать квадратных квадр земли (квадра равняется девяносто восьми метрам).
Колония полностью подчиняется политическому руководителю, который по закону должен исполнять распоряжения губернатора провинции. На деле же он волен поступать беспардонно и бесконтрольно, повинуясь лишь собственной фантазии.
Эта независимость и является основой реальной автономии, особенно утвердившейся во время последних беспорядков, когда самые элегантные в мире колонисты собрались у ворот «juscados de paz» и наголову разбили защищавший его батальон.
Главою, сосредоточившим в своих руках всю власть, стал Леман, врач-швейцарец, обладатель миллионов, собственных заводов по производству тростниковой водки. Это прекрасный, неподражаемый мужчина тридцати пяти лет, недюжинной отваги и энергии, в то же время считался человеком необыкновенно добрым, справедливым, настоящим республиканцем, умевшим укрощать горлопанов.
Добавим, что Леман был к тому же владельцем и основателем местной газеты, называвшейся «Колонист Запада».
Наш новый друг, бывший офицер зуавов, а ныне колонист в Санта-Фе, бургундец Флажоле, жил в доме возле великолепного порта, построенного швейцарским инженером Рола.
Жилище оказалось уютным и изысканным и говорило о том, что его хозяин — человек со вкусом, богатый, поклонник французского комфорта. Гостеприимство было сердечным и изобильным. Нет нужды лишний раз подчеркивать: собравшиеся все время говорили о Париже и пили за Францию.
Настала ночь. Из города доносился негромкий шумок. Можно было различить приглушенный говор, чей-то шепот, бряцание оружия о мостовую, звон шпор и лязг штыков — звуки, знакомые уху Флажоле, как, впрочем, и его гостям.
Буало озабоченно вертелся на стуле.
— Поглядеть бы, хотя бы одним глазом.
— Да, — поддержал Фрике, — ну, немножко.
— А! И охота вам подставлять свои головы? Пусть эти господа сводят между собой счеты, вам же лучше не соваться.
— Но, Флажоле, ты же сказал, опасности нет никакой.
— Все равно не стоит рисковать. К тому же происходящее здесь, признаюсь честно, меня совершенно не тревожит. А! Если бы причина возмущения была иной… Например, угнетенный народ внезапно поднимается, чтобы стать свободным, я бы снял со стены карабин и воскликнул: «На баррикады!» Но какое мне, черт побери, дело до мелких домашних склок, когда свободные как воздух бравые ребята решают мелкие разногласия силой оружия?
— Но мы путешествуем вокруг света не для того, чтобы отсиживаться в четырех стенах. Интересно поглядеть хотя бы немножко на происходящее.
— Ну, месье Флажоле, нас же, в конце концов, не съедят… Посмотрим чуть-чуть.
— Черт побери! Вы хоть знаете, из-за чего тут стреляют?.. Дело в том, что губернатор Ириондо весьма непопулярен среди колонистов. Это крупный мужчина тридцати пяти лет, в общем-то, довольно безобидный, но одержим одной-единственной страстью — к пиву и поглощает его в таких невероятных количествах, что стал бы первым человеком в каком-нибудь из германских университетов. В Буэнос-Айресе этот любитель пива наделал кучу долгов, и это в какой-то мере объясняет, почему он предложил себя в губернаторы. Полагаю, здесь не обошлось без братьев иезуитов, однако не будем вдаваться в подробности.
— Не люблю иезуитов…— четко и определенно высказался Фрике. — Человек иезуитов не может быть моим другом!.. Вот так!
Флажоле и Буало громко захохотали, когда услышали столь неожиданное заявление.
Да, Фрике — личность уникальная.
— А кто же, если это не секрет, собирается занять его место, месье Флажоле?
— Храбрый малый по имени Итуррассе, я желаю ему всех благ.
— Браво! Это мой человек, — воскликнул немного захмелевший от превосходного бургундского Фрике. — Долой Ириондо! И да здравствует Итуррассе!..
— Muere et traidor!.. Muere el traidor!— закричали на улице сотни голосов.
— Что они орут? Так у нас кричат: «На фонарь! Повесить!»
— Боюсь, вы недалеки от истины, — грустно проговорил Флажоле. — Прольется кровь. Налицо заговор. Все руководители уже собрались у Эчеррагуэ — владельца кафе на главной площади — и ждут сигнала «Колорадо».
Не успел бывший зуав произнести последние слова, как внезапно раздалась ружейная стрельба.
Мужчины вздрогнули и в три прыжка выскочили наружу.
Буало не мог не рассмеяться.
— Где ж твое прежнее решение, старый солдат?
— Черт возьми! Попробую примирить враждующие стороны, ну а если не удастся, то попытаюсь смягчить ужасы гражданской войны. Кроме того, могут быть раненые… им понадобится помощь.
— В добрый час! — воскликнул Буало и энергично пожал бургундцу руку. — У тебя доброе и отважное сердце.
— На фонарь! На фонарь!.. — повторял Фрике.
— Да замолчи ты! Раскаркался, как ворона! — воскликнул Флажоле. — Закрой клюв, и пошли!
— Есть, капитан!
Из заведения Эчеррагуэ выскочила беспорядочная группа людей, все размахивали оружием и громко кричали:
— Muere el traidor!
— Они направились к Ириондо… Беднягу прикончат. Во главе группы шел элегантный молодой человек, лет двадцати трех — двадцати четырех, одетый по-европейски.
— Это Кандиотти, — проговорил Флажоле, — мой друг, один из руководителей мятежа. Какая жалость, если ему переломают кости… он богат, умен и храбр, как парижанин.
Кандиотти заметил троих французов и приветственно помахал рукой Флажоле.
Группа росла по мере продвижения и подошла к дому Ириондо, намереваясь взять его во что бы то ни стало.
Дверь оказалась прочной. Несколько заговорщиков принялись рубить ее топорами, прочие вели беглый огонь по фасаду и плотно закрытым окнам. Внезапно дверь отворилась. Поток света от факелов, находившихся в руках дюжины пеонов, залил вход.
Оружия у них не было. Взбешенные «Колорадо» ринулись в широкий коридор и остановились, завидев нечто неожиданное. Бледная, дрожащая, непричесанная, со сверкающими глазами, лицом к ворвавшимся заговорщикам стояла скрестив руки юная девушка, почти ребенок, лет пятнадцати, неописуемой красоты.
Шум смолк, прекратились крики, все замерли.
— Чего вы хотите? — в полной тишине девушка, не сводя глаз с ворвавшихся людей.
— Ириондо! — воскликнул кто-то раздраженным голосом. — Смерть предателю!
— Кто осмеливается заявлять, будто Ириондо предатель? — воскликнула она.
— Я! — ответил нарушивший молчание. — Это я желаю ему смерти!..
— Ты, Педро? Ведь отец спас тебя от тюрьмы!..
— Умри же и ты, змея! — крикнул огромный метис и выстрелил.
Быстрый как молния Кандиотти оттолкнул оружие метиса в момент выстрела, затем, огрев ублюдка саблей плашмя по лицу, звенящим голосим приказал:
— Разоружите его!
Четверо человек тотчас вырвали у метиса нож и револьвер.
— Убирайся!.. Мы воюем с мужчинами!.. Мерзавец, посягнувший на жизнь женщины, не имеет права находиться в рядах патриотов, — произнес гневно Кандиотти.
Взбешенный метис побагровел и со следами удара на лице удалился нетвердой походкой.
— А вы, дитя, поймите, — продолжал отважный партизан, — противостоять воле народа просто глупо. Разрешите пройти, сеньорита… «Колорадо» города Санта-Фе низлагают губернатора Ириондо.
— Вы не тронете моего отца! Нет! Сеньор Кандиотти, это невозможно!.. Смилуйтесь над ним… Сжальтесь!.. Заклинаю во имя вашей матери…
Молодой человек вложил саблю в ножны, почтительно снял шляпу и легким движением руки отодвинул девушку, едва стоявшую на ногах.
Эта сцена длилась недолго. Но когда повстанцы вошли в дом, то Ириондо там уже не было; пока дочь вела переговоры с непрошеными гостями, губернатору в сопровождении капитана Барриаса удалось бежать и укрыться в иезуитском колледже.
Поиски в стенах этого заведения оказались бесплодными. Ириондо просидел под главным алтарем сорок восемь часов без еды и питья и в смертельном страхе ждал, чем кончится восстание.
Заговорщики решили: Ириондо, возможно, укрылся в местной тюрьме. Туда тотчас же отправилась группа всадников. Проскакав через проход Санто-Томе, они очутились перед зданием тюрьмы.
Тем же маршрутом отправился Флажоле, договорившись с Буало и Фрике о встрече. Те же пришли на площадь другим путем, со стороны губернаторского дома. Так трое французов снова оказались вместе.
Опять зазвучали возгласы: «Смерть предателю!..» Обезумевшие от ярости и тростниковой водки, люди бросились на штурм местной тюрьмы.
Огромные ворота были заперты. Неустрашимый Кандиотти первым подошел, вставил револьвер в замочную скважину и четыре раза выстрелил. Пятого выстрела не потребовалось. Как и в доме Ириондо, ворота внезапно распахнулись во всю ширину.
Раздалась команда: «Пли!» Мрачный, точно пещера, длинный коридор осветился зловещими вспышками. На наступавших обрушился свинцовый дождь пуль, выпущенных из множества ремингтонов.
Кандиотти, Итуррассе и сотня их сторонников моментально залегли. Пространство наполнилось дымом. Стоны раненых смешались с криками горечи и отчаяния. Зрелище было ужасным.
Застигнутые врасплох, но не разгромленные, «колорадо» оправились от неожиданности и с ножами в руках обрушились на два взвода провинциальной гвардии, засевших в местной тюрьме.
Атака была остановлена штыками первого взвода, а второй взвод вынудил нападавших покинуть территорию тюрьмы. Но «Колорадо» попытались предпринять новый штурм.
Флажоле, Буало и Фрике, само собой разумеется, безоружные, очутились из-за своей безответственной бравады в самом опасном месте. Казалось, их хранил какой-то добрый гений.
— Этих отчаянных ребят перебьют до последнего, — заметил бывший офицер зуавов. — Вот несчастье! О, Боже… Хотя это меня не касается, но большего я вынести не в силах. Отходить! — он. — Отходить!..
Услышав команду, повстанцы рассыпались, как полагается пехотинцам, и приняли меры предосторожности: одни укрылись за деревьями на площади, другие легли ничком.
Переждав немного, нападавшие повели огонь по широко распахнутым воротам местной тюрьмы, в ответ слышались выстрелы из ремингтонов.
Солдаты провинциальной гвардии, являвшиеся частью регулярных войск, в конце концов сумели закрыть ворота: нападавшие остались снаружи.
Пока один из взводов вел огонь из бойниц на фасаде главного корпуса, другой поднялся на «асотею» (террасу) и стрелял без остановки, но, впрочем, и без особого успеха.
Внезапно протрубил рожок, и на западе, где располагались «cuartel d'infanteria» (пехотные казармы), послышался барабанный бой.
— Вы сейчас попадете в окружение! — воскликнул Флажоле. — Идет отряд на помощь гвардии. Через несколько минут вы очутитесь между двух огней.
— Нельзя допустить, чтобы этих храбрецов перестреляли как кроликов, — звенящим голосом прокричал Фрике.
— Отряд необходимо остановить…
— Но как? — Буало.
— Черт побери! А баррикады на что?!
Стоило лишь произнести это слово, как повстанцы, видя приближение беды, занялись мостовой улицы, ведущей от площади к казармам.
Двойная баррикада, спереди и сзади снабженная брустверами, возникла как по волшебству — хватило пяти минут. И вот наступил решающий момент. Тридцать человек остались на баррикадах, а прочие заняли боковые улицы.
Восставшие были готовы стоять насмерть, прекрасно понимая, что если их схватят, то расстреляют без суда. Так лучше пасть, отстреливаясь до последнего патрона.
Тридцать решительных мужчин, хорошо снабженные боеприпасами, сумели благодаря воздвигнутому «коло-радо» заграждению остановить пехотное подразделение.
И произошло вот что. По иронии судьбы Буало и Фрике, разлученные с Флажоле, очутились среди защитников баррикады.
— Это идиотизм, — проговорил гамен. — Ввязаться в такую авантюру! Политика наводит на меня смертельную тоску. Мне нет дела ни до Ириондо, ни до Итуррассе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52