д.
Стоит упомянуть и дикий бетель, ятраппу медицинскую, разнообразнейшие разновидности молочая, протею, ананасы, арахис, саговые плантации, дикий ячмень, бананы, сорго, маис, «муцину пруриканс», наводящую страх на туземцев, потому что волокна ее с невероятной цепкостью, точно настоящие иглы, проникают под кожу.
Все эти растения, деревья, кустарники, лианы, травы, злаки, увешанные плодами, усеянные цветами, или склоняющиеся под тяжестью полновесных колосьев, наполненных зерном, переплетаются друг с другом, вьются, торчат в разные стороны и образуют колоссальный зеленый партер, где на свободе резвятся животные, составляющие тропическую фауну.
Носороги, рыжие и черные буйволы, бегемоты, слоны катаются по богатому зеленому ковру, а в воздух взмывают стаи марабу, балеарских журавлей, венценосных журавлей, фламинго, пестрокрылых гусей, зимородков, цапель, ибисов, болотных колпиков, куликов, а то и диких уток.
Семейство змей весьма многочисленно, начиная с боа и питонов и кончая маленькой зеленой гадюкой. Скверное соседство, неприятная встреча.
Обезьян попадалось превеликое множество, и они корчили путешественникам жуткие гримасы, сопровождаемые градом кокосовых орехов: среди них были черные обезьяны с белыми шейками, маленькие серые обезьянки, огромные рычащие бабуины, шимпанзе и прочие.
Фрике старался изо всех сил запомнить классификацию видов и методично изучить эту занимательную книгу природы. Говорят, путешествия формируют молодых людей при условии, что они приобретают новые знания и обращают их на пользу, а стало быть, «Кругосветное путешествие», задуманное Фрике, не будет бесплодным.
— Ах, доктор, — не раз говаривал наш гамен, обращаясь к Ламперьеру. — Если бы не вы, я бы изучал ботанику возле топки машины! Мне так хочется учиться. Больше любишь и больше восхищаешься, когда знаешь!
— Прекрасно сказано, Фрике, — проговорил Андре, умиленный столь серьезным подходом маленького парижанина к формированию собственной личности, проявившимся без посторонней подсказки. — И учтите, мой друг, у вас прекрасная память!
— О! Видите ли, месье Андре, я никогда не утруждал ее так, как сейчас! Надо нагонять упущенное! И учиться у вас так приятно. Мне слишком хорошо.
Утром караван вновь неторопливо отправился в путь.
Чернокожие с трудом двигались под ритм простенькой мелодии. Слон шел налегке: трое европейцев решили размяться и пройти один переход пешком. Фрике беспечно перебегал из стороны в сторону в поисках то плода, то ягоды, то насекомого. И вдруг раздался отчаянный крик.
— Что случилось? — спросил доктор.
— Я обо что-то уколол ногу.
— Покажи… быстро!
— Да нет… ничего… меня, наверное, укусил красный муравей, так щекотно. Ой! Похоже, что-то серьезное… Доктор, мне плохо… Сердце схватило… Доктор! Мне холодно…
— Дитя мое! Маленький мой… что с тобой?.. Говори…
— Там… на ноге… что-то в меня вцепилось… Больше гамен говорить не мог: страшно побледнев, он откинул голову назад, глаза закрылись, тело била дрожь. Фрике упал бы, если бы Андре не подхватил его.
С того мгновения, как Фрике закричал, прошло всего две минуты. Что же случилось?
Доктор быстро закатал бурнус Фрике.
— Бедный мальчик!..
На ноге, пониже колена, виднелась маленькая желтая змейка, длиной не более сорока сантиметров, она прокусила тонкую ткань панталон Фрике и глубоко впилась в тело.
Все силы маленькой рептилии, казалось, сосредоточились в этом укусе; ужалила она от ярости и теперь не могла высвободиться. Ее отвратительное скрюченное тельце оставалось жестким и неподвижным, точно в каталептическом состоянии.
Доктор быстро раскрыл большой складной нож так, чтобы угол между рукояткой и лезвием составил примерно сорок пять градусов. Затем просунул рукоятку под тельце змеи и дернул на себя, после чего с глухим щелчком лезвие раскрылось полностью.
Удар обезглавил змею. Зубы ее наконец разжались, и голова рептилии упала подле туловища, свалившегося в выгоревшую траву.
На месте укуса виднелись две ранки, оставленные острыми зубами. Вокруг уже появилось синеватое пятно размером с пятифранковую монету.
У чернокожих при виде маленькой желтой змейки на лицах появилось выражение ужаса. По их мнению, Фрике уже пропал, ведь укус этой змеи считается смертельным.
— Такова судьба, — хладнокровно проговорил подошедший Ибрагим. — Твой друг, — добавил он, обращаясь к Андре, — умрет.
Маленький парижанин находился в обмороке.
— Доктор!.. Друг мой!.. Спасите его!.. — отчаянно воскликнул молодой человек. — Скажите… что с ним будет?
— Спокойно! Предоставьте действовать мне.
Доктор мгновенно сделал на коже гамена крестообразный надрез ножом и, не боясь погибнуть от сильнейшего змеиного яда, стал отсасывать ртом кровь, не желавшую даже свертываться.
— Дайте я! — попросил Андре.
— Ну нет! — проговорил хирург, сплевывая кровь. — А вдруг яд на вас подействует? Тогда погибнем все трое… и потом, я все же врач…
— Это мой друг!
Битва великодушных намерений завершилась победой Андре, и он энергично проделал ту же опасную операцию, что и доктор.
А что же в это время делал негритенок?
Мажесте был потрясен до глубины души. Он хотел, как во время охоты на гориллу, предложить что-то, но не смог внятно объяснить.
Видя бесполезность усилий, он схватил у одного абиссинца кирку и стал яростно бить землю. Что он задумал? Неужели решил выкопать могилу другу? Или усомнился в правильности действий белых людей, до того представлявшихся ему существами высшего порядка?
Надо было прижечь ранки. Калить нож уже было некогда. Полезть в патронташ, достать патрон, вскрыть его пальцами и высыпать содержимое на открытую рану оказалось делом минуты.
Ибрагим флегматично попыхивал трубкой.
— Возьмите-ка, — сказал он, решительно дернув доктора за одежду.
Сгоревший табак превратился в уголь, который доктор и высыпал на кончик ножа.
Порох воспламенился. Кожа почернела, вздулась, треснула…
Невыносимая боль — результат прижигания — казалось, оживила Фрике, до того погруженного в глубокий обморок. Но несчастный был мертвенно бледен и еле дышал. Глаза были плотно закрыты.
Негритенок же рыл яму со все возрастающей скоростью.
— Доктор… месье Андре…— спустя минуту едва выговорил бедный Фрике, — конец… Надвигается холод… как жаль, я так вас всех люблю… Позаботьтесь о моем бедном… черном… брате… я умираю! Но… мне хочется умереть достойно!.. — добавил парижанин и из последних сил произнес: — Прощайте… друзья мои!..
Доктор, бледный, точно призрак, массировал мальчику грудь. На глазах Андре показались крупные слезы. Двое мужчин представляли собой живое воплощение страдания, достигшего предела. Абиссинцы Ибрагима, все до одного обожавшие маленького парижанина, да и сам Ибрагим, тоже тяжело переживали случившееся.
— Такова судьба, — тихим, низким голосом проговорил работорговец и со скорбным почтением склонился над умирающим.
Раздалось рычание, совершенно не похожее не человеческий возглас. Чернокожий мальчик, завершивший свой непонятный труд, отбросил кирку и, не переводя дыхание, жадно хватая ртом воздух, обливаясь потом, одним прыжком подскочил к Фрике.
— Моя не хочет твоя умирать! — сказал он.
И, приподняв с невероятной силой тело друга, понес его к свежевырытой яме.
Он обнажил до самого бедра укушенную ногу Фрике, посиневшую, распухшую и уже наливавшуюся желтоватым серозным инфильтратом.
В изумлении доктор и Андре, не вмешиваясь, следили за действиями чернокожего мальчика.
Неграм известны таинственные рецепты, противоречащие всем законам терапии, однако в ряде случаев приводящие к невероятным результатам. Быть может, время еще не истекло, и кто сказал, что спасение невозможно?
Ожидание оказалось недолгим. Негритенок уложил недвижного Фрике наземь и опустил до самого дна ямы больную ногу.
По сути дела, яма представляла собой глубокую борозду, выкопанную под углом примерно в тридцать пять градусов; так что вторая нога оставалась на поверхности.
Торс Фрике поддерживался холмиком свежей земли, а под голову был уложен пучок трав.
Не теряя ни секунды, негритенок стал присыпать погруженную ногу землей, разминая с величайшим старанием горсть за горстью.
И вот яма закопана, а нога энергичными шлепками закрыта землей вплоть до бедра. Но Фрике по-прежнему казался мертвым. Дышит ли он?
Доктор, желая удостовериться, приблизил к губам блестящее лезвие ножа… на полированной стали появилось чуть заметное облачко.
— Он жив, — проговорил врач дрожащим голосом.
— Остается надеяться!.. Как знать?.. Хотя спасти его может только чудо.
Мажесте присел на корточки позади гамена, приподнял ему голову и стал снимать с уголков губ белесую пену Казалось, он действовал спокойно и уверенно, лицо выражало абсолютную безмятежность, чего не скажешь обелых.
Ибрагим приказал разбить лагерь. Люди были измучены жаждой, но, вопреки обыкновению, не издали радостных криков.
Несчастные рабы, выстроившиеся под листьями, с неснятыми оковами, тотчас же погрузились в тяжелую дрему. Что для них значило происшедшее? Быть может, кто-то из них, а то и большинство, хотели бы очутиться на месте умирающего.
Невыносимо медленно тянулись два тревожных часа.
— Это конец, — с отчаянием выдавил из себя Андре, — он не шевелится. Бедное дитя!
— Друг мой, я в отчаянии, — проговорил в ответ доктор. — Мальчик мой, дорогой! Какой добрый! Какой храбрый! Нет, это невозможно! Нельзя поверить, что это конец. Какая смелость! Какая прямота!..
— Но, муше Доти, но, муше Адли, его не мертвый, его не мертвый, твоя говорю!
…На щеках Фрике стал проступать слабый румянец. Он открыл глаза.
— Жив! Андре, смотрите! Жив! — произнес доктор сдавленным от избытка чувств голосом.
— Совершенно верно.
Грудь гамена исторгла легкий вздох, затем стон, потом крик!..
Вовторой раз юноша чудомостался жив.
— А что же это вы со мною сделали?— чувствуя страшную боль в ноге, едва сумел выговорить он. — У меня, наверное, переломаны кос… О-ля-ля! Вытащите меня из могилы! Я не умер! Освободите! Я жив! Доктор! На помощь! На помощь!
— Ну-ну, мой мальчик, успокойся. Ты спасен, не бойся!
— Но скажите же, что со мной. Даже не знаю, где нахожусь…— Тут юноша увидел улыбающегося во весь рот Мажесте. — Ах да, змея… Я выздоровел… правда?
— Да, мой маленький, конечно… только пока отдохни, очень скоро я обо всем тебе расскажу.
— А ты, братишка, такой милый и заботливый! Может, тебе дана жизнь, чтобы сохранить мою? Но где же месье Андре?
— Я здесь, дружище.
— Ах, как хорошо, а то мне уже показалось, что все кончено…
— Ладно, займемся делом, — прервал парижанина доктор, — надо же поглядеть на результаты столь загадочного и таинственного метода лечения!
— Вам легко говорить! Мне больно, как грешнику в аду. Хочу вылезти из этой могилы!
— Не! Не! — же закричал Мажесте и знаками показал: надо оставаться на месте.
Боль настолько усилилась, что Фрике приходилось удерживать чуть ли не силой. Но Мажесте не позволял прервать сеанс загадочного лечения.
Наконец, с величайшими предосторожностями, негритенок высвободил маленького парижанина. Как только землю стряхнули, боли прекратились.
Освобожденная из плена нога приобрела прежний цвет; оставалось лишь пятнышко на том месте, где горел порох, и никаких припухлостей.
Гамен, ощущавший странную усталость, все-таки захотел приподняться и даже попробовал перепрыгнуть через голову негритенка, однако силы ему изменили: нога сильно онемела из-за слишком долгого пребывания в одном положении.
— Черти парижские!.. Неужели я такой слабый? — Убедившись в сказанном, юноша принялся насмехаться над собственной немощью. — Вот это да! Значит, придется повременить с прыжками, над которыми так смеялся бедный Бикондо! Ну, ладно, хорошо, хоть жив остался! Послушай-ка, Мажесте, что же получается? — смешную рожу, обратился к негритенку Фрике. — Раз я обязан тебе жизнью, значит, ты мой «приемный» папаша? — смех гамена, веселый и открытый, зазвучал, подобно фанфарам.
По правде говоря, Мажесте даже не знал, как ответить, но, увидя Фрике веселым и здоровым, просто произнес:
— Ага!
— Больше всего мне хочется тебя обнять!
И оба стали смущенно клясться друг другу в вечной дружбе.
— Доктор, меня удивили две вещи. Лежа в яме, я наблюдал за вон теми цветами, на дереве. Они два раза меняли цвет; в середине дня были желтыми, а теперь стали совсем синими. Быть может, это цветы-барометры? Ну, те, которые предупреждают о перемене погоды.
— Я решительно не имел сегодня ни малейшей возможности на них поглядеть; но это растение и впрямь интересно. Называют его «хао». По утрам его цветы белые, но, пока солнце за день обойдет небесный круг, они меняют окраску три раза. Живут они всего один день — на другое утро вместо них вырастают новые. А какой у тебя второй вопрос?
— Почему, когда мою ногу закопали в землю, я вылечился от укуса желтой змеи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Стоит упомянуть и дикий бетель, ятраппу медицинскую, разнообразнейшие разновидности молочая, протею, ананасы, арахис, саговые плантации, дикий ячмень, бананы, сорго, маис, «муцину пруриканс», наводящую страх на туземцев, потому что волокна ее с невероятной цепкостью, точно настоящие иглы, проникают под кожу.
Все эти растения, деревья, кустарники, лианы, травы, злаки, увешанные плодами, усеянные цветами, или склоняющиеся под тяжестью полновесных колосьев, наполненных зерном, переплетаются друг с другом, вьются, торчат в разные стороны и образуют колоссальный зеленый партер, где на свободе резвятся животные, составляющие тропическую фауну.
Носороги, рыжие и черные буйволы, бегемоты, слоны катаются по богатому зеленому ковру, а в воздух взмывают стаи марабу, балеарских журавлей, венценосных журавлей, фламинго, пестрокрылых гусей, зимородков, цапель, ибисов, болотных колпиков, куликов, а то и диких уток.
Семейство змей весьма многочисленно, начиная с боа и питонов и кончая маленькой зеленой гадюкой. Скверное соседство, неприятная встреча.
Обезьян попадалось превеликое множество, и они корчили путешественникам жуткие гримасы, сопровождаемые градом кокосовых орехов: среди них были черные обезьяны с белыми шейками, маленькие серые обезьянки, огромные рычащие бабуины, шимпанзе и прочие.
Фрике старался изо всех сил запомнить классификацию видов и методично изучить эту занимательную книгу природы. Говорят, путешествия формируют молодых людей при условии, что они приобретают новые знания и обращают их на пользу, а стало быть, «Кругосветное путешествие», задуманное Фрике, не будет бесплодным.
— Ах, доктор, — не раз говаривал наш гамен, обращаясь к Ламперьеру. — Если бы не вы, я бы изучал ботанику возле топки машины! Мне так хочется учиться. Больше любишь и больше восхищаешься, когда знаешь!
— Прекрасно сказано, Фрике, — проговорил Андре, умиленный столь серьезным подходом маленького парижанина к формированию собственной личности, проявившимся без посторонней подсказки. — И учтите, мой друг, у вас прекрасная память!
— О! Видите ли, месье Андре, я никогда не утруждал ее так, как сейчас! Надо нагонять упущенное! И учиться у вас так приятно. Мне слишком хорошо.
Утром караван вновь неторопливо отправился в путь.
Чернокожие с трудом двигались под ритм простенькой мелодии. Слон шел налегке: трое европейцев решили размяться и пройти один переход пешком. Фрике беспечно перебегал из стороны в сторону в поисках то плода, то ягоды, то насекомого. И вдруг раздался отчаянный крик.
— Что случилось? — спросил доктор.
— Я обо что-то уколол ногу.
— Покажи… быстро!
— Да нет… ничего… меня, наверное, укусил красный муравей, так щекотно. Ой! Похоже, что-то серьезное… Доктор, мне плохо… Сердце схватило… Доктор! Мне холодно…
— Дитя мое! Маленький мой… что с тобой?.. Говори…
— Там… на ноге… что-то в меня вцепилось… Больше гамен говорить не мог: страшно побледнев, он откинул голову назад, глаза закрылись, тело била дрожь. Фрике упал бы, если бы Андре не подхватил его.
С того мгновения, как Фрике закричал, прошло всего две минуты. Что же случилось?
Доктор быстро закатал бурнус Фрике.
— Бедный мальчик!..
На ноге, пониже колена, виднелась маленькая желтая змейка, длиной не более сорока сантиметров, она прокусила тонкую ткань панталон Фрике и глубоко впилась в тело.
Все силы маленькой рептилии, казалось, сосредоточились в этом укусе; ужалила она от ярости и теперь не могла высвободиться. Ее отвратительное скрюченное тельце оставалось жестким и неподвижным, точно в каталептическом состоянии.
Доктор быстро раскрыл большой складной нож так, чтобы угол между рукояткой и лезвием составил примерно сорок пять градусов. Затем просунул рукоятку под тельце змеи и дернул на себя, после чего с глухим щелчком лезвие раскрылось полностью.
Удар обезглавил змею. Зубы ее наконец разжались, и голова рептилии упала подле туловища, свалившегося в выгоревшую траву.
На месте укуса виднелись две ранки, оставленные острыми зубами. Вокруг уже появилось синеватое пятно размером с пятифранковую монету.
У чернокожих при виде маленькой желтой змейки на лицах появилось выражение ужаса. По их мнению, Фрике уже пропал, ведь укус этой змеи считается смертельным.
— Такова судьба, — хладнокровно проговорил подошедший Ибрагим. — Твой друг, — добавил он, обращаясь к Андре, — умрет.
Маленький парижанин находился в обмороке.
— Доктор!.. Друг мой!.. Спасите его!.. — отчаянно воскликнул молодой человек. — Скажите… что с ним будет?
— Спокойно! Предоставьте действовать мне.
Доктор мгновенно сделал на коже гамена крестообразный надрез ножом и, не боясь погибнуть от сильнейшего змеиного яда, стал отсасывать ртом кровь, не желавшую даже свертываться.
— Дайте я! — попросил Андре.
— Ну нет! — проговорил хирург, сплевывая кровь. — А вдруг яд на вас подействует? Тогда погибнем все трое… и потом, я все же врач…
— Это мой друг!
Битва великодушных намерений завершилась победой Андре, и он энергично проделал ту же опасную операцию, что и доктор.
А что же в это время делал негритенок?
Мажесте был потрясен до глубины души. Он хотел, как во время охоты на гориллу, предложить что-то, но не смог внятно объяснить.
Видя бесполезность усилий, он схватил у одного абиссинца кирку и стал яростно бить землю. Что он задумал? Неужели решил выкопать могилу другу? Или усомнился в правильности действий белых людей, до того представлявшихся ему существами высшего порядка?
Надо было прижечь ранки. Калить нож уже было некогда. Полезть в патронташ, достать патрон, вскрыть его пальцами и высыпать содержимое на открытую рану оказалось делом минуты.
Ибрагим флегматично попыхивал трубкой.
— Возьмите-ка, — сказал он, решительно дернув доктора за одежду.
Сгоревший табак превратился в уголь, который доктор и высыпал на кончик ножа.
Порох воспламенился. Кожа почернела, вздулась, треснула…
Невыносимая боль — результат прижигания — казалось, оживила Фрике, до того погруженного в глубокий обморок. Но несчастный был мертвенно бледен и еле дышал. Глаза были плотно закрыты.
Негритенок же рыл яму со все возрастающей скоростью.
— Доктор… месье Андре…— спустя минуту едва выговорил бедный Фрике, — конец… Надвигается холод… как жаль, я так вас всех люблю… Позаботьтесь о моем бедном… черном… брате… я умираю! Но… мне хочется умереть достойно!.. — добавил парижанин и из последних сил произнес: — Прощайте… друзья мои!..
Доктор, бледный, точно призрак, массировал мальчику грудь. На глазах Андре показались крупные слезы. Двое мужчин представляли собой живое воплощение страдания, достигшего предела. Абиссинцы Ибрагима, все до одного обожавшие маленького парижанина, да и сам Ибрагим, тоже тяжело переживали случившееся.
— Такова судьба, — тихим, низким голосом проговорил работорговец и со скорбным почтением склонился над умирающим.
Раздалось рычание, совершенно не похожее не человеческий возглас. Чернокожий мальчик, завершивший свой непонятный труд, отбросил кирку и, не переводя дыхание, жадно хватая ртом воздух, обливаясь потом, одним прыжком подскочил к Фрике.
— Моя не хочет твоя умирать! — сказал он.
И, приподняв с невероятной силой тело друга, понес его к свежевырытой яме.
Он обнажил до самого бедра укушенную ногу Фрике, посиневшую, распухшую и уже наливавшуюся желтоватым серозным инфильтратом.
В изумлении доктор и Андре, не вмешиваясь, следили за действиями чернокожего мальчика.
Неграм известны таинственные рецепты, противоречащие всем законам терапии, однако в ряде случаев приводящие к невероятным результатам. Быть может, время еще не истекло, и кто сказал, что спасение невозможно?
Ожидание оказалось недолгим. Негритенок уложил недвижного Фрике наземь и опустил до самого дна ямы больную ногу.
По сути дела, яма представляла собой глубокую борозду, выкопанную под углом примерно в тридцать пять градусов; так что вторая нога оставалась на поверхности.
Торс Фрике поддерживался холмиком свежей земли, а под голову был уложен пучок трав.
Не теряя ни секунды, негритенок стал присыпать погруженную ногу землей, разминая с величайшим старанием горсть за горстью.
И вот яма закопана, а нога энергичными шлепками закрыта землей вплоть до бедра. Но Фрике по-прежнему казался мертвым. Дышит ли он?
Доктор, желая удостовериться, приблизил к губам блестящее лезвие ножа… на полированной стали появилось чуть заметное облачко.
— Он жив, — проговорил врач дрожащим голосом.
— Остается надеяться!.. Как знать?.. Хотя спасти его может только чудо.
Мажесте присел на корточки позади гамена, приподнял ему голову и стал снимать с уголков губ белесую пену Казалось, он действовал спокойно и уверенно, лицо выражало абсолютную безмятежность, чего не скажешь обелых.
Ибрагим приказал разбить лагерь. Люди были измучены жаждой, но, вопреки обыкновению, не издали радостных криков.
Несчастные рабы, выстроившиеся под листьями, с неснятыми оковами, тотчас же погрузились в тяжелую дрему. Что для них значило происшедшее? Быть может, кто-то из них, а то и большинство, хотели бы очутиться на месте умирающего.
Невыносимо медленно тянулись два тревожных часа.
— Это конец, — с отчаянием выдавил из себя Андре, — он не шевелится. Бедное дитя!
— Друг мой, я в отчаянии, — проговорил в ответ доктор. — Мальчик мой, дорогой! Какой добрый! Какой храбрый! Нет, это невозможно! Нельзя поверить, что это конец. Какая смелость! Какая прямота!..
— Но, муше Доти, но, муше Адли, его не мертвый, его не мертвый, твоя говорю!
…На щеках Фрике стал проступать слабый румянец. Он открыл глаза.
— Жив! Андре, смотрите! Жив! — произнес доктор сдавленным от избытка чувств голосом.
— Совершенно верно.
Грудь гамена исторгла легкий вздох, затем стон, потом крик!..
Вовторой раз юноша чудомостался жив.
— А что же это вы со мною сделали?— чувствуя страшную боль в ноге, едва сумел выговорить он. — У меня, наверное, переломаны кос… О-ля-ля! Вытащите меня из могилы! Я не умер! Освободите! Я жив! Доктор! На помощь! На помощь!
— Ну-ну, мой мальчик, успокойся. Ты спасен, не бойся!
— Но скажите же, что со мной. Даже не знаю, где нахожусь…— Тут юноша увидел улыбающегося во весь рот Мажесте. — Ах да, змея… Я выздоровел… правда?
— Да, мой маленький, конечно… только пока отдохни, очень скоро я обо всем тебе расскажу.
— А ты, братишка, такой милый и заботливый! Может, тебе дана жизнь, чтобы сохранить мою? Но где же месье Андре?
— Я здесь, дружище.
— Ах, как хорошо, а то мне уже показалось, что все кончено…
— Ладно, займемся делом, — прервал парижанина доктор, — надо же поглядеть на результаты столь загадочного и таинственного метода лечения!
— Вам легко говорить! Мне больно, как грешнику в аду. Хочу вылезти из этой могилы!
— Не! Не! — же закричал Мажесте и знаками показал: надо оставаться на месте.
Боль настолько усилилась, что Фрике приходилось удерживать чуть ли не силой. Но Мажесте не позволял прервать сеанс загадочного лечения.
Наконец, с величайшими предосторожностями, негритенок высвободил маленького парижанина. Как только землю стряхнули, боли прекратились.
Освобожденная из плена нога приобрела прежний цвет; оставалось лишь пятнышко на том месте, где горел порох, и никаких припухлостей.
Гамен, ощущавший странную усталость, все-таки захотел приподняться и даже попробовал перепрыгнуть через голову негритенка, однако силы ему изменили: нога сильно онемела из-за слишком долгого пребывания в одном положении.
— Черти парижские!.. Неужели я такой слабый? — Убедившись в сказанном, юноша принялся насмехаться над собственной немощью. — Вот это да! Значит, придется повременить с прыжками, над которыми так смеялся бедный Бикондо! Ну, ладно, хорошо, хоть жив остался! Послушай-ка, Мажесте, что же получается? — смешную рожу, обратился к негритенку Фрике. — Раз я обязан тебе жизнью, значит, ты мой «приемный» папаша? — смех гамена, веселый и открытый, зазвучал, подобно фанфарам.
По правде говоря, Мажесте даже не знал, как ответить, но, увидя Фрике веселым и здоровым, просто произнес:
— Ага!
— Больше всего мне хочется тебя обнять!
И оба стали смущенно клясться друг другу в вечной дружбе.
— Доктор, меня удивили две вещи. Лежа в яме, я наблюдал за вон теми цветами, на дереве. Они два раза меняли цвет; в середине дня были желтыми, а теперь стали совсем синими. Быть может, это цветы-барометры? Ну, те, которые предупреждают о перемене погоды.
— Я решительно не имел сегодня ни малейшей возможности на них поглядеть; но это растение и впрямь интересно. Называют его «хао». По утрам его цветы белые, но, пока солнце за день обойдет небесный круг, они меняют окраску три раза. Живут они всего один день — на другое утро вместо них вырастают новые. А какой у тебя второй вопрос?
— Почему, когда мою ногу закопали в землю, я вылечился от укуса желтой змеи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52