И не забудьте о кувшинах.
Двое мужчин, которые только что втащили по крутой лестнице полную ванну, что-то мрачно пробормотали, забрали монеты и, кивнув знаменитому грабителю, вышли. Руперт с изумлением смотрел на свою гостью.
На Октавии было ярко-оранжевое платье, которое явно знало лучшие дни. Грудь колыхалась над низким вырезом, едва прикрытая старым изодранным кружевом. Верхняя юбка подколота выше щиколоток, и из-под нее виднелись грязная нижняя и пара деревянных башмаков. На голове Октавии алел завязанный под подбородком платок, из-под которого на плечо спускалась длинная коса. Под ногтями виднелась черная кайма.
Она положила на пол узелок, поставила корзину, улыбнулась и, тряхнув головой, спросила:
— Хороша деваха из таверны?
— Дьявол меня раздери, Октавия! — воскликнул Руперт. — Что это значит?
— Я решила, будет лучше, если к тебе станут приходить две различные женщины, — объяснила она. — Одна — таинственная леди под вуалью. Другая — девчонка из таверны. Это окончательно собьет их с толку.
Руперт недоверчиво покачал головой, но прежде, чем успел что-либо ответить, появилась Эми. В руках она несла кувшин с водой, бритву и мыло. Она недоверчиво уставилась на гостью:
— Ты кто?
— Подружка Лорда Ника, — важно ответила Октавия. — Но разве тебя это касается?
— Это мой джентльмен, — сморщила нос Эми. — Он не нуждается, чтобы за ним присматривал кто-нибудь еще. Здесь моя территория. Так что окажи любезность, выметайся вон!
— Я имею полное право посещать заключенного. — Октавия скривилась, как от неприятного запаха. — Заруби себе на носу — ты для него слуга, а я — подружка. Так что поставь вещи у ванны и убирайся отсюда. Если понадобишься, тебя позовут.
Эми набрала воздуха в легкие, явно намереваясь разразиться ругательствами. Но давящийся от смеха Руперт успел встать между женщинами.
— Спасибо, Эми, — тепло проговорил он. — Я тебе очень благодарен. Теперь мне придется во многом полагаться на тебя.
Прачка поостыла.
— Всегда к вашим услугам, сэр, не то что посетительницы, которым рано или поздно придется отсюда уйти, — фыркнула она в сторону Октавии.
— Именно так, Эми, — согласился Руперт, подталкивая служанку к двери.
Наконец, покосившись в последний раз на Октавию, прачка ушла. Руперт закрыл за ней дверь, прислонился к косяку и посмотрел на «деваху из таверны» смеющимися глазами.
— Приходится признать, что актриса ты великолепная.
— А разве ты раньше не знал? — ответила она таким тоном, словно это само собой разумелось. — Мы ведь с тобой постоянно на сцене.
— Да. Но пьеса, Октавия, окончена.
— Глупости, — покачала головой девушка. — А теперь прими ванну. Я принесла чистую одежду, настойку опия, арнику и туалетные принадлежности. Так что поживешь со всеми удобствами до тех пор, пока нам не удастся тебя отсюда вытащить.
В ее тоне появилось нечто такое, что Руперт понял: спорить бесполезно. Если ей легче считать, что еще можно что-то сделать, жестоко ее разочаровывать. Она и сама скоро все поймет.
— Ты, кажется, все предусмотрела, — сменил он тему.
— Как будто бы, — улыбнулась Октавия. — А теперь расслабься. Тебе не нужно ни о чем заботиться. Я все сделаю сама.
Она осторожно сняла с его плеч изодранный сюртук, расстегнула жилет и рубашку и вскрикнула от ужаса — на боку темнел здоровенный синяк.
— Что они с тобой сделали?
— Немного позабавились. Но я не хрустальный, дорогая.
— Ты крепкий, — согласилась Октавия. — Но если бы я сумела до них добраться, своими руками вырвала бы их трусливые сердца. — Октавия смотрела на Руперта в ярости, а пальцы тем временем гладили его широкую грудь. — Малодушные негодяи!
— В этом ты совершенно права. — Руперт почувствовал, как проходит подавленность.
Октавия расстегнула ремень и подтолкнула Руперта к кровати:
— Сядь.
— Не самое соблазнительное разоблачение, — буркнул он, устраиваясь на краешке. Октавия склонилась, чтобы снять с него сапоги. — Ты ведешь себя как сиделка, а не как любовница.
Девушка подняла глаза и улыбнулась. Ее глаза светились радостью, и Руперт понял, зачем она пришла.
— Погоди, все в свое время.
— Ладно, — ответил он, изображая удовлетворенный вздох.
— А теперь забирайся в ванну. Вот и еще кувшины несут.
Октавия открыла дверь и взяла принесенную воду.
Руперт опустился в горячую ванну и застонал от удовольствия и боли, когда израненную кожу омыла вода. Опершись головой о край, он вытянул ноги.
— Я помою тебе волосы, — сказала Октавия, подтаскивая один из кувшинов к ванне. — Нагнись вперед.
Руперт повиновался и закрыл глаза, когда теплая вода побежала по голове и спине. Он снова почувствовал себя как в детстве: о нем заботились, за ним ухаживали. Эта мысль его позабавила и принесла облегчение.
Руки Октавии осторожно, но умело поглаживали и массировали голову. Он вспомнил, как сам однажды таким же образом снимал у нее напряжение. Пальцы дрогнули — нервные окончания в них не забыли, как прикасались к ее коже и податливое мягкое тело уступало их движениям.
— Нравится? — спросила девушка, и ее ладони скользнули вниз по спине. Она понимала, что доставляет Руперту удовольствие.
Он удовлетворенно заворчал:
— Было бы еще лучше, если бы ты сняла с себя платье.
Октавия улыбнулась и, склонившись над краем ванны, поцеловала его в губы. Присев на корточки, она расстегнула лиф платья, скинула его с плеч и, голая по пояс, потянулась за мылом. Зажав его между ладонями, снова наклонилась над ванной. Груди, как спелые груши, повисли над головой Руперта, и он стал ловить ртом соски, лаская их языком и нежно покусывая.
Руки Руперта сжали ее талию, нащупали сбившийся комом на поясе лиф:
— Снимай остальное.
— Тебе уже лучше? — рассмеялась она и, повозившись с крючком, сбросила на пол платье и нижнюю юбку. Потом распрямилась, чтобы он мог видеть ее обнаженное тело.
— Замечательно. — Он перенес ее через край, расплескав при этом воду на дубовые доски, потом усадил в узком пространстве верхом на себя.
— Ну вот, ты намочил мне чулки, — притворно рассердилась она.
— Придется снять, — нашелся Руперт и стал поглаживать на ее шее быстро бьющуюся жилку. Насмешка исчезла из глаз.
— Я по тебе соскучился, Октавия. Не могу описать как.
— И я. — Она ласкала его лицо. — Я так хотела, чтобы ты развеял мои горести. Заставил себя простить, но сама не шла к тебе навстречу. Хотела, но не могла.
— Тебе было очень трудно это сделать. Ведь мое единственное извинение таится в прошлом.
— И ты по-прежнему не скажешь мне о нем?
Руперт покачал головой, глаза потемнели от боли и гнева, который Октавия теперь легко узнавала.
— Эту историю я должен унести с собой в могилу. Зла теперь не исправить, и никому не будет лучше оттого, что я ее расскажу.
Глаза Октавии вспыхнули.
— Ты не прав. Никогда ты не был так не прав, как сейчас, Руперт Уорвик.
Прежде чем Руперт успел что-либо ответить, ее губы прижались к его губам. Поцелуй был исполнен такого желания, что его отчаяние растворилось в силе ее страсти.
Руки девушки впились в его плечи, язык проник в рот, стремясь испить сладостные соки и, подобно вампиру, испробовать животворящую кровь. Октавия развела бедра и приняла его в себя.
В этом акте любви Октавия не оставила Руперту никакой роли, изголодавшись по любовнику, сама овладевала им. Он лежал спокойно, тихо наслаждаясь, пока ее тело горело в огне, слушал слова земной страсти, которые она нашептывала на ухо, позволяя руководить безумной вспышкой. Октавия подняла голову, и Руперт посмотрел прямо в ее искаженное желанием лицо: кожа прозрачно светилась, глаза изумленно расширились. Губы поспешно раскрылись, язык облизал выступивший на его лбу соленый пот.
— Как я тебя хочу, — прошептала она. — Боже, как я тебя хочу!
Октавия вся сомкнулась на нем, и Руперт чувствовал, что с каждым новым порывом проникает в нее все глубже и глубже. И когда достиг самого сокровенного, тело девушки содрогнулось. Настал всепобеждающий миг торжества, и она проговорила:
— Я не позволю тебе умереть, Руперт.
Он почувствовал, что растворяется в приливе ее страсти, и слова, как клочки бумаги на ветру, унеслись прочь.
Прилив спал, жар угас, и он услышал их вновь — шепот на ухо. Руперт не ответил, да Октавия и не требовала никакого ответа.
Она лежала на нем в быстро остывающей воде, и сердце замедляло ритм, выравнивая его с ритмом сердца любимого. Потом встала на колени и рассмеялась так легко, что Руперт засомневался: а был ли яростный напор тех подслушанных слов?
— Ну как, хорошее лечение твоих синяков?
— Лучше некуда. Да и твое поведение вполне соответствует поведению девицы из таверны. — Рука потянулась, чтобы похлопать ее по заду, но он тут же ее отдернул. — Нет, боюсь той дамы в вуали.
— Она не будет приходить слишком часто, — живо возразила Октавия. — Ровно столько, сколько потребуется, чтобы создать налет тайны. — И она соблазнительно подставила спину его ладони.
— Вылезай, — Руперт шлепнул ее ниже поясницы, — а то юная Эми войдет и поднимет шум.
— Ревнивая девчушка. — С мокрой Октавии на пол скатывались капли. — Куда же я положила полотенца? Ах, вот они, все еще в корзине.
Она вытащила из корзины плотное белое полотенце и завернулась в него.
— Позвольте-ка, милорд, я вас вытру.
Улыбаясь, Руперт выбрался из ванны и покорно встал, а она, сосредоточенно хмурясь, ходила вокруг него с полотенцем — вытирала с тела воду и смазывала синяки арникой.
— А как здесь? — Она игриво провела ладонью по его животу. — Немного массажа, думаю, не повредит. Руперт схватил ее за запястье и отвел руку:
— Спасибо, Октавия, но мне нужна передышка.
— С каких это пор?
— С тех самых, как со мной позабавились три здоровенных мужлана.
— Бедняжка, я совсем не подумала, — тут же переменила тон Октавия. И поспешила к узелку, который принесла с собой. — Смотри, здесь чистое белье и костюм для верховой езды. Решила, что в штанах из оленьей кожи тебе будет удобно.
— На приглашение из Сент-Джеймсского дворца я не рассчитываю, — горько согласился Руперт, принимая узелок.
Октавия хотела было возразить, но, видимо, передумала и промолчала. Просто наклонилась и подобрала скомканное платье. Когда она стала выжимать чулки, в комнате повисла тишина.
Руперт с наслаждением застегнул рубашку и надел штаны. Чистая одежда словно возродила его.
Он взглянул на Октавию, надевавшую деревянные башмаки на босу ногу. Девушка тоже подняла глаза и улыбнулась:
— Вот теперь ты стал похож на самого себя.
— И чувствую себя самим собой. Осталось только побриться. — Он провел ладонью по колючему подбородку.
— Бен к тебе скоро зайдет. Бесси надавала ему всякой снеди и других вещей. — Октавия устроилась на узком подоконнике и, грея спину на солнце, наблюдала, как он намыливает щеки. — Бен очень переживает.
Руперт ничего не ответил. Он понимал, какие чувства испытывал хозяин таверны. В феврале палач отнял у него двух лучших друзей. Джеральд Аберкорн был ему почти что братом. Потеря еще одного ближайшего друга станет для него испытанием, почти невыносимым.
Октавия выглянула во внутренний дворик. Особого порядка она там не заметила: заключенных без кандалов не отличить от знакомых, родственников и торговцев, настойчиво предлагающих свой товар. Неужели из этой мешанины людей невозможно украсть одного человека?
Она взглянула на мощную спину Руперта. Да, Лорда Ника не спрячешь. Но надо найти какой-нибудь способ.
Октавия снова выглянула в окно. С двумя коробами на плечах сквозь толпу протискивался Бен.
— А вот и твой друг!
— Славно! — Руперт вытер с лица полотенцем остатки мыла и посмотрелся в зеркало. — Будто родился заново. Дорогая, ты сотворила чудо.
— Маленькое чудо. — Она подошла к нему. — Но я уверена, что смогу сотворить и большое.
Руперт погладил ее по волосам, провел пальцем по подбородку, но ничего не ответил.
— Привет, Ник! — Запыхавшись, в комнату ввалился Бен. — Я вижу, мисс принесла тебе новый наряд. — Он говорил весело, но по загнанному выражению глаз и угрюмому лицу можно было понять, что у него на душе. — Бесси наложила столько всякой всячины, что можно накормить армию.
— Ну, юная Эми совсем расстроится. — Октавия спрыгнула с подоконника. — Прачка Руперта. Большая собственница. Уже пыталась меня выгнать.
Бен посмотрел на нее с некоторым удивлением:
— Вполне естественно, мисс. Вы вылитая уличная девка. Октавия ответила ему насмешливым взглядом:
— Надеюсь, это не замарает мое имя?
— Конечно, нет, — заторопился с ответом Бен.
— Я вас оставлю вдвоем, — объявила мужчинам Октавия. — Нужно кое-куда сбегать по делам.
— Неужели в этом наряде? — вскинул голову Руперт.
— Нет, в платье леди Уорвик, — успокоила она мужа. — Нам обоим нужно, чтобы в эти дни меня чаще видели в обществе. Люди считают, что ты на несколько дней уехал из города. Пусть и дальше так думают. Не надо, чтобы задавали двусмысленные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Двое мужчин, которые только что втащили по крутой лестнице полную ванну, что-то мрачно пробормотали, забрали монеты и, кивнув знаменитому грабителю, вышли. Руперт с изумлением смотрел на свою гостью.
На Октавии было ярко-оранжевое платье, которое явно знало лучшие дни. Грудь колыхалась над низким вырезом, едва прикрытая старым изодранным кружевом. Верхняя юбка подколота выше щиколоток, и из-под нее виднелись грязная нижняя и пара деревянных башмаков. На голове Октавии алел завязанный под подбородком платок, из-под которого на плечо спускалась длинная коса. Под ногтями виднелась черная кайма.
Она положила на пол узелок, поставила корзину, улыбнулась и, тряхнув головой, спросила:
— Хороша деваха из таверны?
— Дьявол меня раздери, Октавия! — воскликнул Руперт. — Что это значит?
— Я решила, будет лучше, если к тебе станут приходить две различные женщины, — объяснила она. — Одна — таинственная леди под вуалью. Другая — девчонка из таверны. Это окончательно собьет их с толку.
Руперт недоверчиво покачал головой, но прежде, чем успел что-либо ответить, появилась Эми. В руках она несла кувшин с водой, бритву и мыло. Она недоверчиво уставилась на гостью:
— Ты кто?
— Подружка Лорда Ника, — важно ответила Октавия. — Но разве тебя это касается?
— Это мой джентльмен, — сморщила нос Эми. — Он не нуждается, чтобы за ним присматривал кто-нибудь еще. Здесь моя территория. Так что окажи любезность, выметайся вон!
— Я имею полное право посещать заключенного. — Октавия скривилась, как от неприятного запаха. — Заруби себе на носу — ты для него слуга, а я — подружка. Так что поставь вещи у ванны и убирайся отсюда. Если понадобишься, тебя позовут.
Эми набрала воздуха в легкие, явно намереваясь разразиться ругательствами. Но давящийся от смеха Руперт успел встать между женщинами.
— Спасибо, Эми, — тепло проговорил он. — Я тебе очень благодарен. Теперь мне придется во многом полагаться на тебя.
Прачка поостыла.
— Всегда к вашим услугам, сэр, не то что посетительницы, которым рано или поздно придется отсюда уйти, — фыркнула она в сторону Октавии.
— Именно так, Эми, — согласился Руперт, подталкивая служанку к двери.
Наконец, покосившись в последний раз на Октавию, прачка ушла. Руперт закрыл за ней дверь, прислонился к косяку и посмотрел на «деваху из таверны» смеющимися глазами.
— Приходится признать, что актриса ты великолепная.
— А разве ты раньше не знал? — ответила она таким тоном, словно это само собой разумелось. — Мы ведь с тобой постоянно на сцене.
— Да. Но пьеса, Октавия, окончена.
— Глупости, — покачала головой девушка. — А теперь прими ванну. Я принесла чистую одежду, настойку опия, арнику и туалетные принадлежности. Так что поживешь со всеми удобствами до тех пор, пока нам не удастся тебя отсюда вытащить.
В ее тоне появилось нечто такое, что Руперт понял: спорить бесполезно. Если ей легче считать, что еще можно что-то сделать, жестоко ее разочаровывать. Она и сама скоро все поймет.
— Ты, кажется, все предусмотрела, — сменил он тему.
— Как будто бы, — улыбнулась Октавия. — А теперь расслабься. Тебе не нужно ни о чем заботиться. Я все сделаю сама.
Она осторожно сняла с его плеч изодранный сюртук, расстегнула жилет и рубашку и вскрикнула от ужаса — на боку темнел здоровенный синяк.
— Что они с тобой сделали?
— Немного позабавились. Но я не хрустальный, дорогая.
— Ты крепкий, — согласилась Октавия. — Но если бы я сумела до них добраться, своими руками вырвала бы их трусливые сердца. — Октавия смотрела на Руперта в ярости, а пальцы тем временем гладили его широкую грудь. — Малодушные негодяи!
— В этом ты совершенно права. — Руперт почувствовал, как проходит подавленность.
Октавия расстегнула ремень и подтолкнула Руперта к кровати:
— Сядь.
— Не самое соблазнительное разоблачение, — буркнул он, устраиваясь на краешке. Октавия склонилась, чтобы снять с него сапоги. — Ты ведешь себя как сиделка, а не как любовница.
Девушка подняла глаза и улыбнулась. Ее глаза светились радостью, и Руперт понял, зачем она пришла.
— Погоди, все в свое время.
— Ладно, — ответил он, изображая удовлетворенный вздох.
— А теперь забирайся в ванну. Вот и еще кувшины несут.
Октавия открыла дверь и взяла принесенную воду.
Руперт опустился в горячую ванну и застонал от удовольствия и боли, когда израненную кожу омыла вода. Опершись головой о край, он вытянул ноги.
— Я помою тебе волосы, — сказала Октавия, подтаскивая один из кувшинов к ванне. — Нагнись вперед.
Руперт повиновался и закрыл глаза, когда теплая вода побежала по голове и спине. Он снова почувствовал себя как в детстве: о нем заботились, за ним ухаживали. Эта мысль его позабавила и принесла облегчение.
Руки Октавии осторожно, но умело поглаживали и массировали голову. Он вспомнил, как сам однажды таким же образом снимал у нее напряжение. Пальцы дрогнули — нервные окончания в них не забыли, как прикасались к ее коже и податливое мягкое тело уступало их движениям.
— Нравится? — спросила девушка, и ее ладони скользнули вниз по спине. Она понимала, что доставляет Руперту удовольствие.
Он удовлетворенно заворчал:
— Было бы еще лучше, если бы ты сняла с себя платье.
Октавия улыбнулась и, склонившись над краем ванны, поцеловала его в губы. Присев на корточки, она расстегнула лиф платья, скинула его с плеч и, голая по пояс, потянулась за мылом. Зажав его между ладонями, снова наклонилась над ванной. Груди, как спелые груши, повисли над головой Руперта, и он стал ловить ртом соски, лаская их языком и нежно покусывая.
Руки Руперта сжали ее талию, нащупали сбившийся комом на поясе лиф:
— Снимай остальное.
— Тебе уже лучше? — рассмеялась она и, повозившись с крючком, сбросила на пол платье и нижнюю юбку. Потом распрямилась, чтобы он мог видеть ее обнаженное тело.
— Замечательно. — Он перенес ее через край, расплескав при этом воду на дубовые доски, потом усадил в узком пространстве верхом на себя.
— Ну вот, ты намочил мне чулки, — притворно рассердилась она.
— Придется снять, — нашелся Руперт и стал поглаживать на ее шее быстро бьющуюся жилку. Насмешка исчезла из глаз.
— Я по тебе соскучился, Октавия. Не могу описать как.
— И я. — Она ласкала его лицо. — Я так хотела, чтобы ты развеял мои горести. Заставил себя простить, но сама не шла к тебе навстречу. Хотела, но не могла.
— Тебе было очень трудно это сделать. Ведь мое единственное извинение таится в прошлом.
— И ты по-прежнему не скажешь мне о нем?
Руперт покачал головой, глаза потемнели от боли и гнева, который Октавия теперь легко узнавала.
— Эту историю я должен унести с собой в могилу. Зла теперь не исправить, и никому не будет лучше оттого, что я ее расскажу.
Глаза Октавии вспыхнули.
— Ты не прав. Никогда ты не был так не прав, как сейчас, Руперт Уорвик.
Прежде чем Руперт успел что-либо ответить, ее губы прижались к его губам. Поцелуй был исполнен такого желания, что его отчаяние растворилось в силе ее страсти.
Руки девушки впились в его плечи, язык проник в рот, стремясь испить сладостные соки и, подобно вампиру, испробовать животворящую кровь. Октавия развела бедра и приняла его в себя.
В этом акте любви Октавия не оставила Руперту никакой роли, изголодавшись по любовнику, сама овладевала им. Он лежал спокойно, тихо наслаждаясь, пока ее тело горело в огне, слушал слова земной страсти, которые она нашептывала на ухо, позволяя руководить безумной вспышкой. Октавия подняла голову, и Руперт посмотрел прямо в ее искаженное желанием лицо: кожа прозрачно светилась, глаза изумленно расширились. Губы поспешно раскрылись, язык облизал выступивший на его лбу соленый пот.
— Как я тебя хочу, — прошептала она. — Боже, как я тебя хочу!
Октавия вся сомкнулась на нем, и Руперт чувствовал, что с каждым новым порывом проникает в нее все глубже и глубже. И когда достиг самого сокровенного, тело девушки содрогнулось. Настал всепобеждающий миг торжества, и она проговорила:
— Я не позволю тебе умереть, Руперт.
Он почувствовал, что растворяется в приливе ее страсти, и слова, как клочки бумаги на ветру, унеслись прочь.
Прилив спал, жар угас, и он услышал их вновь — шепот на ухо. Руперт не ответил, да Октавия и не требовала никакого ответа.
Она лежала на нем в быстро остывающей воде, и сердце замедляло ритм, выравнивая его с ритмом сердца любимого. Потом встала на колени и рассмеялась так легко, что Руперт засомневался: а был ли яростный напор тех подслушанных слов?
— Ну как, хорошее лечение твоих синяков?
— Лучше некуда. Да и твое поведение вполне соответствует поведению девицы из таверны. — Рука потянулась, чтобы похлопать ее по заду, но он тут же ее отдернул. — Нет, боюсь той дамы в вуали.
— Она не будет приходить слишком часто, — живо возразила Октавия. — Ровно столько, сколько потребуется, чтобы создать налет тайны. — И она соблазнительно подставила спину его ладони.
— Вылезай, — Руперт шлепнул ее ниже поясницы, — а то юная Эми войдет и поднимет шум.
— Ревнивая девчушка. — С мокрой Октавии на пол скатывались капли. — Куда же я положила полотенца? Ах, вот они, все еще в корзине.
Она вытащила из корзины плотное белое полотенце и завернулась в него.
— Позвольте-ка, милорд, я вас вытру.
Улыбаясь, Руперт выбрался из ванны и покорно встал, а она, сосредоточенно хмурясь, ходила вокруг него с полотенцем — вытирала с тела воду и смазывала синяки арникой.
— А как здесь? — Она игриво провела ладонью по его животу. — Немного массажа, думаю, не повредит. Руперт схватил ее за запястье и отвел руку:
— Спасибо, Октавия, но мне нужна передышка.
— С каких это пор?
— С тех самых, как со мной позабавились три здоровенных мужлана.
— Бедняжка, я совсем не подумала, — тут же переменила тон Октавия. И поспешила к узелку, который принесла с собой. — Смотри, здесь чистое белье и костюм для верховой езды. Решила, что в штанах из оленьей кожи тебе будет удобно.
— На приглашение из Сент-Джеймсского дворца я не рассчитываю, — горько согласился Руперт, принимая узелок.
Октавия хотела было возразить, но, видимо, передумала и промолчала. Просто наклонилась и подобрала скомканное платье. Когда она стала выжимать чулки, в комнате повисла тишина.
Руперт с наслаждением застегнул рубашку и надел штаны. Чистая одежда словно возродила его.
Он взглянул на Октавию, надевавшую деревянные башмаки на босу ногу. Девушка тоже подняла глаза и улыбнулась:
— Вот теперь ты стал похож на самого себя.
— И чувствую себя самим собой. Осталось только побриться. — Он провел ладонью по колючему подбородку.
— Бен к тебе скоро зайдет. Бесси надавала ему всякой снеди и других вещей. — Октавия устроилась на узком подоконнике и, грея спину на солнце, наблюдала, как он намыливает щеки. — Бен очень переживает.
Руперт ничего не ответил. Он понимал, какие чувства испытывал хозяин таверны. В феврале палач отнял у него двух лучших друзей. Джеральд Аберкорн был ему почти что братом. Потеря еще одного ближайшего друга станет для него испытанием, почти невыносимым.
Октавия выглянула во внутренний дворик. Особого порядка она там не заметила: заключенных без кандалов не отличить от знакомых, родственников и торговцев, настойчиво предлагающих свой товар. Неужели из этой мешанины людей невозможно украсть одного человека?
Она взглянула на мощную спину Руперта. Да, Лорда Ника не спрячешь. Но надо найти какой-нибудь способ.
Октавия снова выглянула в окно. С двумя коробами на плечах сквозь толпу протискивался Бен.
— А вот и твой друг!
— Славно! — Руперт вытер с лица полотенцем остатки мыла и посмотрелся в зеркало. — Будто родился заново. Дорогая, ты сотворила чудо.
— Маленькое чудо. — Она подошла к нему. — Но я уверена, что смогу сотворить и большое.
Руперт погладил ее по волосам, провел пальцем по подбородку, но ничего не ответил.
— Привет, Ник! — Запыхавшись, в комнату ввалился Бен. — Я вижу, мисс принесла тебе новый наряд. — Он говорил весело, но по загнанному выражению глаз и угрюмому лицу можно было понять, что у него на душе. — Бесси наложила столько всякой всячины, что можно накормить армию.
— Ну, юная Эми совсем расстроится. — Октавия спрыгнула с подоконника. — Прачка Руперта. Большая собственница. Уже пыталась меня выгнать.
Бен посмотрел на нее с некоторым удивлением:
— Вполне естественно, мисс. Вы вылитая уличная девка. Октавия ответила ему насмешливым взглядом:
— Надеюсь, это не замарает мое имя?
— Конечно, нет, — заторопился с ответом Бен.
— Я вас оставлю вдвоем, — объявила мужчинам Октавия. — Нужно кое-куда сбегать по делам.
— Неужели в этом наряде? — вскинул голову Руперт.
— Нет, в платье леди Уорвик, — успокоила она мужа. — Нам обоим нужно, чтобы в эти дни меня чаще видели в обществе. Люди считают, что ты на несколько дней уехал из города. Пусть и дальше так думают. Не надо, чтобы задавали двусмысленные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48