Руперт видел, как Октавия выходила с Филиппом из гостиной, и во время ее отсутствия чувствовал себя как на иголках, хотя и продолжал флиртовать с Маргарет Дрейтон.
Чем они занимались? Вопрос не давал покоя. Руперт представлял Октавию в объятиях брата: его губы прижимаются к ее губам, язык настойчиво проникает в ее рот, длинные пальцы мнут и марают белоснежную кожу. Одна за другой проносились приводившие в ярость, отталкивающие картины. Нет, их дело надо решать как-то по-другому.
— Эй, Уорвик, мы сегодня утром видели вашего приятеля! — прокричал вместо приветствия, продираясь сквозь толпу, Дирк Ригби. — Чудной человек, этот ваш Тадеуш Нильсон.
Руперт поднял испытующий взгляд и в упор посмотрел на вето.
— Извините, вы говорите загадками. — Его глаза были холодны и пусты, словно в них вовсе не было жизни. — Утверждаете, что утром встретили какого-то моего приятеля?
Скорым соображением Дирк Ригби похвастаться не мог.
— Ну как же… — Он выглядел явно озадаченным. — Тот самый тип, о котором вы нам рассказывали?.. — Чтобы помочь мысли, он несколько раз моргнул и наморщил нос.
Взгляд Руперта стал еще холоднее и отрешеннее.
— Извините, но я не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете.
— И вы совершенно правы! — поспешно вступил в разговор Гектор, при этом пихнув Дирка в бок. — Дирк вас с кем-то спутал… Он так забывчив. Подтверди скорей, дорогой!
Постепенно до Ригби стало кое-что доходить. Его лицо прояснилось.
— Конечно же! — с готовностью согласился он, утирая выступивший на лбу пот. — Страшно забывчив. Совершенно не могу сосредоточиться. Вот и вас, Уорвик, перепутал с другим… Был уверен, что он — это вы.
— Такое удивительное сходство? — вежливо поинтересовался Руперт.
— Потрясающее, — тут же уцепился за это объяснение Дирк. — Невероятное. Точно вы — близнецы. Правда, Лакросс? Настоящие близнецы. Никогда не видел, чтобы люди были так похожи.
— Неужели? И кто же этот мой двойник? Я его знаю?
— М-м-м… не… не думаю. Как же его звали, Гектор? — Дирк обратился за помощью к приятелю.
— Вы его не знаете, Уорвик, — спокойно произнес Лакросс. — Мы его третьего дня встретили на скачках, разговорились, и выяснилось, что у него есть связи, которые нас очень интересуют. — Гектор с удовольствием втянул в себя нюхательный табак. — И получили интересное предложение.
Руперт кивнул:
— Поздравляю. Надеюсь, под «интересным» предложением вы подразумеваете выгодное?
— Возможно, возможно. — Лакросс поклонился и отошел. Ригби секунду колебался, но последовал за компаньоном.
Удивительно, размышлял Руперт, как такой умный человек, как Оливер Морган, мог стать жертвой двух набитых дураков? Видимо, права была Октавия, когда говорила, что отец живет в собственном мире, а о жестокой реальности, где существуют остальные люди, имеет смутное представление.
В эту минуту в гостиной появились Октавия и Филипп. Октавия было направилась к мужу, но дойти до него не могла: словно военный трофей, ее перехватил принц Уэльс кий.
Руперт нахмурился: жена выглядела подавленной и усталой — утомительный вечер давался ей нелегко. Что произошло между ней и Филиппом на улице? Вопрос буравил мозг, как ноющий зуб.
Наконец в окружении короля и королевы возникло движение, и гул голосов тут же замер. Августейшая пара проследовала через зал, отвечая на поклоны и реверансы едва заметными улыбками, и скрылась в дверях. Вслед за ними последовала свита принца Уэльского.
— Слава Богу, — прошептала Октавия на ухо Руперту. — Еще минута, и я бы не выдержала. Отвезешь меня домой или ехать самой?
Морщинки вокруг глаз сказали Руперту больше, нежели любые слова, и только присутствие людей не позволило ему нежно разгладить их кончиком пальца.
— Отвезу.
— А потом поедешь куда-нибудь еще? — Она изо всех сил старалась, чтобы голос прозвучал бодро.
Октавия сама не знала, чего ей больше хотелось: то ли тихой, успокаивающей ласки, то ли вихря страсти, который унес бы все невзгоды сегодняшнего дня.
— Нет. — Руперт нахмурился — в ее тоне он услышал все, что Октавия попыталась скрыть. Голос заметно потеплел. — Нужно приласкать и успокоить тебя.
Нежность слов, как бальзам, пролилась на раны Октавии, напряжение дня сразу схлынуло.
— Как ты догадался?
— Я не так уж плохо тебя знаю. — Секунду его глаза лучились добротой, но в следующий миг он обернулся к собравшимся:
— Боюсь, дамы и господа, нам придется вас оставить.
Замечание было встречено общим смехом, а Маргарет Дрейтон потянулась, чтобы смахнуть пылинку с его рукава.
— Ночь только началась — впереди столько удовольствий. Разве может прийти кому-нибудь в голову сидеть у своего камелька?
— Вот мне, мадам, — он поклонился, делая вид, что совсем не замечает ее руки, — пришло же.
Оскорбление было столь явным, что поначалу Маргарет Дрейтон ничего не поняла и продолжала улыбаться, но уже в следующую минуту на ее лице появилось напряженное выражение. В толпе хихикнули.
— Пойдем, дорогая. — Руперт повернулся к Октавии и взял ее за руку.
— Ты так пренебрежительно с ней обошелся, — пробормотала Октавия, когда они дожидались экипажа. — Разве можно было так говорить?
— Дама становится слишком утомительной. — В словах Руперта прозвучали раздражение и безразличие.
— И, видимо, больше ненужной? — предположила Октавия.
Несмотря на свою антипатию к Маргарет Дрейтон, в поступке Руперта ее что-то покоробило.
Однажды и она станет Руперту ненужной.
— Может быть, и ненужной, — улыбнулся он.
— Значит, твой план готов?
— Больше того, дорогая. В действии.
Октавия поправила складки наброшенного на плечи бархатного плаща. Она по-прежнему не имела представления, что собирается сделать Руперт с Гектором и Дирком.
— А как твои успехи? — Взгляд стал пристальным. Октавии не хотелось отвечать.
— Ваш экипаж, лорд Руперт! — Слова дворецкого нарушили повисшее молчание.
— Так что же с успехами? — Вопрос был повторен, когда оба устроились в коляске. — У тебя есть мне что-нибудь сказать?
— Кажется, я нашла кольцо — во внутреннем кармане жилета.
— Во внутреннем? Неудобно. — Лицо Руперта никак не отразило нахлынувшее ликование. Он был уверен, что Филипп постоянно носит семейную реликвию. Но то, что Октавия до сих пор не могла обнаружить кольцо, вызывало беспокойство.
— Очень. Придется заставить его снять жилет.
— При определенных обстоятельствах это будет нетрудно сделать. — Голос стал суше песков Сахары, а нахлынувшие вновь видения никак не изменили его спокойного выражения.
— Нетрудно, — согласилась Октавия, нервно постукивая пальцами по колену. — Он бьет жену.
— Так поступают многие мужчины.
— Это не та тема, о которой можно судить с таким легкомыслием, — возмутилась девушка.
— Я и не думал показаться легкомысленным, — стал защищаться Руперт. — Просто меня нисколько не удивляет, что Филипп плохо обращается с женой. Поразило бы, если бы оказалось по-другому. — В темноте коляски Октавия не видела его лица, но различила в голосе едкое презрение.
— Ты его хорошо изучил.
— Почти так же хорошо, как себя.
— Ты его давно знаешь?
— Так же давно, как себя.
Октавия в недоумении нахмурилась и откинулась на спинку сиденья. Муж говорил загадками.
— Но он тебя вовсе не знает.
— Думает, что не знает. — Руперт посмотрел в окно. — Учти, он вовсе не глуп и с тобой, как с женой, обращаться не станет.
— Премного благодарна! — насмешливо воскликнула Октавия. — Но откуда мне это знать?
— У него для этого просто не будет причин. К тому же от него ты будешь возвращаться ко мне. И хоть он и считает, что наши отношения непрочны, все же понимает, что ты под защитой. Филипп никогда не станет связываться с равным, не говоря уже о человеке, превосходящем его в силе и мужестве.
Спокойные рассуждения Руперта обижали и раздражали. Решение пришло само собой: она не скажет о завтрашнем свидании. Руперт не рассказывает о своих планах. Почему же она должна рапортовать ему, как солдат командиру? Ведь он считает, что она должна исполнить роль шлюхи.
Пусть так и будет. Она исполнит эту роль, а потом опустит кольцо в его ладонь, и он никогда не узнает, какой ценой ей это далось.
Глава 16
Коляска подкатила к Довер-стрит. В дом Октавия вошла мрачная, опустошенная и обессиленная.
— Я иду спать.
Руперт передал ее плащ Гриффину.
— Отпусти Нелл, как только она расшнурует корсет.
— Я очень устала.
— И тем не менее… — улыбнулся он. Впервые ей захотелось воспротивиться обаянию его улыбки, ласкающим, обволакивающим ноткам в голосе. Усталость возникла в душе, а не в теле, тем труднее от нее было избавиться. С минуту она колебалась, затем повернулась и направилась к лестнице. Нельзя же спорить в вестибюле, когда рядом Гриффин. Но если Руперт заявится к ней в спальню, она прогонит его прочь.
— Принеси мне коньяк, Гриффин. — И Руперт прошел в библиотеку.
Через несколько минут туда с подносом проследовал слуга.
— Это все, милорд?
— Спасибо. Можешь запирать дом. — Руперт пригубил коньяк. Вечер выдался длинным и утомительным. Коньяк опалил горло и вызвал внутри жгучий, но успокаивающий вихрь.
Октавия, должно быть, снова оказавшись в объятиях Филиппа, обнаружила спрятанное на его теле кольцо. А скоро близнец познает ее великолепное тело во всем потаенном богатстве — станет ласкать снаружи, проникнет внутрь.
Фейерверком хрустальных осколков и коньячных брызг бокал разлетелся в камине.
Нет, он не сделает из нее проститутку. А ведь именно это он и собирался сделать. Для этого лишил девственности. И нечего притворяться, что все обстоит иначе.
Не имеет значения, что Октавия согласилась сыграть в его игру добровольно. Девушка не представляла, на что идет.
Признав то, что так старательно пытался скрыть от себя в течение нескольких недель, Руперт почувствовал величайшее спокойствие. Придется придумать другой план. Может быть, грабеж?
Он усмехнулся, но план не показался ему невыполнимым. Руперт не полагался целиком и полностью на Морриса и в поисках возможной жертвы сам держал ухо востро. В светских салонах Лондона он прислушивался, не пожелает ли какой-нибудь богатый глупец прогуляться по пустоши, где Руперт готов был его с радостью встретить. Может быть, так пересекутся их дорожки с братом?
Вместо того чтобы отправиться к Филиппу в постель, Октавия послужит наживкой, чтобы выманить его в пустошь А там уж будет ждать его Руперт.
Мысль блестящая! Теперь оставалось все как следует обдумать и составить план А сейчас наверху его встретит Октавия Жена стояла у кровати и с отвращением смотрела на ее изголовье.
— Взгляни, что сюда положила Нелл! — Октавия указала на лежащую на подушке выдолбленную в середине доску. — Она уверяет, что, если аккуратно на ней спать, прическа не испортится и парикмахера не придется приглашать целых три недели Целых три недели этого безобразия на голове 1 — Но, миледи, там, где я до вас служила, госпожа всегда спала на деревянной подушке, — со знанием дела заявила Нелл. — Ночной колпак предохранял голову, и утром она выглядела точно от парикмахера. — Служанку разочаровало, что ее предусмотрительность не была по достоинству оценена.
Октавия посмотрела на нее с раздражением. Она понимала, что Нелл непросто с новой госпожой — необычная внешность леди бросала тень на служанку — ведь та должна отправлять хозяйку в свет прилично одетой и причесанной. А восторг Нелл, который она открыто проявляла во время процедуры изготовления и напомаживания прически, только усилил досаду Октавии.
— Ты должна знать, что я не намерена сохранять волосы в подобном виде ни минутой дольше, чем это нужно Утром ты мне их вымоешь, а сейчас вытащи прокладки и заколки и тщательно расчеши. Надо поскорее избавиться от этого ужаса.
Служанка неодобрительно поджала губы, но возражать не решилась и достала из туалетного столика расческу с серебряной ручкой.
— Подожди-ка, Нелл. Дай сюда. — Руперт протянул руку к расческе. — Можешь отправляться спать.
Горничная удалилась, всем своим видом показывая, что оскорблена в лучших чувствах.
— А я рассчитывал, что ты отпустишь ее, как только она тебя расшнурует. — Руперт устроился в кресле у окна.
— Я очень устала. — Октавия непроизвольно поглаживала себя по шее. Но вдруг прикосновение собственных пальцев напомнило, как ее горло сжимали руки Филиппа. И она замерла.
— Ты не возражаешь, если мы не будем… В общем, знаешь, мне очень хочется спать, — смутилась она. Еще ни разу Октавия не выставляла из постели Руперта и даже не представляла, что может этого захотеть.
— Конечно, нет, — спокойно ответил он. — Пододвинь сюда пуфик. Я расчешу тебе волосы. — Руперт указал место на ковре у своих ног.
Он чувствовал в Октавии нечто такое, что сильно его беспокоило: безразличное, усталое сопротивление, скорее даже отталкивание, которое, казалось, шло из самых глубин ее существа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48