Октавия, приняв молчание за неодобрение, сочла нужным продолжить объяснения: стала тараторить, как отец был нездоров и как она подумала, что его состояние важнее приличий, и согласилась на скоропалительный брак, чтобы как можно быстрее перевезти его в теплое и удобное место.
Оливер только улыбался и говорил, что уверен: дочь знает, что делает. Она всегда понимала, что для нее лучше, и если теперь счастлива, то счастлив и он. Он обжился на Довер-стрит так, словно находился здесь с самого детства.
Руперт относился к старику на редкость внимательно — внимательнее, чем того требовали обстоятельства. Этого Октавия не могла не признать. И проявил такое знание древности, что Оливер Морган пришел в восторг. Не просто знания, заключила девушка, слушая их спор. Энтузиазм. Находил путешествия в малопонятный мир классики такими же увлекательными, как и отец.
Сама она давно уже потеряла интерес к научным изысканиям Оливера. Он учил ее строго в классических традициях, и для женщины Октавия с необычайной легкостью разбиралась в греках и римлянах. Судя по всему, Руперт, сложись его жизнь по-другому, стал бы заниматься наукой. Но, как догадывалась Октавия, он не мог получить образование. И все же чувствовал себя вполне свободно в древнем мире Греции и Рима. Где он учился, какие книги читал — этого он никогда не рассказывал.
— Я так продвинулся с этой статьей, что пора написать издателю. — Оливер со счастливым видом взмахнул гусиным пером.
Октавия вспомнила, что переписка отца с Алдербери, его издателем, прекратилась три года назад, но посчитала, что упоминать об этом не имело никакого смысла. Это только обидело бы его. Да и можно ли с уверенностью утверждать, что мистер Алдербери не ждет затаив дыхание сообщений об очередных успехах отца? Октавия поднялась.
— Пожалуй, пойду спать. Вечер был очень длинным. Тебе что-нибудь нужно, папа?
— Спасибо, дорогая, — улыбнулся Оливер и поцеловал дочь. — Я еще посижу. Может быть, и твой муж составит мне компанию. — Он повернулся к Руперту, и в глазах мелькнуло озорство. — Хотя скорее всего — нет.
— Прошу прощения, сэр. — Даже Руперт немного растерялся, увидев смешливые огоньки в глазах мистера Моргана. — Но я немного устал.
— Конечно, конечно. Молодые люди теперь уж не те. Ступайте спать, Уорвик. — Старик великодушно махнул рукой, а глаза все так же озорно светились. — А я буду философствовать один.
— Доброй ночи, сэр.
Когда дверь за ним закрылась, Оливер Морган улыбнулся. Неужели они полагают, что отец не догадывается, что происходит? Неужели Октавия считает его таким тупым идиотом, который даже не в состоянии заподозрить, что история с их браком — сплошной обман? Но обман, который вернул дочери законное место в обществе. Оливер не задавался вопросом, что делала Октавия, когда надолго исчезала во время их существования в Шордиче. А когда возвращалась, приносила заложенные ранее книги, потом они обедали за хозяйским столом, а в камине разжигали огонь. Эти маленькие чудеса требовали от нее огромного напряжения.
Теперь лицо дочери было всегда спокойным, глаза заблестели, а ее влечение к Руперту было так же очевидно, как радуга во время грибного дождя.
Оливер выпустил из рук книгу, прикрыл веки и откинулся на спинку кресла. Быть может, следовало поинтересоваться, чем занимается дочь, позаботиться о ее репутации и чести? Но после Харроугейта эти понятия потеряли для старика всякий смысл. И если он не задавал никаких вопросов в Шордиче, какое право имеет это делать сейчас?
Чернота захлестнула разум. Так случалось всегда, когда он задумывался о собственной беспомощности. Какой смысл во все это вникать? Только бередить покой своего духа!
Октавия счастлива — это самое главное. Отгоняя сон, Оливер тряхнул головой и снова взялся за книгу.
— Ты так и не сказал, что намереваешься предпринять, чтобы вернуть мне состояние, — проговорила Октавия, вынимая перед зеркалом заколки из волос. Девушка была обнажена, и от этого движения грудь приподнялась.
Еще одетый, Руперт лежал на кровати, заложив руки за голову, и с удовольствием наблюдал, как Октавия готовится ко сну.
— План еще не совсем готов.
— А он вообще-то есть? — Октавия вынула специальные прокладки, на которых держалась ее высокая прическа, и каштановые кудри упали на плечи.
— Безусловно.
— И ты не расскажешь, в чем он состоит? — Она взяла расческу.
Руперт соскочил с кровати:
— Дай-ка я тебя сам расчешу.
Руперт отобрал у нее расческу и принялся расчесывать длинные кудри.
— Ну, так и не скажешь?
— Рассказывать пока еще не о чем. А теперь не сбивай — я хочу досчитать до ста.
Наслаждение, которое доставляли Октавии движения расчески, заставило ее забыть о планах на будущее и предаться настоящему: глаза закрылись, она погрузилась в чувственную дрему.
Но стоило Руперту остановиться, как она открыла глаза. Из зеркала на нее смотрел Руперт. Его лицо было торжественно и серьезно. Он даже как-то торжественно положил расческу на туалетный столик, забрал волосы Октавии наверх, а потом резко отпустил, позволив каштановым кудрям рассыпаться по плечам.
На фоне черного шелка его одежд тело девушки казалось белым, как алебастр. Податливым и уязвимым в своей наготе. Ласковые руки обвились вокруг талии, ладони зажали груди, потом скользнули вниз, стали ласкать живот. Сердце забилось быстрее, когда она ягодицами ощутила его бедра. Колено мужчины проникло меж ног — шелк панталон холодил их нежную кожу. Колено двинулось вверх, и от восхитительной ласки Октавия прикусила губу. В зеркале она видела свое отражение: по мере того, как росло возбуждение, затуманивались и становились больше ее глаза, розовела кожа.
Руперт улыбнулся, довольный тем, что тело Октавии с такой готовностью откликается на его прикосновения.
Октавия прижалась к нему спиной, и он радостно рассмеялся ей в волосы.
— Мне нравится играть с тобой, любимая. Ты так необыкновенно отзывчива.
— Покоряюсь каждому твоему прикосновению. Точно глина в твоих руках.
— Покоряешься лишь в любовных утехах. А в других делах — я вовсе не уверен.
— Что ты хочешь этим сказать? — Октавия постаралась напустить на себя сердитый вид, но это ей не удалось.
— Сама прекрасно знаешь. — Руперт взял ее на руки и понес к кровати.
— Я задаю слишком много вопросов, да? Но я не могу слепо подчиняться тебе.
— Ладно, в данный момент давай определим области, в которых я пользуюсь безусловным авторитетом, — засмеялся Руперт. — Хотя бы вот эта. — Поспешно сорвав одежды, он скользнул в кровать. — Трепещите, мадам, предстоит очередное моральное падение.
— Уже дрожу, — шепнула Октавия, облизывая губы и стараясь схватить упиравшуюся ей в живот твердую плоть. — Даже голова кружится. — Подушечка большого пальца прикоснулась к влажному кончику. — Что значит в данный момент? — Октавия не прекращала ласку и в ответ услышала лишь стон удовольствия. Он навалился на нее, и под весом мужчины бедра разошлись. — Впрочем, я уже забыла, о чем спрашивала. По крайней мере в данный момент…
Часы на каминной полке пробили четыре. Дрова в очаге потрескивали. Порывы ветра громыхали оконной рамой. А из-под полога кровати все отчетливее доносились стоны наслаждения — тела Октавии и Руперта двигались в темноте во все возрастающем бешеном ритме.
— Четыре часа и все спокойно! — раздался голос ночного стражника и замер за углом Кинг-стрит.
Маргарет Дрейтон покидала Альмак среди последних гостей. Голова ее слегка кружилась от выпитого шампанского, поэтому мадам Дрейтон благодарно опиралась на руку крепко сложенного молодого джентльмена, слишком сосредоточенное выражение лица которого свидетельствовало о том, что он и сам не очень трезв.
— Где моя карета, Лоутон? — Маргарет оглядела быстро пустеющую улицу. — Я вас посылала за ней.
— Я ходил, мадам. — Молодой человек уставился в темноту, словно ожидая, что экипаж материализуется прямо из воздуха.
— Тогда почему ее нет? — В голосе светской дамы появились сварливые нотки.
— Моя карета к вашим услугам, Маргарет, — раздался рядом ровный голос графа Уиндхэма.
Леди Дрейтон живо обернулась к нему;
— Я думала, вы отправились домой еще час назад.
— Играл у Маунт Эдгекомб. Но партия в конце концов расстроилась — один из сторожей ее светлости вдруг решил, что дом намереваются посетить сыщики. — Граф усмехнулся. — Ложная тревога, конечно. Но желания играть у многих поубавилось.
— Представляю! Лоутон, вы оказались полной никчемностью. Идите-ка спать, — обернулась Маргарет к невезучему молодому человеку.
— Но я звал карету… Уверяю вас… — запротестовал он. — Не представляю, куда она могла запропаститься.
— Может быть, превратилась в тыкву, — сострил граф. — Мадам, мой экипаж вас ждет. — Он предложил Маргарет Дрейтон руку, и Майклу Лоутону не оставалось ничего другого, как откланяться.
— Уиндхэм, вы знаете, как создать удобства даме, — одобрительно заметила Маргарет, когда лакей набросил ей на колени плед. — В вашем обществе женщина не останется под дождем без зонта, не станет ждать на ветру экипаж, и ее не усадят в «Пьяцце» за дурной столик. Не то что с этим несчастным болваном Лоутоном.
— Это что, легкий флирт, Маргарет? — поинтересовался граф легкомысленно. — Если так, то малышу стоит посочувствовать.
Его спутница рассмеялась:
— Просто развлекаюсь, Филипп. Сама не знаю, зачем я ввязываюсь в эти скучные интрижки. — Она изящным жестом поправила на лице мушку. — Постоянно хочется быть в центре внимания.
— Конечно, — согласился граф. — Ас Рупертом Уорвиком вы тоже развлекались? — Обманчивый ровный тон исчез. Вопрос был поставлен остро, как нож.
— Вот тебе раз, Филипп! Что это с вами? — деланно рассмеялась Маргарет. — Уорвик — самый забавный из всех джентльменов.
— Мне просто хочется знать, кто еще пасется в этом огороде, — холодно отрезал граф. — В некоторых вопросах я очень щепетилен, хотя вам, конечно, этого не понять.
Леди Дрейтон побелела от нанесенного оскорбления. Неестественно яркие пятна румян на мучнисто-белом лице делали ее похожей на размалеванного шута.
— Не думаю, что правильно поняла вас, милорд.
— Да будет, Маргарет, не ломайте комедию, — хмыкнул граф и, подавшись вперед, резко взял ее за подбородок. — Я требую на ваше тело исключительных прав. Лишь ваш муж может так же требовать от вас все, что ему заблагорассудится, и вы как послушная жена должны во всем ему угождать. — Ангельское лицо Филиппа выражало кротость, но пальцы все больнее сжимали подбородок.
Маргарет всхлипнула и попыталась вырваться. В это время карету качнуло, и женщину швырнуло к ногам графа. Тот схватил ее за запястье и удержал в этом унизительном положении.
— Давайте закончим этот разговор. Я думаю, мы друг друга поняли. — И граф так же внезапно выпустил руку Маргарет и толкнул ее назад, на сиденье. — И зарубите себе на носу — шлюхи мне не нужны.
Светская дама смотрела на него потрясенная. Лицо графа неясно бледнело в сумерках кареты. То, как он заявил на нее свои права, привело Маргарет в замешательство. Она привыкла, что ухажеры, настойчиво добиваясь ее благосклонности, в конце концов оказывались в ее полной власти Филипп был не таков — она знала это. Однако Маргарет легкомысленно надеялась, что сумеет поставить его на место. Но то, что происходило сегодня, было невероятно и пугало ее. Она всегда боялась мужчин, еще в бытность свою в заведении у мадам, но там к ее услугам был колокольчик: стоило только позвонить — и появлялся крепкий лакей. А сейчас она одна, в карете Уиндхэма, управляемой его людьми, и помощи ждать неоткуда.
— Руперт Уорвик для меня ничего не значит. — Маргарет искоса взглянула в окно, пытаясь различить в темноте хоть один знакомый дом. Обычно расстояние от Альмака до ее дома на Маунт-стрит карета преодолевала за пятнадцать минут. А они, казалось, едут уже вечность.
Спутник Маргарет не отозвался — откинувшись на бархатные подушки, он просто смотрел на нее: глаза — две серые дыры в плоскости лица.
Маргарет почувствовала настоящий страх, словно она находилась в обществе дьявола.
— Почему мы так долго едем? — наконец выговорила она, забившись в угол кареты.
— Вы спешите домой, дорогая? — улыбнулся Филипп. — А я полагал, что вам доставит удовольствие небольшой тет-а-тет.
В сердце Маргарет закралось подозрение, которое постепенно превратилось в уверенность.
— Что случилось с моей каретой? Улыбка графа стала еще шире:
— Я ведь уже сказал: я надеялся, что вам будет приятен небольшой тет-а-тет.
— Так это вы ее отослали? — От обиды ей захотелось заплакать.
— Верно. — Он постучал в крышу кареты, и в ответ на его сигнал кучер повернул направо.
— Отвезите меня домой!
— Естественно. — Словно удивившись, он пожал плечами. — А куда же еще я вас везу? Минуты через две окажетесь прямо у своих дверей.
Маргарет молча сидела в углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Оливер только улыбался и говорил, что уверен: дочь знает, что делает. Она всегда понимала, что для нее лучше, и если теперь счастлива, то счастлив и он. Он обжился на Довер-стрит так, словно находился здесь с самого детства.
Руперт относился к старику на редкость внимательно — внимательнее, чем того требовали обстоятельства. Этого Октавия не могла не признать. И проявил такое знание древности, что Оливер Морган пришел в восторг. Не просто знания, заключила девушка, слушая их спор. Энтузиазм. Находил путешествия в малопонятный мир классики такими же увлекательными, как и отец.
Сама она давно уже потеряла интерес к научным изысканиям Оливера. Он учил ее строго в классических традициях, и для женщины Октавия с необычайной легкостью разбиралась в греках и римлянах. Судя по всему, Руперт, сложись его жизнь по-другому, стал бы заниматься наукой. Но, как догадывалась Октавия, он не мог получить образование. И все же чувствовал себя вполне свободно в древнем мире Греции и Рима. Где он учился, какие книги читал — этого он никогда не рассказывал.
— Я так продвинулся с этой статьей, что пора написать издателю. — Оливер со счастливым видом взмахнул гусиным пером.
Октавия вспомнила, что переписка отца с Алдербери, его издателем, прекратилась три года назад, но посчитала, что упоминать об этом не имело никакого смысла. Это только обидело бы его. Да и можно ли с уверенностью утверждать, что мистер Алдербери не ждет затаив дыхание сообщений об очередных успехах отца? Октавия поднялась.
— Пожалуй, пойду спать. Вечер был очень длинным. Тебе что-нибудь нужно, папа?
— Спасибо, дорогая, — улыбнулся Оливер и поцеловал дочь. — Я еще посижу. Может быть, и твой муж составит мне компанию. — Он повернулся к Руперту, и в глазах мелькнуло озорство. — Хотя скорее всего — нет.
— Прошу прощения, сэр. — Даже Руперт немного растерялся, увидев смешливые огоньки в глазах мистера Моргана. — Но я немного устал.
— Конечно, конечно. Молодые люди теперь уж не те. Ступайте спать, Уорвик. — Старик великодушно махнул рукой, а глаза все так же озорно светились. — А я буду философствовать один.
— Доброй ночи, сэр.
Когда дверь за ним закрылась, Оливер Морган улыбнулся. Неужели они полагают, что отец не догадывается, что происходит? Неужели Октавия считает его таким тупым идиотом, который даже не в состоянии заподозрить, что история с их браком — сплошной обман? Но обман, который вернул дочери законное место в обществе. Оливер не задавался вопросом, что делала Октавия, когда надолго исчезала во время их существования в Шордиче. А когда возвращалась, приносила заложенные ранее книги, потом они обедали за хозяйским столом, а в камине разжигали огонь. Эти маленькие чудеса требовали от нее огромного напряжения.
Теперь лицо дочери было всегда спокойным, глаза заблестели, а ее влечение к Руперту было так же очевидно, как радуга во время грибного дождя.
Оливер выпустил из рук книгу, прикрыл веки и откинулся на спинку кресла. Быть может, следовало поинтересоваться, чем занимается дочь, позаботиться о ее репутации и чести? Но после Харроугейта эти понятия потеряли для старика всякий смысл. И если он не задавал никаких вопросов в Шордиче, какое право имеет это делать сейчас?
Чернота захлестнула разум. Так случалось всегда, когда он задумывался о собственной беспомощности. Какой смысл во все это вникать? Только бередить покой своего духа!
Октавия счастлива — это самое главное. Отгоняя сон, Оливер тряхнул головой и снова взялся за книгу.
— Ты так и не сказал, что намереваешься предпринять, чтобы вернуть мне состояние, — проговорила Октавия, вынимая перед зеркалом заколки из волос. Девушка была обнажена, и от этого движения грудь приподнялась.
Еще одетый, Руперт лежал на кровати, заложив руки за голову, и с удовольствием наблюдал, как Октавия готовится ко сну.
— План еще не совсем готов.
— А он вообще-то есть? — Октавия вынула специальные прокладки, на которых держалась ее высокая прическа, и каштановые кудри упали на плечи.
— Безусловно.
— И ты не расскажешь, в чем он состоит? — Она взяла расческу.
Руперт соскочил с кровати:
— Дай-ка я тебя сам расчешу.
Руперт отобрал у нее расческу и принялся расчесывать длинные кудри.
— Ну, так и не скажешь?
— Рассказывать пока еще не о чем. А теперь не сбивай — я хочу досчитать до ста.
Наслаждение, которое доставляли Октавии движения расчески, заставило ее забыть о планах на будущее и предаться настоящему: глаза закрылись, она погрузилась в чувственную дрему.
Но стоило Руперту остановиться, как она открыла глаза. Из зеркала на нее смотрел Руперт. Его лицо было торжественно и серьезно. Он даже как-то торжественно положил расческу на туалетный столик, забрал волосы Октавии наверх, а потом резко отпустил, позволив каштановым кудрям рассыпаться по плечам.
На фоне черного шелка его одежд тело девушки казалось белым, как алебастр. Податливым и уязвимым в своей наготе. Ласковые руки обвились вокруг талии, ладони зажали груди, потом скользнули вниз, стали ласкать живот. Сердце забилось быстрее, когда она ягодицами ощутила его бедра. Колено мужчины проникло меж ног — шелк панталон холодил их нежную кожу. Колено двинулось вверх, и от восхитительной ласки Октавия прикусила губу. В зеркале она видела свое отражение: по мере того, как росло возбуждение, затуманивались и становились больше ее глаза, розовела кожа.
Руперт улыбнулся, довольный тем, что тело Октавии с такой готовностью откликается на его прикосновения.
Октавия прижалась к нему спиной, и он радостно рассмеялся ей в волосы.
— Мне нравится играть с тобой, любимая. Ты так необыкновенно отзывчива.
— Покоряюсь каждому твоему прикосновению. Точно глина в твоих руках.
— Покоряешься лишь в любовных утехах. А в других делах — я вовсе не уверен.
— Что ты хочешь этим сказать? — Октавия постаралась напустить на себя сердитый вид, но это ей не удалось.
— Сама прекрасно знаешь. — Руперт взял ее на руки и понес к кровати.
— Я задаю слишком много вопросов, да? Но я не могу слепо подчиняться тебе.
— Ладно, в данный момент давай определим области, в которых я пользуюсь безусловным авторитетом, — засмеялся Руперт. — Хотя бы вот эта. — Поспешно сорвав одежды, он скользнул в кровать. — Трепещите, мадам, предстоит очередное моральное падение.
— Уже дрожу, — шепнула Октавия, облизывая губы и стараясь схватить упиравшуюся ей в живот твердую плоть. — Даже голова кружится. — Подушечка большого пальца прикоснулась к влажному кончику. — Что значит в данный момент? — Октавия не прекращала ласку и в ответ услышала лишь стон удовольствия. Он навалился на нее, и под весом мужчины бедра разошлись. — Впрочем, я уже забыла, о чем спрашивала. По крайней мере в данный момент…
Часы на каминной полке пробили четыре. Дрова в очаге потрескивали. Порывы ветра громыхали оконной рамой. А из-под полога кровати все отчетливее доносились стоны наслаждения — тела Октавии и Руперта двигались в темноте во все возрастающем бешеном ритме.
— Четыре часа и все спокойно! — раздался голос ночного стражника и замер за углом Кинг-стрит.
Маргарет Дрейтон покидала Альмак среди последних гостей. Голова ее слегка кружилась от выпитого шампанского, поэтому мадам Дрейтон благодарно опиралась на руку крепко сложенного молодого джентльмена, слишком сосредоточенное выражение лица которого свидетельствовало о том, что он и сам не очень трезв.
— Где моя карета, Лоутон? — Маргарет оглядела быстро пустеющую улицу. — Я вас посылала за ней.
— Я ходил, мадам. — Молодой человек уставился в темноту, словно ожидая, что экипаж материализуется прямо из воздуха.
— Тогда почему ее нет? — В голосе светской дамы появились сварливые нотки.
— Моя карета к вашим услугам, Маргарет, — раздался рядом ровный голос графа Уиндхэма.
Леди Дрейтон живо обернулась к нему;
— Я думала, вы отправились домой еще час назад.
— Играл у Маунт Эдгекомб. Но партия в конце концов расстроилась — один из сторожей ее светлости вдруг решил, что дом намереваются посетить сыщики. — Граф усмехнулся. — Ложная тревога, конечно. Но желания играть у многих поубавилось.
— Представляю! Лоутон, вы оказались полной никчемностью. Идите-ка спать, — обернулась Маргарет к невезучему молодому человеку.
— Но я звал карету… Уверяю вас… — запротестовал он. — Не представляю, куда она могла запропаститься.
— Может быть, превратилась в тыкву, — сострил граф. — Мадам, мой экипаж вас ждет. — Он предложил Маргарет Дрейтон руку, и Майклу Лоутону не оставалось ничего другого, как откланяться.
— Уиндхэм, вы знаете, как создать удобства даме, — одобрительно заметила Маргарет, когда лакей набросил ей на колени плед. — В вашем обществе женщина не останется под дождем без зонта, не станет ждать на ветру экипаж, и ее не усадят в «Пьяцце» за дурной столик. Не то что с этим несчастным болваном Лоутоном.
— Это что, легкий флирт, Маргарет? — поинтересовался граф легкомысленно. — Если так, то малышу стоит посочувствовать.
Его спутница рассмеялась:
— Просто развлекаюсь, Филипп. Сама не знаю, зачем я ввязываюсь в эти скучные интрижки. — Она изящным жестом поправила на лице мушку. — Постоянно хочется быть в центре внимания.
— Конечно, — согласился граф. — Ас Рупертом Уорвиком вы тоже развлекались? — Обманчивый ровный тон исчез. Вопрос был поставлен остро, как нож.
— Вот тебе раз, Филипп! Что это с вами? — деланно рассмеялась Маргарет. — Уорвик — самый забавный из всех джентльменов.
— Мне просто хочется знать, кто еще пасется в этом огороде, — холодно отрезал граф. — В некоторых вопросах я очень щепетилен, хотя вам, конечно, этого не понять.
Леди Дрейтон побелела от нанесенного оскорбления. Неестественно яркие пятна румян на мучнисто-белом лице делали ее похожей на размалеванного шута.
— Не думаю, что правильно поняла вас, милорд.
— Да будет, Маргарет, не ломайте комедию, — хмыкнул граф и, подавшись вперед, резко взял ее за подбородок. — Я требую на ваше тело исключительных прав. Лишь ваш муж может так же требовать от вас все, что ему заблагорассудится, и вы как послушная жена должны во всем ему угождать. — Ангельское лицо Филиппа выражало кротость, но пальцы все больнее сжимали подбородок.
Маргарет всхлипнула и попыталась вырваться. В это время карету качнуло, и женщину швырнуло к ногам графа. Тот схватил ее за запястье и удержал в этом унизительном положении.
— Давайте закончим этот разговор. Я думаю, мы друг друга поняли. — И граф так же внезапно выпустил руку Маргарет и толкнул ее назад, на сиденье. — И зарубите себе на носу — шлюхи мне не нужны.
Светская дама смотрела на него потрясенная. Лицо графа неясно бледнело в сумерках кареты. То, как он заявил на нее свои права, привело Маргарет в замешательство. Она привыкла, что ухажеры, настойчиво добиваясь ее благосклонности, в конце концов оказывались в ее полной власти Филипп был не таков — она знала это. Однако Маргарет легкомысленно надеялась, что сумеет поставить его на место. Но то, что происходило сегодня, было невероятно и пугало ее. Она всегда боялась мужчин, еще в бытность свою в заведении у мадам, но там к ее услугам был колокольчик: стоило только позвонить — и появлялся крепкий лакей. А сейчас она одна, в карете Уиндхэма, управляемой его людьми, и помощи ждать неоткуда.
— Руперт Уорвик для меня ничего не значит. — Маргарет искоса взглянула в окно, пытаясь различить в темноте хоть один знакомый дом. Обычно расстояние от Альмака до ее дома на Маунт-стрит карета преодолевала за пятнадцать минут. А они, казалось, едут уже вечность.
Спутник Маргарет не отозвался — откинувшись на бархатные подушки, он просто смотрел на нее: глаза — две серые дыры в плоскости лица.
Маргарет почувствовала настоящий страх, словно она находилась в обществе дьявола.
— Почему мы так долго едем? — наконец выговорила она, забившись в угол кареты.
— Вы спешите домой, дорогая? — улыбнулся Филипп. — А я полагал, что вам доставит удовольствие небольшой тет-а-тет.
В сердце Маргарет закралось подозрение, которое постепенно превратилось в уверенность.
— Что случилось с моей каретой? Улыбка графа стала еще шире:
— Я ведь уже сказал: я надеялся, что вам будет приятен небольшой тет-а-тет.
— Так это вы ее отослали? — От обиды ей захотелось заплакать.
— Верно. — Он постучал в крышу кареты, и в ответ на его сигнал кучер повернул направо.
— Отвезите меня домой!
— Естественно. — Словно удивившись, он пожал плечами. — А куда же еще я вас везу? Минуты через две окажетесь прямо у своих дверей.
Маргарет молча сидела в углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48