Кобыла внезапно заржала и захрапела, из-под хвоста у нее хлынула вода, и сразу же вслед за этим на свет появилось обтянутое пленкой околоплодного пузыря тельце новорожденного. Оно вышло легко и соскользнуло прямо на пол. Кобыла наклонила голову, чтобы вылизать его.
Ариэль и Эдгар наблюдали затаив дыхание за этим чудом. Появление на свет новой жизни оставалось для них по-прежнему удивительной загадкой, хотя оба видели немало рождений на своем веку. Дрожащий жеребенок неуверенно поднялся на длинные шаткие ножки.
— Похоже, ваше желание исполнилось, миледи, — заметил Эдгар, наблюдая, как новорожденный отыскивает сосок матери.
— Да. Еще один жеребец, — Ариэль погладила кобылу, которая то и дело наклоняла голову, чтобы посмотреть на сосущего ее жеребенка. — И Серениссиме даже не пришлось помогать.
Такие легкие роды были нечасты, хотя лошадям все же приходилось помогать реже, чем людям. Не так уж много рождалось в окрестных деревеньках малышей, при появлении на свет которых не присутствовала бы Ариэль с набором сверкающих медицинских инструментов и мешочками с травами.
— А теперь мне лучше вернуться.
С этими словами она подняла накидку с соломы, набросила ее на плечи и в сопровождении собак вышла в темную октябрьскую ночь.
Когда же начнется эта смертельная игра? Ариэль не представляла себе, как избежать уготованной ей роли, пока она вынуждена оставаться под кровлей замка Равенспир. Да и куда еще она может податься? Своих собственных денег у нее пока не было. Оливер не станет помогать ей: он целиком и полностью на стороне ее братьев. Ее любовником он стал с одобрения и при поощрении Рэнальфа; порой Ариэль подозревала, что их невероятной силы тяготение друг к другу тоже было подстроено ее старшим братом. Но она не могла даже предположить, для чего это ему надо. Разве что она была чем-то вроде дружеского подарка, пришло Ариэль в голову, когда она возвращалась в замок. Если Рэнальф может использовать свою сестру как приманку для мести, то он вполне способен и подарить ее своему лучшему другу.
В первый раз за все время связи с Оливером она почувствовала себя ограбленной. То, что раньше было для Ариэль наслаждением и чувственным восторгом, теперь стало грязной и отвратительной забавой. Она прекрасно понимала, что Оливер нимало не заботится о ней, как ни разу не позволяла себе думать, что любит его. Такая мысль могла только уязвить ее. Женщина вполне способна полюбить прощелыгу и негодяя, но все же она будет любить его с замиранием сердца. Ариэль испытывала к Оливеру порой теплое чувство, но это было только чувство благодарности за ночные восторги. Теперь они виделись ей как отвратительные упражнения.
— Ариэль, на два слова.
Закрыв за собой входную дверь и подняв голову, она увидела спускающегося по громадной каменной лестнице Рэнальфа. В руках брат держал несколько свертков.
— Я была в конюшне и хотела бы сейчас умыться перед ужином, — неуверенно произнесла она.
— Сделаешь это попозже. Мне надо поговорить с тобой.
Пожав плечами, она последовала за старшим братом в ту же обшитую дубовыми панелями комнату, где Ральф, Роланд и Оливер все еще продолжали потягивать вино, уютно устроившись перед огнем.
— Моя дорогая сестричка, королева пожаловала тебе свадебный подарок, — произнес Рэнальф, кладя свертки на стол. — Ты должна прийти в восторг от них и письменно поблагодарить свою повелительницу.
Тон Рэнальфа был исполнен сарказма, когда он развязывал шнурок на самом большом из свертков и извлек оттуда шуршащее серебряное одеяние.
— Как я понимаю, это — подвенечное платье? — Он расправил его, встряхнув в воздухе, и приложил к себе, цинично усмехаясь. — Ее величество обладает безупречным вкусом.
Вне всякого сомнения, платье стоило больших денег, но, присмотревшись к нему, Ариэль заметила на одном рукаве, украшенном пышными оборками, огромное пятно, словно им вытирали соус с тарелки.
— Интересно, кто первым побывал под венцом в этом платье? — сказала она, указывая пальцем на пятно. — Надеюсь, дорогой брат, вы позволите себе одеть меня в такое подвенечное платье, которое не побывало ни в чьем гардеробе.
И она с презрением отвернулась от запятнанного платья. Рэнальф бросился в кресло, беззаботно заметив:
— Ее величество известна своей бережливостью, но твоя служанка могла бы как-нибудь справиться с этим пятном.
— Я не пойду под венец в чьих-то обносках! — заявила Ариэль, гордо подняв голову. — Я могу заставить себя пройти через это представление, но не потерплю других унижений!..
Тут голос Ариэль, к ее неудовольствию, дрогнул, но Рэнальф был в хорошем расположении духа и только снисходительно расхохотался:
— Нет… нет, разумеется, не пойдешь! Еще ни одна женщина из рода Равенспиров не пошла под венец в одежде с чужого плеча.
Он достал из кармана и бросил на стол кожаный кисет, глухо стукнувший о столешницу.
— Здесь золото, сестричка. Так что можешь наряжать себя, как твоей душе угодно.
Он взял в руки второй сверток.
— Это тоже подарок королевы. Как ты думаешь, есть смысл открывать его?
— Сильно в этом сомневаюсь, — сказал Роланд, беря брата за руку. — Но давай все же взглянем.
Рэнальф перебросил плоский сверток брату.
Ариэль стало интересно, позволят ли ей самой наконец открыть подарок, хотя нельзя было сказать, что ее слишком мучило любопытство. Она равнодушно взглянула на ожерелье из топазов, которое достал из шкатулки ее брат.
— Довольно приличная безделушка.
— Да, но камни не из лучших, — вмешался Оливер, беря ожерелье и рассматривая его при свете свечи. — В некоторых видны трещинки.
— Не будем считать это дурным предзнаменованием для вашего брака, моя дорогая, — засмеялся собственной остроте Рэнальф, беря в руки третий, самый маленький сверток. — Здесь ты не сможешь ни к чему прицепиться. Это мой подарок тебе за то, что ты такая хорошая и послушная сестра.
Ариэль развернула сверток, и глаза ее удивленно расширились. У нее в руках был золотой, усыпанный жемчугом браслет в виде змеи, держащей во рту большую жемчужину, символизирующую собой яблоко. Золото было обработано с большим мастерством, форма браслета не напоминала ни одно из украшений, которые ей приходилось видеть. Она прикоснулась пальцами к одной-единственной подвеске браслета — вырезанной из цельного изумруда фигурке лебедя. Хотела было восхититься красотой браслета, но не смогла выговорить ни слова. Браслет нельзя было назвать просто очаровательным. Он, без всякого сомнения, был прекрасен. Определенно в нем скрывалась какая-то тайна. Но что-то в нем отталкивало, хотя Ариэль ни за что не смогла бы сказать, что именно и почему.
— Где ты его взял, Рэнальф?
Взгляд брата скрестился со взглядом Роланда, потом Рэнальф ответил:
— Считай это фамильным наследством. А если ты откроешь вот эту шкатулку, ты найдешь там еще кое-что.
Ариэль открыла небольшую коробочку.
— О, это еще одна подвеска!..
Теперь она держала в руке изящнейшую полураспустившуюся розочку из серебра. Глубоко в центре бутона пылал огненным цветом рубин; его густое красное сияние отражалось в окруживших его серебряных лепестках. На этот раз восторг Ариэль был совершенно искренним.
— Какая чудесная вещь! Просто совершенная.
Однако в ее взгляде, устремленном на брата, сквозило удивление. Рэнальф никогда ничего не дарил ей, разве что обычные дешевые безделушки на день рождения и на Рождество. Ей пришло было в голову, что таким образом он хочет купить ее сотрудничество, но зачем это ему надо? Ему достаточно только приказать ей — Рэнальф ведь прекрасно понимает, что, пока она живет в его доме, у нее нет другого выхода.
Но возможно, он боится, что сестра может доставить ему какие-то неприятности. Даже если он и заставит ее подчиниться его приказу, всегда есть какие-то скрытые возможности исказить его замысел или, во всяком
случае, затруднить его выполнение.
— Мой свадебный подарок тебе, сестричка.
С этими словами он довольно неуклюжим жестом ущипнул ее за щеку, пытаясь изобразить братскую любовь. Но Ариэль было не так-то просто обвести вокруг пальца.
— Тебе предстоит сыграть весьма важную роль в отмщении Равенспиров, и, когда ты сыграешь ее, тебя будет ждать еще одна подвеска для этого браслета.
Великий Боже, да он пытается подкупить ее! Неужели он боится, что она может выскользнуть из-под его контроля? Что брак с графом Хоуксмуром, даже фиктивный, может как-то умалить влияние, которое он имел в семействе Равенспир? Это была в высшей степени приятная мысль.
— Попытаюсь заслужить ее, братец, — ответила Ариэль и увидела, как гневно сверкнули глаза Рэнальфа от этой ничем не прикрытой наглости. Собаки у ног хозяйки подняли головы, а Ромул глухо заворчал.
— Убери отсюда этих зверей! — приказал Рэнальф. — И вообще держи их подальше от меня, сестричка, если хочешь, чтобы они прожили долгую жизнь.
Он поднес к губам кубок и осушил его до дна, а потом снова в упор уставился на младшую сестру твердым, как гранит, взором, полным недоброжелательства.
Ариэль решила больше не испытывать судьбу. Она присела в реверансе, постаравшись принять как можно более покорный вид, и вышла из комнаты, сопровождаемая собаками.
Мужчины не удостоили ее даже взглядами, словно и не видели ухода девушки. К этому времени Рэнальф уже изрядно потешил себя, и все, что им на сегодня оставалось, — это распить еще парочку бутылок и впасть в столь желанное и привычное им состояние отупения.
Но у Ариэль были на сегодня еще кое-какие планы. Она снова поспешила в сторону конюшни; собаки, как привязанные, трусили рядом с ней, не отставая ни на шаг. Увидев идущего через двор грума, она окликнула его:
— Джон, оседлай чалую. Я хочу навестить миссис Сару и мисс Дженни.
Слуга поскреб в затылке.
— Прикажете поехать с вами, миледи?
Ариэль задумалась. Днем она не рискнула бы навлечь на себя гнев Рэнальфа, отправившись без сопровождающего, но сегодня вечером она ему уже наверняка не понадобится — напившись, он про нее позабудет. К тому же ей совершенно не хотелось, чтобы грум, громко топая, расхаживал взад и вперед по маленькому домику Сары и Дженни, пока она будет делиться с ними своими новостями. А заставлять слугу дожидаться под открытым небом, пока она выговорится как следует, было уж совершенным свинством.
— Нет, — ответила она. — Я поеду одна. Ночь стояла довольно светлая; несущиеся по небу облака то и дело закрывали луну, но звезды ярко горели над далеким Северным морем, простиравшимся к югу от болотистых пустошей. Не доехав чуть-чуть до деревушки, приютившейся у подножия замка, она повернула чалую кобылу на тропинку, которая вела к узкой отводной канаве; по ней сточные воды попадали в речушку и уносились в Северное море.
Цель ее поездки — небольшой домик под красной черепичной крышей, примостившийся на холмике чуть повыше дамбы. Место было довольно уединенное. В одном из окон горела лампа, и, когда Ариэль спешилась, дверь домика отворилась.
— Это ты, Ариэль? — Слепая Дженни редко ошибалась, определяя, кто именно навестил ее, и обычно сразу называла имя посетителя.
— Да. Мне нужно ваше одобрение и совет, — ответила Ариэль, обняла женщину и поцеловала в щеку. — Я только поставлю Диану под навес и зайду. Не стой на холоде.
Дженни, улыбаясь, в свою очередь поцеловала девушку и вернулась в единственную комнату домика.
— Мама, к нам приехала Ариэль. Что-то беспокоит ее.
Стоявшая у плиты женщина кивнула. Глаза ее были на редкость выразительны, но без малого тридцать лет уже никто не слышал от нее ни слова, так что все ее мысли оставались невысказанными. Дверь снова открылась, и в комнату вошла Ариэль, по-прежнему окруженная своей собачьей свитой. Собаки сразу же улеглись в дальнем углу комнаты, рядом с камином, опустив головы на вытянутые передние лапы. — Добрый вечер, Сара. — Ариэль поздоровалась с женщиной и поцеловала ее в морщинистую щеку.
Приглядевшись к Саре, любой внимательный человек понял бы, что в молодости она была очень красивой женщиной. Черты ее лица были безупречно правильными, а фигура стройной и высокой. Правда со временем глаза женщины выцвели, лицо избороздили морщины, длинные пальцы потрескались и загрубели; некогда блестящие черные волосы стали белыми как снег, а гибкая стройность юности сменилась изможденной худобой. Однако от нее исходило необычайное обаяние, а за внешним хрупким обликом чувствовалась несгибаемая внутренняя сила.
Сара протянула руку и погладила Ариэль по щеке, потом жестом указала на кресло у огня и снова повернулась к котлу.
— Ты поужинаешь с нами, Ариэль? — спросила Дженни, снимая с полки над плитой три миски.
— Похоже на тушеного кролика, — с наслаждением потянув носом аппетитный запах, произнесла Ариэль.
— Кролик — плата за то, что мама вывела бородавки, — ответила Дженни, нарезая хлеб. Нож ходил в ее руках быстро и аккуратно, словно она была зрячей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53