— Говоришь, воля королевы?
Братья не дали себе труда даже посмотреть на него, и тогда Ральф перевел блуждающий, неуверенный взгляд на свою сестру, которая молча неподвижно стояла у стола.
— А что сама Ариэль думает об этом?
— Ничего особенного, — небрежно бросил Рэнальф. — Она поступит так, как ей велят.
На это Ральф с умным видом кивнул, но все же продолжал глазеть на сестру, как будто хотел прочесть еще какой-то ответ по ее напряженной, вытянувшейся фигурке.
— Но что ты имел в виду, когда сказал, что я буду женой только формально? — задала наконец вопрос Ариэль. Голос ее звучал совершенно спокойно, не выдавая переполнявших ее чувств.
— Да, это довольно любопытно, — заявил Оливер, и взгляд его внезапно стал острым. — Как ты надеешься убедить Хоуксмура не посягать на постель невесты?
— Все очень просто. Его новоиспеченная жена скажет, что она страдает некой… некой женской болезнью, — пожал плечами Рэнальф. — Если захочет, она может закрыться на ключ. Пока Ариэль будет оставаться в этом доме, она может ничего не опасаться. А когда ей придет время поправиться, лорд Хоуксмур будет уже не в состоянии наслаждаться радостями брака.
От этих слов на Ариэль словно могильным холодом повеяло.
— Что ты задумал, братец?
Вместо Рэнальфа на ее вопрос ответил Роланд:
— Несчастный случай, Ариэль. Только и всего. В жизни такое происходит сплошь и рядом.
— Ты говоришь об убийстве? — напрямую спросила она.
— Тише, тише! — запротестовал Рэнальф. — Несчастный случай, только и всего. А когда ты овдовеешь, твое приданое вернется в род Равенспиров, и никто не сможет его оспорить. Да еще со всеми поместьями, которые подарит тебе твой муж. Думаю, тебя приятно удивит его щедрость.
Он неприятно рассмеялся и перемигнулся с Роландом. Его брат, ведавший в семье финансовыми вопросами, подготовит искусный брачный контракт, и у Хоуксмура, поскольку королева публично высказала свою волю, не будет другого выбора, как только принять все его условия. Граф Хоуксмур, во всяком случае, не выказал ни малейшего сомнения в том, что готов согласиться на выдвинутые Равенспирами условия. И все же что-то подспудно беспокоило Рэнальфа. Поведение Хоуксмура во время их переговоров свидетельствовало, что он живо заинтересован во всем происходящем, а ведь сближение враждующих семейств должно было вызвать в нем не меньшее отвращение, чем у братьев Равенспир.
— Так что ты говорил насчет приданого? — пробурчал Ральф, наливая себе новый бокал.
Старший брат вздохнул, но все же терпеливо объяснил ему, хотя и сомневался, что пьяный Ральф сможет хоть что-нибудь понять.
— Но как вы намерены задержать его здесь после венчания? Вне всякого сомнения, Саймон Хоуксмур захочет увезти жену в свой собственный дом, — заметил Оливер. — Ведь он расположен не так уж далеко, всего миль сорок напрямую через пустошь.
Оливер опустился на диван, поймал Ариэль за руку и притянул к себе, заставив сесть.
— Согрей меня, малышка.
С этими словами он обнял ее рукой за талию и прижал к себе, положив другую руку ей на грудь. Никто из присутствующих не обратил внимания на этот весьма вольный жест, за исключением Ариэль, которую всегда смущали публичные ласки Оливера. Вместе с тем она прекрасно понимала, что, пытаясь отодвинуться от любовника, она станет посмешищем в глазах своих братьев.
Ромул и Рем опустились на пол у ног хозяйки, положив свои тяжелые головы на вытянутые передние лапы. Их громадные желтые глаза были устремлены на Оливера Беккета.
— Брачный пир, мой дорогой, — голос Рэнальфа прозвучал едва ли не шутливо. — Уже разосланы приглашения гостям — им обещают целый месяц празднеств и развлечений по случаю бракосочетания леди Ариэль Равенспир с графом Хоуксмуром. Две сотни гостей должны будут убедить ее величество, что род Равенспиров умеет как следует исполнять волю ее величества. У Хоуксмура, разумеется, тоже будут собственные приглашенные, так что все складывается на редкость удачно. Всему миру станет ясно, что наши семьи решили предать забвению давнюю вражду и отпраздновать это… не скупясь, разумеется.
Он саркастически усмехнулся.
— Так что на нетронутую постель невесты никто даже не обратит внимания, я в этом совершенно уверен.
— Невеста же, будто случайно, найдет утешение в объятиях другого, прямо под носом у собственного мужа! — ввернул Роланд, и все, кроме Ариэль, рассмеялись.
— Наградить рогами прямо на свадьбе! — злобно скривил губы Рэнальф. — Что ж, это весьма подходящая месть. Его отец опозорил нашу мать и весь дом Равенспиров. Теперь очередь семьи Равенспир опозорить его самого.
Ариэль почувствовала дурноту. Она оттолкнула обнимающую ее руку Оливера и резко встала с дивана.
— Мне надо заглянуть в конюшню. Там жеребится кобыла.
С этими словами она вышла из комнаты; собаки ни на шаг не отставали от нее.
За спиной Ариэль услышала смех братьев, злобный, даже жестокий, но смеялись они не над сестрой, а над тем, как они унизят своего давнего врага. Ее вырастили в ненависти к Хоуксмурам. Она знала давние семейные предания о пролитой крови и мести, которыми были связаны два их семейства. Знала она и про то, что ее отец, граф Равенспир, убил ее собственную мать, застав ту в объятиях любовника, графа Хоуксмура. Не были для нее секретом и давняя вражда из-за земли, и противоположные политические взгляды семейств: Хоуксмуры были пуританами и, следовательно, убийцами законного монарха, ближайшими соратниками Оливера Кромвеля в годы его протектората. Тогда они присвоили себе власть, земли и имущество разоренных сторонников монархии. Однако после возвращения на престол короля Карла II семья Равенспир снова заняла свое прежнее положение при дворе. Их верность изгнанному королю в долгие, мрачные времена господства Кромвеля была в конце концов вознаграждена, а пуритане, в свою очередь, лишились всего своего достояния. Ариэль прекрасно знала про все эти повороты судьбы, и еще она знала, что ее братья — убежденные убийцы. А ей была отведена в их планах роль приманки. Ариэль предстояло стать орудием мщения семейству Хоуксмур, наживкой в том капкане, в который ему предстояло попасть.
Выйдя в сгущающихся сумерках во внутренний двор, она обвела взглядом стены замка, который был ее домом с рождения. В полумраке замок возвышался зловещей черной громадой, на фоне темнеющего неба проступали контуры его башен и парапетов; узкие глазницы бойниц смотрели на равнину.
Вот уже почти двадцать лет она имела возможность наблюдать за своими братьями, за их жестокими забавами. Множество ночей провела она без сна в своей комнате, заткнув уши, чтобы не слышать криков, доносившихся из большого зала, — кричали деревенские девушки, купленные братьями для своих пьяных оргий. Ариэль не раз была свидетельницей того, как в азарте охоты братья топтали копытами своих коней едва появившиеся всходы пшеницы, валили аккуратно построенные заборы, разоряли маленькие крестьянские огороды, которые спасали их обездоленных владельцев от голодной смерти. На ее глазах Рэнальф, а до того — ее отец предавали смертной казни браконьеров за одного-единственного кролика, обрекали несчастных бродяг на бичевание и колодки. Правосудие, которое вершили владельцы замка Равенспир, было скорее похоже на расправу и не знало снисхождения. Это было убийство, возведенное в ранг закона. Но тогда почему же Ариэль так ошеломила подготовка к убийству всего одного человека? Его должны были убить в разгар свадебного пиршества, а ей предназначалась роль привязанной над западней козочки.
Почувствовав подступающую к горлу тошноту, Ариэль повернулась и почти бегом направилась к боковым воротам во внутренний двор, а оттуда в конюшню. Здесь, в этом уютном, тщательно налаженном мирке, Ариэль чувствовала себя по-настоящему дома, здесь в ее душу нисходили мир и покой, здесь она могла забыть на время затхлую атмосферу замка. Подобное ощущение покоя ей еще доводилось испытывать в деревеньках, окружающих замок, и в обнесенных заборами хуторах, где ее всегда встречали теплыми улыбками. Ариэль лечила крестьян и батраков и была единственным человеком из многих поколений Равенспиров, которому верили и которого ждали те, чьими жизнями владели обитатели замка.
Ее аргамаки размещались в длинном низком здании. Дверь в конюшню была плотно закрыта, чтобы ночной холод не мог проникнуть к нежным породистым животным. Ариэль немного приоткрыла ее и проскользнула в слабо освещенное помещение, наполненное запахами лошадей, навоза и кожаной упряжи.
— Это вы, миледи? — Грум, лицо которого было словно сделано из выдубленной кожи, выглянул из денника в дальнем конце конюшни.
— Да. Как дела, Эдгар? — поспешила перейти к делу Ариэль.
Ее волкодавы, отлично выдрессированные и умевшие вести себя в присутствии нервных животных, остались у входа в конюшню.
— Прекрасно. — Эдгар отступил в сторону, давая госпоже возможность войти в денник, в котором рожала кобыла. — Теперь уже недолго ждать.
Ариэль погладила теплую морду лошади, провела рукой по ее вздувшемуся животу. Потом она сняла свою накидку, постелив ее на солому у ног, засучила рукав платья, подняла хвост кобылы и погрузила руку глубоко в ее тело.
— Я чувствую его, Эдгар.
— Ага. Еще минут десять.
Ариэль вынула руку, тщательно вымыла ее водой из ведра и опустила рукав.
— Хоть бы она принесла нам еще одного жеребчика.
— Хорошо бы, но мы примем все, что пошлет нам Господь, — заметил Эдгар.
— Ходят слухи, что королева собирается учредить королевские скачки в Аскоте, — пробормотала Ариэль. — Если это произойдет, мы будем одной из немногих конюшен в стране, которая разводит скаковых лошадей.
— Ага, — флегматично согласился с ней Эдгар, — и сможем назначать свои цены, я полагаю.
Ариэль кивнула. Если бы она могла зарабатывать себе на жизнь разведением скаковых лошадей, ей удалось бы избавиться от тирании Рэнальфа. Она бы смогла покинуть Равенспир, построить свой собственный конный завод и не зависеть больше ни от кого. Она понимала также, что это была совершенно фантастическая идея: в то, что женщина может жить трудом своих собственных рук и своим умением, почти невозможно было поверить. Но Ариэль все же верила, что сможет добиться независимости, а пока держала свои мечты в тайне, она еще не скопила достаточно денег, чтобы пуститься в самостоятельную жизнь. Если ее братцы в один прекрасный день хотя бы заподозрят, что из того, что они считали безобидным увлечением сестры, можно извлечь неплохой доход, они не только никуда не выпустят ее из замка Равенспир, но и заставят работать, чтобы добывать средства для удовлетворения своих прихотей.
А что замужество? Нет, оно никогда не сможет стать выходом для нее. Мужчины все одинаковы, когда дело касается женщин. Муж будет так же безраздельно владычествовать над ней, как сейчас владычествуют братья. И перспектива брака с Хоуксмуром была всего только шуткой, дьявольской шуткой Рэнальфа. Ей остается только закрыть глаза на все, сыграть свою роль и ожидать, когда смертельная игра будет окончена. Почему она должна беспокоиться о каком-то Хоуксмуре? Мир только выиграет, потеряв одного из членов этого проклятого семейства.
Ариэль присела на охапке соломы, дожидаясь, когда кобыла разрешится от бремени. Прислонившись спиной к деревянной перегородке загона, она прислушивалась к всхрапываниям и фырканью жеребца; он и был отцом жеребенка, вот-вот готового появиться на свет. Эдгар не мешал ей размышлять. Должно быть, он, покусывая соломинку, просто привалился где-нибудь к стене. Конюх всем сердцем был предан как аргамакам, так и леди Ариэль, и должен был предупредить ее, если появится какая-нибудь помеха.
Но что за человек этот обреченный на скорую смерть Хоуксмур? Скорее всего обычный неулыбающийся, постный пуританин, который почитает смех дьявольским наваждением, а любое наслаждение — кознями самого дьявола. Наверняка он человек алчный, если готов ради ее приданого породниться с людьми, одно имя которых было проклятием для его семьи. Но Ариэль знала, что все пуритане отличаются непомерной жадностью: они копят богатство, но почитают грехом расточать его. Должно быть, ей предстоит увидеть сурового, недоброжелательного, насупленного человека, который будет требовать от своей жены и домочадцев абсолютного повиновения; наверное, он потребует вдобавок, чтобы они вместе ходили в церковь по воскресеньям, выслушивая там четырехчасовые службы.
Спасти от этой незавидной доли может только то, что Ариэль станет его женой лишь формально. Она не оставит замка Равенспир и никогда не попадет под власть своего мужа. Потому что ее муж не переживет их свадебного пира.
Ариэль уставилась невидящим взглядом на сучок в деревянной перегородке. Ей никогда не понять этого. Все это выглядит совершенно невозможным, хотя и не для тех, кто знает обычаи братьев Равенспир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53