Стебельки травы приятно щекотали правую щеку…
Голова дернула челюстью. Глаза остекленели. Из разорванных артерий тонкой струйкой змеилась кровь.
* * *
— Шериф, может быть, хватит пугать меня ружьем? Сначала, не спорю, было страшно. Сейчас — тоже немного не по себе. Но уже не так сильно. В следующий раз, боюсь, я обмочу штаны. От смеха. По-моему, вы потеряли чувство реальности. Проще говоря, не можете отличить хрен от пальца. — Пинт не мог заставить себя говорить Баженову «ты». Однако его «вы» не было уважительным, как в случае, например, с Тамбовцевым, просто он хотел держать дистанцию, пусть даже в одностороннем порядке.
— Что тебе здесь надо? — Шериф, напротив, игнорировал правила хорошего тона.
— А вот это — мое дело. И отчитываться я не собираюсь. Ни перед кем, и в том числе — перед вами.
— Все равно придется. — Шериф немного опустил ружье. Давно уже никто не смел перечить ему. Этот Пинт, стоило признать, — достойный соперник. Наверное, у него своя «дыра в голове». Но это ничего не меняло. — Здесь не самое подходящее место для выяснения отношений. Садись в машину, док. Покатаемся.
Пинт пожал плечами, словно говорил: «Пожалуйста. Как вам будет угодно. Но вряд ли это что-нибудь изменит».
Он еще раз оглянулся на мрачный дом, пытаясь разглядеть за пыльными стеклами белую тень. Но в окнах никого не было, черными пустыми глазницами они безучастно смотрели на Молодежную улицу.
Пинт вздохнул, обошел вокруг капота и залез на переднее сиденье.
Шериф осмотрелся: дом, где жила Лена, стоял на отшибе, никаких свидетелей, кроме нее самой, быть не должно. И все же… На всякий случай… Но Молодежная улица, и в обычные дни немноголюдная, сейчас была совершенно пустынной.
Баженов бросил ружье на заднее сиденье и сел за руль, уазик, перемахнув поперек Пятый переулок, прыгнул в тракторную колею и уверенно пополз вперед.
Эта машина, при всех своих недостатках, имела одно несомненное достоинство — УАЗ может легко проехать там, где и пешком-то пройти трудно.
Шериф держался за огромный эбонитовый руль, не для того, чтобы направлять машину — куда она из колеи денется! — просто нужно было за что-то держаться, чтобы не так трясло на ухабах.
Впереди показалась небольшая промоина. Баженов крепко ухватился за руль обеими руками и выкрутил его до упора вправо: уазик дернулся, встал в колее немного наискось, он по-прежнему продолжал ползти вперед, но теперь уже левым боком. Большие зубастые колеса упорно гребли грунт. Наконец они нащупали щебень на дне промоины и зацепились за него. Машина дернулась и стала потихоньку выбираться из колеи. На мгновение Пинту показалось, что они сейчас перевернутся: через лобовое стекло он видел только серое небо, земля осталась где-то далеко внизу.
Но для уазика подобные трюки — это детские фокусы. Машина с рычанием вылезла на пожухлую траву, встряхнулась, как пес, выбравшийся из воды, и покатила по ровному полю.
Теперь Пинту стал понятен маневр Шерифа: он объезжал с тыла липовую рощу.
В тени старых деревьев уютно расположилось городское кладбище: то здесь, то там мелькали красные пятиконечные звездочки на обелисках из нержавейки, сваренные из кусков арматуры и обрезков водопроводных труб кресты, гораздо реже надгробия из мрамора или гранита — жители Горной Долины жили небогато, мало кто мог поставить на могилу памятник из камня. Металлические прутья оград, выкрашенные в голубой или серебристый цвет, напоминали причудливый кустарник, разросшийся между черных толстых стволов.
Шериф остановился, немного не доехав до крайних деревьев.
Он спрыгнул на землю, потопал сапогами, будто разминал затекшие ноги, снял шляпу и аккуратно положил ее на сиденье. Ружье осталось в машине: действительно, сколько можно пугать? Пора от слов переходить к делу. Но… ведь стрелять он не собирался. Есть и другие методы.
— Вылезай, док. — Шериф, не оглядываясь, махнул рукой, призывая Пинта следовать за ним. Он шел, засучивая на ходу рукава.
— Понятно, — усмехнулся Оскар и вышел из машины. Он снял пиджак, сложил его и оставил на переднем сиденье. Затем ослабил узел галстука, вытянул тонкий конец и снял его через голову. — Кажется, нам предстоят мужские игры на свежем воздухе. Что ж, весьма полезно. Для аппетита. Хотя… Я бы и так не отказался что-нибудь съесть.
Шериф остановился. Он наконец нашел то, что искал: ровную площадку размером пять на пять, вытоптанную множеством ног, здесь обычно останавливался грузовик с гробом, дальше покойника несли на руках.
Это, кстати, тоже было распоряжением Шерифа: заезжать на кладбище не со стороны города, а с тыла, он считал, что похороны — не такое уж интересное и веселое зрелище, чтобы за ним наблюдала вся Горная Долина.
— Иди сюда, док! Будем проводить воспитательную работу.
Пинт нагнулся, сорвал травинку, сунул ее в рот. Он подошел и стал в трех шагах от Баженова.
— Я очень не люблю, — сказал Шериф, потирая громадные красные кулаки, — когда кто-то сует нос не в свое дело. Это меня нервирует, понимаешь? Я привык, чтобы во всем был порядок…
— Разве я его нарушил? — перебил Пинт. — Что, в Горной Долине есть запретные зоны, куда ходить нельзя? Шериф молча пожевал губами.
— Я не люблю, когда суют нос не в свое дело, — повторил он.
— А может быть, это как раз — мое дело? — с вызовом спросил Пинт. — Откуда вам знать?
— Послушай, парень. — Шериф начал терять терпение. — Если я сказал, что это — не твое дело, значит, так оно и есть. Запомнил?
— Ерунда, — громко и отчетливо сказал Пинт. Баженов покачал головой, будто соглашаясь с чем-то.
— Ну ладно. Ты сам напросился. — Внезапно он резко выкинул вперед правую руку, намереваясь разбить упрямцу нос. Это здорово помогает в воспитательной работе. Нос — очень болезненное место. Противник сразу теряет ориентацию, он оглушен, из глаз сыпятся искры, хоть прикуривай, по верхней губе текут струйки крови и попадают в рот, мешая дышать. Этот удар Шериф отрабатывал годами. Тут главное — резкость. Выбрасываешь вперед расслабленную руку, чтобы мышечное напряжение не замедляло движения, и в пяти сантиметрах от носа жестко ставишь кулак на цель. Бах! — и нос лопается, взрывается тучей красных брызг. На этом подготовительный этап можно считать оконченным. Дальше следует собственно внушение.
Но… Вот что удивило Шерифа. Его удар не достиг цели. Пинт слегка отклонился назад: он не стал защищаться предплечьем, не стал отбивать его руку, он просто немного отклонился назад, — ровно настолько, чтобы не пропустить коварный удар. Ни сантиметром больше.
— Шериф! Боюсь, без ружья вы проиграете. Еще не поздно сбегать.
Проклятие! Он еще издевается. Позволяет себе шутить! Ну подожди, сейчас ты у меня получишь!
Баженов выкинул вперед левую ногу, целясь в пах. Пинт легко отпрыгнул в сторону. Ковбойский сапог просвистел в воздухе, нащупал перед собой пустоту и вернулся на землю, выбив из травы, как из грязного ковра, небольшой столбик пыли. На мгновение Шериф потерял равновесие, и Пинт тут же воспользовался этим — легонько ткнул Баженова в плечо, хотя мог бы и заехать в челюсть — длинным увесистым хуком. Шериф покачнулся, но моментально собрался и снова повернулся к Пинту.
— Шериф! Предлагаю ничью. На следующих условиях: вы не лезете в мои дела, а я не отправляю вас в аут. В университете я, помнится, недурно боксировал. Даже был чемпионом среди полутяжей. А вы, судя по всему, нет. Так что — еще раз предлагаю ничью. Согласны?
Но говорить с Баженовым в таком тоне было бесполезно. Его проще было убить, чем убедить в чем-либо.
Выставив огромные кулаки перед собой, он вновь бросился на Пинта.
Теперь он хотел достичь цели серией ударов, мощных и тяжелых. Баженов пер вперед, как уазик по колее, рассчитывая на природную силу.
Пинт короткими приставными шагами двигался назад, так, что все удары Шерифа летели мимо. Он нарушал одно из главных правил бокса: нельзя отступать от длиннорукого противника по прямой. Надо обязательно уходить наружу или внутрь атаки, не ровен час, спину обнимут канаты ринга, и тогда… Он уже слышал недовольный голос тренера, отчитывающего его в перерыве между раундами. Но… Сейчас все было по-другому: не было тренера. Да и канатов тоже. И перерывов между раундами, похоже, не предвиделось.
Безобразную сцену пора было заканчивать. Грубый мордобой не имеет к благородному искусству бокса никакого отношения. Единственное, о чем думал Пинт: не стоит слишком усердствовать с Шерифом. Его надо просто остановить, но не избивать.
Пинт укоротил шаг. И в тот самый момент, когда Баженову показалось, что он уже достал этого пугливого танцора (спору нет, уворачиваться он умеет, а вот как насчет бить?), Оскар — под правый прямой Шерифа — легко сместился влево, одновременно длинным кроссом хлестнув в правый незащищенный висок противника.
«Вот это красиво! — отметил он про себя. — Это бы и на ринге смотрелось замечательно».
Но Шериф не упал. Кулаки его налились свинцовой тяжестью, руки опустились сами собой, глаза остекленели, но он упрямо продолжал — пусть и неверным шагом — надвигаться на Пинта.
Слегка досадуя на то, что немного недоработал (жалел дурака, что поделаешь, Оскар — добрая душа), Пинт правым прямым сокрушил подбородок Шерифа. Удар был коротким и отрывистым. Не очень сильным, но энергичным. Баженов застыл на месте, потом стал медленно оседать, упал на колени и, наконец, ничком рухнул на землю.
«Молодец! — похвалил себя Оскар. — Как говорят в математике — необходимо и достаточно».
Если противник падает на спину, это означает, что он потерял сознание еще в момент удара, настолько он был сильным и точным, СМЕТАЮЩИМ. После таких ударов, как правило, долго не встают. А когда встают, то не помнят таблицу умножения.
Правда, в любительском боксе подобная ситуация — скорее исключение. Чтобы пропустить такой удар, противник должен стоять на месте, полностью открывшись, то есть «поплыть», потерять ориентацию. В любительском боксе любой уважающий себя рефери этого не допустит, если он видит, что один из боксеров «плывет», бой немедленно останавливается.
Другое дело — бокс профессиональный. Там бесчувственное тело частенько проскальзывает между канатами и падает на колени арбитрам.
Но эти танцы на кладбищенской площадке боксом назвать было нельзя. Пинт не чувствовал никакого азарта. Он даже не успел вспотеть. Он попробовал применить классическую комбинацию, и его попытка увенчалась успехом.
Оскар совсем не собирался сметать Шерифа — просто хотел ненадолго выключить. Как лампочку. Что он и сделал, с удовлетворением отметив про себя, что единожды усвоенные навыки никогда не забываются.
— Полежи! Все нормально! — сказал Пинт и пошел к уазику.
* * *
Баженов почувствовал, как что-то приятно холодит ему правую щеку.
Но висок… Висок горел, словно Шериф лежал на включенной электрической плитке. Этак, пожалуй, мозги расплавятся и вытекут через нос. Он подвинул голову и уперся виском туда, где только что лежала щека, ожидая милосердной прохлады. Кожу защипало, как в детстве, когда "мать смазывала ему йодом разбитые коленки.
Баженов открыл глаза и увидел перед собой чьи-то ботинки.
Ботинки ослепительно сверкали в ярких лучах солнца. Баженов зажмурился.
— Все в порядке? — раздался чей-то голос, показавшийся Шерифу знакомым. Голос звучал вполне миролюбиво, но Шериф сразу почувствовал, что его обладатель каким-то образом причастен к тому, что он лежит на земле, навалившись правым виском на раскаленную плитку.
— Нет, — пробурчал Шериф. Он не собирался отвечать на вопрос, просто хотел убедиться, что может говорить. — Ничего не в порядке.
Он уперся руками в землю и сел. Осторожно тряхнул головой. Голова была тяжелая, но, по крайней мере, не болела и не кружилась. И на том спасибо.
Баженов осмотрелся. День медленно угасал. Солнце клонилось к горизонту и было вовсе не таким ярким, как ему показалось сначала. Наоборот, его закрывала легкая серая пелена.
«Завтра будет дождь», — отстраненно подумал Баженов. Он еще не решил, ценная это информация или нет. Ну, будет и будет. Скорее всего, будет.
Обладатель начищенных ботинок присел рядом.
— Уффф! Чего смотришь? — Теперь Баженов начал вспоминать подробности. Этот человек, сидящий рядом с ним, — новый док. И это именно он отправил Шерифа в нокаут.
Как его зовут? Как-то необычно.
«Оскар Пинт», — внезапно всплыло в памяти. Да, точно. Оскар Пинт.
— Это ты меня так? — Шериф поднял вверх указательный палец и неопределенно покрутил им в воздухе. Глупый вопрос. Конечно, он. Не ангел же Господень осенил меня своими крылами.
— Пришлось. Я предупреждал.
Баженов подтянул —к животу левую ногу, уперся рукой в колено и, кряхтя, поднялся.
— Молодец, — сказал он безо всякой злости, но и без одобрения.
— Я просто защищался.
— Ладно, не оправдывайся. Все в порядке.
К Баженову — вместе с сознанием — постепенно возвращалась былая уверенность в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Голова дернула челюстью. Глаза остекленели. Из разорванных артерий тонкой струйкой змеилась кровь.
* * *
— Шериф, может быть, хватит пугать меня ружьем? Сначала, не спорю, было страшно. Сейчас — тоже немного не по себе. Но уже не так сильно. В следующий раз, боюсь, я обмочу штаны. От смеха. По-моему, вы потеряли чувство реальности. Проще говоря, не можете отличить хрен от пальца. — Пинт не мог заставить себя говорить Баженову «ты». Однако его «вы» не было уважительным, как в случае, например, с Тамбовцевым, просто он хотел держать дистанцию, пусть даже в одностороннем порядке.
— Что тебе здесь надо? — Шериф, напротив, игнорировал правила хорошего тона.
— А вот это — мое дело. И отчитываться я не собираюсь. Ни перед кем, и в том числе — перед вами.
— Все равно придется. — Шериф немного опустил ружье. Давно уже никто не смел перечить ему. Этот Пинт, стоило признать, — достойный соперник. Наверное, у него своя «дыра в голове». Но это ничего не меняло. — Здесь не самое подходящее место для выяснения отношений. Садись в машину, док. Покатаемся.
Пинт пожал плечами, словно говорил: «Пожалуйста. Как вам будет угодно. Но вряд ли это что-нибудь изменит».
Он еще раз оглянулся на мрачный дом, пытаясь разглядеть за пыльными стеклами белую тень. Но в окнах никого не было, черными пустыми глазницами они безучастно смотрели на Молодежную улицу.
Пинт вздохнул, обошел вокруг капота и залез на переднее сиденье.
Шериф осмотрелся: дом, где жила Лена, стоял на отшибе, никаких свидетелей, кроме нее самой, быть не должно. И все же… На всякий случай… Но Молодежная улица, и в обычные дни немноголюдная, сейчас была совершенно пустынной.
Баженов бросил ружье на заднее сиденье и сел за руль, уазик, перемахнув поперек Пятый переулок, прыгнул в тракторную колею и уверенно пополз вперед.
Эта машина, при всех своих недостатках, имела одно несомненное достоинство — УАЗ может легко проехать там, где и пешком-то пройти трудно.
Шериф держался за огромный эбонитовый руль, не для того, чтобы направлять машину — куда она из колеи денется! — просто нужно было за что-то держаться, чтобы не так трясло на ухабах.
Впереди показалась небольшая промоина. Баженов крепко ухватился за руль обеими руками и выкрутил его до упора вправо: уазик дернулся, встал в колее немного наискось, он по-прежнему продолжал ползти вперед, но теперь уже левым боком. Большие зубастые колеса упорно гребли грунт. Наконец они нащупали щебень на дне промоины и зацепились за него. Машина дернулась и стала потихоньку выбираться из колеи. На мгновение Пинту показалось, что они сейчас перевернутся: через лобовое стекло он видел только серое небо, земля осталась где-то далеко внизу.
Но для уазика подобные трюки — это детские фокусы. Машина с рычанием вылезла на пожухлую траву, встряхнулась, как пес, выбравшийся из воды, и покатила по ровному полю.
Теперь Пинту стал понятен маневр Шерифа: он объезжал с тыла липовую рощу.
В тени старых деревьев уютно расположилось городское кладбище: то здесь, то там мелькали красные пятиконечные звездочки на обелисках из нержавейки, сваренные из кусков арматуры и обрезков водопроводных труб кресты, гораздо реже надгробия из мрамора или гранита — жители Горной Долины жили небогато, мало кто мог поставить на могилу памятник из камня. Металлические прутья оград, выкрашенные в голубой или серебристый цвет, напоминали причудливый кустарник, разросшийся между черных толстых стволов.
Шериф остановился, немного не доехав до крайних деревьев.
Он спрыгнул на землю, потопал сапогами, будто разминал затекшие ноги, снял шляпу и аккуратно положил ее на сиденье. Ружье осталось в машине: действительно, сколько можно пугать? Пора от слов переходить к делу. Но… ведь стрелять он не собирался. Есть и другие методы.
— Вылезай, док. — Шериф, не оглядываясь, махнул рукой, призывая Пинта следовать за ним. Он шел, засучивая на ходу рукава.
— Понятно, — усмехнулся Оскар и вышел из машины. Он снял пиджак, сложил его и оставил на переднем сиденье. Затем ослабил узел галстука, вытянул тонкий конец и снял его через голову. — Кажется, нам предстоят мужские игры на свежем воздухе. Что ж, весьма полезно. Для аппетита. Хотя… Я бы и так не отказался что-нибудь съесть.
Шериф остановился. Он наконец нашел то, что искал: ровную площадку размером пять на пять, вытоптанную множеством ног, здесь обычно останавливался грузовик с гробом, дальше покойника несли на руках.
Это, кстати, тоже было распоряжением Шерифа: заезжать на кладбище не со стороны города, а с тыла, он считал, что похороны — не такое уж интересное и веселое зрелище, чтобы за ним наблюдала вся Горная Долина.
— Иди сюда, док! Будем проводить воспитательную работу.
Пинт нагнулся, сорвал травинку, сунул ее в рот. Он подошел и стал в трех шагах от Баженова.
— Я очень не люблю, — сказал Шериф, потирая громадные красные кулаки, — когда кто-то сует нос не в свое дело. Это меня нервирует, понимаешь? Я привык, чтобы во всем был порядок…
— Разве я его нарушил? — перебил Пинт. — Что, в Горной Долине есть запретные зоны, куда ходить нельзя? Шериф молча пожевал губами.
— Я не люблю, когда суют нос не в свое дело, — повторил он.
— А может быть, это как раз — мое дело? — с вызовом спросил Пинт. — Откуда вам знать?
— Послушай, парень. — Шериф начал терять терпение. — Если я сказал, что это — не твое дело, значит, так оно и есть. Запомнил?
— Ерунда, — громко и отчетливо сказал Пинт. Баженов покачал головой, будто соглашаясь с чем-то.
— Ну ладно. Ты сам напросился. — Внезапно он резко выкинул вперед правую руку, намереваясь разбить упрямцу нос. Это здорово помогает в воспитательной работе. Нос — очень болезненное место. Противник сразу теряет ориентацию, он оглушен, из глаз сыпятся искры, хоть прикуривай, по верхней губе текут струйки крови и попадают в рот, мешая дышать. Этот удар Шериф отрабатывал годами. Тут главное — резкость. Выбрасываешь вперед расслабленную руку, чтобы мышечное напряжение не замедляло движения, и в пяти сантиметрах от носа жестко ставишь кулак на цель. Бах! — и нос лопается, взрывается тучей красных брызг. На этом подготовительный этап можно считать оконченным. Дальше следует собственно внушение.
Но… Вот что удивило Шерифа. Его удар не достиг цели. Пинт слегка отклонился назад: он не стал защищаться предплечьем, не стал отбивать его руку, он просто немного отклонился назад, — ровно настолько, чтобы не пропустить коварный удар. Ни сантиметром больше.
— Шериф! Боюсь, без ружья вы проиграете. Еще не поздно сбегать.
Проклятие! Он еще издевается. Позволяет себе шутить! Ну подожди, сейчас ты у меня получишь!
Баженов выкинул вперед левую ногу, целясь в пах. Пинт легко отпрыгнул в сторону. Ковбойский сапог просвистел в воздухе, нащупал перед собой пустоту и вернулся на землю, выбив из травы, как из грязного ковра, небольшой столбик пыли. На мгновение Шериф потерял равновесие, и Пинт тут же воспользовался этим — легонько ткнул Баженова в плечо, хотя мог бы и заехать в челюсть — длинным увесистым хуком. Шериф покачнулся, но моментально собрался и снова повернулся к Пинту.
— Шериф! Предлагаю ничью. На следующих условиях: вы не лезете в мои дела, а я не отправляю вас в аут. В университете я, помнится, недурно боксировал. Даже был чемпионом среди полутяжей. А вы, судя по всему, нет. Так что — еще раз предлагаю ничью. Согласны?
Но говорить с Баженовым в таком тоне было бесполезно. Его проще было убить, чем убедить в чем-либо.
Выставив огромные кулаки перед собой, он вновь бросился на Пинта.
Теперь он хотел достичь цели серией ударов, мощных и тяжелых. Баженов пер вперед, как уазик по колее, рассчитывая на природную силу.
Пинт короткими приставными шагами двигался назад, так, что все удары Шерифа летели мимо. Он нарушал одно из главных правил бокса: нельзя отступать от длиннорукого противника по прямой. Надо обязательно уходить наружу или внутрь атаки, не ровен час, спину обнимут канаты ринга, и тогда… Он уже слышал недовольный голос тренера, отчитывающего его в перерыве между раундами. Но… Сейчас все было по-другому: не было тренера. Да и канатов тоже. И перерывов между раундами, похоже, не предвиделось.
Безобразную сцену пора было заканчивать. Грубый мордобой не имеет к благородному искусству бокса никакого отношения. Единственное, о чем думал Пинт: не стоит слишком усердствовать с Шерифом. Его надо просто остановить, но не избивать.
Пинт укоротил шаг. И в тот самый момент, когда Баженову показалось, что он уже достал этого пугливого танцора (спору нет, уворачиваться он умеет, а вот как насчет бить?), Оскар — под правый прямой Шерифа — легко сместился влево, одновременно длинным кроссом хлестнув в правый незащищенный висок противника.
«Вот это красиво! — отметил он про себя. — Это бы и на ринге смотрелось замечательно».
Но Шериф не упал. Кулаки его налились свинцовой тяжестью, руки опустились сами собой, глаза остекленели, но он упрямо продолжал — пусть и неверным шагом — надвигаться на Пинта.
Слегка досадуя на то, что немного недоработал (жалел дурака, что поделаешь, Оскар — добрая душа), Пинт правым прямым сокрушил подбородок Шерифа. Удар был коротким и отрывистым. Не очень сильным, но энергичным. Баженов застыл на месте, потом стал медленно оседать, упал на колени и, наконец, ничком рухнул на землю.
«Молодец! — похвалил себя Оскар. — Как говорят в математике — необходимо и достаточно».
Если противник падает на спину, это означает, что он потерял сознание еще в момент удара, настолько он был сильным и точным, СМЕТАЮЩИМ. После таких ударов, как правило, долго не встают. А когда встают, то не помнят таблицу умножения.
Правда, в любительском боксе подобная ситуация — скорее исключение. Чтобы пропустить такой удар, противник должен стоять на месте, полностью открывшись, то есть «поплыть», потерять ориентацию. В любительском боксе любой уважающий себя рефери этого не допустит, если он видит, что один из боксеров «плывет», бой немедленно останавливается.
Другое дело — бокс профессиональный. Там бесчувственное тело частенько проскальзывает между канатами и падает на колени арбитрам.
Но эти танцы на кладбищенской площадке боксом назвать было нельзя. Пинт не чувствовал никакого азарта. Он даже не успел вспотеть. Он попробовал применить классическую комбинацию, и его попытка увенчалась успехом.
Оскар совсем не собирался сметать Шерифа — просто хотел ненадолго выключить. Как лампочку. Что он и сделал, с удовлетворением отметив про себя, что единожды усвоенные навыки никогда не забываются.
— Полежи! Все нормально! — сказал Пинт и пошел к уазику.
* * *
Баженов почувствовал, как что-то приятно холодит ему правую щеку.
Но висок… Висок горел, словно Шериф лежал на включенной электрической плитке. Этак, пожалуй, мозги расплавятся и вытекут через нос. Он подвинул голову и уперся виском туда, где только что лежала щека, ожидая милосердной прохлады. Кожу защипало, как в детстве, когда "мать смазывала ему йодом разбитые коленки.
Баженов открыл глаза и увидел перед собой чьи-то ботинки.
Ботинки ослепительно сверкали в ярких лучах солнца. Баженов зажмурился.
— Все в порядке? — раздался чей-то голос, показавшийся Шерифу знакомым. Голос звучал вполне миролюбиво, но Шериф сразу почувствовал, что его обладатель каким-то образом причастен к тому, что он лежит на земле, навалившись правым виском на раскаленную плитку.
— Нет, — пробурчал Шериф. Он не собирался отвечать на вопрос, просто хотел убедиться, что может говорить. — Ничего не в порядке.
Он уперся руками в землю и сел. Осторожно тряхнул головой. Голова была тяжелая, но, по крайней мере, не болела и не кружилась. И на том спасибо.
Баженов осмотрелся. День медленно угасал. Солнце клонилось к горизонту и было вовсе не таким ярким, как ему показалось сначала. Наоборот, его закрывала легкая серая пелена.
«Завтра будет дождь», — отстраненно подумал Баженов. Он еще не решил, ценная это информация или нет. Ну, будет и будет. Скорее всего, будет.
Обладатель начищенных ботинок присел рядом.
— Уффф! Чего смотришь? — Теперь Баженов начал вспоминать подробности. Этот человек, сидящий рядом с ним, — новый док. И это именно он отправил Шерифа в нокаут.
Как его зовут? Как-то необычно.
«Оскар Пинт», — внезапно всплыло в памяти. Да, точно. Оскар Пинт.
— Это ты меня так? — Шериф поднял вверх указательный палец и неопределенно покрутил им в воздухе. Глупый вопрос. Конечно, он. Не ангел же Господень осенил меня своими крылами.
— Пришлось. Я предупреждал.
Баженов подтянул —к животу левую ногу, уперся рукой в колено и, кряхтя, поднялся.
— Молодец, — сказал он безо всякой злости, но и без одобрения.
— Я просто защищался.
— Ладно, не оправдывайся. Все в порядке.
К Баженову — вместе с сознанием — постепенно возвращалась былая уверенность в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66