— Ты, Хогрэм — делать мир?
— Нет, — раздраженно бросил Реатур. — Я-то знал, что у нас ничего не получится, а ты все же вынудил общаться меня с подлым стариком, вместо того чтобы использовать это время для подготовки моего владения к тому, что замыслили мерзкие скармеры своими гнусными, коварными умишками.
Ирв развел руками, что на языке человечьих жестов означало: «я не виноват».
— Мои хозяева владения говорить мне, что делать. Я должен идти по направлению, какое они указывать. Твои самцы делать так же для тебя. — Затем он ни с того ни с сего согнулся и некоторое время простоял в этой странной позе.
«Будь он самцом омало, он бы, вероятно, расширился в знак извинения», — машинально подумал Реатур и движением руки велел пришельцу выпрямиться.
— Ты прав… Ты должен повиноваться своим ХОЗЯЕВАМ владения, — согласился он, хотя не слишком хорошо понимал, каким образом хозяев владения может быть несколько. — Но в данном случае они НЕПРАВЫ. Мне и Хогрэму нечего сказать друг другу. По крайней мере, насчет мира.
Ирв снова развел руками, но Реатур не обратил на это внимания. Он думал о своем. Хогрэм говорил очень уверенно, но откуда у него такая уверенность? Каким образом его воины намерены перебраться через Ущелье Эрвис, особенно сейчас, когда там бушуют вешние воды? Реатур пытался подобраться к этой задачке то с одной, то с другой стороны, но, хоть убей, не находил решения, как скармеры собираются перехитрить наводнение.
Но Хогрэм — Реатур был абсолютно уверен — тот знал, как. Это внушало хозяину владения страх.
ГЛАВА 8
Сара выпрямилась, поняв, что самка элока все равно увидела ее. Еще бы не увидеть, когда смотришь сразу во всех направлениях. К минервитянским животным было почти невозможно подобраться незаметно. Недолго думая, элочица сочла лучшим «сделать ноги».
Выполнить это оказалось не так-то просто. Самка настолько отяжелела от беременности, что сумела только вперевалку добраться до дальнего конца небольшого загона для скота. Сара поспешила к ней. Элочица вот-вот должна была почковаться и представляла из себя прекрасный объект для опыта по попытке остановки послеродового кровотечения.
Беглянка, увы, не догадывалась об этом. Сара казалась ей странным созданием, возможно хищным и уж наверняка опасным. Не видя путей к отступлению, испуганное животное попыталось броситься на Сару, норовя проткнуть ее одним из рогов, выступающих из туловища чуть пониже каждой верхней лапы.
Увернуться от рога не составило Саре большого труда, благо он был не слишком длинный: опытные скотоводы омало сумели вывести породу элоков, не обладающих такими внушительными рогами, как у их диких сородичей.
— Ну-ну, не волнуйся, милочка, — тихо промурлыкала Сара, будто разговаривая с земной лошадью, которую что-то напутало. Это, кажется, сработало: элочица решила, что небольшой атаки вполне достаточно для «сохранения репутации», и позволила человеку приблизиться, хотя и не отводила от него встревоженно напрягшихся четырех глазных стеблей.
Саре требовалось, чтобы животное хоть немного расслабилось, и она произнесла еще несколько ласковых фраз. Самка была намного ниже ее ростом, но гораздо толще; среди самцов-элоков попадались особи размером с корову. При этом внешне они больше всего походили на помесь осьминога и каракатицы.
Элочица вздрогнула, уклоняясь от чужой руки, — человеческое тепло ощущалось даже сквозь кожу перчатки и напугало ее. Лишь на третий раз она не отпрянула и позволила Саре погладить себя и прикоснуться к одной из набухших почек.
— Та-а-ак, — выдохнула Сара, убедившись, что кожа над выпуклостями начинает трескаться. Последние несколько дней ее мучило предчувствие, что «роды» у элочицы начнутся в самый неподходящий момент — ночью, например, когда она, Сара, будет спать сладким сном. К счастью, предчувствие не оправдалось.
Как и бедняжка Байал, самка элока по мере приближения почкования совсем присмирела. Казалось, она понимала, что это беспокойство — зуд, боль, очевидно причиняемая разрывом кожи, — последнее. Потом не нужно будет беспокоиться ни о чем.
Сам процесс почкования поначалу выглядел внешне безобидно, опять же как и у Байал. Просто разрывы над каждой почкой постепенно становились длиннее, только и всего. Зная, чем это закончится, Сара заранее подготовилась к кризису.
Еще на корабле она засунула по одной ватномарлевой подушечке в шесть носков и приклеила на каждый несколько полосок липкой ленты, чтобы во время почкования прикрепить тампоны к шерсти самки. Достав их из чемоданчика и положив на землю, Сара криво усмехнулась — от всех этих самодельных средств попахивало детскими играми в «дочки-матери».
— Никогда и представить себе не могла, что придется работать ветеринаром. — При звуке человечьего голоса самка шевельнулась. Саре же пришла на ум любопытная мысль: одна из причин, по которым животное подпустило чужака к себе, — тембр голоса: почти такой же, как у самцов-омало. А к ним элоки, разумеется, привыкли.
В разрывах уже показались шевелящиеся ножки отпочковавшихся детенышей, все еще прикрепленных к матери. Вскоре они стали видны целиком — каждый размером с небольшого терьера.
Спустя несколько секунд все шестеро упали на землю и тут же деловито поползли в разные стороны. Самка осталась стоять, совершенно безучастная к происходящему, и даже не попыталась боднуть Сару, когда та, упав на колени, принялась затыкать тампонами разверстые раны, из которых мощными струями била холодная минервитянская кровь.
За полминуты она насквозь пропитала Сарины куртку и штаны. Из двух разрывов, уже закрытых тампонами, теперь сочились лишь тоненькие красные ручейки. Сара вставила затычку в третий, с силой прижав полоски «скотча» к шкуре роженицы, чтобы они смогли выдержать мощный напор. Но протянув руку за четвертым тампоном, женщина поняла, что в нем уже нет никакой надобности. Глазные стебли и лапы элочицы враз обмякли, и она начала медленно оседать на землю. Ручьи крови, бьющие из неперекрытых трех отверстий, иссякли буквально на глазах. Самка свалилась замертво.
— О Господи. — В принципе, Сара и ожидала такого результата первой попытки, но это не спасло ее от чувства разочарования. Импровизированные повязки все же принесли какую-то пользу. Следовало прикрепить их оперативнее, и все. Можно сказать, что в целом операция почти удалась. Почти. Очередное свидетельство старого как мир медицинского анекдота: «Операция прошла удачно, но пациент скончался».
Сара взглянула на себя и ужаснулась — она выглядела так, будто отработала восьмичасовую дневную смену на местной скотобойне. Одежда насквозь пропиталась кровью, с рукавов на землю падали еще не свернувшиеся алые капли. Теоретически, спецткань должна была отталкивать влагу, но кто же мог предположить, что человека, одетого в одежду, сшитую из нее, словно окунут в бадью с кровью. Мысли о том, что в оснащение «Афины» не входила ни прачечная установка, ни химчистка, повергла Сару в еще большее уныние.
Она подобрала с земли чистые тампоны, затем, немного помедлив, вынула из ран самки и те, которые успела воткнуть. Запасы носков и ваты, как и всего остального, были на корабле весьма умеренны.
Собравшиеся в кучу элочата снова метнулись кто куда, когда Сара направилась к воротам загона. Видимо, инстинкт подсказал им, что от такого большого существа лучше держаться подальше.
Пара шустрых детенышей выскочила-таки за ворота, прежде чем Сара успела закрыть их. Проходивший мимо минервитянин после недолгой погони поймал одного из них, затем велел стоявшим поодаль нескольким самцам изловить другого. Пока те гонялись за элочонком, абориген, крепко держа своего пленника, подошел к Саре.
— Тебе не стоило оставлять ворота открытыми. Счастье, что убежать успели только двое отпочковавшихся.
— Прошу прощения. — Саре показалось, что она узнала голос минервитянина; ей так и не удалось научиться различать их по внешнему виду. — Извини… Тернат.
— Ладно, ничего страшного. Только в следующий раз не забывай, — сказал старший из старших, рачительный и незлобливый, как истинный будущий хозяин владения. Он повернул пару глазных стеблей в сторону трупа элочицы. — Вижу, тебе не очень-то повезло сегодня.
— Да, не очень, — согласилась Сара.
— Реатур хочет, чтобы у тебя получилось. — Тернат выглядел недовольным, только непонятно чем — тем ли, что операция провалилась, или тем, что Реатур ввязался в какую-то нелепую затею.
— Это первый попытка, — осторожно ответила Сара. — Здесь я кое-чему научиться, потом пытаться опять. Может, научиться достаточно, чтобы Ламра жить. Буду пытаться.
— А что если ты научишься недостаточно к тому моменту, когда Ламрины отпочковавшиеся отделятся от нее?
— Тогда опять неудача. Я не говорю Реатур, что я сделать, я только пытаться.
— Я вижу, что ты честный… честная самка, — заметил Тернат неожиданно мягко. — Тот, кто сразу дает много обещаний, чаще всего не выполняет ни одного. Полагаю, человеки тоже знают об этом… — Он опустил один глазной стебель на новорожденного элочонка, трепыхавшегося в его руке. — Я отнесу его в стадо, дабы он привык к жизни среди себе подобных. Если не сделать этого как можно быстрее, глупое создание вырастет слишком самонадеянным и рано или поздно отбежит слишком далеко от больших самцов и станет легкой добычей диких зверей.
Не снимая окровавленных перчаток, Сара достала из кармана блокнот, нашла чистую страницу и написала: «Сказать об элоках Пэт». Астронавты знали об аборигенах так мало, что любой случайный разговор, вроде этого, мог дать важную информацию.
Тернат уже двинулся прочь.
— Что ты делать с мертвая самка элока? — крикнула Сара ему вдогонку.
— Спасибо, что напомнила мне, — бросил он, не останавливаясь. — Я распоряжусь, чтобы ее разделали.
«Всего лишь домашнее животное, скот», — напомнила себе Сара. Она понимала, что к телам умерших самок-омало самцы наверняка относятся более трепетно, но услужливое воображение уже успело нарисовать перед ней жуткую картину: сообразительную, веселую малышку Ламру расчленяют каменными ножами, а затем подают к столу с местным овощем, напоминающим брюссельскую капусту, в качестве гарнира. Б-р-р! Тряхнув головой, Сара преисполнилась еще большей решимостью спасти любимую самку Реатура.
* * *
Толмасову пришлось значительно ускорить шаг, чтобы не отстать от Фралька. Тот заметил это, но даже не соизволил сбавить темп.
— Вы построить все лодки вам надо? — спросил полковник.
— Да, Сергей Константинович, у нас их будет достаточно, — ответил Фральк на русском. Он поднаторел в нем значительно больше, чем Толмасов в минервитянском. Зная об этом, последний старался как можно чаще выражать свои мысли на языке аборигенов.
— Вы иметь все самцы, которые будут ехать на лодках?
— Да, — сказал Фральк и сделал широкий жест тремя руками, как бы охватывая лежащий впереди лагерь.
Слева, из-за растущего близ тропы кустарника, послышался какой-то незнакомый Толмасову шум. Минервитянская живность постоянно издавала разнообразные звуки, и полковник уже привык не обращать на них особого внимания. Но Фральк отреагировал на шум весьма неожиданно: поголубев, он поспешил отпрыгнуть от большого куста, скрывавшего источник шума. Толмасов тоже попятился.
— Что это? — спросил он, указывая на силуэт животного, который ему удалось разглядеть сквозь листву.
— Кронг, — ответил Фральк. — Я и не знал, что они снова появились у города Хогрэма. — Будем надеяться, что он сыт и не хочет добавки.
Полковник скинул с плеча автомат и щелкнул предохранителем. Звуки, издаваемые этим самым кронгом, явно не походили на те, что издавали местные домашние животные.
И тут зверь выскочил на тропу. К своему удивлению, Толмасов тут же узнал его, хотя до сих пор видел этого красавца только на фотоснимках, привезенных Брюсовым и Руставели. Коричнево-белый длинноногий хищник с огромными когтями.
Между тем Фральк становился все синее и синее. Толмасов его понимал. Окажись он сам перед таким чудовищем без оружия, у него поджилки бы затряслись от страха. Даже с автоматом в руках полковник предпочел бы лицезреть кронга через толстые прутья клетки в зоопарке.
Зверь испустил низкий, рычащий вопль, отдаленно напоминающий рык рассерженного леопарда, готового к атаке. Но кронг не бросился в атаку сломя голову. Он приближался медленно, крадучись, глядя на Толмасова большим количеством глаз, чем на Фралька Облик минервитянина был ему знаком, а вот неизвестное существо внушало, как видно, опасение, смешанное с любопытством.
Долгий вопль перешел в пронзительный визг. В отличие от Толмасова, Фральк, несомненно, знал его значение.
— Бежим! — крикнул абориген, сорвавшись с места. — Он голодный!
Проворства хищнику было не занимать; взвизгнув еще пронзительнее, он стрелой бросился вслед за Фральком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51