Здесь же, на Минерве, он пока не дорос до статуса прогрессивной идеологической и экономической структуры. Ведь на востоке по-прежнему господствуют стойкие феодальные тенденции, не так ли?
— Боже мой, — пробормотал Брюсов. Он не привык испытывать по отношению к Лопатину что-то похожее на уважение, отдавая предпочтение тщательно завуалированному презрению. Но сейчас… — Весомый аргумент, Олег Борисович.
— Еще бы, — самодовольно фыркнул Лопатин. «Умный гэбэшник — все равно гэбэшник», — тотчас напомнил себе лингвист.
— Кроме того, я почти уверен, — продолжал между тем Лопатин, — что здесь, так же как и на Земле, американцы действуют заодно с реакционными силами, тогда как мы поддерживаем силы прогресса.
— Не исключено, — уклончиво реагировал Брюсов. Чем больше он задумывался над тем, к чему клонит собеседник, тем меньше это ему нравилось. Он поднял сломанную руку. — Не забывайте, что американцы помогли нам — помогли мне, — рискуя собой. К тому же на Минерве, как нигде, мы имеем дело с действительно бесклассовым обществом.
— Это так, — важно кивнул Лопатин. — Но согласитесь, мы не можем утверждать, что это общество состоит из по-настоящему разумных существ. Аборигены — почти животные. Наша работа с ними находится под пристальным вниманием прогрессивных народных движений всего мира.
— Равно как и под вниманием американцев и их союзников, — Брюсов разволновался не на шутку. Достаточно того, что русские и янки привезли свои склоки с собой на Минерву, но позволять местным межплеменным разборкам усугублять их, подтачивая тем самым сложные международные взаимоотношения на Земле… Этого еще не хватало.
Видимо, заметив волнение лингвиста, Лопатин решил пойти на мировую.
— Ладно. Москва проинструктирует нас, какого курса нам придерживаться, — сказал он.
Вместо того чтобы успокоиться, Брюсов занервничал еще больше. Он знал, что московские аппаратчики будут так же непреклонны, как Лопатин. Если не больше.
— Я бы предпочел, чтобы Москва разрешила нам принимать решения самостоятельно, — вырвалось у него. — Мы способны оценить здешнюю обстановку более адекватно, чем люди, знакомые с аборигенами только по фотографиям.
— Даже американцы с их бесконечным трепом о пресловутых свободах никогда не пойдут на такой шаг, — отчеканил гэбэшник. — Заметьте: когда Хьюстон прислал приказ относительно переговоров, экипаж «Афины» беспрекословно приступил к его исполнению.
— Я впервые слышу от вас, Олег Борисович, что нам не остается ничего другого, как подражать американцам, — тихо ответил Брюсов. Он поймал на себе сердитый взгляд Лопатина и, к собственному удивлению, не испугался.
* * *
Реатур неприязненно посмотрел на коробочку, которую Ирв держал в одной из своих огромных, уродливых рук. Хозяин владения давно уже привык к таким штучкам и почти не удивлялся, когда из них вылетали голоса человеков, находящихся в данный момент где-то далеко отсюда. Но он и представить себе не мог, что и его, к примеру, голос мог путешествовать таким вот образом. А тем более голос какого-то скармера.
— Так он не будет меня видеть, только слышать? — уже в третий раз спросил Реатур Ирва.
— Нет, — ответил человек. — ТЫ видеть скармера?
— Нет, — безрадостно признал Реатур. — Но что ж, послушаю его лживые речи, и покончим с этим. У меня слишком много дел по обеспечению безопасности моего владения.
Ирв издал звук, очень похожий на шипение, с которым самец омало выпускает воздух из дыхательных пор. Потом он нажал коробочку в одном месте и заговорил в нее. Коробочка тотчас ответила рокочущим голосом другого человечьего самца. Голос не принадлежал ни Фрэнку, ни Эллиоту — их Реатур узнал бы. Стало быть, и в самом деле существуют человеки, которых он не видел…
И тут Ирв протянул хозяину владения коробочку.
— Говори в нее. Хогрэм слышать тебя.
— Итак, скармер, о чем будем говорить? — спросил Реатур на упрощенном торговом языке.
— Почем я знаю? — ответил Хогрэм на том же языке.
«А голосок у него старческий», — отметил Реатур. Впрочем, что тут удивительного? Если Хогрэм доверил своему старшему из старших такую важную миссию, как объявление войны хозяину владений омало, значит, сам он уже дряхл.
— Почему же тогда ты хочешь поговорить со мной?
— Потому что меня попросили… — последнего слова Реатур не понял.
— Кто-кто попросил?
— Двуногие и двурукие существа, обладающие странными коробочками, с помощью одной из которых я сейчас с тобой разговариваю. Они называют себя «человеки».
— Ага… Здешние зовут себя humans. И мы их зовем так же.
— Зови их как тебе угодно. Они слишком необычны и слишком могущественны, чтобы я мог сказать им «нет» без веской на то причины. Равно как и ты, я полагаю.
— Насчет себя я сам знаю, — счел нужным огрызнуться Реатур. — Здешние… как ты их зовешь… ЧЕЛОВЕКИ сказали, что если мы переговорим, то, возможно, найдем способ обойтись без войны. Сиди-ка на своей стороне Ущелья Эрвис и докажешь их правоту.
— Я бы сидел там, где сижу, но не могу. У нас слишком много самцов, слишком много самок… Моя земля не сможет прокормить всю эту ораву. Если ты просто отдашь мне свое владение, твоих самцов ждет судьба менее печальная, чем расписал мой старший. Они останутся в живых, а некоторые даже смогут внедрять почки в самок. И те и другие будут работать вместе с нами над обустройством наших новых владений…
— Что значит «работать вместе с нами»? — спросил Реатур. — Работать в качестве кого?
— Ну, ты ведь знаешь, что многие из скармеров скорее торговцы, нежели фермеры или скотоводы, — ответил Хогрэм. — Полагаю, мы смогли бы использовать некоторых ваших самцов, чьи таланты лежат в этой сфере.
Волна гнева захлестнула Реатура от кончиков глазных стеблей до когтей на ногах.
— Иными словами, использовать их как рабов, лишенных даже права апеллировать ко мне как к отцу клана?! Вы, скармеры, не торговцы, Хогрэм, вы — мошенники и воры.
Он намеренно оскорбил Хогрэма, надеясь выжать из того ту же ярость, которую испытывал сам.
— Своим упорством, омало, ты лишь вынуждаешь меня быть более великодушным, — ответил тот спокойно, словно ничего и не заметил. — Цени мою щедрость, не многие удостаиваются ее.
— Представь себе мой безграничный восторг, — немедленно откликнулся Реатур, вкладывая в свой голос презрение, столь же горячее, как и талые воды, ревущие в Ущелье Эрвис. — Прибереги восхваления для своих жалких сородичей, которые смогут оценить их по достоинству. — Хозяин владения вдруг укоротил свои глазные стебли — ему в голову пришла интересная мысль. — Слушай, Хогрэм, а зачем тебе вообще пересекать ущелье? Если ты так уж нуждаешься в новых землях, захвати соседские. Ведь это гораздо проще, разве нет?
— Жалко, что ты не отпочковался безнадежным болваном, Реатур; тогда мне легче было бы жить. — На сей раз создавалось впечатление, что Хогрэм в самом деле отпускает собеседнику комплимент, а не сардоническую похвалу, как несколько мгновений назад. — Если откровенно, то все мои соседи-скармеры испытывают ту же нужду, что и я: слишком много народу и мало еды. Мое владение, конечно, стало бы обширнее, завоюй я их земли, но не богаче.
Реатур сознавал, что логика старикашки по-своему безупречна, но легче ему от этого не становилось. Враг остается врагом, и надо действовать против него всеми доступными средствами.
— Ваши человеки отличаются друг от друга голосами? — спросил он самым невинным тоном, будто бы только ради того, чтобы сменить надоевшую тему разговора.
— Как это? — не понял Хогрэм.
— Ну, когда некоторые говорят низкими, рокочущими голосами, а другие — похожими на наши?
— Ну да. И что с того? — помедлив, осторожно ответил скармер.
Ответ прозвучал, конечно, уклончиво, но Реатуру вдруг захотелось торжествующе заулюлюкать.
— А они не сказали тебе, что те из них, кто говорит грубее, — самцы, а те, кто говорит, как мы, — самки?
По молчанию Хогрэма Реатур уже понял, что тот услышал об этом впервые. А вдруг он испугается, узнав столь ошеломляющую новость? И сгоряча поссорится с тамошними человеками… Реатур был уверен, что такая ссора будет полезна: он по-прежнему не знал, насколько в самом деле могущественны пришельцы, но попытаться сделать их могущество недоступным для скармеров представлялось ему отличной идеей.
— Я понял, на что ты рассчитываешь, — промолвил Хогрэм, снова доказывая свою проницательность. — Ты хочешь, чтобы я начал бояться человеков, перестал доверять им. Но кто когда-либо слышал о старой самке? Я покачиваю всеми глазными стеблями над тобой и над твоей неуклюжей попыткой провести меня.
Реатур и сам посмеялся бы вместе с ним, если бы не знал истины. Он почему-то подумал о Ламре, но постарался отогнать прочь мысли о ней; сейчас было не до того.
— Если думаешь, что я лгу, спроси у своих чело-веков сам.
— Болтай все, что угодно, Реатур. Я, может, и спрошу у них, но только для того, чтобы лишний раз посмеяться над твоей глупостью. Ты — мерзкий лжец, и сполна заплатишь за свою ложь, когда мои доблестные воины ступят на восточную сторону ущелья.
— Уж не думаешь ли ты, что твое хвастовство заставило меня посинеть от страха? Если ты настолько дурен, что готов послать к нам своих горе-вояк, что ж, мы подготовим им достойную встречу. — Реатура настолько увлекла эта перепалка, что он совсем забыл о просьбе Ирва и Эллиота и лишь случайно вспомнил о ней: — Человеки не хотят, чтобы мы начинали войну, и просили меня говорить с тобой об этом. Может, все же поищем решение, которое позволит тебе оставаться на своей стороне, а мне — сохранить свое владение и своих самцов живыми?
— Не существует решения, которое помешает нам перебраться на восточную сторону, — высокомерно заявил Хогрэм. — Что до ваших самцов, то я уже сказал тебе: те, кто не окажет сопротивления, останутся в живых. Некоторые даже смогут совокупляться с самками. Мы не хотим проявлять излишнюю жестокость.
— Твои предложения неприемлемы для нас, и ты это прекрасно понимаешь, — намеренно перегоняя беседу из пустого в порожнее, Реатур лихорадочно соображал, что бы еще предложить скармеру, и наконец придумал: — Откажись от Вторжения, и мы восстановим мост через ущелье и в урожайные годы сможем продавать излишки вам, а не кому-то из наших ленивых соседей. Это поможет тебе прокормить твой клан.
— Насколько велико будет это количество? Как часто выдаются у вас урожайные годы? Если ты ответишь, что один урожайный год приходится на три скудных, я удивлюсь… И попытаюсь купить у тебя секрет такого плодородия. У тебя есть такой секрет?
Реатур мог бы, конечно, и солгать, но решил сказать правду:
— Нет.
— Ты странно торгуешься, омало, но я попробую продолжить свою мысль. Итак: если в один из этих редких урожайных годов ты сможешь продать нам излишки, как много их мы переправим по мосту? Думаю, столько, сколько хватит на несколько по восемнадцать самцов, но не больше. А это нас не устроит.
Реатур с шипением выпустил воздух из дыхательных пор.
— Значит, мы опять пришли к тому, с чего начали.
— Похоже, да, — с таким же вздохом ответил Хогрэм. — На какое-то мгновение у меня появилась надежда, что ты уступишь, но она не оправдалась. А посему мы сами возьмем все, что нам нужно.
— Можешь попробовать, Хогрэм, но, предупреждаю, тебя ждет неудача.
— Если скармер хочет что-то получить, омало, он это получит, не сомневайся. Я хочу твое владение и обещаю, что оно станет моим. Мы придем в тот день, когда твои глазные стебли не будут повернуты в нашу сторону.
— Ты лжешь. Кроме этого, мне больше нечего тебе сказать.
— Мне тоже. Отныне за нас начнут говорить наши действия.
Реатур со вздохом протянул коробочку Ирву, про которого совсем забыл, увлеченный разговором. Внезапно он ощутил такую усталость, что захотел склонить к земле и свои руки, и глазные стебли. И больше ничего не видеть и не слышать.
— Мы закончили.
В коробочке все еще что-то шипело и трещало, но Ирв нажал на маленький выступ, и она умолкла.
— Ты, Хогрэм — не делать мир? — спросил он у хозяина владения. — Я не все слова понимать..: Ты и Хогрэм использовать не совсем те слова, которые использовать я и ты.
— Торговый язык состоит из слов омало, скармеров, других великих кланов — отовсюду понемногу. На нем мы и говорили, — ответил Реатур, радуясь возможности поболтать о торговом языке и немного отвлечься от мрачных мыслей, тяжелым осадком осевших у него на душе после беседы с Хогрэмом.
— Lingua franca, — пробормотал Ирв и, поймав на себе вопросительный взгляд одного из глаз хозяина владения, попытался объяснить: — Человек с неодинаковые слова делать иногда одинаковые вещи.
— А-а, — вежливо сказал Реатур, все сильнее убеждаясь, что между пришельцами и его соплеменниками существует куда больше общего, чем казалось ему вначале.
Правда, сразу после этого Ирв задал такой грубый и откровенный вопрос, на который никогда бы не решился никто из самцов омало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Боже мой, — пробормотал Брюсов. Он не привык испытывать по отношению к Лопатину что-то похожее на уважение, отдавая предпочтение тщательно завуалированному презрению. Но сейчас… — Весомый аргумент, Олег Борисович.
— Еще бы, — самодовольно фыркнул Лопатин. «Умный гэбэшник — все равно гэбэшник», — тотчас напомнил себе лингвист.
— Кроме того, я почти уверен, — продолжал между тем Лопатин, — что здесь, так же как и на Земле, американцы действуют заодно с реакционными силами, тогда как мы поддерживаем силы прогресса.
— Не исключено, — уклончиво реагировал Брюсов. Чем больше он задумывался над тем, к чему клонит собеседник, тем меньше это ему нравилось. Он поднял сломанную руку. — Не забывайте, что американцы помогли нам — помогли мне, — рискуя собой. К тому же на Минерве, как нигде, мы имеем дело с действительно бесклассовым обществом.
— Это так, — важно кивнул Лопатин. — Но согласитесь, мы не можем утверждать, что это общество состоит из по-настоящему разумных существ. Аборигены — почти животные. Наша работа с ними находится под пристальным вниманием прогрессивных народных движений всего мира.
— Равно как и под вниманием американцев и их союзников, — Брюсов разволновался не на шутку. Достаточно того, что русские и янки привезли свои склоки с собой на Минерву, но позволять местным межплеменным разборкам усугублять их, подтачивая тем самым сложные международные взаимоотношения на Земле… Этого еще не хватало.
Видимо, заметив волнение лингвиста, Лопатин решил пойти на мировую.
— Ладно. Москва проинструктирует нас, какого курса нам придерживаться, — сказал он.
Вместо того чтобы успокоиться, Брюсов занервничал еще больше. Он знал, что московские аппаратчики будут так же непреклонны, как Лопатин. Если не больше.
— Я бы предпочел, чтобы Москва разрешила нам принимать решения самостоятельно, — вырвалось у него. — Мы способны оценить здешнюю обстановку более адекватно, чем люди, знакомые с аборигенами только по фотографиям.
— Даже американцы с их бесконечным трепом о пресловутых свободах никогда не пойдут на такой шаг, — отчеканил гэбэшник. — Заметьте: когда Хьюстон прислал приказ относительно переговоров, экипаж «Афины» беспрекословно приступил к его исполнению.
— Я впервые слышу от вас, Олег Борисович, что нам не остается ничего другого, как подражать американцам, — тихо ответил Брюсов. Он поймал на себе сердитый взгляд Лопатина и, к собственному удивлению, не испугался.
* * *
Реатур неприязненно посмотрел на коробочку, которую Ирв держал в одной из своих огромных, уродливых рук. Хозяин владения давно уже привык к таким штучкам и почти не удивлялся, когда из них вылетали голоса человеков, находящихся в данный момент где-то далеко отсюда. Но он и представить себе не мог, что и его, к примеру, голос мог путешествовать таким вот образом. А тем более голос какого-то скармера.
— Так он не будет меня видеть, только слышать? — уже в третий раз спросил Реатур Ирва.
— Нет, — ответил человек. — ТЫ видеть скармера?
— Нет, — безрадостно признал Реатур. — Но что ж, послушаю его лживые речи, и покончим с этим. У меня слишком много дел по обеспечению безопасности моего владения.
Ирв издал звук, очень похожий на шипение, с которым самец омало выпускает воздух из дыхательных пор. Потом он нажал коробочку в одном месте и заговорил в нее. Коробочка тотчас ответила рокочущим голосом другого человечьего самца. Голос не принадлежал ни Фрэнку, ни Эллиоту — их Реатур узнал бы. Стало быть, и в самом деле существуют человеки, которых он не видел…
И тут Ирв протянул хозяину владения коробочку.
— Говори в нее. Хогрэм слышать тебя.
— Итак, скармер, о чем будем говорить? — спросил Реатур на упрощенном торговом языке.
— Почем я знаю? — ответил Хогрэм на том же языке.
«А голосок у него старческий», — отметил Реатур. Впрочем, что тут удивительного? Если Хогрэм доверил своему старшему из старших такую важную миссию, как объявление войны хозяину владений омало, значит, сам он уже дряхл.
— Почему же тогда ты хочешь поговорить со мной?
— Потому что меня попросили… — последнего слова Реатур не понял.
— Кто-кто попросил?
— Двуногие и двурукие существа, обладающие странными коробочками, с помощью одной из которых я сейчас с тобой разговариваю. Они называют себя «человеки».
— Ага… Здешние зовут себя humans. И мы их зовем так же.
— Зови их как тебе угодно. Они слишком необычны и слишком могущественны, чтобы я мог сказать им «нет» без веской на то причины. Равно как и ты, я полагаю.
— Насчет себя я сам знаю, — счел нужным огрызнуться Реатур. — Здешние… как ты их зовешь… ЧЕЛОВЕКИ сказали, что если мы переговорим, то, возможно, найдем способ обойтись без войны. Сиди-ка на своей стороне Ущелья Эрвис и докажешь их правоту.
— Я бы сидел там, где сижу, но не могу. У нас слишком много самцов, слишком много самок… Моя земля не сможет прокормить всю эту ораву. Если ты просто отдашь мне свое владение, твоих самцов ждет судьба менее печальная, чем расписал мой старший. Они останутся в живых, а некоторые даже смогут внедрять почки в самок. И те и другие будут работать вместе с нами над обустройством наших новых владений…
— Что значит «работать вместе с нами»? — спросил Реатур. — Работать в качестве кого?
— Ну, ты ведь знаешь, что многие из скармеров скорее торговцы, нежели фермеры или скотоводы, — ответил Хогрэм. — Полагаю, мы смогли бы использовать некоторых ваших самцов, чьи таланты лежат в этой сфере.
Волна гнева захлестнула Реатура от кончиков глазных стеблей до когтей на ногах.
— Иными словами, использовать их как рабов, лишенных даже права апеллировать ко мне как к отцу клана?! Вы, скармеры, не торговцы, Хогрэм, вы — мошенники и воры.
Он намеренно оскорбил Хогрэма, надеясь выжать из того ту же ярость, которую испытывал сам.
— Своим упорством, омало, ты лишь вынуждаешь меня быть более великодушным, — ответил тот спокойно, словно ничего и не заметил. — Цени мою щедрость, не многие удостаиваются ее.
— Представь себе мой безграничный восторг, — немедленно откликнулся Реатур, вкладывая в свой голос презрение, столь же горячее, как и талые воды, ревущие в Ущелье Эрвис. — Прибереги восхваления для своих жалких сородичей, которые смогут оценить их по достоинству. — Хозяин владения вдруг укоротил свои глазные стебли — ему в голову пришла интересная мысль. — Слушай, Хогрэм, а зачем тебе вообще пересекать ущелье? Если ты так уж нуждаешься в новых землях, захвати соседские. Ведь это гораздо проще, разве нет?
— Жалко, что ты не отпочковался безнадежным болваном, Реатур; тогда мне легче было бы жить. — На сей раз создавалось впечатление, что Хогрэм в самом деле отпускает собеседнику комплимент, а не сардоническую похвалу, как несколько мгновений назад. — Если откровенно, то все мои соседи-скармеры испытывают ту же нужду, что и я: слишком много народу и мало еды. Мое владение, конечно, стало бы обширнее, завоюй я их земли, но не богаче.
Реатур сознавал, что логика старикашки по-своему безупречна, но легче ему от этого не становилось. Враг остается врагом, и надо действовать против него всеми доступными средствами.
— Ваши человеки отличаются друг от друга голосами? — спросил он самым невинным тоном, будто бы только ради того, чтобы сменить надоевшую тему разговора.
— Как это? — не понял Хогрэм.
— Ну, когда некоторые говорят низкими, рокочущими голосами, а другие — похожими на наши?
— Ну да. И что с того? — помедлив, осторожно ответил скармер.
Ответ прозвучал, конечно, уклончиво, но Реатуру вдруг захотелось торжествующе заулюлюкать.
— А они не сказали тебе, что те из них, кто говорит грубее, — самцы, а те, кто говорит, как мы, — самки?
По молчанию Хогрэма Реатур уже понял, что тот услышал об этом впервые. А вдруг он испугается, узнав столь ошеломляющую новость? И сгоряча поссорится с тамошними человеками… Реатур был уверен, что такая ссора будет полезна: он по-прежнему не знал, насколько в самом деле могущественны пришельцы, но попытаться сделать их могущество недоступным для скармеров представлялось ему отличной идеей.
— Я понял, на что ты рассчитываешь, — промолвил Хогрэм, снова доказывая свою проницательность. — Ты хочешь, чтобы я начал бояться человеков, перестал доверять им. Но кто когда-либо слышал о старой самке? Я покачиваю всеми глазными стеблями над тобой и над твоей неуклюжей попыткой провести меня.
Реатур и сам посмеялся бы вместе с ним, если бы не знал истины. Он почему-то подумал о Ламре, но постарался отогнать прочь мысли о ней; сейчас было не до того.
— Если думаешь, что я лгу, спроси у своих чело-веков сам.
— Болтай все, что угодно, Реатур. Я, может, и спрошу у них, но только для того, чтобы лишний раз посмеяться над твоей глупостью. Ты — мерзкий лжец, и сполна заплатишь за свою ложь, когда мои доблестные воины ступят на восточную сторону ущелья.
— Уж не думаешь ли ты, что твое хвастовство заставило меня посинеть от страха? Если ты настолько дурен, что готов послать к нам своих горе-вояк, что ж, мы подготовим им достойную встречу. — Реатура настолько увлекла эта перепалка, что он совсем забыл о просьбе Ирва и Эллиота и лишь случайно вспомнил о ней: — Человеки не хотят, чтобы мы начинали войну, и просили меня говорить с тобой об этом. Может, все же поищем решение, которое позволит тебе оставаться на своей стороне, а мне — сохранить свое владение и своих самцов живыми?
— Не существует решения, которое помешает нам перебраться на восточную сторону, — высокомерно заявил Хогрэм. — Что до ваших самцов, то я уже сказал тебе: те, кто не окажет сопротивления, останутся в живых. Некоторые даже смогут совокупляться с самками. Мы не хотим проявлять излишнюю жестокость.
— Твои предложения неприемлемы для нас, и ты это прекрасно понимаешь, — намеренно перегоняя беседу из пустого в порожнее, Реатур лихорадочно соображал, что бы еще предложить скармеру, и наконец придумал: — Откажись от Вторжения, и мы восстановим мост через ущелье и в урожайные годы сможем продавать излишки вам, а не кому-то из наших ленивых соседей. Это поможет тебе прокормить твой клан.
— Насколько велико будет это количество? Как часто выдаются у вас урожайные годы? Если ты ответишь, что один урожайный год приходится на три скудных, я удивлюсь… И попытаюсь купить у тебя секрет такого плодородия. У тебя есть такой секрет?
Реатур мог бы, конечно, и солгать, но решил сказать правду:
— Нет.
— Ты странно торгуешься, омало, но я попробую продолжить свою мысль. Итак: если в один из этих редких урожайных годов ты сможешь продать нам излишки, как много их мы переправим по мосту? Думаю, столько, сколько хватит на несколько по восемнадцать самцов, но не больше. А это нас не устроит.
Реатур с шипением выпустил воздух из дыхательных пор.
— Значит, мы опять пришли к тому, с чего начали.
— Похоже, да, — с таким же вздохом ответил Хогрэм. — На какое-то мгновение у меня появилась надежда, что ты уступишь, но она не оправдалась. А посему мы сами возьмем все, что нам нужно.
— Можешь попробовать, Хогрэм, но, предупреждаю, тебя ждет неудача.
— Если скармер хочет что-то получить, омало, он это получит, не сомневайся. Я хочу твое владение и обещаю, что оно станет моим. Мы придем в тот день, когда твои глазные стебли не будут повернуты в нашу сторону.
— Ты лжешь. Кроме этого, мне больше нечего тебе сказать.
— Мне тоже. Отныне за нас начнут говорить наши действия.
Реатур со вздохом протянул коробочку Ирву, про которого совсем забыл, увлеченный разговором. Внезапно он ощутил такую усталость, что захотел склонить к земле и свои руки, и глазные стебли. И больше ничего не видеть и не слышать.
— Мы закончили.
В коробочке все еще что-то шипело и трещало, но Ирв нажал на маленький выступ, и она умолкла.
— Ты, Хогрэм — не делать мир? — спросил он у хозяина владения. — Я не все слова понимать..: Ты и Хогрэм использовать не совсем те слова, которые использовать я и ты.
— Торговый язык состоит из слов омало, скармеров, других великих кланов — отовсюду понемногу. На нем мы и говорили, — ответил Реатур, радуясь возможности поболтать о торговом языке и немного отвлечься от мрачных мыслей, тяжелым осадком осевших у него на душе после беседы с Хогрэмом.
— Lingua franca, — пробормотал Ирв и, поймав на себе вопросительный взгляд одного из глаз хозяина владения, попытался объяснить: — Человек с неодинаковые слова делать иногда одинаковые вещи.
— А-а, — вежливо сказал Реатур, все сильнее убеждаясь, что между пришельцами и его соплеменниками существует куда больше общего, чем казалось ему вначале.
Правда, сразу после этого Ирв задал такой грубый и откровенный вопрос, на который никогда бы не решился никто из самцов омало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51