Так, во всяком случае, казалось Руставели.
— Хочется чего-нибудь согревающего, — пробурчал он. — Женщину, например.
— Увы, тут я вам ничем помочь не могу, — хмыкнул Брюсов. — Может, чайку? — Не дожидаясь ответа, он притормозил, чтобы Руставели смог налить себе чая из термоса, при этом не расплескав его.
Грузин быстро налил себе чая и так же быстро выпил его, смакуя тепло.
— Не женщина, конечно, но все равно неплохо.
— Я бы тоже позволил себе кружечку, — сказал Брюсов. — Да и передохнуть пора.
Щеки биолога вспыхнули, но не от того тепла, которого он жаждал.
— Ради Бога, извините, Валерий Александрович. Поступил как последняя свинья, — он налил в кружку чая и протянул ее лингвисту. Время от времени подкалывать Брюсова — да, это он мог. А вот проявлять невоспитанность, пусть даже и случайную… Здесь совсем другое дело.
Метель, кажется, успокаивалась, и сейчас, когда минервоход стоял на месте, встречный ветер почти не чувствовался. Руставели огляделся.
— Думаю, надо сделать несколько снимков, — он взял с сиденья фотокамеру.
Здесь, в 120 километрах к северо-востоку от владения Реатура, местность была более скалистой. Совсем неподалеку пролегал Каньон Йотун.
Лингвист и биолог одновременно заметили в снегу какое-то движение. Первый тут же схватился за бинокль, второй — за телескопический объектив для своего «никона».
— Это не абориген, — пару секунд спустя констатировал Брюсов. — И не домашнее животное. По крайней мере, совершенно не походит на тех, которых мы уже видели.
— Да, — согласился Руставели, разглядывая неизвестное существо. Чем дольше он смотрел на него, тем сильнее ему делалось не по себе. Держа «никон» одной рукой, другой биолог нащупал «Калашникова».
Движения зверя мало напоминали движения прирученных аборигенами животных. Скорее, он двигался, как тигр — учитывая, конечно, «го минервитянскую специфику „конструкции“ тела. Тот же принцип радиальной симметрии, шесть рук, шесть ног, шесть глазных стеблей.
Минервитяне ходили легким шагом, их домашние животные передвигались тяжелой поступью. В походке этого существа бросалась в глаза крадучесть. Ноги у него были длинные и даже изящные, а руки, намного короче ног, бугрились узлами мышц и заканчивались когтями, рядом с которыми когти взрослого минервитянина выглядели бы ноготками земного ребенка. Да и глазные стебли, покачивающиеся в такт движениям зверя, напоминали шестерку ядовитых змей, готовых ринуться в молниеносную атаку.
Трое из шести были сейчас направлены на минервоход.
— Оно нас засекло, — встревоженно сказал Брюсов и мгновение спустя добавил: — И направляется к нам.
— Спасибо, я успел это заметить, — откликнулся Руставели, мысленно похвалив себя за способность даже в такой напряженный момент подтрунить над Брюсовым. Чего он сейчас хотел, так это выпрыгнуть из машины и как можно быстрее оказаться подальше отсюда. Вернее, этого желало его бренное тело. Разумом биолог с тоской сознавал, что шансы на победу в состязаниях с этой тварью по бегу у него ничтожные. Подавив желание «сделать ноги», он положил «никои» на сиденье и взял в руки автомат.
Зверь медленно приближался. Если бы он стоял на месте, то был бы почти незаметен даже на расстоянии меньше сотни метров: его коричневая шкура, покрытая грязно-белыми пятнами, сливалась с окружающим пейзажем. Так полосатый «камуфляж» тигра помогает ему оставаться практически невидимым в высокой траве. «Вряд ли такая аналогия является простым совпадением», — машинально подумал Руставели.
Он не спускал со зверя глаз, пока тот обходил минервоход, пристально разглядывая сидящих внутри людей.
— Может, нам следует ехать вперед? — нервно спросил Брюсов. — Попробуем оторваться от него.
— Подозреваю, что эта зверюга передвигается со скоростью, большей чем двадцать километров в час. Именно столько, насколько я знаю, может от силы выжать «Странник», — проговорил Руставели. — Или вы рассчитываете обмануть нашего незнакомца каким-либо искусным маневром? Он не выглядит простачком.
— Да, — вздохнул лингвист. — Эта тварь нас в момент догонит.
Отстегнув ремень безопасности, он встал с сиденья, намереваясь заснять животное так, чтобы в кадре не маячил затылок грузина.
Видимо, это движение Брюсова зверь воспринял как сигнал к действию. Впрочем, все произошло так быстро, что даже по прошествии некоторого времени Руставели не смог восстановить в памяти причинно-следственную связь инцидента. Уверен он был лишь в одном: не успел Брюсов подняться на ноги, как животное издало пронзительный вопль. Впоследствии Шота назвал этот вопль неземным, но сразу поправился: какой же еще вопль может издать минервитянское животное? Продолжая жутко вопить, зверь бросился на минервоход.
Рефлексы Руставели вскричали: «огонь!» Приклад автомата замолотил в плечо биолога прежде, чем тот осознал, что вскинул оружие. На сиденье посыпались горячие гильзы, и душераздирающий визг животного утонул в лающем стаккато «Калашникова».
Визг оборвался внезапно. Так же внезапно умолк спустя мгновение АК-74. Руставели мгновенно заменил обойму, но стрелять не стал — не было нужды. Далеко не все выстрелы попали в цель, но даже двух-трех высокоскоростных 5. 45-миллиметровых пуль было достаточно, чтобы уложить минервитянскую тварь. Она еще извивалась на снегу и дрыгала конечностями, но непосредственной угрозы для людей уже не представляла.
Брюсов бухнулся на сиденье так резко, что «Странник» покачнулся. Потом он снова привстал и рукой смахнул со своего сиденья пустые гильзы. Спустя некоторое время минервоход подкатился к издыхающему животному.
— Посмотрим, что мы здесь имеем, — пробормотал лингвист.
— Мы имеем, Валерий Александрович, как минимум одного человека, который несказанно рад тому, что эти твари не охотятся стаями.
Брюсов внимательно посмотрел на напарника и зябко повел плечами.
— Считайте, что таких людей двое, Шота Михайлович. Бабка часто рассказывала мне о своем детстве. Так вот, волчьи стаи просто терроризировали колхозные фермы. Сам я волков видел только в московском зоопарке и никогда не горел желанием познакомиться с ними поближе.
— Я тоже, — ответил Руставели, впервые целиком и полностью согласный с излюбленным объектом своих подначек.
Приподнявшись с сидений, они рассматривали животное. Оно лежало таким образом, что была видна его пасть, окруженная глазными стеблями. Длинные иглообразные зубы зверя не оставляли никаких сомнений в характере его пищевого рациона. Явно не травоядный.
Неожиданно одна из его верхних «лап» взметнулась и шлепнула по переднему левому крылу «Странника» с такой силой, что оба человека подпрыгнули. Грязно выругавшись, Руставели послал в поверженного монстра еще пару пуль, целясь в нервные центры, расположенные у минервитянских животных под глазными стеблями. Зверь дернулся еще раз и замер.
Пока Брюсов щелкал «никоном», Руставели положил автомат на сиденье, выбрался из минервохода и, раскопав рукой в перчатке снег, отыскал несколько камешков. Один из них он бросил в зверя. Тот не пошевелился, тогда грузин выбрал камешек покрупнее и швырнул его с большей силой. И снова никакой реакции. «Готов», — удовлетворенно подумал Руставели, но ошибся.
У неизвестного чудовища еще нашлись силы для последней судороги. Биолог прыгнул в сторону с быстротой и грацией, которым мог бы позавидовать ведущий артист Краснознаменного ансамбля песни и пляски. Он и сам не заметил, как «Калашников» вновь оказался у него в руках.
— Прыгать я еще буду, мать твою! — Руставели снова направил оружие на неподвижное тело.
— А почему бы и нет? — восхищенно произнес Брюсов. — Вы никогда не думали всерьез заняться спортом? Со способностью к таким эффектным прыжкам… — Грузин на глаз прикинул расстояние, отделявшее его теперь от животного, и тихонько присвистнул. — Прежде не замечали за собой такого таланта, а? — поинтересовался лингвист.
Быстро оправившись от потрясения, Руставели осклабился и неожиданно заговорил по-английски:
— У меня всегда недурно получались прыжки в длину… Спросите хоть Катю.
— Екатерину Федоровну? Откуда ей знать о ваших спорт… — Брюсов поморщился, запоздало почувствовав, что попался на очередной шуточке биолога.
— Да-да. Она для меня все равно что главный консультант по легкой атлетике, — широко улыбнувшись, добавил грузин опять-таки по-английски.
Брюсов промолчал.
«Тоже мне, лингвист, — презрительно подумал Руставели. — Ходячий словарь, а не человек, и ничего толком ответить не может. Сухарь». Вздохнув, грузин взял топор и хладнокровно отрубил от трупа несколько кусков на образцы для тщательного лабораторного анализа.
— Ну что, Валерий Александрович, — обратился он к Брюсову, складывая окровавленные куски плоти в черный пластиковый мешок. — Пора возвращаться?
— Думаю, да. — Брюсов надвинул меховую шапку поглубже на лоб: за последний час заметно похолодало. — Я уже начинаю скучать по нашим.
— А я по легкой атлетике. — Руставели понимал, что повторяется, но ему было наплевать. Он уселся на сиденье и пристегнул ремень безопасности. Спустя пару минут «Странник» двинулся в обратный путь, оставив мертвого хищника на поживу животным-падалыцикам.
Снегопад усиливался — большие мокрые хлопья налипали на ветровое стекло, мешая Брюсову смотреть вперед. Пришлось снизить скорость.
— Весна на Минерве, — хмыкнул он.
— Да, весна что надо, — в тон ему откликнулся Руставели. — Широта Гаваны, май месяц, если верить Кате. Интересно, что сказал бы по поводу такой погодки наш теплолюбивый союзничек, товарищ Фидель. Наверняка пожалел бы, что не имеет бороду погуще, то есть более морозоустойчивую.
Брюсов снова сбросил скорость.
— Черт, почти не вижу, куда ехать.
— Может, остановимся и переждем снегопад? Натянем над кабиной брезент, включим обогреватель…
— Я бы не прочь, но обогреватель забирает слишком много энергии, а солнечные батареи в такую погоду, как вы понимаете, не…
Лингвист так и не закончил фразу, поскольку в этот момент передние колеса «Странника» провалились в большую яму, припорошенную снегом. Конструкция и технические параметры минервохода не предполагали того, что он может опрокинуться И 1ем не менее «Странник» опрокинулся.
Брюсов и Руставели разом вскрикнули, когда окружающий мир начал переворачиваться вверх тормашками. Грузин, благоразумно пристегнувшийся ремнем, отделался легким испугом. Лингвисту повезло меньше. Он забыл про ремень безопасности и теперь расплатился за беспечность — сначала сильно ударился головой о приборную панель, а затем вывалился наружу.
Переведя дух, Руставели в самых красочных выражениях прокомментировал обстановку, не забыв упомянуть о водительских способностях Брюсова, и вдруг осознал, что напарник не отвечает — лингвист неподвижно лежал на снегу.
Испуганный не на шутку, грузин отпустил еще пару ласковых слов в адрес милой планетки и, держась одной рукой за рамку кабины, другой высвободился от ремня. «Ольга Корбут сделала бы кульбит в воздухе и изящно приземлилась на обе ноги», — подумал он, когда выбрался из-под минервохода, едва не вывихнув при этом плечо.
— Слава Богу! — вырвалось у него. Брюсов дышал, хотя и потерял сознание, а из громадной ссадины на лбу сочилась, стекая по лицу, кровь. Грузин осторожно похлопал его по щекам, но в чувство привести не сумел.
Когда Руставели включил рацию и она ответила ему лишь треском атмосферных помех, он почувствовал поднимающиеся откуда-то снизу волны паники.
Все. Судя по всему, рация повредилась при аварии. Никакого ответного сигнала он не получит. И не сможет послать сигнал вызова. На «Циолковском» даже не будут знать, что они с Брюсовым попали в переделку. Не будут знать до тех пор, пока «Странник» не промолчит, когда его вызовут в эфире согласно временному расписанию… И что они станут делать тогда? Даже если Толмасову удастся определить местонахождение минервохода, ему потребуется несколько дней форсированного марша по тундре, чтобы добраться сюда. А Брюсов может не дотянуть и до вечера.
Мысль о том, что надо позабыть о собственных страхах и срочно оказать помощь раненому, подействовала на Руставели отрезвляюще. Грузин окинул взглядом опрокинувшийся минервоход. Поставить его на колеса в одиночку, конечно же, нечего и пытаться: слишком тяжел. Задача номер один — попробовать связаться с «Циолковским», и как можно скорее. Так что же там с рацией? Он снова включил ее. Ничего, кроме треска. Но если она трещит и попискивает, значит, не совсем еще вышла из строя. И тут Руставели осенило.
— Антенна! — вскричал биолог и метнулся к передней части машины. Антенна целиком зарылась в снег. «Дай Бог, не сломалась», — подумал он, нащупал в снегу упругий металлический прут и, стиснув зубы, с трудом согнул его так, чтобы один конец антенны смотрел вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Хочется чего-нибудь согревающего, — пробурчал он. — Женщину, например.
— Увы, тут я вам ничем помочь не могу, — хмыкнул Брюсов. — Может, чайку? — Не дожидаясь ответа, он притормозил, чтобы Руставели смог налить себе чая из термоса, при этом не расплескав его.
Грузин быстро налил себе чая и так же быстро выпил его, смакуя тепло.
— Не женщина, конечно, но все равно неплохо.
— Я бы тоже позволил себе кружечку, — сказал Брюсов. — Да и передохнуть пора.
Щеки биолога вспыхнули, но не от того тепла, которого он жаждал.
— Ради Бога, извините, Валерий Александрович. Поступил как последняя свинья, — он налил в кружку чая и протянул ее лингвисту. Время от времени подкалывать Брюсова — да, это он мог. А вот проявлять невоспитанность, пусть даже и случайную… Здесь совсем другое дело.
Метель, кажется, успокаивалась, и сейчас, когда минервоход стоял на месте, встречный ветер почти не чувствовался. Руставели огляделся.
— Думаю, надо сделать несколько снимков, — он взял с сиденья фотокамеру.
Здесь, в 120 километрах к северо-востоку от владения Реатура, местность была более скалистой. Совсем неподалеку пролегал Каньон Йотун.
Лингвист и биолог одновременно заметили в снегу какое-то движение. Первый тут же схватился за бинокль, второй — за телескопический объектив для своего «никона».
— Это не абориген, — пару секунд спустя констатировал Брюсов. — И не домашнее животное. По крайней мере, совершенно не походит на тех, которых мы уже видели.
— Да, — согласился Руставели, разглядывая неизвестное существо. Чем дольше он смотрел на него, тем сильнее ему делалось не по себе. Держа «никон» одной рукой, другой биолог нащупал «Калашникова».
Движения зверя мало напоминали движения прирученных аборигенами животных. Скорее, он двигался, как тигр — учитывая, конечно, «го минервитянскую специфику „конструкции“ тела. Тот же принцип радиальной симметрии, шесть рук, шесть ног, шесть глазных стеблей.
Минервитяне ходили легким шагом, их домашние животные передвигались тяжелой поступью. В походке этого существа бросалась в глаза крадучесть. Ноги у него были длинные и даже изящные, а руки, намного короче ног, бугрились узлами мышц и заканчивались когтями, рядом с которыми когти взрослого минервитянина выглядели бы ноготками земного ребенка. Да и глазные стебли, покачивающиеся в такт движениям зверя, напоминали шестерку ядовитых змей, готовых ринуться в молниеносную атаку.
Трое из шести были сейчас направлены на минервоход.
— Оно нас засекло, — встревоженно сказал Брюсов и мгновение спустя добавил: — И направляется к нам.
— Спасибо, я успел это заметить, — откликнулся Руставели, мысленно похвалив себя за способность даже в такой напряженный момент подтрунить над Брюсовым. Чего он сейчас хотел, так это выпрыгнуть из машины и как можно быстрее оказаться подальше отсюда. Вернее, этого желало его бренное тело. Разумом биолог с тоской сознавал, что шансы на победу в состязаниях с этой тварью по бегу у него ничтожные. Подавив желание «сделать ноги», он положил «никои» на сиденье и взял в руки автомат.
Зверь медленно приближался. Если бы он стоял на месте, то был бы почти незаметен даже на расстоянии меньше сотни метров: его коричневая шкура, покрытая грязно-белыми пятнами, сливалась с окружающим пейзажем. Так полосатый «камуфляж» тигра помогает ему оставаться практически невидимым в высокой траве. «Вряд ли такая аналогия является простым совпадением», — машинально подумал Руставели.
Он не спускал со зверя глаз, пока тот обходил минервоход, пристально разглядывая сидящих внутри людей.
— Может, нам следует ехать вперед? — нервно спросил Брюсов. — Попробуем оторваться от него.
— Подозреваю, что эта зверюга передвигается со скоростью, большей чем двадцать километров в час. Именно столько, насколько я знаю, может от силы выжать «Странник», — проговорил Руставели. — Или вы рассчитываете обмануть нашего незнакомца каким-либо искусным маневром? Он не выглядит простачком.
— Да, — вздохнул лингвист. — Эта тварь нас в момент догонит.
Отстегнув ремень безопасности, он встал с сиденья, намереваясь заснять животное так, чтобы в кадре не маячил затылок грузина.
Видимо, это движение Брюсова зверь воспринял как сигнал к действию. Впрочем, все произошло так быстро, что даже по прошествии некоторого времени Руставели не смог восстановить в памяти причинно-следственную связь инцидента. Уверен он был лишь в одном: не успел Брюсов подняться на ноги, как животное издало пронзительный вопль. Впоследствии Шота назвал этот вопль неземным, но сразу поправился: какой же еще вопль может издать минервитянское животное? Продолжая жутко вопить, зверь бросился на минервоход.
Рефлексы Руставели вскричали: «огонь!» Приклад автомата замолотил в плечо биолога прежде, чем тот осознал, что вскинул оружие. На сиденье посыпались горячие гильзы, и душераздирающий визг животного утонул в лающем стаккато «Калашникова».
Визг оборвался внезапно. Так же внезапно умолк спустя мгновение АК-74. Руставели мгновенно заменил обойму, но стрелять не стал — не было нужды. Далеко не все выстрелы попали в цель, но даже двух-трех высокоскоростных 5. 45-миллиметровых пуль было достаточно, чтобы уложить минервитянскую тварь. Она еще извивалась на снегу и дрыгала конечностями, но непосредственной угрозы для людей уже не представляла.
Брюсов бухнулся на сиденье так резко, что «Странник» покачнулся. Потом он снова привстал и рукой смахнул со своего сиденья пустые гильзы. Спустя некоторое время минервоход подкатился к издыхающему животному.
— Посмотрим, что мы здесь имеем, — пробормотал лингвист.
— Мы имеем, Валерий Александрович, как минимум одного человека, который несказанно рад тому, что эти твари не охотятся стаями.
Брюсов внимательно посмотрел на напарника и зябко повел плечами.
— Считайте, что таких людей двое, Шота Михайлович. Бабка часто рассказывала мне о своем детстве. Так вот, волчьи стаи просто терроризировали колхозные фермы. Сам я волков видел только в московском зоопарке и никогда не горел желанием познакомиться с ними поближе.
— Я тоже, — ответил Руставели, впервые целиком и полностью согласный с излюбленным объектом своих подначек.
Приподнявшись с сидений, они рассматривали животное. Оно лежало таким образом, что была видна его пасть, окруженная глазными стеблями. Длинные иглообразные зубы зверя не оставляли никаких сомнений в характере его пищевого рациона. Явно не травоядный.
Неожиданно одна из его верхних «лап» взметнулась и шлепнула по переднему левому крылу «Странника» с такой силой, что оба человека подпрыгнули. Грязно выругавшись, Руставели послал в поверженного монстра еще пару пуль, целясь в нервные центры, расположенные у минервитянских животных под глазными стеблями. Зверь дернулся еще раз и замер.
Пока Брюсов щелкал «никоном», Руставели положил автомат на сиденье, выбрался из минервохода и, раскопав рукой в перчатке снег, отыскал несколько камешков. Один из них он бросил в зверя. Тот не пошевелился, тогда грузин выбрал камешек покрупнее и швырнул его с большей силой. И снова никакой реакции. «Готов», — удовлетворенно подумал Руставели, но ошибся.
У неизвестного чудовища еще нашлись силы для последней судороги. Биолог прыгнул в сторону с быстротой и грацией, которым мог бы позавидовать ведущий артист Краснознаменного ансамбля песни и пляски. Он и сам не заметил, как «Калашников» вновь оказался у него в руках.
— Прыгать я еще буду, мать твою! — Руставели снова направил оружие на неподвижное тело.
— А почему бы и нет? — восхищенно произнес Брюсов. — Вы никогда не думали всерьез заняться спортом? Со способностью к таким эффектным прыжкам… — Грузин на глаз прикинул расстояние, отделявшее его теперь от животного, и тихонько присвистнул. — Прежде не замечали за собой такого таланта, а? — поинтересовался лингвист.
Быстро оправившись от потрясения, Руставели осклабился и неожиданно заговорил по-английски:
— У меня всегда недурно получались прыжки в длину… Спросите хоть Катю.
— Екатерину Федоровну? Откуда ей знать о ваших спорт… — Брюсов поморщился, запоздало почувствовав, что попался на очередной шуточке биолога.
— Да-да. Она для меня все равно что главный консультант по легкой атлетике, — широко улыбнувшись, добавил грузин опять-таки по-английски.
Брюсов промолчал.
«Тоже мне, лингвист, — презрительно подумал Руставели. — Ходячий словарь, а не человек, и ничего толком ответить не может. Сухарь». Вздохнув, грузин взял топор и хладнокровно отрубил от трупа несколько кусков на образцы для тщательного лабораторного анализа.
— Ну что, Валерий Александрович, — обратился он к Брюсову, складывая окровавленные куски плоти в черный пластиковый мешок. — Пора возвращаться?
— Думаю, да. — Брюсов надвинул меховую шапку поглубже на лоб: за последний час заметно похолодало. — Я уже начинаю скучать по нашим.
— А я по легкой атлетике. — Руставели понимал, что повторяется, но ему было наплевать. Он уселся на сиденье и пристегнул ремень безопасности. Спустя пару минут «Странник» двинулся в обратный путь, оставив мертвого хищника на поживу животным-падалыцикам.
Снегопад усиливался — большие мокрые хлопья налипали на ветровое стекло, мешая Брюсову смотреть вперед. Пришлось снизить скорость.
— Весна на Минерве, — хмыкнул он.
— Да, весна что надо, — в тон ему откликнулся Руставели. — Широта Гаваны, май месяц, если верить Кате. Интересно, что сказал бы по поводу такой погодки наш теплолюбивый союзничек, товарищ Фидель. Наверняка пожалел бы, что не имеет бороду погуще, то есть более морозоустойчивую.
Брюсов снова сбросил скорость.
— Черт, почти не вижу, куда ехать.
— Может, остановимся и переждем снегопад? Натянем над кабиной брезент, включим обогреватель…
— Я бы не прочь, но обогреватель забирает слишком много энергии, а солнечные батареи в такую погоду, как вы понимаете, не…
Лингвист так и не закончил фразу, поскольку в этот момент передние колеса «Странника» провалились в большую яму, припорошенную снегом. Конструкция и технические параметры минервохода не предполагали того, что он может опрокинуться И 1ем не менее «Странник» опрокинулся.
Брюсов и Руставели разом вскрикнули, когда окружающий мир начал переворачиваться вверх тормашками. Грузин, благоразумно пристегнувшийся ремнем, отделался легким испугом. Лингвисту повезло меньше. Он забыл про ремень безопасности и теперь расплатился за беспечность — сначала сильно ударился головой о приборную панель, а затем вывалился наружу.
Переведя дух, Руставели в самых красочных выражениях прокомментировал обстановку, не забыв упомянуть о водительских способностях Брюсова, и вдруг осознал, что напарник не отвечает — лингвист неподвижно лежал на снегу.
Испуганный не на шутку, грузин отпустил еще пару ласковых слов в адрес милой планетки и, держась одной рукой за рамку кабины, другой высвободился от ремня. «Ольга Корбут сделала бы кульбит в воздухе и изящно приземлилась на обе ноги», — подумал он, когда выбрался из-под минервохода, едва не вывихнув при этом плечо.
— Слава Богу! — вырвалось у него. Брюсов дышал, хотя и потерял сознание, а из громадной ссадины на лбу сочилась, стекая по лицу, кровь. Грузин осторожно похлопал его по щекам, но в чувство привести не сумел.
Когда Руставели включил рацию и она ответила ему лишь треском атмосферных помех, он почувствовал поднимающиеся откуда-то снизу волны паники.
Все. Судя по всему, рация повредилась при аварии. Никакого ответного сигнала он не получит. И не сможет послать сигнал вызова. На «Циолковском» даже не будут знать, что они с Брюсовым попали в переделку. Не будут знать до тех пор, пока «Странник» не промолчит, когда его вызовут в эфире согласно временному расписанию… И что они станут делать тогда? Даже если Толмасову удастся определить местонахождение минервохода, ему потребуется несколько дней форсированного марша по тундре, чтобы добраться сюда. А Брюсов может не дотянуть и до вечера.
Мысль о том, что надо позабыть о собственных страхах и срочно оказать помощь раненому, подействовала на Руставели отрезвляюще. Грузин окинул взглядом опрокинувшийся минервоход. Поставить его на колеса в одиночку, конечно же, нечего и пытаться: слишком тяжел. Задача номер один — попробовать связаться с «Циолковским», и как можно скорее. Так что же там с рацией? Он снова включил ее. Ничего, кроме треска. Но если она трещит и попискивает, значит, не совсем еще вышла из строя. И тут Руставели осенило.
— Антенна! — вскричал биолог и метнулся к передней части машины. Антенна целиком зарылась в снег. «Дай Бог, не сломалась», — подумал он, нащупал в снегу упругий металлический прут и, стиснув зубы, с трудом согнул его так, чтобы один конец антенны смотрел вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51