К примеру:
«Мой капитан, над законами бухгалтерии я не властен!» Начиная с пяти утра каждую третью субботу месяца почти все вычислительные возможности МДИ используются на полную катушку для выполнения таких увлекательных операций по пакетной обработке данных, как распределение по отделам затрат на грузовые перевозки и планирование ожидаемых производственно-сырьевых расходов. Единственными нормальными составляющими входящих инфопотоков были в этот день и час еженедельные рапорты «Дебет/Кредит» из наших филиалов в Тихоокеанском бассейне; а единственной нормальной компонентой исходящих инфопотоков – суммарный рапорт «Дебет/Кредит», посылаемый в воскресенье после обеда в Высочайшее Святилище Менеджмента в Париж.
– А по-моему, нам это только на руку, – проворчал Ле-Мат, после того как довольно грубо зевнул посреди моей лекции о методологии прироста затрат на снабжение. – В системе никого не будет – вот нас и не заметят, верно?
– Неверно, собачий хвост, – ответил я. (Учтите, дело было в пять утра, и мы оба несли, что на ум взбредет.) – Они обрабатывают эти пакеты дерьма по выходным именно потому, что оно здорово тормозит систему. И если Макс Супер прямо сейчас прыгнет в сеть МДИ, то окажется по пояс в виртуальном горячем сиропе, из которого ириски делают.
Ле-Мат нахмурил лоб:
– Спорим, Амбер от этого заторчит.
– Если мы сейчас туда сунемся, – продолжал я, пропустив последнее замечание мимо ушей, – нас будет видно издали – это как в ювелирный магазин ломиться в полночь. Нет, наш час пробьет в понедельник утром. Где-то в восемь пять.
– Это почему же? – вопросил Ле-Мат, недоверчиво выгнув бровь.
– Потому что после выходных система вернется в нормальное состояние, – пояснил я. – Локальные сети будут работать на максимальной скорости – все Восточное Побережье попытается одновременно войти в систему. И каждый второй абонент с похмелья переврет свой пароль, так что ложных команд будет до фига.
– Ага, – произнес Ле-Мат. Первые проблески понимания забрезжили на налитом кровью небосклоне его усталых глаз. – И наши копания отмычкой в замке…
– Благополучно потеряются на фоне обычного понедельничного графика.
Поразмыслив над моей идеей, Ле-Мат кивнул. Потом еще раз кивнул. И еще раз, и еще… Тут до меня дошло, что это не редкостный припадок благожелательного на-все-соглашательства, а просто дремота. Ле-Мат заснул на ногах. Схватив его за плечо, я отвел Ле-Мата к военторговской раскладушке, которую он привез из дома, и позволил ему рухнуть ничком. Потом выключил из сети кофеварку, усыпил компьютер, добрался до своего матраса и – если не ошибаюсь – умудрился сперва лечь, а уж потом отрубиться.
Часов в семь утра через восточные окна в офис проникли первые лучи светлого завтра. Немедленно на чердаке зашумели голуби. Два этих факта, взятые вместе, напомнили мне, что без штор нам точно будет каюк.
Незадолго до полудня я вернулся в Страну Почти Живых. Ле-Мат уже смылся – даже записки не оставил – так что я почистил зубы, причесался собственной пятерней и решил съездить к маме – за второй партией барахла. Выйдя на улицу, я обнаружил, что неизвестный благодетель приподнял мою «тойоту» домкратом, подложил под днище кирпичи, снял мои лысые и непарные покрышки «Монтгомери-Уорд» и заменил их новенькими «Мишленами».
Пожав плечами, я поехал к матушке.
Дверь черного хода была распахнута настежь. Лоток Истеркиски вонял на весь квартал.
– Привет, ма, это я!
– ДЖЕ-ЕК? – Из гостиной послышались стоны диванных пружин и скрип половиц. Она мужественно попыталась… Еще раз попыталась…
И с тяжким вздохом изнеможения вновь провалилась в диванные подушки.
– Я в гостиной! – вскричала она.
Я в нерешительности замер на лестнице, потом, передумав, побрел наверх. Услышав мои шаги, мама приглушила звук телевизора. По дому разносились слабые, какие-то дребезжащие «ох!» и «бах!» – ага, «Профессиональные бои без правил».
– Ты всего на минуту опоздал, – сообщила она, когда я вошел в зону уверенного приема аудиосообщений.
– К чему, ма? К потрясному нокауту? – Мельком удостоверившись, что она не превратилась в зловонную лужу видеослизи, я подошел к буфету и начал копаться в накопившейся за это время почте. Счета, реклама, счета…
***
СРОЧНОЕ ИЗВЕЩЕНИЕ
Отправитель: Центр обслуживания студенческих займов им. Дж. Гатти Адресат:
Джон Ф. Берроуз 1783,ул. Липовая Сент-Пол, МN 55103
Уважаемый м-р Берроуз:
Мы только что узнали об изменениях в вашем трудовом статусе. Поверьте, мы понимаем, как сложно жить, когда на тебе висит груз колоссальной задолженности, а впереди – неясное в финансовом плане будущее. Несомненно, порой вас одолевает желание позвонить нам, чтобы обсудить с гуманно настроенным консультантом возможности пересмотра графика погашения.
В связи с этим мы имеем вам сообщить всего два слова:
ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ!
Вам дается две недели на то, чтобы вы представили нам доказательства вашего перехода на новую работу. Иначе – м-м-м, красивые у вас коленные чашечки. Вот досада, если с ними что-нибудь произойдет.
***
– Нет, – сообщила мама. – Полчаса прошло, как сюда заходили двое мужчин. Тебя спрашивали. Приличные люди. Очень вежливые. Очень много вопросов насчет тебя задавали.
Я замер, судорожно сминая в руках недочитанный рекламный буклет.
***
ИНФОСГУСТКИ
Это был не инфосгусток, а сопроводительная документация.
***
Есть старый штамп «кровь застыла в его жилах». Я и не подозревал, как точно он описывает реальность…
– Д-да? – Мой голос сорвался на панические рулады. Я попытался овладеть собой. Безуспешно. – Они… они представились? Ма?
Мама задумалась, зачмокала губами, почесала телепультом в затылке:
– Ох, Джек, что-то я позабыла. Но одеты они были очень прилично – в костюмах. Это я точно помню. Носил бы и ты такой костюм, что ли. Авось за человека будут считать.
Медленно, опасливо я продвинулся к арке, отделявшей гостиную от столовой, и выглянул в окно. На улице все выглядело, как обычно. Ни чужих машин, ни чужих людей с биноклями – если не считать миссис Лунгрен, дамы, которая шпионила за соседями и наговаривала на пленку свои еженедельные рапорты разведке Венерианской Империи столько лет, сколько я себя помнил.
– Мама, – сказал я, как бы невзначай, – это важно. Ты никакой детали не запомнила, по которой я мог бы догадаться, кто такие были эти двое?
Мама разразилась еще энным количеством странных, глубокомысленных звуков, принялась чесать свою покрытую латунными кудряшками голову (я уже заподозрил, что у нее блохи) – и отвлеклась на экран, где произошло нечто занимательное: Грязный Бобби (также известный как Брэдфорд) вышвырнул Теда Терстона (также известного как Попка-либерал) с ринга на трибуны, и болельщики, сгрудившись, принялись лупить его своими складными стульями.
– Ох, – заявила мама, цокая языком, – какая же я дура иногда бываю!
( – Правда? – пробормотал я себе под нос. – А я и не заметил.)
– Один из них оставил свою визитку и сказал, чтобы я позвонила, если ты появишься. Она на кухне у телефона.
Уронив конверты, я побежал на кухню и зарылся в многолетние наслоения записок и газетных вырезок, прикнопленных к доске.
– Погоди! – окликнула меня мама. – Я все напутала! Вот она!
Я промчался назад в гостиную и чуть не оторвал ей пальцы вместе с визиткой.
Визитка была… весьма благопристойная. Высококачественная печать, тисненый двуцветный узор из цветочков. И текст:
Тодд Беккер.
Выездной проповедник.
Церковь Вегентологии.
– Спасибо, ма, – выдохнул я. Мое кровяное давление нормализовалось. Я задумался, скольких лет жизни мне стоила эта легкая истерика. – Ладно, если что, я внизу. – Я направился к лестнице.
– ПОДОЖДИ, – крикнула вслед мама, задержав меня на пороге кухни. – Джек? Я вчера ходила вниз белье стирать и заметила, что у тебя кое-что пропало. Ты заметил?
Откашлявшись, я уставился на пол:
– Ма? Я же переехал дня два назад, ты не помнишь? Снял себе квартиру?
– А-а, – кивнула она, – точно-точно. Я забыла.
Тут на телеэкране что-то произошло, и, завопив: «Так его!», она врубила звук до упора и, очевидно, немедленно выкинула из головы тот факт, что я стоял рядом и мы разговаривали. Я в последний раз обвел взглядом верхние комнаты – м-да, отсюда мне явно ничего не требовалось – и отправился к себе.
На моем автоответчике накопилось больше дюжины посланий. Сперва я пришел в восторг. Потом прослушал их и обнаружил, что только одно из них – НЕ от Т'Шомбе. Это счастливое исключение исходило от Катэ из Перераспределения: похоже, диск «Конформизм в одежде» требовался ей позарез. Ну а послания Т'Шомбе охладили мой энтузиазм еще пуще. Судя по всему, Т'Шомбе дико разозлилась, что я ее подвел в пятницу вечером. (Блин, ничего уже не помню. Я что, обещал сходить с ней на какую-то идиотскую церковную службу?)
Так что я переключился на мой шкаф и начал паковать следующую партию пожитков для переброски в офис. В основном это была одежда. И всего одна – ну ладно, возьму две, – ну хорошо, ПЯТЬ штук и ни одной больше, моих любимых ракетомоделей. И, само собой, полное собрание комиксов про Судью Дредда. Но железную дорогу я скрепя сердце оставил.
Я уже практически погрузил все в багажник, когда голос мамы, отдавшись эхом во всем доме, отыскал меня у гаража.
– ДЖЕ-Е-К! НЕ ЗНАЮ, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, НО ОТ ТВОЕГО КОМПЬЮТЕРА У МЕНЯ ОПЯТЬ ВСЕ НА ЭКРАНЕ ПЛЫВЕТ!
М-да, давно пора было убираться отсюда.
16. ЗАЧЕМ ДУРАКИ ВЛЮБЛЯЮТСЯ
Вернувшись в родной офис, я обнаружил, что Ле-Мат, судя по всему, уже тут побывал. На улице стоял его пикап; ведущая к грузовому лифту дверь была незаперта; на полу в самом офисе тут и там громоздились раскупоренные ящики с его барахлом. К его чести, он даже где-то надыбал шторы для восточных окон – правда, при ближайшем рассмотрении шторы оказались пластиковыми чехлами цвета хаки, склеенными между собой при помощи скотча. Сам Ле-Мат как в воду канул. Сперва я не особенно беспокоился. Вздыхая, принялся разгружать «тойоту». Разгрузил. Ле-Мат не появлялся. Заволновавшись всерьез, я пошел его разыскивать.
И нашел друга на крыше: в руках – пневматический пистолет, у ног, на сером толе – куча убитых голубей. На лице – блуждающая, блаженная улыбка, от которой меня пробил озноб.
– Джозеф? – тихо окликнул я. Нет ответа. Я осторожно вынул из его пальцев пистолет и помахал рукой перед его носом. – Джозеф? Ты меня слышишь?
Он обернулся, ослепив меня столь благостной улыбкой, что я глубоко задумался – кому звонить: в неотложную психовозку или в Ватикан, в комиссию по прижизненной канонизации?
– Привет, Джек, – произнес он. Когда стало ясно, что других коммуникативных актов ждать нечего, я взял инициативу на себя.
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Лучше не бывает, – ответил он. Ослепил меня еще одной улыбкой и вновь уставился в какую-то завлекательную точку по ту сторону горизонта. – По-моему, я влюбился, – пробормотал он наконец.
Окинув взглядом крышу, я не обнаружил под рукой ни одного потенциального объекта симпатий и инстинктивно попятился к люку.
– Э-э-э… это, в общем, классно. А кто счастливая э-э-э…
– Инге, – молвил он. – Прислушайся: даже ветер шепчет ее имя. «ИНГЕ-А-А-НДЕРС-С-С-С-0-Н-Н-Н…»
Если честно, я услышал только одно – как, отвиснув, ударила о толь моя нижняя челюсть.
– ИНГЕ АНДЕРСОН? – переспросил я, невольно сморщив нос хуже мандрила. – Эта, с пятого? Эта жирная с шиньоном и в кроссовках, и…?
– В кроссовках, – мечтательно протянул Ле-Мат. – О да. Я спускался вынести мусор на помойку – и случайно увидел ее в дверь. Дверь была приоткрыта, понимаешь. Она стояла ко мне спиной и гладила шнурки своих кроссовок.
Тут я вообще не знал, что и думать.
– ШНУРКИ? ГЛАДИЛА?
– Да! – ликующе вскричал он. – Она сияла! Какая сосредоточенность! Какое стремление к совершенству! – Я пощупал Ле-Матов лоб. Странно – жара вроде нет. – Но, – он перешел на вкрадчивый, заговорщический шепот, – знаешь самый лучший момент? – Я помотал головой. – Я чуть с ума не сошел, – пояснил он. – Меня словно околдовали. Руки-ноги отнялись. И язык отнялся. Я прижался лицом к косяку и глаз от нее не мог отвести. И знаешь, что в этот момент произошло?
Ну, тут особого воображения не требовалось. Одинокая, незамужняя женщина обнаруживает, что за ней подглядывает какой-то маньяк…
– Я ее вспугнул, – продолжал Ле-Мат. – Выдал свое присутствие то ли шумом каким, то ли движением. И знаешь, что она сделала?
Я уже догадывался.
– Заорала и вызвала полицию?
– Взяла меня на мушку! – сообщил Ле-Мат с круглыми от приятного изумления глазами. – Я и не подозревал, что у нее может быть оружие! И все же, когда она поняла, что за ней наблюдают… – о, ни капли страха, ни секунды замешательства! Одним грациозным движением она уронила утюг, повернулась, как орудийная башня, и, выдернув из своей набедренной кобуры пистолет, застыла в классической стойке!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
«Мой капитан, над законами бухгалтерии я не властен!» Начиная с пяти утра каждую третью субботу месяца почти все вычислительные возможности МДИ используются на полную катушку для выполнения таких увлекательных операций по пакетной обработке данных, как распределение по отделам затрат на грузовые перевозки и планирование ожидаемых производственно-сырьевых расходов. Единственными нормальными составляющими входящих инфопотоков были в этот день и час еженедельные рапорты «Дебет/Кредит» из наших филиалов в Тихоокеанском бассейне; а единственной нормальной компонентой исходящих инфопотоков – суммарный рапорт «Дебет/Кредит», посылаемый в воскресенье после обеда в Высочайшее Святилище Менеджмента в Париж.
– А по-моему, нам это только на руку, – проворчал Ле-Мат, после того как довольно грубо зевнул посреди моей лекции о методологии прироста затрат на снабжение. – В системе никого не будет – вот нас и не заметят, верно?
– Неверно, собачий хвост, – ответил я. (Учтите, дело было в пять утра, и мы оба несли, что на ум взбредет.) – Они обрабатывают эти пакеты дерьма по выходным именно потому, что оно здорово тормозит систему. И если Макс Супер прямо сейчас прыгнет в сеть МДИ, то окажется по пояс в виртуальном горячем сиропе, из которого ириски делают.
Ле-Мат нахмурил лоб:
– Спорим, Амбер от этого заторчит.
– Если мы сейчас туда сунемся, – продолжал я, пропустив последнее замечание мимо ушей, – нас будет видно издали – это как в ювелирный магазин ломиться в полночь. Нет, наш час пробьет в понедельник утром. Где-то в восемь пять.
– Это почему же? – вопросил Ле-Мат, недоверчиво выгнув бровь.
– Потому что после выходных система вернется в нормальное состояние, – пояснил я. – Локальные сети будут работать на максимальной скорости – все Восточное Побережье попытается одновременно войти в систему. И каждый второй абонент с похмелья переврет свой пароль, так что ложных команд будет до фига.
– Ага, – произнес Ле-Мат. Первые проблески понимания забрезжили на налитом кровью небосклоне его усталых глаз. – И наши копания отмычкой в замке…
– Благополучно потеряются на фоне обычного понедельничного графика.
Поразмыслив над моей идеей, Ле-Мат кивнул. Потом еще раз кивнул. И еще раз, и еще… Тут до меня дошло, что это не редкостный припадок благожелательного на-все-соглашательства, а просто дремота. Ле-Мат заснул на ногах. Схватив его за плечо, я отвел Ле-Мата к военторговской раскладушке, которую он привез из дома, и позволил ему рухнуть ничком. Потом выключил из сети кофеварку, усыпил компьютер, добрался до своего матраса и – если не ошибаюсь – умудрился сперва лечь, а уж потом отрубиться.
Часов в семь утра через восточные окна в офис проникли первые лучи светлого завтра. Немедленно на чердаке зашумели голуби. Два этих факта, взятые вместе, напомнили мне, что без штор нам точно будет каюк.
Незадолго до полудня я вернулся в Страну Почти Живых. Ле-Мат уже смылся – даже записки не оставил – так что я почистил зубы, причесался собственной пятерней и решил съездить к маме – за второй партией барахла. Выйдя на улицу, я обнаружил, что неизвестный благодетель приподнял мою «тойоту» домкратом, подложил под днище кирпичи, снял мои лысые и непарные покрышки «Монтгомери-Уорд» и заменил их новенькими «Мишленами».
Пожав плечами, я поехал к матушке.
Дверь черного хода была распахнута настежь. Лоток Истеркиски вонял на весь квартал.
– Привет, ма, это я!
– ДЖЕ-ЕК? – Из гостиной послышались стоны диванных пружин и скрип половиц. Она мужественно попыталась… Еще раз попыталась…
И с тяжким вздохом изнеможения вновь провалилась в диванные подушки.
– Я в гостиной! – вскричала она.
Я в нерешительности замер на лестнице, потом, передумав, побрел наверх. Услышав мои шаги, мама приглушила звук телевизора. По дому разносились слабые, какие-то дребезжащие «ох!» и «бах!» – ага, «Профессиональные бои без правил».
– Ты всего на минуту опоздал, – сообщила она, когда я вошел в зону уверенного приема аудиосообщений.
– К чему, ма? К потрясному нокауту? – Мельком удостоверившись, что она не превратилась в зловонную лужу видеослизи, я подошел к буфету и начал копаться в накопившейся за это время почте. Счета, реклама, счета…
***
СРОЧНОЕ ИЗВЕЩЕНИЕ
Отправитель: Центр обслуживания студенческих займов им. Дж. Гатти Адресат:
Джон Ф. Берроуз 1783,ул. Липовая Сент-Пол, МN 55103
Уважаемый м-р Берроуз:
Мы только что узнали об изменениях в вашем трудовом статусе. Поверьте, мы понимаем, как сложно жить, когда на тебе висит груз колоссальной задолженности, а впереди – неясное в финансовом плане будущее. Несомненно, порой вас одолевает желание позвонить нам, чтобы обсудить с гуманно настроенным консультантом возможности пересмотра графика погашения.
В связи с этим мы имеем вам сообщить всего два слова:
ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ!
Вам дается две недели на то, чтобы вы представили нам доказательства вашего перехода на новую работу. Иначе – м-м-м, красивые у вас коленные чашечки. Вот досада, если с ними что-нибудь произойдет.
***
– Нет, – сообщила мама. – Полчаса прошло, как сюда заходили двое мужчин. Тебя спрашивали. Приличные люди. Очень вежливые. Очень много вопросов насчет тебя задавали.
Я замер, судорожно сминая в руках недочитанный рекламный буклет.
***
ИНФОСГУСТКИ
Это был не инфосгусток, а сопроводительная документация.
***
Есть старый штамп «кровь застыла в его жилах». Я и не подозревал, как точно он описывает реальность…
– Д-да? – Мой голос сорвался на панические рулады. Я попытался овладеть собой. Безуспешно. – Они… они представились? Ма?
Мама задумалась, зачмокала губами, почесала телепультом в затылке:
– Ох, Джек, что-то я позабыла. Но одеты они были очень прилично – в костюмах. Это я точно помню. Носил бы и ты такой костюм, что ли. Авось за человека будут считать.
Медленно, опасливо я продвинулся к арке, отделявшей гостиную от столовой, и выглянул в окно. На улице все выглядело, как обычно. Ни чужих машин, ни чужих людей с биноклями – если не считать миссис Лунгрен, дамы, которая шпионила за соседями и наговаривала на пленку свои еженедельные рапорты разведке Венерианской Империи столько лет, сколько я себя помнил.
– Мама, – сказал я, как бы невзначай, – это важно. Ты никакой детали не запомнила, по которой я мог бы догадаться, кто такие были эти двое?
Мама разразилась еще энным количеством странных, глубокомысленных звуков, принялась чесать свою покрытую латунными кудряшками голову (я уже заподозрил, что у нее блохи) – и отвлеклась на экран, где произошло нечто занимательное: Грязный Бобби (также известный как Брэдфорд) вышвырнул Теда Терстона (также известного как Попка-либерал) с ринга на трибуны, и болельщики, сгрудившись, принялись лупить его своими складными стульями.
– Ох, – заявила мама, цокая языком, – какая же я дура иногда бываю!
( – Правда? – пробормотал я себе под нос. – А я и не заметил.)
– Один из них оставил свою визитку и сказал, чтобы я позвонила, если ты появишься. Она на кухне у телефона.
Уронив конверты, я побежал на кухню и зарылся в многолетние наслоения записок и газетных вырезок, прикнопленных к доске.
– Погоди! – окликнула меня мама. – Я все напутала! Вот она!
Я промчался назад в гостиную и чуть не оторвал ей пальцы вместе с визиткой.
Визитка была… весьма благопристойная. Высококачественная печать, тисненый двуцветный узор из цветочков. И текст:
Тодд Беккер.
Выездной проповедник.
Церковь Вегентологии.
– Спасибо, ма, – выдохнул я. Мое кровяное давление нормализовалось. Я задумался, скольких лет жизни мне стоила эта легкая истерика. – Ладно, если что, я внизу. – Я направился к лестнице.
– ПОДОЖДИ, – крикнула вслед мама, задержав меня на пороге кухни. – Джек? Я вчера ходила вниз белье стирать и заметила, что у тебя кое-что пропало. Ты заметил?
Откашлявшись, я уставился на пол:
– Ма? Я же переехал дня два назад, ты не помнишь? Снял себе квартиру?
– А-а, – кивнула она, – точно-точно. Я забыла.
Тут на телеэкране что-то произошло, и, завопив: «Так его!», она врубила звук до упора и, очевидно, немедленно выкинула из головы тот факт, что я стоял рядом и мы разговаривали. Я в последний раз обвел взглядом верхние комнаты – м-да, отсюда мне явно ничего не требовалось – и отправился к себе.
На моем автоответчике накопилось больше дюжины посланий. Сперва я пришел в восторг. Потом прослушал их и обнаружил, что только одно из них – НЕ от Т'Шомбе. Это счастливое исключение исходило от Катэ из Перераспределения: похоже, диск «Конформизм в одежде» требовался ей позарез. Ну а послания Т'Шомбе охладили мой энтузиазм еще пуще. Судя по всему, Т'Шомбе дико разозлилась, что я ее подвел в пятницу вечером. (Блин, ничего уже не помню. Я что, обещал сходить с ней на какую-то идиотскую церковную службу?)
Так что я переключился на мой шкаф и начал паковать следующую партию пожитков для переброски в офис. В основном это была одежда. И всего одна – ну ладно, возьму две, – ну хорошо, ПЯТЬ штук и ни одной больше, моих любимых ракетомоделей. И, само собой, полное собрание комиксов про Судью Дредда. Но железную дорогу я скрепя сердце оставил.
Я уже практически погрузил все в багажник, когда голос мамы, отдавшись эхом во всем доме, отыскал меня у гаража.
– ДЖЕ-Е-К! НЕ ЗНАЮ, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, НО ОТ ТВОЕГО КОМПЬЮТЕРА У МЕНЯ ОПЯТЬ ВСЕ НА ЭКРАНЕ ПЛЫВЕТ!
М-да, давно пора было убираться отсюда.
16. ЗАЧЕМ ДУРАКИ ВЛЮБЛЯЮТСЯ
Вернувшись в родной офис, я обнаружил, что Ле-Мат, судя по всему, уже тут побывал. На улице стоял его пикап; ведущая к грузовому лифту дверь была незаперта; на полу в самом офисе тут и там громоздились раскупоренные ящики с его барахлом. К его чести, он даже где-то надыбал шторы для восточных окон – правда, при ближайшем рассмотрении шторы оказались пластиковыми чехлами цвета хаки, склеенными между собой при помощи скотча. Сам Ле-Мат как в воду канул. Сперва я не особенно беспокоился. Вздыхая, принялся разгружать «тойоту». Разгрузил. Ле-Мат не появлялся. Заволновавшись всерьез, я пошел его разыскивать.
И нашел друга на крыше: в руках – пневматический пистолет, у ног, на сером толе – куча убитых голубей. На лице – блуждающая, блаженная улыбка, от которой меня пробил озноб.
– Джозеф? – тихо окликнул я. Нет ответа. Я осторожно вынул из его пальцев пистолет и помахал рукой перед его носом. – Джозеф? Ты меня слышишь?
Он обернулся, ослепив меня столь благостной улыбкой, что я глубоко задумался – кому звонить: в неотложную психовозку или в Ватикан, в комиссию по прижизненной канонизации?
– Привет, Джек, – произнес он. Когда стало ясно, что других коммуникативных актов ждать нечего, я взял инициативу на себя.
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Лучше не бывает, – ответил он. Ослепил меня еще одной улыбкой и вновь уставился в какую-то завлекательную точку по ту сторону горизонта. – По-моему, я влюбился, – пробормотал он наконец.
Окинув взглядом крышу, я не обнаружил под рукой ни одного потенциального объекта симпатий и инстинктивно попятился к люку.
– Э-э-э… это, в общем, классно. А кто счастливая э-э-э…
– Инге, – молвил он. – Прислушайся: даже ветер шепчет ее имя. «ИНГЕ-А-А-НДЕРС-С-С-С-0-Н-Н-Н…»
Если честно, я услышал только одно – как, отвиснув, ударила о толь моя нижняя челюсть.
– ИНГЕ АНДЕРСОН? – переспросил я, невольно сморщив нос хуже мандрила. – Эта, с пятого? Эта жирная с шиньоном и в кроссовках, и…?
– В кроссовках, – мечтательно протянул Ле-Мат. – О да. Я спускался вынести мусор на помойку – и случайно увидел ее в дверь. Дверь была приоткрыта, понимаешь. Она стояла ко мне спиной и гладила шнурки своих кроссовок.
Тут я вообще не знал, что и думать.
– ШНУРКИ? ГЛАДИЛА?
– Да! – ликующе вскричал он. – Она сияла! Какая сосредоточенность! Какое стремление к совершенству! – Я пощупал Ле-Матов лоб. Странно – жара вроде нет. – Но, – он перешел на вкрадчивый, заговорщический шепот, – знаешь самый лучший момент? – Я помотал головой. – Я чуть с ума не сошел, – пояснил он. – Меня словно околдовали. Руки-ноги отнялись. И язык отнялся. Я прижался лицом к косяку и глаз от нее не мог отвести. И знаешь, что в этот момент произошло?
Ну, тут особого воображения не требовалось. Одинокая, незамужняя женщина обнаруживает, что за ней подглядывает какой-то маньяк…
– Я ее вспугнул, – продолжал Ле-Мат. – Выдал свое присутствие то ли шумом каким, то ли движением. И знаешь, что она сделала?
Я уже догадывался.
– Заорала и вызвала полицию?
– Взяла меня на мушку! – сообщил Ле-Мат с круглыми от приятного изумления глазами. – Я и не подозревал, что у нее может быть оружие! И все же, когда она поняла, что за ней наблюдают… – о, ни капли страха, ни секунды замешательства! Одним грациозным движением она уронила утюг, повернулась, как орудийная башня, и, выдернув из своей набедренной кобуры пистолет, застыла в классической стойке!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46