Они тоже оборотни, только старые и мудрые, одни из первых, как и я…
– Вот оно как… – Происходящее понемногу стало приобретать смысл. – Мне тоже показалось, что они не люди. Значит, вы между собой за что-то боретесь, а я тут при чем?
– Понимаешь… – Старик подошел к очагу, провел рукой, и пламя стало угасать. Прошло совсем немного времени, и стало темно, только красные всполохи на стенах да огненные ящерки, шебаршащие в очаге в поисках вкусных угольков, напоминали об огне. – Когда-то одному из наших магов показалось хорошей идеей – сделать человека ключником, чтобы только он мог собрать каик и открыть дверь…
– Чем же оборотни ему не понравились?
– Он пытался выиграть время… Маг думал, что через тысячу лет мы станем умнее, и поэтому разделил каик на две части, которые отдал тогда еще многочисленным родам, а в человека вложил силу властвовать над целым. Только соединенный каик способен открыть дверь. Собранный каик лишь часть ключа, главное находится в человеке, то есть в тебе, без ключника дверь не откроется.
Теперь мне следовало понять, во что меня втянули и чем все должно закончиться. И тут со всех сторон ко мне начали тянуться тени. Они были разные, но все уродливые и напоминали о смерти и оборотнях – тех, что заключили со мной договор… Было страшно, да еще мешала гулкая тишина…
– Значит, я – ключник…
– Только тебе подчиняется каик.
– Но почему именно я?
– Так решили боги… Маг закрыл проход в нижний мир, сказав, что мы сможем открыть дверь только тогда, когда придем к согласию. Как он ошибался, думая, что оборотни станут умнее. Кстати, не хочешь посмотреть дверь?
– Интересно, из-за чего все началось…
– Пойдем. – Старик вытащил из темного угла связку факелов и сунул мне в руки. – Тебе понадобится свет.
Мы вошли в храм. Он был огромен, стены его терялись во мраке, и даже когда мы зажгли факелы и расставили их по кругу в определенном порядке, осветить их полностью не удалось. По каменному залу гуляло эхо наших шагов, звуки накладывались друг на друга, и казалось, что в темноте топчется целая армия.
– Мне огонь не нужен, – сказал старик. – Я вижу и без этого, надеюсь, ты сумеешь ее разглядеть.
Он ткнул пальцем в сторону, и тут я заметил створ двери прямо в огромной статуе…
– Видишь? – спросил старик.
– Да… – ошеломленно протянул я. – Дверь большущая, даже не представляю размер тех существ, которые могли пройти через нее. Неужели она сделана для великанов?
– И для них тоже… – Дед взял меня за плечо и повел обратно. – Мы когда-то умели обращаться в разных существ, некоторые из нас были поистине огромны, поэтому и дверь сделали такого размера, чтобы ее можно было пройти в любом обличье.
– Не хотелось бы встретиться хоть с одним таким оборотнем. – Надеюсь, никогда не увижу такого.
– Надейся, – хмыкнул старик. – Надежда глупа…
– И все-таки не понимаю, если дверь находится здесь, то почему каик собирается в храме Киля?
– Тем, кто это затеял, очень хотелось, чтобы поиски каика оставались как можно дольше тайной. – Старик помрачнел. – Они понимали, что другим оборотням это может не понравиться, но не могли упустить благоприятный момент.
– Какой?
– То, что скрывалось и пряталось многие века, оказалось в руках жрецов Киля только потому, что почти полностью были уничтожены те роды, что отвечали за сохранность оборотней. Теперь все зависит от тебя…
– Ты ошибаешься! Мне не дано выбирать путь, все решается само…
– И от такого слабака зависит жизнь на этой земле. – Дедок помрачнел и решительно пошел к двери. – Устал я от этого разговора, уходи…
– Я не знаю, куда мне идти, заблудился в лесу.
– Дам тебе провожатого, он же тебя будет охранять. Надеюсь, ты хоть что-то понял. – Старик остановился, я налетел на него, на меня остро пахнуло волчьей шерстью; он повернул ко мне голову, и на меня глянули горящие желтые глаза. – Мне страшно, что судьба мира находится в твоих неразумных руках…
Старичок усмехнулся так, что вновь стали видны его клыки. Я испуганно шарахнулся в сторону и схватился за рукоятку ножа:
– Если бы у меня была возможность, то сейчас сидел бы дома. Мне не нужна такая ответственность.
– В том-то и заключается ирония богов.
Мы вышли из храма. Ночь еще не собиралась уходить, но небо уже стало светлеть. Как всегда перед рассветом, звуки приобрели особую глубину – в лесу кричал филин, слышались душераздирающие крики незнакомой мне птицы, а еще где-то рядом тоскливо раздавался волчий вой.
– Скоро рассвет. – Старик встал, глядя на уже тускнеющие звезды. – Твои провожатые не любят день, поэтому будут идти рядом.
Он поднял голову кверху, и прохладный ночной ветерок подхватил его вой. Звуки растаяли вдали, и стало тихо. Замолкли птицы и звери – все ждали продолжения. Где-то недалеко послышался ответный вой, потом раздалось тявканье, чем-то похожее на лай собаки. Из высокой травы серыми тенями, почти незаметными в сумраке, вынырнули волки.
Старик опустился на четвереньки перед крупной серой волчицей и, обхватив ее голову руками, стал повизгивать, как щенок. Потом поднялся, отряхнул хламиду и мрачно произнес:
– Волки отведут тебя в королевство Грига. Ни о чем не беспокойся. Они присмотрят за тобой и защитят, если понадобится, от зверей и людей.
Дедок ушел в храм. Я оглянулся, и снова сооружение показалось мне запущенным и старым, было даже странно, что внутри оно столь великолепно…
Волки исчезли в кустах, осталась лишь волчица. Она подошла ко мне и неожиданно толкнула своей большой головой так, что я едва не упал, потом лизнула мне руку и пошла, оглядываясь, словно ожидала какого-то действия от меня.
Я понял, что она меня поприветствовала, и теперь зверь ждет, чтобы я пошел за ним Оглядевшись по сторонам, я поправил мешок, ножи и медленно побрел к кустам. Не могу сказать, что мне не было страшно. Когда подходит зверь, достающий тебе почти до груди, и открывает пасть, в которой полно острых клыков, любой испугается. Умнее, быстрее и выносливее зверя, чем волк, нет. Отец как-то рассказывал мне, что стая волков легко догоняет самого быстроногого оленя и за день может пробежать такое расстояние, какое не сможет одолеть даже породистая лошадь.
В этом мне скоро пришлось убедиться. Заметив, что я не отстаю, волчица тут же прибавила ходу. Мне пришлось бежать, напрягая все силы, причем зверь, казалось, лишь лениво передвигал лапами. Но для меня ее ленивый шаг был слишком быстр. Уже через полчаса моя рубашка промокла насквозь от пота, я ловил воздух раскрытым ртом, а волчица так же изящно и небрежно бежала впереди, легко перепрыгивая через поваленные деревья. Часто вырывалась вперед, а потом дожидалась на какой-нибудь поляне, лежала и зевала, показывая при этом свой огромный розовый язык.
Давно я так не бегал. Пришлось приспосабливаться, подбирать свою скорость и шаг, которым смог бы долго бежать. Бег получился не самый быстрый, но зато экономный. Правда, к обеду я все-таки выдохся и свалился на очередной поляне.
Лежать оказалось невероятно приятно. Солнце светило вовсю. Оглушительно трещали кузнечики. Надо мной кружились мухи, какие-то жуки и мелкие неприятные мошки с сиреневыми крылышками. Но все равно было славно: легкий теплый ветерок, полный множества лесных запахов, овевал меня и приятно холодил.
Я закрыл глаза и провалился в сон. Поспал недолго. Проснулся оттого, что мокрый шершавый язык облизал мне лицо. В нос остро пахнуло волчьей шерстью, и мне даже не требовалось открывать глаза, чтобы понять, кто стоит рядом.
Волчица задумчиво смотрела в сторону кустов, ее уши настороженно поворачивались в разные стороны, ловя лесные звуки, потом она поставила мне на грудь лапу.
Увидев, что я уже открыл глаза, она толкнула меня в щеку твердым и мокрым носом.
– Я устал и хочу отдохнуть, – произнес я громко и отчетливо, как обычно разговаривают с глухими. Сам не знаю, на что рассчитывал. Не могла же она и в самом деле меня понимать. – Отстань. Я тебе не олень какой-нибудь, чтобы меня загонять.
Волчица зарычала, сначала почти беззвучно, но, увидев, что я не обращаю на это внимания, неожиданно яростно. А потом схватила за руку и сжала зубами, больно и неприятно, но я понял – это сделано специально. Зверь не собирался со мной возиться и предупреждал об этом.
Легкий укус нужно было понимать так: сейчас не встанешь – будет еще хуже.
Мое благодушное настроение и сонливость сразу исчезли. Когда твою руку держат острые мощные клыки, которые легко перекусывают любую кость, начинаешь понимать, как иллюзорно твое чувство собственного достоинства и безопасности.
Я встал, причем сделал это предельно медленно и осторожно, чтобы волчица невзначай не посчитала мои движения за угрозу.
– И что теперь?
Зверь пошел к кустам, но, перед тем как исчезнуть в них, внимательно посмотрел на меня и ощерил клыки. Все предельно ясно – иди за мной, или укушу.
Я пошел. Волчица тут же побежала легкой трусцой. Пришлось и мне бежать, хотя ноги подгибались от усталости. Мышцы болели, причем не только на руках и ногах, но и по всему телу, а еще мучительно хотелось пить. Вода во фляжке давно кончилась, а ручьи все никак не попадались. Пот застилал глаза, и хотелось умереть.
А потом в какой-то момент стало все равно – то ли приспособился, то ли просто отключился. Бежал, ничего не видя вокруг. В голове росла блаженная пустота, в которой терялись все мысли, и я старался поддерживать это состояние, в нем не было боли, жажды, голода – ничего… Так и мчался через лес по пружинящему мху, пока все вокруг не закачалось и не провалилось куда-то, а когда открыл глаза, то обнаружил себя возле поваленного дерева, у которого, видимо, упал, так и не сумев через него перелезть.
Волчица сидела рядом и смотрела на меня огромными желтыми глазами, должно быть, решала, что делать. Мне было абсолютно все равно, что она решит. Я просто заснул, точнее, провалился в какую-то пропасть, в которой слышалось только мое хриплое дыхание.
Проснулся я от рыка волчицы. Она и в этот раз схватила меня зубами за руку и сжала. Я не реагировал. Тогда она сдавила челюсти так, что я невольно застонал. И волчица отошла в сторону, а я снова провалился куда-то в темноту.
В следующий раз я проснулся, когда на меня что-то упало. Оказалось – тушка небольшого серого зайца, еще теплая, даже кровь на раздавленной клыками голове не успела свернуться. Солнце уже понемногу опускалось за верхушки деревьев. Сегодняшний день, каким бы ни оказался для меня кошмарным, все-таки заканчивался, следовало готовиться к ночлегу, а для этого нужно было хотя бы развести огонь.
Очень хотелось есть. Ходить я не мог – едва опирался на ноги, как боль в мышцах бросала меня на землю. Пришлось ползать, чтобы набрать дров. Хорошо, что я упал рядом с засохшим деревом, удалось наломать с него веток и разжечь небольшой костер.
Потом, все так же лежа, я освежевал зайца, выбросил шкуру как можно дальше в кусты, чтобы не мешали ночью спать мелкие хищники, которые обязательно устроят возню за нее, и нарезал мясо тонкими полосками. А дальше просто натыкал мясо на острый сук и жарил над огнем. Получалось оно недожаренное, почти сырое, но мне так хотелось есть, что на досадные мелочи я не обращал внимания.
После ужина я отправился на боковую, не особенно беспокоясь о том, что ночью на меня может кто-то напасть. Не осталось сил на страх: если кому-то захочется мною перекусить, значит, судьба. Пусть об этом переживают жрецы, которые меня послали в этот путь, или оборотни…
Утром я долго не мог встать – каждое движение причиняло настолько острую боль, что сразу наворачивались слезы на глаза.
Все вокруг было серым и мокрым. По лесу полз противный туман, от которого на лице и одежде оседали холодные капельки. Трава была мокрой от росы, ползком передвигаться было невозможно. Пришлось встать и, подвывая от боли и хромая на обе ноги, отправиться туда, где вчера я слышал плеск воды.
В тумане ничего нельзя было разглядеть, в результате, когда я пробрался через кусты, неожиданно оказался по колено в ледяной воде. Кажется, даже заорал от холода и страха, судорожно рванулся обратно, но кусты, только что меня пропустившие, обратно уже не выпускали, стараясь проткнуть глаза сучьями с острыми шипами.
Расцарапав до крови лицо и руки, я смирился. Напился, набрал полную фляжку и побрел по ручью в поисках того места, где смог бы выбраться.
Идти пришлось довольно долго. Когда, окончательно промерзнув и прокляв все на свете, я увидел открытый берег, поросший мелкой травой, радости мне это не доставило – там стояла моя волчица и нервно подрагивала ушами.
Я выбрался на траву, стараясь не обращать на нее внимания, вылил из сапог воду, выжал штаны и оделся. Даже удивился, что она разрешила мне это сделать. Правда, как только я натянул штаны, все мгновенно изменилось. Зверь повернул ко мне свою огромную голову и, показав острые клыки, негромко зарычал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Вот оно как… – Происходящее понемногу стало приобретать смысл. – Мне тоже показалось, что они не люди. Значит, вы между собой за что-то боретесь, а я тут при чем?
– Понимаешь… – Старик подошел к очагу, провел рукой, и пламя стало угасать. Прошло совсем немного времени, и стало темно, только красные всполохи на стенах да огненные ящерки, шебаршащие в очаге в поисках вкусных угольков, напоминали об огне. – Когда-то одному из наших магов показалось хорошей идеей – сделать человека ключником, чтобы только он мог собрать каик и открыть дверь…
– Чем же оборотни ему не понравились?
– Он пытался выиграть время… Маг думал, что через тысячу лет мы станем умнее, и поэтому разделил каик на две части, которые отдал тогда еще многочисленным родам, а в человека вложил силу властвовать над целым. Только соединенный каик способен открыть дверь. Собранный каик лишь часть ключа, главное находится в человеке, то есть в тебе, без ключника дверь не откроется.
Теперь мне следовало понять, во что меня втянули и чем все должно закончиться. И тут со всех сторон ко мне начали тянуться тени. Они были разные, но все уродливые и напоминали о смерти и оборотнях – тех, что заключили со мной договор… Было страшно, да еще мешала гулкая тишина…
– Значит, я – ключник…
– Только тебе подчиняется каик.
– Но почему именно я?
– Так решили боги… Маг закрыл проход в нижний мир, сказав, что мы сможем открыть дверь только тогда, когда придем к согласию. Как он ошибался, думая, что оборотни станут умнее. Кстати, не хочешь посмотреть дверь?
– Интересно, из-за чего все началось…
– Пойдем. – Старик вытащил из темного угла связку факелов и сунул мне в руки. – Тебе понадобится свет.
Мы вошли в храм. Он был огромен, стены его терялись во мраке, и даже когда мы зажгли факелы и расставили их по кругу в определенном порядке, осветить их полностью не удалось. По каменному залу гуляло эхо наших шагов, звуки накладывались друг на друга, и казалось, что в темноте топчется целая армия.
– Мне огонь не нужен, – сказал старик. – Я вижу и без этого, надеюсь, ты сумеешь ее разглядеть.
Он ткнул пальцем в сторону, и тут я заметил створ двери прямо в огромной статуе…
– Видишь? – спросил старик.
– Да… – ошеломленно протянул я. – Дверь большущая, даже не представляю размер тех существ, которые могли пройти через нее. Неужели она сделана для великанов?
– И для них тоже… – Дед взял меня за плечо и повел обратно. – Мы когда-то умели обращаться в разных существ, некоторые из нас были поистине огромны, поэтому и дверь сделали такого размера, чтобы ее можно было пройти в любом обличье.
– Не хотелось бы встретиться хоть с одним таким оборотнем. – Надеюсь, никогда не увижу такого.
– Надейся, – хмыкнул старик. – Надежда глупа…
– И все-таки не понимаю, если дверь находится здесь, то почему каик собирается в храме Киля?
– Тем, кто это затеял, очень хотелось, чтобы поиски каика оставались как можно дольше тайной. – Старик помрачнел. – Они понимали, что другим оборотням это может не понравиться, но не могли упустить благоприятный момент.
– Какой?
– То, что скрывалось и пряталось многие века, оказалось в руках жрецов Киля только потому, что почти полностью были уничтожены те роды, что отвечали за сохранность оборотней. Теперь все зависит от тебя…
– Ты ошибаешься! Мне не дано выбирать путь, все решается само…
– И от такого слабака зависит жизнь на этой земле. – Дедок помрачнел и решительно пошел к двери. – Устал я от этого разговора, уходи…
– Я не знаю, куда мне идти, заблудился в лесу.
– Дам тебе провожатого, он же тебя будет охранять. Надеюсь, ты хоть что-то понял. – Старик остановился, я налетел на него, на меня остро пахнуло волчьей шерстью; он повернул ко мне голову, и на меня глянули горящие желтые глаза. – Мне страшно, что судьба мира находится в твоих неразумных руках…
Старичок усмехнулся так, что вновь стали видны его клыки. Я испуганно шарахнулся в сторону и схватился за рукоятку ножа:
– Если бы у меня была возможность, то сейчас сидел бы дома. Мне не нужна такая ответственность.
– В том-то и заключается ирония богов.
Мы вышли из храма. Ночь еще не собиралась уходить, но небо уже стало светлеть. Как всегда перед рассветом, звуки приобрели особую глубину – в лесу кричал филин, слышались душераздирающие крики незнакомой мне птицы, а еще где-то рядом тоскливо раздавался волчий вой.
– Скоро рассвет. – Старик встал, глядя на уже тускнеющие звезды. – Твои провожатые не любят день, поэтому будут идти рядом.
Он поднял голову кверху, и прохладный ночной ветерок подхватил его вой. Звуки растаяли вдали, и стало тихо. Замолкли птицы и звери – все ждали продолжения. Где-то недалеко послышался ответный вой, потом раздалось тявканье, чем-то похожее на лай собаки. Из высокой травы серыми тенями, почти незаметными в сумраке, вынырнули волки.
Старик опустился на четвереньки перед крупной серой волчицей и, обхватив ее голову руками, стал повизгивать, как щенок. Потом поднялся, отряхнул хламиду и мрачно произнес:
– Волки отведут тебя в королевство Грига. Ни о чем не беспокойся. Они присмотрят за тобой и защитят, если понадобится, от зверей и людей.
Дедок ушел в храм. Я оглянулся, и снова сооружение показалось мне запущенным и старым, было даже странно, что внутри оно столь великолепно…
Волки исчезли в кустах, осталась лишь волчица. Она подошла ко мне и неожиданно толкнула своей большой головой так, что я едва не упал, потом лизнула мне руку и пошла, оглядываясь, словно ожидала какого-то действия от меня.
Я понял, что она меня поприветствовала, и теперь зверь ждет, чтобы я пошел за ним Оглядевшись по сторонам, я поправил мешок, ножи и медленно побрел к кустам. Не могу сказать, что мне не было страшно. Когда подходит зверь, достающий тебе почти до груди, и открывает пасть, в которой полно острых клыков, любой испугается. Умнее, быстрее и выносливее зверя, чем волк, нет. Отец как-то рассказывал мне, что стая волков легко догоняет самого быстроногого оленя и за день может пробежать такое расстояние, какое не сможет одолеть даже породистая лошадь.
В этом мне скоро пришлось убедиться. Заметив, что я не отстаю, волчица тут же прибавила ходу. Мне пришлось бежать, напрягая все силы, причем зверь, казалось, лишь лениво передвигал лапами. Но для меня ее ленивый шаг был слишком быстр. Уже через полчаса моя рубашка промокла насквозь от пота, я ловил воздух раскрытым ртом, а волчица так же изящно и небрежно бежала впереди, легко перепрыгивая через поваленные деревья. Часто вырывалась вперед, а потом дожидалась на какой-нибудь поляне, лежала и зевала, показывая при этом свой огромный розовый язык.
Давно я так не бегал. Пришлось приспосабливаться, подбирать свою скорость и шаг, которым смог бы долго бежать. Бег получился не самый быстрый, но зато экономный. Правда, к обеду я все-таки выдохся и свалился на очередной поляне.
Лежать оказалось невероятно приятно. Солнце светило вовсю. Оглушительно трещали кузнечики. Надо мной кружились мухи, какие-то жуки и мелкие неприятные мошки с сиреневыми крылышками. Но все равно было славно: легкий теплый ветерок, полный множества лесных запахов, овевал меня и приятно холодил.
Я закрыл глаза и провалился в сон. Поспал недолго. Проснулся оттого, что мокрый шершавый язык облизал мне лицо. В нос остро пахнуло волчьей шерстью, и мне даже не требовалось открывать глаза, чтобы понять, кто стоит рядом.
Волчица задумчиво смотрела в сторону кустов, ее уши настороженно поворачивались в разные стороны, ловя лесные звуки, потом она поставила мне на грудь лапу.
Увидев, что я уже открыл глаза, она толкнула меня в щеку твердым и мокрым носом.
– Я устал и хочу отдохнуть, – произнес я громко и отчетливо, как обычно разговаривают с глухими. Сам не знаю, на что рассчитывал. Не могла же она и в самом деле меня понимать. – Отстань. Я тебе не олень какой-нибудь, чтобы меня загонять.
Волчица зарычала, сначала почти беззвучно, но, увидев, что я не обращаю на это внимания, неожиданно яростно. А потом схватила за руку и сжала зубами, больно и неприятно, но я понял – это сделано специально. Зверь не собирался со мной возиться и предупреждал об этом.
Легкий укус нужно было понимать так: сейчас не встанешь – будет еще хуже.
Мое благодушное настроение и сонливость сразу исчезли. Когда твою руку держат острые мощные клыки, которые легко перекусывают любую кость, начинаешь понимать, как иллюзорно твое чувство собственного достоинства и безопасности.
Я встал, причем сделал это предельно медленно и осторожно, чтобы волчица невзначай не посчитала мои движения за угрозу.
– И что теперь?
Зверь пошел к кустам, но, перед тем как исчезнуть в них, внимательно посмотрел на меня и ощерил клыки. Все предельно ясно – иди за мной, или укушу.
Я пошел. Волчица тут же побежала легкой трусцой. Пришлось и мне бежать, хотя ноги подгибались от усталости. Мышцы болели, причем не только на руках и ногах, но и по всему телу, а еще мучительно хотелось пить. Вода во фляжке давно кончилась, а ручьи все никак не попадались. Пот застилал глаза, и хотелось умереть.
А потом в какой-то момент стало все равно – то ли приспособился, то ли просто отключился. Бежал, ничего не видя вокруг. В голове росла блаженная пустота, в которой терялись все мысли, и я старался поддерживать это состояние, в нем не было боли, жажды, голода – ничего… Так и мчался через лес по пружинящему мху, пока все вокруг не закачалось и не провалилось куда-то, а когда открыл глаза, то обнаружил себя возле поваленного дерева, у которого, видимо, упал, так и не сумев через него перелезть.
Волчица сидела рядом и смотрела на меня огромными желтыми глазами, должно быть, решала, что делать. Мне было абсолютно все равно, что она решит. Я просто заснул, точнее, провалился в какую-то пропасть, в которой слышалось только мое хриплое дыхание.
Проснулся я от рыка волчицы. Она и в этот раз схватила меня зубами за руку и сжала. Я не реагировал. Тогда она сдавила челюсти так, что я невольно застонал. И волчица отошла в сторону, а я снова провалился куда-то в темноту.
В следующий раз я проснулся, когда на меня что-то упало. Оказалось – тушка небольшого серого зайца, еще теплая, даже кровь на раздавленной клыками голове не успела свернуться. Солнце уже понемногу опускалось за верхушки деревьев. Сегодняшний день, каким бы ни оказался для меня кошмарным, все-таки заканчивался, следовало готовиться к ночлегу, а для этого нужно было хотя бы развести огонь.
Очень хотелось есть. Ходить я не мог – едва опирался на ноги, как боль в мышцах бросала меня на землю. Пришлось ползать, чтобы набрать дров. Хорошо, что я упал рядом с засохшим деревом, удалось наломать с него веток и разжечь небольшой костер.
Потом, все так же лежа, я освежевал зайца, выбросил шкуру как можно дальше в кусты, чтобы не мешали ночью спать мелкие хищники, которые обязательно устроят возню за нее, и нарезал мясо тонкими полосками. А дальше просто натыкал мясо на острый сук и жарил над огнем. Получалось оно недожаренное, почти сырое, но мне так хотелось есть, что на досадные мелочи я не обращал внимания.
После ужина я отправился на боковую, не особенно беспокоясь о том, что ночью на меня может кто-то напасть. Не осталось сил на страх: если кому-то захочется мною перекусить, значит, судьба. Пусть об этом переживают жрецы, которые меня послали в этот путь, или оборотни…
Утром я долго не мог встать – каждое движение причиняло настолько острую боль, что сразу наворачивались слезы на глаза.
Все вокруг было серым и мокрым. По лесу полз противный туман, от которого на лице и одежде оседали холодные капельки. Трава была мокрой от росы, ползком передвигаться было невозможно. Пришлось встать и, подвывая от боли и хромая на обе ноги, отправиться туда, где вчера я слышал плеск воды.
В тумане ничего нельзя было разглядеть, в результате, когда я пробрался через кусты, неожиданно оказался по колено в ледяной воде. Кажется, даже заорал от холода и страха, судорожно рванулся обратно, но кусты, только что меня пропустившие, обратно уже не выпускали, стараясь проткнуть глаза сучьями с острыми шипами.
Расцарапав до крови лицо и руки, я смирился. Напился, набрал полную фляжку и побрел по ручью в поисках того места, где смог бы выбраться.
Идти пришлось довольно долго. Когда, окончательно промерзнув и прокляв все на свете, я увидел открытый берег, поросший мелкой травой, радости мне это не доставило – там стояла моя волчица и нервно подрагивала ушами.
Я выбрался на траву, стараясь не обращать на нее внимания, вылил из сапог воду, выжал штаны и оделся. Даже удивился, что она разрешила мне это сделать. Правда, как только я натянул штаны, все мгновенно изменилось. Зверь повернул ко мне свою огромную голову и, показав острые клыки, негромко зарычал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54