Бода держит себя в себе.
– В общем, вот мы все сидим и ждем, понимаешь? – говорит Блаш. – Ждем, когда падет небесный огонь. Койот ответил любовью на любовь.
– А Твинкль – это кто?
– Жена Койота. Отца Карлетты.
– Он был женат на Твинкль?
– Ну да, когда-то там. Потом они развелись. Но он заезжал поболтать с Карлеттой, привозил ей игрушки и перья. Он мог с ней разговаривать по-собачьи, понимаешь? У нас ни у кого это не получается. Койот – единственный мужчина, которого мы пускали в дом. И он говорил с Карлеттой на одном языке, а со мной – на другом. Больше человеческом, улавливаешь смысл? И рассказывал про тебя. Всякую шизу.
– Типа какую?
– Типа такую, что лучше тебя только зеленые райские перья и навазанный хлеб. Что ты вроде как особенная. И думаю, так и есть. Ты убежала из Улья, да? Клево было, наверное?
– В общем… – Видно, как сверкают глаза у Блаш. – Да. Было клево.
– С ума сойти! А Койотов черный кэб пока у копов. Как ты думаешь, что с ним будет?
– Не знаю. Может, перейдет Карлетте или его жене. Как там ее зовут?
– Бывшей жене. Твинкль.
– Какая разница.
Команды вернулись на поле к началу второго тайма. Болельщики громко закричали. Блаш кладет Карлетте в рот бело-голубое перо с номером 9, потом закрывает глаза, чтобы лучше чувствовать поле. Бода, шум давит на тебя со всех сторон, но ты думаешь только о смысле слов Койота, льющихся в тебя через разум этой девочки. Сама она, девочка-щенок, дочь Койота, молча сидит рядом, не умеющая говорить, но умеющая рассказать завитками дыма. Оно красиво, ее молчание, но в нем есть оттенок грусти. Ты чувствуешь эту грусть в щенячьей Тени. Как будто Койот опять говорит с тобой, но теперь по-собачьи. Усы и язык. «Вот чего он хотел: чтобы я с ней увиделась». Твои мысли. Он хотел рассказать тебе все о своей семье, о девочке по имени Карлетта. Все разъяснить и покончить с этим, а потом… может, начать сначала? Теперь вместе с тобой?
Койот уже не сможет ничего начать сначала.
Бода говорит Блаш:
– Я невиновна. Не я убила Койота.
Блаш на секунду отводит глаза от поля.
– Я знаю, глупая. Всё, ш-шш… Пенальти!
«Сити» пробивают пенальти. 4:3.
– Есть! – вопит Блаш. – Еще два – и мы пройдем. В финал. Станем знаменитыми. – Она поворачивается к Боде: – Койот выбрал тебя, беглый драйвер. Родственные души и прочая фигня. Правильный выбор.
– Спасибо. Так кто хотел его убить?
– Никто не хотел убивать Койота. Все его очень любили. Кроме… Может быть…
– Кого?
– Ну… Компании «Икс-кэб»…
– Я знаю. – Компания хотела убрать его с дороги. Ваш босс…
– Колумб, ага.
– Так почему ты его не спросишь?
– Колумб не выдает информацию о себе. Он ловкач.
«Сити» забивают еще один. Поровну. Ужасно чихают фанаты. Их рты сочатся вазом.
– Отличный гол! – кричит Блаш. – Чувствуешь, какой был удар? А, конечно нет. Дронты, шиза! Ну что с вами поделать…
Карлетта чихает. Блаш нежно гладит ее по шее.
– Бедняжка Карлетта. Что ты думаешь об этой аллергии, Бода? Говорят, что сначала должно стать хуже, чтобы потом стало лучше. Ты знаешь, откуда взялась эта напасть, да?
Бода говорит, что понятия не имеет.
– Из райского пера.
– Это то такое?
– Ошизеть. Не знаешь? Конечно, нет. Из райского пера. Оно называется Пьяный Можжевельник. Я как-то раз ходила в Черный Меркурий. Знаешь про перо Черного Меркурия?
– Знаю, конечно. Но, по-моему, Колумб давно уничтожил все копии?
– Уничтожил, конечно. И в Глубокое Горло тоже Я теперь не попасть. Послушай, девица… Люди, которые хотят врубиться, найдут способ. И чем жестче сюжет, тем приятнее до него добраться.
– Ты не по годам развитая, Блаш.
– Вот уж ни фига. Разве я виновата, что во мне живут перья, и что меня воспитывали в доме без мужчин? Я не придумываю правила, я просто кладу на них.
– Где ты нашла Черный Меркурий? – спрашивает Бода. – А, извини, забыла. Тебе же не нужны перья.
– Правильно. Обычно. Но некоторые сны сидят слишком глубоко. Доступ закрыт, понимаешь? Кондом-защита. Наверное, сам Колумб их заблокировал.
Черный Меркурий – ранняя версия икс-кэбберской карты, Колумб использовал ее для предварительной настройки. Меркурий создала отобранная команда вирт-дизайнеров, потом Колумб с помощью этого виртпринта убедил власти разрешить ему поставить настоящий Улей. Несколько краденых копий! Попали на улицу. По словам Блаш, Колумб встроил в перо предохранитель, ограничивающий прямой доступ к демо-карте. Он должен был помешать таким! как Блаш, виртлюдям нелегально подключить к карте какой-нибудь кэб. Но за деньги можно было достать бутлеги, а через них кто угодно мог ездить по карте, пусть и по недособранной ранней версии. Когда икс-кэбы только начинали работу, нарушители вызывали в системе хаос, поэтому Колумб послал вирткэб, комплектованный датчиком с перонаведением. Этот перистый драйвер быстро отловил все нелегальные включения в карту и затем удалил их из системы. Юзеры поимели бесполезные кремового цвета перья и недельную головную боль. Черный Меркурий перестал существовать.
– Даже я не могу войти туда без всего, – говорит Блаш. – Мне тоже нужно перо, и Койот сделал мне приятное – подарил копию на день рождения.
– У Койота был Черный Меркурий?
– Был, конечно. Как, ты думаешь, он мог так свободно ездить по дорогам? Ты знаешь, что собой представляет карта Улья?
– Я драйвер.
– Ну да. Но все-таки? Это не обычная карта. Она как бы живая. В некотором смысле даже более живая, чем настоящие дороги. Ну ладно, значит, как-то раз я въезжаю в Черный Меркурий, так? А это дурной сон, точно. Кот Игрун в своем журнале так и называл его говенным пером, но я просто, ну, ошизела от любопытства. Так что я его приняла. И оказалась в роли Майка Меркурия, драйвера суперкэба. Он самый крутой иксер в мире Черного Меркурия – это ты, наверное, и без меня знаешь. И вот я пытаюсь сделать ездку до демо-Боттлтауна, и чтобы меня не поймали экспресс-демоны. Карта Улья крутится у меня в голове. Защита выставлена на полную. Что тут может случиться? Если Майк Меркурий стартует рядом с тобой, то ты и ахнуть не успеешь – а он уже за горизонтом. Мне всего-то надо было довезти пассажира до дома 666 в квартале Ананасной Луны. Все было чики-поки, и вдруг Майк начал чихать. С ума сойти, да, представляешь? Он так чихал, что у меня руль вылетал из рук. Я открыла таксишную карту и вызвала демо-Колумба. Но в центре карты появилась такая расширяющаяся дырка. Понимаешь, разные миры отделяет друг от друга стена. Иногда она становится тонкой, как пленка, сейчас такое происходит все чаще. Ну вот, и через дырку в Черный Меркурий летела вся эта желтая муть. Какая-то крупа. Не знаю. Она полностью забила мне нос. Но через дырку в карте я успела рассмотреть мир с другой стороны. Пьяный Можжевельник. Шизанутая хрень. Почитай у Кота Игруна. Это райское перо. У богатых есть шанс попасть туда после смерти. Дальние Пределы, детка. Потом я выехала обратно в Реал, а эта желтая дрянь так и засела у меня в носу. Я чихала, как сумасшедшая. Крепкая штука. Вот поэтому я считаю, что аллергия появилась из Пьяного Можжевельника через таксишную карту.
Тут Блаш чихает, как бы подтверждая свои слова, вместе с ней чихает Карлетта.
«Карлетта… Она могла быть моей дочкой».
Бода думает об этом, а потом начинает злиться, что дочь Койота страдает от аллергии. Бода не может забыть про эту глупость. Бессмысленная, жалкая. Он! понимает все свои чувства, но ничего не может с ними поделать.
– Я предполагаю, что Колумб специально пропускает сюда аллергию, – говорит Блаш. – Он открывает дыры между мирами.
Бода встает.
– Уходишь? – спрашивает Блаш. – Не понравился мой рассказ? Я думала, он тебе поможет. Койот велел мне помогать тебе. Или тебе не нравится быть рядом с виртовкой? Ты боишься?
Нет, не в этом дело. Не только в этом. Бода обнаружила следы прокравшейся в нее Тени. Сильной и опытной Тени. Похоже на…
«Твою мать!»
Пробуждаются воспоминания. Дотаксишная жизнь…
Дым ее забытой матери.
«Кто моя мать?» Карлетта смотрит на Боду пристальным взглядом, какой бывает только у собак. Неизменно влажные глаза.
Блаш не перестает тараторить:
– Ты позвонишь старикану Гамбо, Бода? Объяснишь ему, что невиновна. Может, он скажет тебе, как добраться до Колумба…
Бода извиняется, проталкиваясь между бело-голубыми болельщиками, отчаянно пытаясь избавиться от вопросов Блаш и ощущения материнской Тени.
– Бода, ты пропустишь окончание игры. Койот хотел, чтобы ты пришла. Он любил тебя, – преследует ее голос Блаш…
Но Боды уже нет. Время – 8:56 вечера. Она пробирается через сопли и перья. К турникетам выхода на Мэйнроуд.
Я вызвала Зеро по рации. Сказала ему, что моя дочь сейчас уходит и что «на голове у нее длинный светлый парик. Жилет-болеро. Клетчатая юбка. Не пропустишь». Потом пробралась через толпу к тому же выходу.
По следу, как всегда…
По пути к выходу Бода снимает светлый парик, меняет его на черный. Тоже украден у Кантри Джо. Но она все еще чувствует в своей Тени присутствие матери. На выходе она проходит мимо крупного человекопса. Он смотрит ей прямо в лицо. По его Тени Бода понимает, что он почти узнал ее. Его дым пахнет плохо, похоже на копа. Но странное дело… он пропускает ее.
Когда я выбралась наружу, то обнаружила там 3epо, обескураженного и встревоженного. Как потерявшийся пес.
– Где она? – спросила я. – Никто со светлыми волосами не выходил, – ответил он.
– Ты упустил ее?
Тогда Зеро заплакал и начал чихать, а я не могла утешить его. По-моему, этот пес слишком опустился. Что с ним такое? По переулкам, ведущим от стадиона, убегала темноволосая девушка. И она пропала в лабиринте улиц Мосс-сайд.
Может быть, у нее был не один парик.
Я потащила Зеро к «Пылающей комете».
Бода убегает от матери-тени. Сначала по Мэйн-роуд, потом по маленькому переулку. Это плохой район, песопарни за мусорными баками царапают землю когтями и лают на нее. Она не знает, куда идет. Медленно спускается тьма. Мир превращается в лабиринт закрытых магазинов и брошенных домов. Второй парик, черный, спадает с головы. Она слышит, как где-то сзади перед слишком узким проездом остановилась машина.
«Блядь, сколько же мне еще идти?»
Бода выходит на другую улицу, которая вроде бы называется Броудфилд Роуд. Без карты она совсем потерялась. Видит у растаманского фургончика нескольких сутулых песопарней смешанной крови. В колонках машины стучит догкор. Бода чувствует, как ее Тень съеживается от их присутствия. Хотя за последние дни волосы немного отросли, на ее голове видна карта. Они знают, что Бода подозревается в собакоубийстве. Белая девушка. Так сказал Гамбо по радио. Они окружают ее полукольцом.
Потом – звук машины, быстро проезжающей по Броудфилд. Машина с визгом тормозит, изнутри раздается голос, усиленный динамиками:
– Так. Полиция. Оставьте ее в покое.
Запомнившиеся ей голос и Тень матери.
Песопарни сматываются. Бода тоже убегает по кривым улочкам. Убегает от своей матери.
Клермонт-роуд. Внезапно она понимает, где находится. Впереди нее – запущенный райский сад, Александра-парк. Здесь все началось. С другой стороны Принцесс-роуд к воротам парка подъезжает полицейская машина. Бода оглядывается: по зелени и цветам за ней бегут двое копов. Ее мать и еще кто-то. Тень и пес. Бода падает. Клубок корней. Ее нога запуталась там. Мокрый запах травы, земля бьет ее по лицу. Мать-земля.
Это конец.
Мы с Зеро подошли к упавшей. Зеро сильно чихал из-за немыслимого изобилия цветов в парке. Он достал пистолет, я была без оружия. Вот моя дочь.
Я подошла. Ближе. Протянула руку. Коснулась ее.
Белинда вскрикнула и дернулась. Она укусила меня. Наши Тени столкнулись и переплелись. Но я сильнее нее, я лучше знаю Дым. Я заставляю ее волю подчиниться моей, пока она царапает мне ногтями щеки. Господи, как будто ей снова семь лет и мне приходится наказывать ее за какие-то шалости! Мы обе уже на земле, давим цветы. Дождем Летят лепестки. Белинда кричит и ругается на меня Тенью, а потом что-то холодное и твердое…
Отключка.
Удар по затылку.
Я пришла в себя. Лежу на траве, Голову заполнила боль. Через щелки между веками я вижу, что Зеро и моя дочь стоят напротив друг друга. Пистолет Зеро направлен ей прямо в грудь. В Тени Белинды пульсируют злоба и страх. Поверх нее – Тень Зеро, ощетинившаяся прыгающими блохами и грубыми костями. Из Зеро ушло все человеческое. Зеро окончательно превратился в пса.
Я выдавила из себя несколько слов:
– Клегг, что ты делаешь?
Он не ответил. Пистолет не шелохнулся. Солнце пробивалось сквозь древесный полог, ярко-красными волнами высвечивая парковые цветы. Лицо Зеро было спрятано под маской от пыльцы, но я видела его уверенность. Еще раз я спросила его, что он делает.
– Исполняю приказ, – ответил он.
– Это Крекер тебе приказал?
– Хозяин сказал мне убить вас. Обеих.
– Ты как, Белинда? – спросила я. Дочь не ответила. – Клегг, послушай меня, пожалуйста, – я старалась говорить спокойно, потому что Тень легавого была такой нервной, что я боялась, он может сорваться в любой момент, – Крекер обманывает тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– В общем, вот мы все сидим и ждем, понимаешь? – говорит Блаш. – Ждем, когда падет небесный огонь. Койот ответил любовью на любовь.
– А Твинкль – это кто?
– Жена Койота. Отца Карлетты.
– Он был женат на Твинкль?
– Ну да, когда-то там. Потом они развелись. Но он заезжал поболтать с Карлеттой, привозил ей игрушки и перья. Он мог с ней разговаривать по-собачьи, понимаешь? У нас ни у кого это не получается. Койот – единственный мужчина, которого мы пускали в дом. И он говорил с Карлеттой на одном языке, а со мной – на другом. Больше человеческом, улавливаешь смысл? И рассказывал про тебя. Всякую шизу.
– Типа какую?
– Типа такую, что лучше тебя только зеленые райские перья и навазанный хлеб. Что ты вроде как особенная. И думаю, так и есть. Ты убежала из Улья, да? Клево было, наверное?
– В общем… – Видно, как сверкают глаза у Блаш. – Да. Было клево.
– С ума сойти! А Койотов черный кэб пока у копов. Как ты думаешь, что с ним будет?
– Не знаю. Может, перейдет Карлетте или его жене. Как там ее зовут?
– Бывшей жене. Твинкль.
– Какая разница.
Команды вернулись на поле к началу второго тайма. Болельщики громко закричали. Блаш кладет Карлетте в рот бело-голубое перо с номером 9, потом закрывает глаза, чтобы лучше чувствовать поле. Бода, шум давит на тебя со всех сторон, но ты думаешь только о смысле слов Койота, льющихся в тебя через разум этой девочки. Сама она, девочка-щенок, дочь Койота, молча сидит рядом, не умеющая говорить, но умеющая рассказать завитками дыма. Оно красиво, ее молчание, но в нем есть оттенок грусти. Ты чувствуешь эту грусть в щенячьей Тени. Как будто Койот опять говорит с тобой, но теперь по-собачьи. Усы и язык. «Вот чего он хотел: чтобы я с ней увиделась». Твои мысли. Он хотел рассказать тебе все о своей семье, о девочке по имени Карлетта. Все разъяснить и покончить с этим, а потом… может, начать сначала? Теперь вместе с тобой?
Койот уже не сможет ничего начать сначала.
Бода говорит Блаш:
– Я невиновна. Не я убила Койота.
Блаш на секунду отводит глаза от поля.
– Я знаю, глупая. Всё, ш-шш… Пенальти!
«Сити» пробивают пенальти. 4:3.
– Есть! – вопит Блаш. – Еще два – и мы пройдем. В финал. Станем знаменитыми. – Она поворачивается к Боде: – Койот выбрал тебя, беглый драйвер. Родственные души и прочая фигня. Правильный выбор.
– Спасибо. Так кто хотел его убить?
– Никто не хотел убивать Койота. Все его очень любили. Кроме… Может быть…
– Кого?
– Ну… Компании «Икс-кэб»…
– Я знаю. – Компания хотела убрать его с дороги. Ваш босс…
– Колумб, ага.
– Так почему ты его не спросишь?
– Колумб не выдает информацию о себе. Он ловкач.
«Сити» забивают еще один. Поровну. Ужасно чихают фанаты. Их рты сочатся вазом.
– Отличный гол! – кричит Блаш. – Чувствуешь, какой был удар? А, конечно нет. Дронты, шиза! Ну что с вами поделать…
Карлетта чихает. Блаш нежно гладит ее по шее.
– Бедняжка Карлетта. Что ты думаешь об этой аллергии, Бода? Говорят, что сначала должно стать хуже, чтобы потом стало лучше. Ты знаешь, откуда взялась эта напасть, да?
Бода говорит, что понятия не имеет.
– Из райского пера.
– Это то такое?
– Ошизеть. Не знаешь? Конечно, нет. Из райского пера. Оно называется Пьяный Можжевельник. Я как-то раз ходила в Черный Меркурий. Знаешь про перо Черного Меркурия?
– Знаю, конечно. Но, по-моему, Колумб давно уничтожил все копии?
– Уничтожил, конечно. И в Глубокое Горло тоже Я теперь не попасть. Послушай, девица… Люди, которые хотят врубиться, найдут способ. И чем жестче сюжет, тем приятнее до него добраться.
– Ты не по годам развитая, Блаш.
– Вот уж ни фига. Разве я виновата, что во мне живут перья, и что меня воспитывали в доме без мужчин? Я не придумываю правила, я просто кладу на них.
– Где ты нашла Черный Меркурий? – спрашивает Бода. – А, извини, забыла. Тебе же не нужны перья.
– Правильно. Обычно. Но некоторые сны сидят слишком глубоко. Доступ закрыт, понимаешь? Кондом-защита. Наверное, сам Колумб их заблокировал.
Черный Меркурий – ранняя версия икс-кэбберской карты, Колумб использовал ее для предварительной настройки. Меркурий создала отобранная команда вирт-дизайнеров, потом Колумб с помощью этого виртпринта убедил власти разрешить ему поставить настоящий Улей. Несколько краденых копий! Попали на улицу. По словам Блаш, Колумб встроил в перо предохранитель, ограничивающий прямой доступ к демо-карте. Он должен был помешать таким! как Блаш, виртлюдям нелегально подключить к карте какой-нибудь кэб. Но за деньги можно было достать бутлеги, а через них кто угодно мог ездить по карте, пусть и по недособранной ранней версии. Когда икс-кэбы только начинали работу, нарушители вызывали в системе хаос, поэтому Колумб послал вирткэб, комплектованный датчиком с перонаведением. Этот перистый драйвер быстро отловил все нелегальные включения в карту и затем удалил их из системы. Юзеры поимели бесполезные кремового цвета перья и недельную головную боль. Черный Меркурий перестал существовать.
– Даже я не могу войти туда без всего, – говорит Блаш. – Мне тоже нужно перо, и Койот сделал мне приятное – подарил копию на день рождения.
– У Койота был Черный Меркурий?
– Был, конечно. Как, ты думаешь, он мог так свободно ездить по дорогам? Ты знаешь, что собой представляет карта Улья?
– Я драйвер.
– Ну да. Но все-таки? Это не обычная карта. Она как бы живая. В некотором смысле даже более живая, чем настоящие дороги. Ну ладно, значит, как-то раз я въезжаю в Черный Меркурий, так? А это дурной сон, точно. Кот Игрун в своем журнале так и называл его говенным пером, но я просто, ну, ошизела от любопытства. Так что я его приняла. И оказалась в роли Майка Меркурия, драйвера суперкэба. Он самый крутой иксер в мире Черного Меркурия – это ты, наверное, и без меня знаешь. И вот я пытаюсь сделать ездку до демо-Боттлтауна, и чтобы меня не поймали экспресс-демоны. Карта Улья крутится у меня в голове. Защита выставлена на полную. Что тут может случиться? Если Майк Меркурий стартует рядом с тобой, то ты и ахнуть не успеешь – а он уже за горизонтом. Мне всего-то надо было довезти пассажира до дома 666 в квартале Ананасной Луны. Все было чики-поки, и вдруг Майк начал чихать. С ума сойти, да, представляешь? Он так чихал, что у меня руль вылетал из рук. Я открыла таксишную карту и вызвала демо-Колумба. Но в центре карты появилась такая расширяющаяся дырка. Понимаешь, разные миры отделяет друг от друга стена. Иногда она становится тонкой, как пленка, сейчас такое происходит все чаще. Ну вот, и через дырку в Черный Меркурий летела вся эта желтая муть. Какая-то крупа. Не знаю. Она полностью забила мне нос. Но через дырку в карте я успела рассмотреть мир с другой стороны. Пьяный Можжевельник. Шизанутая хрень. Почитай у Кота Игруна. Это райское перо. У богатых есть шанс попасть туда после смерти. Дальние Пределы, детка. Потом я выехала обратно в Реал, а эта желтая дрянь так и засела у меня в носу. Я чихала, как сумасшедшая. Крепкая штука. Вот поэтому я считаю, что аллергия появилась из Пьяного Можжевельника через таксишную карту.
Тут Блаш чихает, как бы подтверждая свои слова, вместе с ней чихает Карлетта.
«Карлетта… Она могла быть моей дочкой».
Бода думает об этом, а потом начинает злиться, что дочь Койота страдает от аллергии. Бода не может забыть про эту глупость. Бессмысленная, жалкая. Он! понимает все свои чувства, но ничего не может с ними поделать.
– Я предполагаю, что Колумб специально пропускает сюда аллергию, – говорит Блаш. – Он открывает дыры между мирами.
Бода встает.
– Уходишь? – спрашивает Блаш. – Не понравился мой рассказ? Я думала, он тебе поможет. Койот велел мне помогать тебе. Или тебе не нравится быть рядом с виртовкой? Ты боишься?
Нет, не в этом дело. Не только в этом. Бода обнаружила следы прокравшейся в нее Тени. Сильной и опытной Тени. Похоже на…
«Твою мать!»
Пробуждаются воспоминания. Дотаксишная жизнь…
Дым ее забытой матери.
«Кто моя мать?» Карлетта смотрит на Боду пристальным взглядом, какой бывает только у собак. Неизменно влажные глаза.
Блаш не перестает тараторить:
– Ты позвонишь старикану Гамбо, Бода? Объяснишь ему, что невиновна. Может, он скажет тебе, как добраться до Колумба…
Бода извиняется, проталкиваясь между бело-голубыми болельщиками, отчаянно пытаясь избавиться от вопросов Блаш и ощущения материнской Тени.
– Бода, ты пропустишь окончание игры. Койот хотел, чтобы ты пришла. Он любил тебя, – преследует ее голос Блаш…
Но Боды уже нет. Время – 8:56 вечера. Она пробирается через сопли и перья. К турникетам выхода на Мэйнроуд.
Я вызвала Зеро по рации. Сказала ему, что моя дочь сейчас уходит и что «на голове у нее длинный светлый парик. Жилет-болеро. Клетчатая юбка. Не пропустишь». Потом пробралась через толпу к тому же выходу.
По следу, как всегда…
По пути к выходу Бода снимает светлый парик, меняет его на черный. Тоже украден у Кантри Джо. Но она все еще чувствует в своей Тени присутствие матери. На выходе она проходит мимо крупного человекопса. Он смотрит ей прямо в лицо. По его Тени Бода понимает, что он почти узнал ее. Его дым пахнет плохо, похоже на копа. Но странное дело… он пропускает ее.
Когда я выбралась наружу, то обнаружила там 3epо, обескураженного и встревоженного. Как потерявшийся пес.
– Где она? – спросила я. – Никто со светлыми волосами не выходил, – ответил он.
– Ты упустил ее?
Тогда Зеро заплакал и начал чихать, а я не могла утешить его. По-моему, этот пес слишком опустился. Что с ним такое? По переулкам, ведущим от стадиона, убегала темноволосая девушка. И она пропала в лабиринте улиц Мосс-сайд.
Может быть, у нее был не один парик.
Я потащила Зеро к «Пылающей комете».
Бода убегает от матери-тени. Сначала по Мэйн-роуд, потом по маленькому переулку. Это плохой район, песопарни за мусорными баками царапают землю когтями и лают на нее. Она не знает, куда идет. Медленно спускается тьма. Мир превращается в лабиринт закрытых магазинов и брошенных домов. Второй парик, черный, спадает с головы. Она слышит, как где-то сзади перед слишком узким проездом остановилась машина.
«Блядь, сколько же мне еще идти?»
Бода выходит на другую улицу, которая вроде бы называется Броудфилд Роуд. Без карты она совсем потерялась. Видит у растаманского фургончика нескольких сутулых песопарней смешанной крови. В колонках машины стучит догкор. Бода чувствует, как ее Тень съеживается от их присутствия. Хотя за последние дни волосы немного отросли, на ее голове видна карта. Они знают, что Бода подозревается в собакоубийстве. Белая девушка. Так сказал Гамбо по радио. Они окружают ее полукольцом.
Потом – звук машины, быстро проезжающей по Броудфилд. Машина с визгом тормозит, изнутри раздается голос, усиленный динамиками:
– Так. Полиция. Оставьте ее в покое.
Запомнившиеся ей голос и Тень матери.
Песопарни сматываются. Бода тоже убегает по кривым улочкам. Убегает от своей матери.
Клермонт-роуд. Внезапно она понимает, где находится. Впереди нее – запущенный райский сад, Александра-парк. Здесь все началось. С другой стороны Принцесс-роуд к воротам парка подъезжает полицейская машина. Бода оглядывается: по зелени и цветам за ней бегут двое копов. Ее мать и еще кто-то. Тень и пес. Бода падает. Клубок корней. Ее нога запуталась там. Мокрый запах травы, земля бьет ее по лицу. Мать-земля.
Это конец.
Мы с Зеро подошли к упавшей. Зеро сильно чихал из-за немыслимого изобилия цветов в парке. Он достал пистолет, я была без оружия. Вот моя дочь.
Я подошла. Ближе. Протянула руку. Коснулась ее.
Белинда вскрикнула и дернулась. Она укусила меня. Наши Тени столкнулись и переплелись. Но я сильнее нее, я лучше знаю Дым. Я заставляю ее волю подчиниться моей, пока она царапает мне ногтями щеки. Господи, как будто ей снова семь лет и мне приходится наказывать ее за какие-то шалости! Мы обе уже на земле, давим цветы. Дождем Летят лепестки. Белинда кричит и ругается на меня Тенью, а потом что-то холодное и твердое…
Отключка.
Удар по затылку.
Я пришла в себя. Лежу на траве, Голову заполнила боль. Через щелки между веками я вижу, что Зеро и моя дочь стоят напротив друг друга. Пистолет Зеро направлен ей прямо в грудь. В Тени Белинды пульсируют злоба и страх. Поверх нее – Тень Зеро, ощетинившаяся прыгающими блохами и грубыми костями. Из Зеро ушло все человеческое. Зеро окончательно превратился в пса.
Я выдавила из себя несколько слов:
– Клегг, что ты делаешь?
Он не ответил. Пистолет не шелохнулся. Солнце пробивалось сквозь древесный полог, ярко-красными волнами высвечивая парковые цветы. Лицо Зеро было спрятано под маской от пыльцы, но я видела его уверенность. Еще раз я спросила его, что он делает.
– Исполняю приказ, – ответил он.
– Это Крекер тебе приказал?
– Хозяин сказал мне убить вас. Обеих.
– Ты как, Белинда? – спросила я. Дочь не ответила. – Клегг, послушай меня, пожалуйста, – я старалась говорить спокойно, потому что Тень легавого была такой нервной, что я боялась, он может сорваться в любой момент, – Крекер обманывает тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41