Ее крупное тело за время голодного похода заметно похудело.
Вскоре оно станет совсем тощим - но пока у нее прекрасная фигура.
Атон подошел к ней сзади:
- Я мог бы тебя толкнуть. - "Кончится ли это когда-нибудь?"
- По-моему, вода безопасна, - сказала она.
- Повернись.
Гранатка обернулась с угрюмой полуулыбкой. Атон положил ей руку на
ключицу, касаясь пальцами шеи, ладонь посреди груди. Слегка надавил.
- Твое тело упадет в эту мглу, - сказал он. - Сначала будет
кувыркаться, потом ударится о дно, и ни один звук не достигнет ушей,
человека, а оно будет лежать там любовницей камня и газа, пока совсем не
сгниет и не возгонится в пищу жертвенного пламени. Погребальный костер для
Гранатки. Тебе нравится?
- Мы оба пили, и ничего не случились. Хорошая вода.
- Возможно, сначала я овладею тобой, - размышлял он. - Затем ты
должна будешь умереть. Все, чего я касаюсь, должно умереть.
- Да.
Он слегка толкнул ее, но Гранатка не уклонилась.
- Позади тебя глубоко, - сказал он. - Как в колодце.
- Я никогда не знал наверняка, как она путешествовала, - говорил
Атон. Его рука скользнула вниз, чтобы сжать ее грудь, но продолжала
удерживать Гранатку у края. - Я оставил ее на астероиде, запер в
космотеле, а сам угнал челнок, так что ей приходилось или оставаться там,
или раскрыть свое местоположение внешнему миру. Я отправился домой, потом
- на Идиллию, но каким-то непостижимым образом она не покидала меня... и я
вновь нашел ее на Хвее. Ода была в лесу со своей песней - песней, которую
она так и не завершила. Тогда я понял, что должен ее убить.
Босые ноги Гранатой стояли на самой кромке.
- Но там, в окрестностях усадьбы, не было ни скалы, ни горы.
Понимаешь, это должно было произойти как-то по-особому. Я привел ее к
лесному колодцу - узкому и глубокому. Пусть паденье убьет ее, как убило
оно мою вторую любовь, как разбило раковину.
Он шагнул ближе и, согнув локти, положил руки ей на плечи.
- Ибо смерть превращает любовь в иллюзию. "Поцелуй меня, Атон", -
сказала она там на горе, там у колодца. А потом возникла песня. - Он
тряхнул ее: - Скажи так и ты.
Глаза Гранатки были закрыты.
- Поцелуй меня, Атон.
Смерть была к ней так же близка, как и его губы.
- Преступление, этот бутон фантазии, должен расцвести в реальности. Я
коснулся ее губ. - Он осторожно поцеловал Гранатку. - И швырнул...
Атон грубо приподнял Гранатку, и ее ноги оторвались от края. Она
колыхнулась над пропастью и рухнула вместе с ним на пол. Атон гладил ее
волосы.
- И она сказала: "Я знала, что ты не сможешь этого сделать, Атон, -
не сможешь в реальности". И я не смог. Ибо любовь превратила смерть в
иллюзию.
Он обнимал ее, неподвижную и онемевшую.
- О тебе, Гранатка, нет песни, - сказал он. - Но если б я любил тебя,
песня бы возникла, и ты бы погибла, ибо мной правит лишь миньонетка.
- Миньонетка, - прошептала Гранатка.
Он обнимал ее, угадывая страх.
- А моя планета, мой дом, моя Хвея продали меня Хтону, потому что я
ее любил. Теперь я возвращаюсь.
- Мы все умрем, Атон.
- Проверь, у меня нет выбора, - сказал он, поцеловал еще раз в лицо,
в грудь - и ушел.
12
"Тяжелый Поход, - думал Атон, - извлек нас из мира бушующих ветров, в
котором мы так долго пребывали, не догадываясь, насколько он уютен. Поход
показал нам мир сердцевины печи, где родившиеся газы бросают свою мощь в
обширную систему, подобно самой Земле, без малейших послаблений и
сострадания, чтобы сгореть быстро и ярко и вернуться, наконец,
обессиленными лишь для того, чтобы вновь возродиться и сгореть. А сейчас
Поход открывает нам последнюю из могучих стихий - мир воды".
Атон стоял на берегу реки, задумчиво глядя в нее. "Раньше они ее
отвергли, будет ли она теперь, как женщина, мстить им?"
Отряд находился в нескольких километрах отсюда, ниже по течению, а
двое мужчин отправились в разведку - один вверх по течению, другой вниз.
Каждый оставит за собой знаки, отмечая свою тропу; отряд последует за тем,
кто не вернется. Это логично: какой человек, обретя свободу, посмеет
вернуться в пещеры? Кто рискнет потерять надежный путь и повернет назад?
Лишь неудача заставит его вернуться к собратьям.
Так Атон оказался наедине с истоком, поскольку его позыв к побегу был
самым сильным. Он был вооружен, имел при себе мешок с сочным красным мясом
и чувствовал, что Бедокур убежал именно этим путем. Где-то найдется его
метка.
У воды свечение стало ярче. Атон наклонился, чтоб обмакнуть пальцы в
чистую жидкость и коснуться сияющей границы у своих ног. Поверхность тропы
была ровной и чуть скользкой. При ходьбе он оставлял на темном камне
пятна, словно давил въевшиеся в него растения. Зеленое мерцание
пробивалось сквозь толщу воды, с сюрреалистической красотой отбрасывало
ему в лицо свой свет.
Вдоль одного берега тянулся узкий уступ, своего рода прорубленная
тропинка в пятьдесят сантиметров шириной, прилепившаяся к отвесной стене.
Атон придерживался ее, это было на удивление удобно. Иначе пришлось бы
пробираться по пояс в воде против быстрого течения, доверяя голые ноги
неизвестным речным тварям.
Он выбрал этот путь, хотя и не доверял ему. Никогда еще Хтон не
предлагал вариант, который воспринимался бы как безопасный. По тропинке
наверняка кто-то ходил, и этот кто-то наверняка был врагом. Атон двигался
быстро, но не потому, что спешил, - хотя это могло быть и так, если
расстояние до поверхности оставалось велико - а для того, чтобы нарушить
планы чудовища, преследующего его сзади. Или напасть врасплох на кого-то,
притаившегося впереди.
Пройдены километры, и - ничего. Никаких злобных пещерных зверей на
пути. Никаких внезапных обрывов. Тропа тянулась ровная и твердая, рядом
спокойно текла вода. Наконец стены раздались, позволив реке, перелиться
через мраморные берега и залить почти всю пещеру. Тропа, впрочем,
сохранилась, продолжая извиваться вдоль каменной реки, между редких
завалов.
Пещеры стали разнообразнее. Появились сталактиты - большие каменные
сосульки, нацелившиеся в пол, и сталагмиты, выставляющие им навстречу свои
чудовищные зубы. Река образовывала то шумные пороги, то тихие заводи среди
отполированного камня успокаивающих оттенков. Мягкий свет, отраженный
водой и гладким камнем, придавал всему сверхъестественную прелесть.
Атон замедлил шаг, пораженный незнакомой обстановкой, как если бы его
взволновала красота неизвестной женщины. Ветра в пещерах не было, и его
отсутствие слегка тревожило. Окружающие пещеры расширялись, сужались и
вновь расширялись в змееподобном ритме - с коврами из скользких камней и
стенами, покрытыми гобеленами из минералов. Внушительно возвышались
колонны каменный лес, размыкавшийся лишь перед петлявшей рекой и ровной
тропой, по которой шел Атон.
Очень подозрительно! Это вовсе не тот смертоносный подземный мир,
который он знал. Где саламандры и химеры? Где хозяин тропы? Где красные
зубы и когти?
Движение! Атон схватил обломок камня и начал подкрадываться. Ведь
если это существо не убежит, оно само вскоре станет подкрадываться к нему.
За каменными завесами он мельком увидел его: огромное волосатое тело,
седое.
Волосатое? В пещерах?
Знак того, что выход близок?
Вскоре он смог разглядеть животное без помех - оно вовсе не было
волосатым. Громадная ящерица, камнетеска, а не плотоядное животное; она
щелкала по стене здоровенными зубами и пожирала зеленое свечение. Скорее
всего, безобидная. Наверняка химера охотилась на _к_о_г_о_-_т_о_, до того
как открыла человека.
Атон подошел к ней сзади, выискивая уязвимую точку под чешуйками.
Тварь была большая, с человека; она стояла на задних лапах, опершись
передними о стену. Ящерица не повернулась: то ли не услышала Атона, то ли
не распознала в нем опасности.
Атон воткнул самодельное лезвие под правую переднюю лапу ящерицы,
туда, где чешуйки были тоньше. Оно с легкостью вошло в мягкую плоть.
Камнетеска, ничего не понимая, беззвучно упала, схватившись за рану
когтями другой лапы. Она тупо раздирала себя, пытаясь унять боль, а Атон,
тяжело дыша, стоял и наблюдал за ней. Немного спустя он вырезал ей глаза и
ушел. Когда он уходил, камнетеска еще трепыхалась и размазывала кровь по
зеленому камню.
Стены вновь сдвинулись, река и тропа стали прежними. На этот раз он
увидел на дне реки каких-то тварей: безглазых, словно из резины, с
извивающимися во все стороны плавниками. Наконец-то водяная жизнь!
Еще несколько километров пройдено без приключений. Внезапно туннель
прервался. Вода, падая из высокой вертикальной шахты, пенилась в круглом
озерце и вытекала в русло, вдоль которого он шел. Тропа огибала озеро и
круглым ходом уходила в каменную стену.
Он заглянул в этот резко обрывавшийся туннель и ничего не увидел.
Потом приложил к стене ухо и услышал отдаленный стук, биение чьего-то
сердца. Кто-то там был. Кто-то очень большой.
Атон глянул в озеро и глубоко внизу увидел странную шаровидную
медузу, в метр диаметром, покачивавшуюся в выбоине как раз под водопадом.
Он запрокинул голову и увидел... свет. Солнечный свет.
Стены шахты были не обработаны. Отдельные слои представляли собой
концентрические круги. Некоторые из них выпирали из стены на несколько
сантиметров, приближаясь к зеркальному столбу падающей воды. Одна сторона
была сравнительно гладкой, словно вода когда-то размыла ее начисто, но с
каждой стороны между стеной и водой оставалось сантиметров по тридцать.
Атон снял мех для воды - нелепую обузу при таких обстоятельствах -
оставил его вместе с прочими вещами и приготовился к самому сложному
восхождению в жизни.
Шахта была диаметром около метра и, похоже, слегка расширялась
кверху. Атон прижался к гладкой стороне, раскинул руки полукругом,
упершись в стену на уровне плеч, и поднял ногу, чтобы упереть ее о
противоположную стену. Потом уперся другой ногой и стал медленно
подниматься, так чтобы столб воды безвредно струился между его
расставленными ногами. Он отжался руками от стены и приподнялся, после
чего сделал два крохотных шажка по дальней стене. И так снова и снова,
продвигаясь каждый раз сантиметров по пять.
Подъем поначалу не был труден, но впереди предстоял длинный путь.
Атон решил не беречь силы, поскольку даже отдых в таком положении был
утомителен. Если он сумеет быстро достичь верха, там он найдет возможность
для отдыха. Если же не доберется туда сразу, усталость вообще помешает ему
подняться.
Он ускорил движение, до боли упираясь спиной о камень; мышцы его ног
напрягались, расслаблялись и вновь напрягались. Первыми стали уставать
руки, и он повернул их ладонями вниз, изогнув так, чтобы можно было
продвигаться вверх; он обдирал себе локти, однако это мало его беспокоило.
Усталость нарастала, но Атон продолжал подъем. Его глаза не
отрывались от неподвижного водяного столба, находившегося под самой рукой,
позволяя его глубинам себя гипнотизировать. Ему хотелось отпустить стену,
на мгновение обхватить эту совершенную форму и, целуя ее гладкую и чистую
поверхность, съехать по ней вниз. Внезапно он ощутил жажду: сильнее, чем
когда-либо в жизни, до ужаса невыносимую - а холодная струя у самого лица
изводила язык и горло танталовыми муками.
"Один глоток, - понял он, - и все кончено". Искал-то он чашу смерти,
которой лишили его воздух и огонь, и никогда не находил ее так
восхитительно близко, как сейчас.
Смерть. Почему он убил камнетеску? Это был акт чистого садизма, и он
им наслаждался. Почему? Почему он хотел умереть? Что с ним?
В зеркале перед ним засияли переменчивые глаза Злобы, намекая на
ответ, который он не смел понять. Она была в огне; она была в воде. Узники
Хтона правы, что страшились его. Он влюблен в зло.
Но мощь облика Злобы его поддерживала. Раньше он не мог убить предмет
своего страха, так сильны были узы детства. Но после тягот Хтона у него
будут силы, и он сделает то, что необходимо сделать.
Во-первых, он разгадает тайну миньонетки, отправившись на ее родную
планету, о которой рассказал, получив за это гранат, Первоцвет. Миньон -
запретная планета, местоположение которой, как и Хтона, хранилось в тайне
- из-за ее смертоносных жителей. Нет - они были людьми, но генная
инженерия вызвала непонятные процессы в раковине человеческого тела и
сделала их менее похожими на основу вида, чем многие нечеловеческие расы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Вскоре оно станет совсем тощим - но пока у нее прекрасная фигура.
Атон подошел к ней сзади:
- Я мог бы тебя толкнуть. - "Кончится ли это когда-нибудь?"
- По-моему, вода безопасна, - сказала она.
- Повернись.
Гранатка обернулась с угрюмой полуулыбкой. Атон положил ей руку на
ключицу, касаясь пальцами шеи, ладонь посреди груди. Слегка надавил.
- Твое тело упадет в эту мглу, - сказал он. - Сначала будет
кувыркаться, потом ударится о дно, и ни один звук не достигнет ушей,
человека, а оно будет лежать там любовницей камня и газа, пока совсем не
сгниет и не возгонится в пищу жертвенного пламени. Погребальный костер для
Гранатки. Тебе нравится?
- Мы оба пили, и ничего не случились. Хорошая вода.
- Возможно, сначала я овладею тобой, - размышлял он. - Затем ты
должна будешь умереть. Все, чего я касаюсь, должно умереть.
- Да.
Он слегка толкнул ее, но Гранатка не уклонилась.
- Позади тебя глубоко, - сказал он. - Как в колодце.
- Я никогда не знал наверняка, как она путешествовала, - говорил
Атон. Его рука скользнула вниз, чтобы сжать ее грудь, но продолжала
удерживать Гранатку у края. - Я оставил ее на астероиде, запер в
космотеле, а сам угнал челнок, так что ей приходилось или оставаться там,
или раскрыть свое местоположение внешнему миру. Я отправился домой, потом
- на Идиллию, но каким-то непостижимым образом она не покидала меня... и я
вновь нашел ее на Хвее. Ода была в лесу со своей песней - песней, которую
она так и не завершила. Тогда я понял, что должен ее убить.
Босые ноги Гранатой стояли на самой кромке.
- Но там, в окрестностях усадьбы, не было ни скалы, ни горы.
Понимаешь, это должно было произойти как-то по-особому. Я привел ее к
лесному колодцу - узкому и глубокому. Пусть паденье убьет ее, как убило
оно мою вторую любовь, как разбило раковину.
Он шагнул ближе и, согнув локти, положил руки ей на плечи.
- Ибо смерть превращает любовь в иллюзию. "Поцелуй меня, Атон", -
сказала она там на горе, там у колодца. А потом возникла песня. - Он
тряхнул ее: - Скажи так и ты.
Глаза Гранатки были закрыты.
- Поцелуй меня, Атон.
Смерть была к ней так же близка, как и его губы.
- Преступление, этот бутон фантазии, должен расцвести в реальности. Я
коснулся ее губ. - Он осторожно поцеловал Гранатку. - И швырнул...
Атон грубо приподнял Гранатку, и ее ноги оторвались от края. Она
колыхнулась над пропастью и рухнула вместе с ним на пол. Атон гладил ее
волосы.
- И она сказала: "Я знала, что ты не сможешь этого сделать, Атон, -
не сможешь в реальности". И я не смог. Ибо любовь превратила смерть в
иллюзию.
Он обнимал ее, неподвижную и онемевшую.
- О тебе, Гранатка, нет песни, - сказал он. - Но если б я любил тебя,
песня бы возникла, и ты бы погибла, ибо мной правит лишь миньонетка.
- Миньонетка, - прошептала Гранатка.
Он обнимал ее, угадывая страх.
- А моя планета, мой дом, моя Хвея продали меня Хтону, потому что я
ее любил. Теперь я возвращаюсь.
- Мы все умрем, Атон.
- Проверь, у меня нет выбора, - сказал он, поцеловал еще раз в лицо,
в грудь - и ушел.
12
"Тяжелый Поход, - думал Атон, - извлек нас из мира бушующих ветров, в
котором мы так долго пребывали, не догадываясь, насколько он уютен. Поход
показал нам мир сердцевины печи, где родившиеся газы бросают свою мощь в
обширную систему, подобно самой Земле, без малейших послаблений и
сострадания, чтобы сгореть быстро и ярко и вернуться, наконец,
обессиленными лишь для того, чтобы вновь возродиться и сгореть. А сейчас
Поход открывает нам последнюю из могучих стихий - мир воды".
Атон стоял на берегу реки, задумчиво глядя в нее. "Раньше они ее
отвергли, будет ли она теперь, как женщина, мстить им?"
Отряд находился в нескольких километрах отсюда, ниже по течению, а
двое мужчин отправились в разведку - один вверх по течению, другой вниз.
Каждый оставит за собой знаки, отмечая свою тропу; отряд последует за тем,
кто не вернется. Это логично: какой человек, обретя свободу, посмеет
вернуться в пещеры? Кто рискнет потерять надежный путь и повернет назад?
Лишь неудача заставит его вернуться к собратьям.
Так Атон оказался наедине с истоком, поскольку его позыв к побегу был
самым сильным. Он был вооружен, имел при себе мешок с сочным красным мясом
и чувствовал, что Бедокур убежал именно этим путем. Где-то найдется его
метка.
У воды свечение стало ярче. Атон наклонился, чтоб обмакнуть пальцы в
чистую жидкость и коснуться сияющей границы у своих ног. Поверхность тропы
была ровной и чуть скользкой. При ходьбе он оставлял на темном камне
пятна, словно давил въевшиеся в него растения. Зеленое мерцание
пробивалось сквозь толщу воды, с сюрреалистической красотой отбрасывало
ему в лицо свой свет.
Вдоль одного берега тянулся узкий уступ, своего рода прорубленная
тропинка в пятьдесят сантиметров шириной, прилепившаяся к отвесной стене.
Атон придерживался ее, это было на удивление удобно. Иначе пришлось бы
пробираться по пояс в воде против быстрого течения, доверяя голые ноги
неизвестным речным тварям.
Он выбрал этот путь, хотя и не доверял ему. Никогда еще Хтон не
предлагал вариант, который воспринимался бы как безопасный. По тропинке
наверняка кто-то ходил, и этот кто-то наверняка был врагом. Атон двигался
быстро, но не потому, что спешил, - хотя это могло быть и так, если
расстояние до поверхности оставалось велико - а для того, чтобы нарушить
планы чудовища, преследующего его сзади. Или напасть врасплох на кого-то,
притаившегося впереди.
Пройдены километры, и - ничего. Никаких злобных пещерных зверей на
пути. Никаких внезапных обрывов. Тропа тянулась ровная и твердая, рядом
спокойно текла вода. Наконец стены раздались, позволив реке, перелиться
через мраморные берега и залить почти всю пещеру. Тропа, впрочем,
сохранилась, продолжая извиваться вдоль каменной реки, между редких
завалов.
Пещеры стали разнообразнее. Появились сталактиты - большие каменные
сосульки, нацелившиеся в пол, и сталагмиты, выставляющие им навстречу свои
чудовищные зубы. Река образовывала то шумные пороги, то тихие заводи среди
отполированного камня успокаивающих оттенков. Мягкий свет, отраженный
водой и гладким камнем, придавал всему сверхъестественную прелесть.
Атон замедлил шаг, пораженный незнакомой обстановкой, как если бы его
взволновала красота неизвестной женщины. Ветра в пещерах не было, и его
отсутствие слегка тревожило. Окружающие пещеры расширялись, сужались и
вновь расширялись в змееподобном ритме - с коврами из скользких камней и
стенами, покрытыми гобеленами из минералов. Внушительно возвышались
колонны каменный лес, размыкавшийся лишь перед петлявшей рекой и ровной
тропой, по которой шел Атон.
Очень подозрительно! Это вовсе не тот смертоносный подземный мир,
который он знал. Где саламандры и химеры? Где хозяин тропы? Где красные
зубы и когти?
Движение! Атон схватил обломок камня и начал подкрадываться. Ведь
если это существо не убежит, оно само вскоре станет подкрадываться к нему.
За каменными завесами он мельком увидел его: огромное волосатое тело,
седое.
Волосатое? В пещерах?
Знак того, что выход близок?
Вскоре он смог разглядеть животное без помех - оно вовсе не было
волосатым. Громадная ящерица, камнетеска, а не плотоядное животное; она
щелкала по стене здоровенными зубами и пожирала зеленое свечение. Скорее
всего, безобидная. Наверняка химера охотилась на _к_о_г_о_-_т_о_, до того
как открыла человека.
Атон подошел к ней сзади, выискивая уязвимую точку под чешуйками.
Тварь была большая, с человека; она стояла на задних лапах, опершись
передними о стену. Ящерица не повернулась: то ли не услышала Атона, то ли
не распознала в нем опасности.
Атон воткнул самодельное лезвие под правую переднюю лапу ящерицы,
туда, где чешуйки были тоньше. Оно с легкостью вошло в мягкую плоть.
Камнетеска, ничего не понимая, беззвучно упала, схватившись за рану
когтями другой лапы. Она тупо раздирала себя, пытаясь унять боль, а Атон,
тяжело дыша, стоял и наблюдал за ней. Немного спустя он вырезал ей глаза и
ушел. Когда он уходил, камнетеска еще трепыхалась и размазывала кровь по
зеленому камню.
Стены вновь сдвинулись, река и тропа стали прежними. На этот раз он
увидел на дне реки каких-то тварей: безглазых, словно из резины, с
извивающимися во все стороны плавниками. Наконец-то водяная жизнь!
Еще несколько километров пройдено без приключений. Внезапно туннель
прервался. Вода, падая из высокой вертикальной шахты, пенилась в круглом
озерце и вытекала в русло, вдоль которого он шел. Тропа огибала озеро и
круглым ходом уходила в каменную стену.
Он заглянул в этот резко обрывавшийся туннель и ничего не увидел.
Потом приложил к стене ухо и услышал отдаленный стук, биение чьего-то
сердца. Кто-то там был. Кто-то очень большой.
Атон глянул в озеро и глубоко внизу увидел странную шаровидную
медузу, в метр диаметром, покачивавшуюся в выбоине как раз под водопадом.
Он запрокинул голову и увидел... свет. Солнечный свет.
Стены шахты были не обработаны. Отдельные слои представляли собой
концентрические круги. Некоторые из них выпирали из стены на несколько
сантиметров, приближаясь к зеркальному столбу падающей воды. Одна сторона
была сравнительно гладкой, словно вода когда-то размыла ее начисто, но с
каждой стороны между стеной и водой оставалось сантиметров по тридцать.
Атон снял мех для воды - нелепую обузу при таких обстоятельствах -
оставил его вместе с прочими вещами и приготовился к самому сложному
восхождению в жизни.
Шахта была диаметром около метра и, похоже, слегка расширялась
кверху. Атон прижался к гладкой стороне, раскинул руки полукругом,
упершись в стену на уровне плеч, и поднял ногу, чтобы упереть ее о
противоположную стену. Потом уперся другой ногой и стал медленно
подниматься, так чтобы столб воды безвредно струился между его
расставленными ногами. Он отжался руками от стены и приподнялся, после
чего сделал два крохотных шажка по дальней стене. И так снова и снова,
продвигаясь каждый раз сантиметров по пять.
Подъем поначалу не был труден, но впереди предстоял длинный путь.
Атон решил не беречь силы, поскольку даже отдых в таком положении был
утомителен. Если он сумеет быстро достичь верха, там он найдет возможность
для отдыха. Если же не доберется туда сразу, усталость вообще помешает ему
подняться.
Он ускорил движение, до боли упираясь спиной о камень; мышцы его ног
напрягались, расслаблялись и вновь напрягались. Первыми стали уставать
руки, и он повернул их ладонями вниз, изогнув так, чтобы можно было
продвигаться вверх; он обдирал себе локти, однако это мало его беспокоило.
Усталость нарастала, но Атон продолжал подъем. Его глаза не
отрывались от неподвижного водяного столба, находившегося под самой рукой,
позволяя его глубинам себя гипнотизировать. Ему хотелось отпустить стену,
на мгновение обхватить эту совершенную форму и, целуя ее гладкую и чистую
поверхность, съехать по ней вниз. Внезапно он ощутил жажду: сильнее, чем
когда-либо в жизни, до ужаса невыносимую - а холодная струя у самого лица
изводила язык и горло танталовыми муками.
"Один глоток, - понял он, - и все кончено". Искал-то он чашу смерти,
которой лишили его воздух и огонь, и никогда не находил ее так
восхитительно близко, как сейчас.
Смерть. Почему он убил камнетеску? Это был акт чистого садизма, и он
им наслаждался. Почему? Почему он хотел умереть? Что с ним?
В зеркале перед ним засияли переменчивые глаза Злобы, намекая на
ответ, который он не смел понять. Она была в огне; она была в воде. Узники
Хтона правы, что страшились его. Он влюблен в зло.
Но мощь облика Злобы его поддерживала. Раньше он не мог убить предмет
своего страха, так сильны были узы детства. Но после тягот Хтона у него
будут силы, и он сделает то, что необходимо сделать.
Во-первых, он разгадает тайну миньонетки, отправившись на ее родную
планету, о которой рассказал, получив за это гранат, Первоцвет. Миньон -
запретная планета, местоположение которой, как и Хтона, хранилось в тайне
- из-за ее смертоносных жителей. Нет - они были людьми, но генная
инженерия вызвала непонятные процессы в раковине человеческого тела и
сделала их менее похожими на основу вида, чем многие нечеловеческие расы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33