– Делай как велено, Леллдорин, – вмешалась тетя Пол, – не время показывать храбрость.
– Стоять! – скомандовал предводитель, опуская копье так, что наконечник почти уперся в грудь Силку.
– Пусть кто-нибудь приблизится, чтобы я мог говорить с ним, – повелительно объявил он.
Силк выдвинулся на шаг и льстиво заулыбался.
– Рады видеть вас, сэр рыцарь, – елейно начал он.
Прошлой ночью на нас напали разбойники, и пришлось бежать, спасая свою жизнь.
– Как зовут тебя? – требовательно спросил тот, поднимая забрало. – И кто тебя сопровождает?
– Я Редек из Боктора, мой господин, – ответил Силк, кланяясь и сдергивая бархатную шапку, – торговец из Драснии, и направляюсь в Тол Хонет с сендарийским сукном в надежде успеть на зимнюю ярмарку.
Глаза закованного в латы воина подозрительно сузились:
– Слишком уж много спутников у тебя, простого низкородного торговца.
– Эти трое – мои слуги, – объяснил Силк, показывая на Бэйрека, Хеттара и Дерника. – Старик и мальчик сопровождают мою сестру, богатую вдову, желающую посетить Тол Хонет.
– А этот? – не отставал рыцарь. – Астуриец?
– Молодой дворянин, собравшийся в Во Мимбр навестить друзей. Оказал нам огромную милость, согласившись провести через лес.
Сомнения рыцаря, казалось, немного рассеялись.
– В твоей речи упоминалось о грабителях. Где же произошло нападение?
– В трех-четырех лигах отсюда, когда мы раскинули лагерь на ночь. Удалось обратить их в бегство, хотя сестра моя очень испугалась.
– Эта астурийская провинция кишит ворами и мятежниками, – сурово объявил рыцарь. – Мне и моим людям дан приказ безжалостно расправляться с ними. Сюда, астуриец.
Глаза Леллдорина вспыхнули, но он послушно выехал вперед.
– Твое имя?
– Меня зовут Леллдорин, сэр рыцарь Чем могу служить вам?
– Эти грабители, о которых говорил твой друг, они из благородных людей или низкая чернь?
– Рабы, господин мой, грязные и оборванные. Несомненно, восстали против хозяев и скрылись в лесу продолжать беззаконные деяния.
– Как можно ожидать выполнения обязанностей и повиновения от простолюдинов, когда высокорожденные осмеливаются восставать против короны? – заметил рыцарь.
– Истинно так, господин мой, – согласился Леллдорин с явно преувеличенной скорбью. – Много раз спорил я об этом с теми, кто бесконечно скорбит по Астурии, оплакивает угнетение астурийцев мимбратами и невероятное высокомерие последних. Уговоры мои прислушаться к здравому смыслу и выказывать соответствующее почтение его величеству, нашему повелителю королю, встречают лишь холодное презрение и непонимание.
Юноша вздохнул.
– Мудрость твоя не по годам, юный Леллдорин, – одобрительно кивнул рыцарь, – но, к прискорбию моему, я вынужден задержать тебя и твоих компаньонов, чтобы проверить некоторые обстоятельства.
– Сэр рыцарь! – энергично запротестовал Силк. – Потепление может свести ценность моего товара на нет! Умоляю вас не прерывать нашего путешествия.
– Сожалею, добрый человек, но необходимость вынуждает меня. Астурия кишит заговорщиками и мятежниками, и я никому не могу позволить продолжать путь без тщательной проверки.
В арьергарде строя всадников внезапно началась суматоха. Полк толнедрийцев, сверкая стальными нагрудниками, в алых плащах и шлемах с перьями, медленно окружил рыцарей в тяжелом вооружении.
– Что здесь происходит? – вежливо спросил командир легионеров, стройный человек лет сорока с обветренным лицом, остановив коня перед Силком.
– Нам не требуется помощь легионеров в таких делах, – холодно ответствовал рыцарь. – Приказы мы получаем из Во Мимбра. Нас послали восстановить порядок в Астурии, и поэтому я обязан допросить этих путников.
– Питаю глубокое почтение к приказу, сэр рыцарь, – ответил толнедриец, – но за безопасность путешественников на дороге отвечаю я.
И вопросительно взглянул на Силка.
– Я Редек из Боктора, капитан, – объяснил тот, – драснийский торговец, направляюсь в Тол Хонет, Все бумаги при мне, если желаете ознакомиться.
– Документы легко подделать, – объявил рыцарь – Совершенно верно, – согласился толнедриец, – но чтобы зря не тратить время, я давно уже привык оценивать людей по внешнему виду. Судите сами: драснийский торговец, везущий тюки с товаром, имеет полное право и законную причину находиться на имперском тракте, сэр рыцарь, и задерживать его никто не может.
– Но мы обязаны искоренять разбой и мятеж! – горячо возразил рыцарь.
– Искореняйте, – согласился капитан, – только не на дороге. По договору имперский тракт – толнедрийская территория. Не могу вмешиваться в ваши действия по всей округе, но то, что происходит на дороге, – касается лично меня. Уверен, что ни один истинный мимбратский рыцарь не захочет унизить своего короля, нарушив твердое соглашение между арендской короной и императором Толнедры, не так ли?
Рыцарь беспомощно воззрился на легионера.
– Думаю, ты можешь продолжать путь, добрый человек, – объявил Силку толнедриец. – Знаю, что весь Тол Хонет с нетерпением ожидает твоего прибытия.
Силк широко улыбнулся и низко поклонился, не слезая с седла. Потом взмахнул рукой, и все медленно направились вперед мимо кипящего от гнева мимбратского рыцаря. После того как проехала последняя вьючная лошадь, легионеры выстроились поперек дороги, отсекая мимбратов.
– Неплохой человек, – заметил Бэйрек. – Не очень-то я высокого мнения о толнедрийцах, но этот совсем другой.
– Едем быстрее, – поторопил господин Волк, – не стоит дожидаться, пока рыцари помчатся по нашим следам.
Они пустили лошадей в галоп и скоро оставили далеко позади рыцарей, занятых прямо посреди дороги горячим спором с командиром легионеров.
На ночь они остановились в толнедрийской гостинице с толстыми стенами, и, может быть, впервые в жизни Гарион пошел мыться без напоминаний и приказов тети Пол. Хотя накануне ему не удалось принять участие в драке, он почему-то ощущал, что весь залит кровью или чем-то похуже. Раньше юноша не понимал, как ужасно может быть изуродован человек в ближнем бою. Вид обезглавленного трупа с вывалившимися внутренностями наполнил его глубоким стыдом перед зрелищем омерзительно обнаженных секретов человеческого тела.
Гарион чувствовал, что выпачкан с ног до головы. Он снял всю одежду и даже, не подумав, серебряный амулет, подаренный господином Волком и тетей Пол, уселся в дымящуюся ванну, где начал яростно скрести кожу жесткой щеткой и едким мылом, стремясь уничтожить воображаемую грязь вместе с кожей.
Следующие несколько дней они продвигались на юг, останавливаясь только в расположенных на равном расстоянии толнедрийских гостиницах, где присутствие легионеров с жесткими лицами служило постоянным напоминанием о том, что безопасность путешественников, ищущих приюта, находится под охраной воинов толнедрийской империи.
На шестой день после схватки с разбойниками лошадь Леллдорина захромала.
Дерник и Хеттар под наблюдением тети Пол провели несколько часов, готовя зелье на маленьком костре у обочины и накладывая горячие компрессы на ногу животного, пока Волк кипел от негодования на задержку. К тому времени, как конь мог продолжать путь, все поняли, что никак не успеют добраться до следующей гостиницы до наступления темноты.
– Ну, Старый Волк, – сказала тетя Пол, после того как все уселись в седла, – что теперь делать? Ехать всю ночь или пытаться найти ночлег в лесу?
– Еще не решил, – коротко ответил Волк.
– Если не ошибаюсь, недалеко есть деревня, – вставил Леллдорин, – правда, очень бедная, но что-то вроде постоялого двора имеется.
– Звучит не очень заманчиво! – покачал головой Силк. – Что ты имеешь в виду?
– Хозяин этих владений очень скуп и взимает огромные подати. Людям остается очень мало, и постоялый двор крайне убогий.
– Придется ехать, – вздохнул Волк и погнал коня быстрой рысью.
Когда они подъехали к деревне, низко нависшие облака начали расходиться, в разрыве проглянуло бледное солнце.
Деревня оказалась еще хуже, чем предсказывал Леллдорин. Полдюжины оборванных нищих стояли в грязи у околицы, протягивая ладони и слезливо умоляя о милостыне.
Из щелей убогих лачуг медленно вытекали тонкие струйки дыма – печных труб на крышах не было. Тощие свиньи рылись в грязи; вонь стояла ужасающая.
Похоронная процессия уныло пробиралась к кладбищу, расположенному на другом конце деревни, по заваленной мусором улочке. Тело, завернутое в рваное коричневое одеяло, несли на доске, а жрецы Чолдана, бога арендов, в богато расшитых рясах пели древний гимн, в котором упоминалось о войне и мести, но ничего не говорилось об утешении и покое.
Провожая мужа в последний путь, вдова с бесстрастным лицом и мертвыми сухими глазами молча прижимала к груди хнычущего младенца.
На постоялом дворе отвратительно пахло прокисшим пивом и гнильем. Пожар уничтожил часть общей залы, обуглив и закоптив низкий потолок. Зияющую дыру в сожженной стене завесили грязной мешковиной. Врытый в земле очаг нещадно дымил, а хозяин, тощий коротышка со злобным лицом, грубил и ворчал.
На ужин он подал только блюда с водянистой кашей – смесью репы с ячменем.
– Великолепно! – иронически заметил Силк, отталкивая нетронутую порцию. – Ты меня просто удивляешь, Леллдорин. Страсть твоя бороться с несправедливостью, кажется, не распространяется на здешние места. Могу ли я предложить нанести следующий визит владельцу этого поместья? Кажется, по нему уже давно петля плачет!
– Не представлял, что все настолько плохо, – тихо отозвался Леллдорин, озираясь, как будто впервые увидел происходящее. Ужас, смешанный с отвращением, ясно вырисовывался на открытом лице.
Гарион, с трудом сдерживая дурноту, встал.
– Пойду лучше прогуляюсь, – пробормотал он.
– Только не слишком далеко, – предупредила тетя Пол.
Воздух на улице был чуть почище, Гарион осторожно пробирался к околице, пытаясь не очень измазаться.
– О, господин, – умоляюще прошептала маленькая девочка с огромными глазами, – нет ли у вас корочки хлеба?
Гарион беспомощно взглянул на нее.
– Прости…
Он порылся в карманах, ища, что бы ей дать, но ребенок, заплакав, отвернулся.
В изрытом копытами поле, расстилающемся за источающими гнусный запах улицами, оборванный мальчишка, почти ровесник Гариона, пас несколько коров с торчащими ребрами, наигрывая на деревянной дудочке. Душераздирающе чистая мелодия плыла, никем не замеченная, над крышами убогих хижин, чернеющих в косых лучах заходящего солнца. Пастушок увидел Гариона, но продолжал играть Глаза их встретились на миг; оба будто молчаливо признали друг друга, но не сказали ни слова На опушке леса, за полем, появился всадник в темном одеянии с капюшоном, на черной лошади и остановился, повернувшись лицом к деревне. Было в нем что-то зловещее, но одновременно смутно-знакомое. Гариону почему-то показалось, что он должен знать этого всадника, но, хотя юноша мучительно пытался вспомнить имя, оно все ускользало и ускользало… Гарион долго глядел на черного всадника, невольно обратив внимание на то, что ни он, ни лошадь не отбрасывают тени, стоя при этом в свете угасающего солнца.
Где-то глубоко в мозгу, казалось, мучительно шевелилась ужасная болезненная мысль, но он, будто очарованный, не двигался с места. Не стоит ничего говорить тете Пол или остальным об этой странной фигуре на опушке, потому что и сказать нечего; стоит отвернуться – и он все забудет.
Постепенно стало темнеть, и Гарион, почувствовав, что дрожит, повернул к постоялому двору, неотступно преследуемый трогательной мелодией деревянной свирели, парящей высоко в небе над головой.


Глава 6

Несмотря на то что вечер был ясным, утро встретило путешественников сыростью и холодом; ледяная изморось сыпалась на деревья; насквозь промокший лес мрачно насупился. Они рано покинули постоялый двор и вскоре очутились в еще более глухой и угрюмой чаще, чем те зловещие места, которые уже прошли.
Огромные деревья окружали их; толстые искривленные дубы поднимали голые сучья среди темных елей и сосен. Серый, изъеденный лишайником мох покрывал землю.
Леллдорин был сегодня непривычно молчалив, и Гарион предположил, что друг по-прежнему непрерывно думает о замыслах мерга Нечека. Молодой астуриец угрюмо смотрел вперед, плотно завернувшись в тяжелый зеленый плащ; рыжевато-золотистые волосы влажно обвисли. Гарион подобрался поближе; некоторое время оба ехали, не произнося ни слова.
– Чем ты обеспокоен, Леллдорин? – прошептал он наконец.
– Думаю, что всю свою жизнь был слеп, Гарион, – ответил тот.
– Каким образом? – осторожно спросил Гарион, надеясь, что друг решился все рассказать господину Волку.
– Замечал только, что мимбраты угнетают Астурию, и не видел, как мы унижаем и губим собственный народ.
– Я ведь пытался все объяснить Что заставило тебя прозреть только сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47