Теперь же мне оставалось только поскорее посмотреть, что там
дальше.
Не отвлекаясь на препирательства с Юркой, я снова
повернулась к компьютеру. Я решила обойтись без распечатки
карты, ведь я уже знала, как называется городок в той
местности. Нужно было срочно просмотреть третий файл.
Третий файл, тоже графический, заставил мои ладони
покрыться влагой. С экрана смотрел серый пес. Пасть его была
оскалена, клыки и губы вымазаны чем-то темным. Глаза пса
смотрели на камеру, его снимавшую, с ненавистью почти
человеческой... Впрочем, эти глаза, действительно, были
похожи... Я пощелкакла клавишами, и изображение увеличилось.
Теперь с монитора на меня смотрели только глаза. Это были
большие, миндалевидные, с яркими белками, выразительные голубые
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ глаза...
Рука протянулась из-за моего плеча.
От неожиданности я с криком подскочила.
-- Тихо, малышка... -- Юра поймал меня и усадил обратно.
Он старался ничем не выдать свой гнев, но у него даже руки
дрожали от негодования.
-- Юрка, я сотру к черту эти файлы, -- произнес Олег,
подходя к клавиатуре с другой стороны.
-- Нет. Перекодируй... -- отозвался Юра. -- Да не здесь! С
нашего компьютера.
Олег тяжело вздохнул, показал мне кулак и ушел, хлопнув
дверью.
Юрка бросил свой костыль на мою постель и сел на банкетку
у компьютера. Он смотрел прямо мне в глаза, словно хотел
прочитать в них, много ли мне стало известно. Смотрел и молчал.
-- Ты хочешь, чтобы мне стало стыдно? -- не выдержала я.
-- Но мне не стыдно, Юра, потому что это нечестно.
-- Что?
-- То, что ты не доверяешь мне.
Он криво усмехнулся, отвернулся и уставился в монитор.
-- Да, малышка, возможно, это нечестно. Но я уж возьму
этот грех на душу. А иначе может случиться непоправимое, --
ответил он наконец. -- Недооценил тебя, каюсь. Ты лезешь
напролом, как медведь сквозь чащу. Поэтому...
-- ... с этого момента я буду находиться под домашним
арестом под неусыпным бдительным оком Олега Середы.
-- Знаешь, иногда мне страшно иметь с тобой дело, --
сообщил он мне после паузы. -- Я должен был оставить тебя в
интернате, и Вера Сергеевна сделала бы из тебя няню для
малышей. Таким, как ты, нечего делать рядом со смертью, потому
что они не способны оценить опасность...
-- Я похожа на человека, который мог бы задержаться в
интернате? -- я встала и положила руку ему на плечи. -- Не
сердись, пожалуйста. Я хочу вам помочь.
-- Я не могу подвергать тебя риску только из-за того, что
всплывают мои старые дела, -- покачал он головой, и я видела,
что свое решение он ни за что не поменяет.
-- Я все равно буду в этом участвовать.
-- Ну, это мы еще посмотрим, -- Юрка невесело усмехнулся,
встал, взял костыль и, тяжело передвигая ноги, вышел из моей
комнаты.
Я выключила компьютер, погасила свет и легла.
Бедняга Юра вновь недооценил меня. Уйти от опеки Олега
очень просто, не одним, так другим способом. Я очень хорошо
изучила нашего общего друга, и знала, чем можно его пронять.
Потом я попробовала бы поискать эту серую собаку с
человеческими глазами. Лежа, я взглянула на темный монитор. На
мгновение мне показалось, что голубые глаза тоже посмотрели на
меня изнутри через стекло экрана.
Подлинность снимка в файле не вызывала сомнений. Но
очевидно, что существо, изображенное на нем, обладает
необычными свойствами, причем такими, которые вызывают страх у
Юрки. Я была уверена, что Юра боится. Юра, который практически
ничего не боялся, даже смерти, потому что уже побывал у нее в
лапах. В моих ли силах избавить его от этого страха? Во всяком
случае, в моих силах попытаться это сделать.
Юрке шел тридцать восьмой год. И если быть точной, он
вовсе не был мне братом. Мои родители, жившие в Пскове, погибли
в автомобильной аварии, когда мне не было и года. Никого в
целом свете у меня не было, и я оказалась в единственно
возможном месте: сначала в доме ребенка, потом в интернате для
детей-сирот.
Это сейчас я предпочитаю никогда не вспоминать о том, что
было там. А тогда у меня не было выбора.
Я жила там и была, насколько это было возможно, довольна
своей жизнью. Точнее, я приспособилась к ней, ведь иной я не
знала. До определенного момента казалось, что не может быть
по-другому, ведь я осталась одна на всем белом свете, как и
большинство моих друзей. Разве что я была более замкнута, чем
остальные, погрузившись в мечты и сны, столь яркие, что
казалось, будто это -- вторая жизнь, дарованная мне свыше за
то, что первая жизнь многим обделила меня.
Так было до тех пор, пока не появился Юра.
Мне было десять лет. Однажды, когда я с подружками играла
на площадке перед спальным корпусом, мы заметили нашу
директрису, которая шла к нам вместе с незнакомым мужчиной.
Гости были не таким уж частым событием для интерната, поэтому
все, кто был на площадке, прекратили игру и смотрели на них.
Директриса и гость подошли поближе, и Вера Сергеевна, указав на
меня, произнесла: "Это Катя Орешина".
Мужчина внимательно и серьезно смотрел на меня. Он был
среднего роста, крепкий, спортивный, темноглазый. Короткие
русые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и тонкие
темные брови. Скуластое загорелое лицо, глаза слегка прищурены.
Чисто выбрит и одет в ладно сидящий на нем джинсовый костюм.
Он подошел ко мне и тихо, без улыбки, сказал: "Меня зовут
Юрий Орешин. Я твой брат". "У меня нет брата", -- прошептала я,
повернулась и бросилась бежать от него. Подружки поймали меня,
притащили обратно и оставили наедине с моим гостем. Он сел
рядом со мной на скамью и, не обращая внимания на мое угрюмое
молчание, стал что-то рассказывать. Он говорил долго, но я
ничего не запомнила из этого рассказа. Однако, когда он
попрощался, встал и пошел прочь, я побежала вдогонку. Преградив
ему путь, я спросила: "Ты придешь еще раз?". "Ты хочешь этого?"
-- отозвался он. Я смутилась и промолчала, мне неловко было
признаться этому необычному, красивому и чужому человеку, как
сильно я этого хотела. "Я приду, даже если ты этого сейчас не
хочешь", -- сказал Юра, -- "У меня ведь тоже никого нет, кроме
тебя". "Когда ты придешь?" -- уточнила я. "Как только смогу, к
сожалению, я не хозяин своему времени", -- ответил Юра, и я
поняла, что он занят в жизни чем-то серьезным.
И начались бесконечные дни ожидания. Через месяц мне
показалось, что Юра никогда больше не придет. Через два я была
уже почти уверена, что его приезд был случайностью, что меня с
кем-то спутали, и я никогда уже не увижу этого симпатичного
человека со спокойным открытым взглядом.
Но он приехал. Приехал неожиданно, когда я уже почти не
вспоминала о нем.
Здороваясь со мной, он не смог скрыть своей радости, и
этим совершенно меня покорил.
С этого дня я была уже уверена, что я больше не одинока.
Долго меня не интересовал вопрос, кто он такой и откуда взялся.
Наверное, это был суеверный страх спугнуть его своими
расспросами. Я жила от одной нашей встречи до другой. Только
потом, уже несколько лет спустя, меня стали беспокоить
серьезные раздумья о том, почему же он только приезжает меня
навестить, а не забирает меня с собой навсегда из интерната.
Ведь в моих глазах он был ужасно взрослым и имел на это право.
Когда в следующий его приезд я спросила его об этом, он
смущенно пожал плечами и пояснил: "Ну, во-первых, работа... У
меня нет дома, и мне практически некуда тебя привезти. Я все
время в командировках... Ну а главное, нам вряд ли кто-нибудь
разрешит..." "Почему?" -- не поняла я.
Медленно подбирая слова, Юра объяснил, что мы с ним не
родственники.
Просто мой отец давным-давно усыновил трехлетнего
мальчика, сына своей первой жены. Затем мать Юры довольно
быстро упорхнула куда-то в поисках птицы счастья с очередным
поклонником, оставив своего сына на руках у Ивана Орешина. Тот
оказался человеком добросовестным и тянул парнишку один. О
приемном отце Юра вспоминал с нежностью хотя и не был таким уж
охотником до воспоминаний. В пятнадцать лет мальчик оказался в
суворовском училище, и с тех пор видел отца крайне редко.
Освободившись, наконец, от обязанностей няньки, наш отец
женился еще раз, и родилась я. Юра видел мою мать всего лишь
пару раз, и не мог рассказать о ней практически ничего. В
Пскове он не бывал до того момента, когда вдруг решил разыскать
меня, помня, что незадолго до гибели у отца родилась дочка.
Едва оказавшись вдали от приемного отца, Юра начал строить
жизнь по собственному разумению. Карьеру офицера он считал для
себя наиболее подходящей, и за то, что отец пристроил его
именно в суворовское, Юра был от души ему благодарен. Возможно,
я зря иронизировала, и отец действительно думал о будущем Юры,
а не преследовал цель поскорее избавиться от мальчишки.
Когда Юра получил возможность бывать там, где хочется, ему
не к кому было поехать. Следы своей матери он потерял, да и не
хотел их разыскивать. Сам он женился рано и неудачно. Я никогда
не расспрашивала Юру об этом, признавая право брата
отгородиться от неприятного прошлого. И оставшись совершенно
один, самостоятельный взрослый мужчина решил найти и согреть
своими редкими посещениями маленькую одинокую девочку, которая,
в сущности, не имела никакого отношения к его жизни.
Видимо, Юрке дорогого стоил этот рассказ, он боялся
оттолкнуть меня от себя, но я сама удивлялась своей реакции: я
не придала значения его словам. К тому времени я уже так
привыкла к Юрке, к его редким коротким визитам, забавным
историям и искреннему интересу ко всему, что касалось меня, и
известие, что он и не брат мне вовсе, нисколько меня не
расстроило. Мне уже стало очевидным его намерение не пускать
мою жизнь на самотек, и я ничего не имела против.
Я становилась взрослой, изменялись и наши встречи. Хотя и
теперь Юрка очень немногое доверял мне из своей жизни, мне было
известно, что мой брат -- сотрудник одного из управлений службы
безопасности. Я знала о его делах не больше, чем прочла бы в
любом детективном романе, а потом и вовсе выяснила, что Юрка
просто нес всякую чепуху, лишь бы развлечь меня и отвязаться от
расспросов. Но его скрытность лишь заставила меня проникнуться
уважением к тому, чем занимались Юрка и те шесть человек,
которыми он руководил. Если об этом нельзя было рассказывать,
значит, в моем понимании, это было что-то стоящее.
В шутку, ради того, чтобы просто поиграть со мной, Юра
обучал меня разным своим хитростям: наблюдательности и умению
извлекать информацию из мелочей, правильной постановке вопросов
и секретам диалога, умению вести разговор так, чтобы собеседник
сам без нажима рассказывал все, что нужно, и всяким другим
пустякам из области психологии общения. Потом я отрабатывала
все это на своих подругах по интернату и приходила в восторг от
результатов. Иногда Юрка показывал мне приемы какой-то странной
борьбы и больше меня радовался, когда у меня что-то получалось.
Я очень боялась разочаровать его и старалась вовсю. Юрка
казался мне самым добрым и умным человеком на свете.
Когда я видела свои странные сны, мне очень хотелось
увидеть именно Юрку на пороге того желанного дома. Это стало бы
для меня свидетельством того, что мы с ним никогда больше не
расстанемся. Но сон всегда кончался одинаково, и поэтому сердце
мое при пробуждении тревожно билось, и слезы сами лились из
глаз.
Как и все на свете, кончилось и мое сиротское детство.
И вот три года назад Юра пообещал приехать в день моего
семнадцатилетия и забрать меня с собой. Но в этот день он не
появился. Я не находила себе места. Когда, наконец, через
неделю меня позвали в кабинет директрисы, я обнаружила там
взволнованную Веру Сергеевну и хмурого мужчину, совершенно мне
незнакомого. Он поднялся навстречу и не сразу заговорил, а
некоторое время сосредоточенно глядел себе под ноги. Он был
довольно высоким и худощавым. Густые и лохматые медные волосы
не позволяли сразу разглядеть выражение его склоненного лица.
Наконец, вздохнув, он поднял голову, взглянул на меня усталыми
и слегка припухшими глазами. От этого взгляда мне стало не по
себе. "Меня зовут Олег", -- услышала я низкий хриплый голос. --
"Тебе придется поехать со мной".
Он посадил меня в видавший виды жигуленок и повез в Питер.
В тот вечер мне удалось узнать только, что Юрий Орешин
после полученного две недели назад ранения находится в больнице
в тяжелом состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53