-- я повысила голос. Муж и брат переглянулись, и
Одер примирительно сказал:
-- Молчим.
-- Вот и молчите.
Я встала и пошла наверх, на ходу вытирая слезы. Меня
взбесили не столько их вполне резонные расспросы, сколько то,
что из-за них мне пришлось покинуть Юру и Олега. Если бы можно
было, я держала бы контакт столько, сколько оказалось возможно.
Идя по коридору, я слышала сзади шаги Одера. Он, словно
конвоир, не решался обогнать и шел за мной до самой спальни.
-- Как прошла тренировка? -- окликнула я его.
-- Нормально. А как ты? -- Одер пробовал быть равнодушным.
-- И я нормально.
Господи, действительно, лучше убежать куда-нибудь из этого
плена. Ничем не провинился передо мной этот парень. Я знала,
что он хороший человек. Но мне он был совершенно не нужен,
вместе с его любовью и жалостью. Не нужен и этот дом, и все,
кто в нем живет. Я сама себе не нужна, если не найду выхода.
Валерий был прав: Рай разрушен. Юрка с Олегом ничего не
нашли в его обломках. Хотя и непонятно, что они надеялись найти
там? Они же знали, где зарыты останки рыжего спаниэля...
Конечно, Олег скоро перестанет грустить по поводу своего
чудесного многообещающего сна. И вообще, сколько способен
человек грустить в разлуке? Как долго он будет избавляться от
боли? Как скоро воспоминания о потере перейдут в разряд светлой
ностальгии? Наверное, быстро. Но при условии, что потеря не
восполнима и в принципе безвозвратна. Ну а если остается пусть
даже теоретическая возможность вернуть того, с кем был
разлучен, тоска и боль ни за что не ослабевают, а крепнут и
становятся злее, делая вслед за собой злее и самого человека. Я
поняла, что именно это и стало происходить со мной.
Если бы у Кати Орешиной были десятки аналогов, если бы не
существовало Рая и Валерия, если бы Мариэла никогда не ощутила
в себе другую женщину, то и прежняя жизнь, и Олег Середа, и
Юрий Орешин стали бы подспудными, грустными и светлыми
эпизодами снов. И никогда не появилось бы у Мариэлы безумной
цели -- вернуться.
Но я-то знаю, что вернуться назад можно! Если не хочет
этого сделать Извеков, я смогу сама. Нужно только сделать все
правильно. А поскольку все это возможно, нетерпение совершенно
законным образом начало глодать меня. И вряд ли кому-нибудь
будет под силу удержать меня.
-- Мариэла, откуда у тебя этот браслет?
-- Это мой браслет. Мой. И не начинай все сначала!
Одер в раздражении с размаху швырнул сумку на постель.
-- В чем дело? Что это за фокусы, Мари?
-- Неужели ты ревнуешь?
Лицо Одера вспыхнуло:
-- Если бы могла увидеть себя со стороны, ты не спрашивала
бы меня об этом!
-- А что было бы, если бы я могла себя увидеть?
-- Ты поняла бы, что ты стала совершенно другим человеком.
-- Да, Одер, я -- другой человек. И мне совершенно все
равно, как ты на это посмотришь.
Глава 11.
Стадион бурлил в предвкушении скорого начала гонки. Небо
над трассой было еще затянуто тучами но дождь перестал с час
назад, и покрытие осталось лишь чуть влажным. Я сидела на своем
обычном месте, у открытой смотровой площадки и наблюдала, как
техники возятся с жучком Одера. Что-то вышло из строя в
последний момент, поэтому они очень спешили и были крайне
озабочены. Одер уже скрылся в раздевалке. Времени на подготовку
оставалось в обрез.
Минут через десять Фелим, подняв голову от жучка и отыскав
меня, махнул рукой на раздевалку:
-- Мари, поторопи его, пожалуйста, время уже выходит.
Я повесила обратно на подставку переговорную систему и,
соскочив с сидения, прошла в раздевалку.
Одер был уже в комбинезоне и возился с застежкой.
-- Фелим торопит, что ты застрял?
Одер пожал плечами:
-- Все из рук валится. И вчера, и сегодня. Сам не пойму,
что такое. Руки дрожат.
-- Не выдумывай, -- я подошла к нему и помогла с
застежкой. Полосатый желто-коричневый комбинезон ладно сидел на
нем. -- Вот, все в лучшем виде. Кажется, принято решение пройти
первые три круга на дождевых колесах.
Одер тряхнул головой, отбрасывая назад светлую челку,
нетерпеливо сморщился:
-- Перестраховщики. Потом терять время на переобувку.
Ребята последнее время делают ее слишком медленно.
-- Все тебе не так. Не ворчи. Ты стартуешь четвертым. Это
совсем неплохо.
-- Я не ворчу. Я просто жду, когда ты скажешь мне все? --
он взглянул мне в глаза и отвернулся, надевая перчатки.
-- Что я должна сказать?
-- С кем ты разговаривала сегодня ночью?
-- Ты что, спятил? Это было во сне...
-- "Во сне, во сне"! Я только и слышу это!
-- Тебе стартовать через десять минут, -- я попробовала
уйти от неприятного и, самое главное, совершенно бессмысленного
разговора, которому, к тому же, в раздевалке было совсем не
место.
Одер покачал головой:
-- Посмотри, во что ты меня превратила, Мари!
-- Что ты ноешь, как капризная баба?! -- возмутилась я. И
тут же пожалела о своем выпаде. У Одера даже руки опустились,
он посмотрел на меня очень странно и сказал:
-- Где ты набралась таких выражений, детка?
-- Каких, черт возьми, выражений?! Ты замучил меня своими
претензиями, но я же не ною! А могла бы! "Что ты говоришь? С
кем ты говоришь? Что ты видишь? Что ты слышишь?" Ты мне надоел!
Господи, как же ты мне надоел!
Я повернулась, чтобы выйти, но Одер схватил меня. Я резко
рванулась и освободилась от его руки:
-- Не трогай меня больше своими руками. Никогда! Нигде! Ты
понял?!
-- Но, Мариэла!.. -- Одер развел руками. -- Господи, что
же это происходит?!
-- Я тебе потом объясню.
-- Нет, сейчас! -- он решительно подступил ко мне.
Я сдерживалась изо всех сил. Но, видимо, что не дано, то
не дано. Слишком напряженные и издерганные за последние недели
нервы не выдержали.
-- Хочешь сейчас?! Я скажу. Тебе очень не понравится, но я
скажу... Я собираюсь уйти, Одер.
-- Что значит "уйти"? Куда?
-- От тебя, от всех. Вообще уйти отсюда. Далеко.
-- Что ты несешь? -- растерялся Одер. -- Я зря обижаюсь на
тебя, ты совершенно больна, бедняжка! Ты безумна, девочка...
Он сделал попытку обнять меня, но я ударила его по рукам:
-- Ты зря так думаешь!
-- Но, Мариэла!..
-- Я больше не Мариэла! Ты сам тогда сказал: я совсем
другой человек. Я не Мариэла. И у меня другая жизнь. В ней нет
тебя. Ты мне в ней не нужен!
Одер побледнел. Он то надевал, то снимал перчатки, нервно
теребя их.
-- Его зовут Олег? -- уточнил он.
-- А ты догадлив, оказывается. И не ломай себе голову над
тем, откуда он взялся, это бесполезно.
-- На это мне наплевать. Мне хотелось бы знать другое,
откуда ты взялась такая... -- произнес он и, оттолкнув меня от
двери, вышел из раздевалки.
Мне стало гадко и стыдно. Получилось не просто некрасиво,
а глупо и мелко. Недостойно. Но что сделано, то сделано.
Следующий разговор будет легче и спокойнее. Я искренне
собралась провести его именно так.
Когда я выбралась на свой наблюдательный пункт, машины с
гонщиками уже стояли на стартовой позиции, с включенными
двигателями. Я поспешно надела наушники.
-- Одер, будь полегче с передачами... -- произнес Фелим.
Ответа не было.
-- Одер, слышишь? -- вставил диспетчер. Но Одер молчал. --
Виттмар, проснись. Пошел отсчет.
Запищал стартовый таймер. Машины рванули с места.
Первые три круга пролетели быстро. После них жучки по
очереди стали залезать в боксы на смену шин. Трасса уже была
высушена самими машинами, и теперь ничто не должно было
сдерживать азартный напор гонки.
Пока жучки переобувались, желто-коричневая машина Одера
вышла на первую позицию. Наращивая скорость, он бросился в
отрыв. Команда недоумевала и неистовствовала. Одер не отвечал
на призывы, игнорируя всех, кто к нему обращался, летел и летел
вперед.
-- Он что, собрался всю трассу пройти на дождевиках? --
недоумевал Фелим.
-- Это выйдет ему боком, -- сокрушался диспетчер. -- Одер,
все готово, мы ждем тебя. Подтверди остановку.
-- Заткнитесь, -- пришел угрюмый ответ. -- Я сам решу,
когда заезжать.
Что-то нехорошее шевельнулось у меня в груди. Я поняла,
что Одер расстроен, но очень не хотела, чтобы он нарвался из-за
этого на неприятности.
Одер намного опередил тех, кто, сменив шины, кинулся за
ним в погоню.
-- Одер, разрыв тридцать секунд, -- предупредил Фелим. --
Не дури, Одер. Хватит, заезжай.
Ответа не было. Время шло. Никогда я еще не видела такого.
Никто не решался так гнать на дождевиках.
-- Ты надорвешь движок, парень, -- заметил кто-то из
инженеров.
-- Отрыв тридцать восемь секунд, -- следом напомнил Фелим.
-- Через два круга встречайте, -- коротко отозвался Одер.
Я немного перевела дух. Значит, он еще отдавал себе отчет в
том, что делал.
Бокс ожил, механики заняли свои места. Желто-коричневый
жучок влетел на разметку и замер. Три секунды. Пять. Восемь...
Что-то долго. Тринадцать. Жучок полетел дальше. Ребята утирали
пот, переругиваясь друг с другом. Нервозность не проходила.
-- Что этот чертов придурок затеял? -- чья-то недоуменная
реплика риторически повисла в воздухе.
-- Чертов придурок затеял сделать их всех, -- последовал
глухой ответ Одера.
Побывав в боксе, он сохранил лидерство. Группа
преследователей приблизилась и теперь шла с отрывом в десять
секунд, но это тоже было значительное преимущество. Одер,
видимо, так не считал. Он набирал обороты. Круговые,
попадавшиеся ему на пути, испуганно шарахались к бровке,
пропуская бешено несущегося лидера и не желая быть смятыми.
-- Кажется, это предел, -- услышала я среди прочих
возгласов замечание специалиста, что следил по телеметрии за
поведением машины. -- Он дожал ее до упора. Я же говорил:
нельзя рвать с места...
-- Одер, ты слышишь? -- озабоченно спросил Фелим. --
Пощади машину, это может плохо кончиться.
-- Я слышу, -- отозвался Одер по-прежнему ровным голосом.
Он упорно летел вперед. Но я уже видела, как машина
несколько раз "встала", не отреагировав, видимо, на очередное
ускорение, которое Одер решил ей придать. Эти едва уловимые
глазом дергания означали,, что из машины преждевременно выжаты
все соки. Одер все-таки сорвал движок, прорываясь вперед посуху
на дождевиках. Преследователи круг за кругом отыгрывали
секунды.
-- Одер, отрыв четыре секунды.
-- Я вижу, -- бесстрастно отозвался он.
Прекратились все разговоры в боксе. Все напряженно
смотрели за отчаянными попытками машины подчиниться неуемному
гонщику. Жучок, идущий вторым, уже перестроился из хвоста в
параллельную позицию и наращивал скорость, секунда за секундой
подтягиваясь вровень с машиной Одера.
До финиша оставалось семь кругов. Сущий пустяк. Все
говорило за то, что Одеру не удержаться. Соперник был уже на
полкорпуса впереди...
-- Боже, что он делает?! -- зазвенел паническим ужасом
голос телеметриста.
Желто-коричневый жучок почти прыгнул вперед, оставив
позади соперника. Разрыв увеличивался. Два метра между
машинами. Три... Пять... Впереди плелся круговой. Одер рванул
на обгон, вместо того, чтобы подождать, пока его пропустят...
Все произошло в две секунды. Никто не успел и глазом
моргнуть, как веселый полосатый жучок попал передним колесом на
антикрыло кругового и взвился в воздух, завертевшись
веретеном... Машина летела по воздуху, задевая за покрытие
трассы и высекая снопы искр. Следовавшие за ней жучки кинулись
врассыпную, предусмотрительно выскакивая на обочину и врезаясь
в резиновые заграждения. Только машина, шедшая второй, не
успела никуда свернуть и врезалась в жучок Одера как раз в тот
момент, когда взлетевшая машина рухнула посреди трассы.
Раздался взрыв, повалил дым, полетели в разные стороны клочки
металла...
Я видела, как с разных сторон к месту аварии бросилось
множество людей. Как гонщики вылезают из своих машин и бегут к
горящим факелам посреди трассы, пытаясь хоть чем-то помочь
попавшим в беду товарищам. Но я не могла даже сдвинуться с
места. Если бы там был кто-нибудь другой, а не Одер, я
помчалась бы туда вслед за всеми, но... Я отказывалась
поверить, что такое могло произойти с Одером. Этого не могло
быть...
В несколько секунд спасатели погасили пламя. Клубы пены
летали над десятками голов. Я, наконец, смогла встать и сделать
несколько шагов. Я пошла туда, все же пошла, не веря, что это
все-таки произошло... Меня мутило от страха и холодной
нехорошей тревоги.
Когда я добралась до места аварии, люди уже расходились,
чтобы помочь каждый своей команде откатить машины в боксы. У
останков двух жучков суетились спасатели и врачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Одер примирительно сказал:
-- Молчим.
-- Вот и молчите.
Я встала и пошла наверх, на ходу вытирая слезы. Меня
взбесили не столько их вполне резонные расспросы, сколько то,
что из-за них мне пришлось покинуть Юру и Олега. Если бы можно
было, я держала бы контакт столько, сколько оказалось возможно.
Идя по коридору, я слышала сзади шаги Одера. Он, словно
конвоир, не решался обогнать и шел за мной до самой спальни.
-- Как прошла тренировка? -- окликнула я его.
-- Нормально. А как ты? -- Одер пробовал быть равнодушным.
-- И я нормально.
Господи, действительно, лучше убежать куда-нибудь из этого
плена. Ничем не провинился передо мной этот парень. Я знала,
что он хороший человек. Но мне он был совершенно не нужен,
вместе с его любовью и жалостью. Не нужен и этот дом, и все,
кто в нем живет. Я сама себе не нужна, если не найду выхода.
Валерий был прав: Рай разрушен. Юрка с Олегом ничего не
нашли в его обломках. Хотя и непонятно, что они надеялись найти
там? Они же знали, где зарыты останки рыжего спаниэля...
Конечно, Олег скоро перестанет грустить по поводу своего
чудесного многообещающего сна. И вообще, сколько способен
человек грустить в разлуке? Как долго он будет избавляться от
боли? Как скоро воспоминания о потере перейдут в разряд светлой
ностальгии? Наверное, быстро. Но при условии, что потеря не
восполнима и в принципе безвозвратна. Ну а если остается пусть
даже теоретическая возможность вернуть того, с кем был
разлучен, тоска и боль ни за что не ослабевают, а крепнут и
становятся злее, делая вслед за собой злее и самого человека. Я
поняла, что именно это и стало происходить со мной.
Если бы у Кати Орешиной были десятки аналогов, если бы не
существовало Рая и Валерия, если бы Мариэла никогда не ощутила
в себе другую женщину, то и прежняя жизнь, и Олег Середа, и
Юрий Орешин стали бы подспудными, грустными и светлыми
эпизодами снов. И никогда не появилось бы у Мариэлы безумной
цели -- вернуться.
Но я-то знаю, что вернуться назад можно! Если не хочет
этого сделать Извеков, я смогу сама. Нужно только сделать все
правильно. А поскольку все это возможно, нетерпение совершенно
законным образом начало глодать меня. И вряд ли кому-нибудь
будет под силу удержать меня.
-- Мариэла, откуда у тебя этот браслет?
-- Это мой браслет. Мой. И не начинай все сначала!
Одер в раздражении с размаху швырнул сумку на постель.
-- В чем дело? Что это за фокусы, Мари?
-- Неужели ты ревнуешь?
Лицо Одера вспыхнуло:
-- Если бы могла увидеть себя со стороны, ты не спрашивала
бы меня об этом!
-- А что было бы, если бы я могла себя увидеть?
-- Ты поняла бы, что ты стала совершенно другим человеком.
-- Да, Одер, я -- другой человек. И мне совершенно все
равно, как ты на это посмотришь.
Глава 11.
Стадион бурлил в предвкушении скорого начала гонки. Небо
над трассой было еще затянуто тучами но дождь перестал с час
назад, и покрытие осталось лишь чуть влажным. Я сидела на своем
обычном месте, у открытой смотровой площадки и наблюдала, как
техники возятся с жучком Одера. Что-то вышло из строя в
последний момент, поэтому они очень спешили и были крайне
озабочены. Одер уже скрылся в раздевалке. Времени на подготовку
оставалось в обрез.
Минут через десять Фелим, подняв голову от жучка и отыскав
меня, махнул рукой на раздевалку:
-- Мари, поторопи его, пожалуйста, время уже выходит.
Я повесила обратно на подставку переговорную систему и,
соскочив с сидения, прошла в раздевалку.
Одер был уже в комбинезоне и возился с застежкой.
-- Фелим торопит, что ты застрял?
Одер пожал плечами:
-- Все из рук валится. И вчера, и сегодня. Сам не пойму,
что такое. Руки дрожат.
-- Не выдумывай, -- я подошла к нему и помогла с
застежкой. Полосатый желто-коричневый комбинезон ладно сидел на
нем. -- Вот, все в лучшем виде. Кажется, принято решение пройти
первые три круга на дождевых колесах.
Одер тряхнул головой, отбрасывая назад светлую челку,
нетерпеливо сморщился:
-- Перестраховщики. Потом терять время на переобувку.
Ребята последнее время делают ее слишком медленно.
-- Все тебе не так. Не ворчи. Ты стартуешь четвертым. Это
совсем неплохо.
-- Я не ворчу. Я просто жду, когда ты скажешь мне все? --
он взглянул мне в глаза и отвернулся, надевая перчатки.
-- Что я должна сказать?
-- С кем ты разговаривала сегодня ночью?
-- Ты что, спятил? Это было во сне...
-- "Во сне, во сне"! Я только и слышу это!
-- Тебе стартовать через десять минут, -- я попробовала
уйти от неприятного и, самое главное, совершенно бессмысленного
разговора, которому, к тому же, в раздевалке было совсем не
место.
Одер покачал головой:
-- Посмотри, во что ты меня превратила, Мари!
-- Что ты ноешь, как капризная баба?! -- возмутилась я. И
тут же пожалела о своем выпаде. У Одера даже руки опустились,
он посмотрел на меня очень странно и сказал:
-- Где ты набралась таких выражений, детка?
-- Каких, черт возьми, выражений?! Ты замучил меня своими
претензиями, но я же не ною! А могла бы! "Что ты говоришь? С
кем ты говоришь? Что ты видишь? Что ты слышишь?" Ты мне надоел!
Господи, как же ты мне надоел!
Я повернулась, чтобы выйти, но Одер схватил меня. Я резко
рванулась и освободилась от его руки:
-- Не трогай меня больше своими руками. Никогда! Нигде! Ты
понял?!
-- Но, Мариэла!.. -- Одер развел руками. -- Господи, что
же это происходит?!
-- Я тебе потом объясню.
-- Нет, сейчас! -- он решительно подступил ко мне.
Я сдерживалась изо всех сил. Но, видимо, что не дано, то
не дано. Слишком напряженные и издерганные за последние недели
нервы не выдержали.
-- Хочешь сейчас?! Я скажу. Тебе очень не понравится, но я
скажу... Я собираюсь уйти, Одер.
-- Что значит "уйти"? Куда?
-- От тебя, от всех. Вообще уйти отсюда. Далеко.
-- Что ты несешь? -- растерялся Одер. -- Я зря обижаюсь на
тебя, ты совершенно больна, бедняжка! Ты безумна, девочка...
Он сделал попытку обнять меня, но я ударила его по рукам:
-- Ты зря так думаешь!
-- Но, Мариэла!..
-- Я больше не Мариэла! Ты сам тогда сказал: я совсем
другой человек. Я не Мариэла. И у меня другая жизнь. В ней нет
тебя. Ты мне в ней не нужен!
Одер побледнел. Он то надевал, то снимал перчатки, нервно
теребя их.
-- Его зовут Олег? -- уточнил он.
-- А ты догадлив, оказывается. И не ломай себе голову над
тем, откуда он взялся, это бесполезно.
-- На это мне наплевать. Мне хотелось бы знать другое,
откуда ты взялась такая... -- произнес он и, оттолкнув меня от
двери, вышел из раздевалки.
Мне стало гадко и стыдно. Получилось не просто некрасиво,
а глупо и мелко. Недостойно. Но что сделано, то сделано.
Следующий разговор будет легче и спокойнее. Я искренне
собралась провести его именно так.
Когда я выбралась на свой наблюдательный пункт, машины с
гонщиками уже стояли на стартовой позиции, с включенными
двигателями. Я поспешно надела наушники.
-- Одер, будь полегче с передачами... -- произнес Фелим.
Ответа не было.
-- Одер, слышишь? -- вставил диспетчер. Но Одер молчал. --
Виттмар, проснись. Пошел отсчет.
Запищал стартовый таймер. Машины рванули с места.
Первые три круга пролетели быстро. После них жучки по
очереди стали залезать в боксы на смену шин. Трасса уже была
высушена самими машинами, и теперь ничто не должно было
сдерживать азартный напор гонки.
Пока жучки переобувались, желто-коричневая машина Одера
вышла на первую позицию. Наращивая скорость, он бросился в
отрыв. Команда недоумевала и неистовствовала. Одер не отвечал
на призывы, игнорируя всех, кто к нему обращался, летел и летел
вперед.
-- Он что, собрался всю трассу пройти на дождевиках? --
недоумевал Фелим.
-- Это выйдет ему боком, -- сокрушался диспетчер. -- Одер,
все готово, мы ждем тебя. Подтверди остановку.
-- Заткнитесь, -- пришел угрюмый ответ. -- Я сам решу,
когда заезжать.
Что-то нехорошее шевельнулось у меня в груди. Я поняла,
что Одер расстроен, но очень не хотела, чтобы он нарвался из-за
этого на неприятности.
Одер намного опередил тех, кто, сменив шины, кинулся за
ним в погоню.
-- Одер, разрыв тридцать секунд, -- предупредил Фелим. --
Не дури, Одер. Хватит, заезжай.
Ответа не было. Время шло. Никогда я еще не видела такого.
Никто не решался так гнать на дождевиках.
-- Ты надорвешь движок, парень, -- заметил кто-то из
инженеров.
-- Отрыв тридцать восемь секунд, -- следом напомнил Фелим.
-- Через два круга встречайте, -- коротко отозвался Одер.
Я немного перевела дух. Значит, он еще отдавал себе отчет в
том, что делал.
Бокс ожил, механики заняли свои места. Желто-коричневый
жучок влетел на разметку и замер. Три секунды. Пять. Восемь...
Что-то долго. Тринадцать. Жучок полетел дальше. Ребята утирали
пот, переругиваясь друг с другом. Нервозность не проходила.
-- Что этот чертов придурок затеял? -- чья-то недоуменная
реплика риторически повисла в воздухе.
-- Чертов придурок затеял сделать их всех, -- последовал
глухой ответ Одера.
Побывав в боксе, он сохранил лидерство. Группа
преследователей приблизилась и теперь шла с отрывом в десять
секунд, но это тоже было значительное преимущество. Одер,
видимо, так не считал. Он набирал обороты. Круговые,
попадавшиеся ему на пути, испуганно шарахались к бровке,
пропуская бешено несущегося лидера и не желая быть смятыми.
-- Кажется, это предел, -- услышала я среди прочих
возгласов замечание специалиста, что следил по телеметрии за
поведением машины. -- Он дожал ее до упора. Я же говорил:
нельзя рвать с места...
-- Одер, ты слышишь? -- озабоченно спросил Фелим. --
Пощади машину, это может плохо кончиться.
-- Я слышу, -- отозвался Одер по-прежнему ровным голосом.
Он упорно летел вперед. Но я уже видела, как машина
несколько раз "встала", не отреагировав, видимо, на очередное
ускорение, которое Одер решил ей придать. Эти едва уловимые
глазом дергания означали,, что из машины преждевременно выжаты
все соки. Одер все-таки сорвал движок, прорываясь вперед посуху
на дождевиках. Преследователи круг за кругом отыгрывали
секунды.
-- Одер, отрыв четыре секунды.
-- Я вижу, -- бесстрастно отозвался он.
Прекратились все разговоры в боксе. Все напряженно
смотрели за отчаянными попытками машины подчиниться неуемному
гонщику. Жучок, идущий вторым, уже перестроился из хвоста в
параллельную позицию и наращивал скорость, секунда за секундой
подтягиваясь вровень с машиной Одера.
До финиша оставалось семь кругов. Сущий пустяк. Все
говорило за то, что Одеру не удержаться. Соперник был уже на
полкорпуса впереди...
-- Боже, что он делает?! -- зазвенел паническим ужасом
голос телеметриста.
Желто-коричневый жучок почти прыгнул вперед, оставив
позади соперника. Разрыв увеличивался. Два метра между
машинами. Три... Пять... Впереди плелся круговой. Одер рванул
на обгон, вместо того, чтобы подождать, пока его пропустят...
Все произошло в две секунды. Никто не успел и глазом
моргнуть, как веселый полосатый жучок попал передним колесом на
антикрыло кругового и взвился в воздух, завертевшись
веретеном... Машина летела по воздуху, задевая за покрытие
трассы и высекая снопы искр. Следовавшие за ней жучки кинулись
врассыпную, предусмотрительно выскакивая на обочину и врезаясь
в резиновые заграждения. Только машина, шедшая второй, не
успела никуда свернуть и врезалась в жучок Одера как раз в тот
момент, когда взлетевшая машина рухнула посреди трассы.
Раздался взрыв, повалил дым, полетели в разные стороны клочки
металла...
Я видела, как с разных сторон к месту аварии бросилось
множество людей. Как гонщики вылезают из своих машин и бегут к
горящим факелам посреди трассы, пытаясь хоть чем-то помочь
попавшим в беду товарищам. Но я не могла даже сдвинуться с
места. Если бы там был кто-нибудь другой, а не Одер, я
помчалась бы туда вслед за всеми, но... Я отказывалась
поверить, что такое могло произойти с Одером. Этого не могло
быть...
В несколько секунд спасатели погасили пламя. Клубы пены
летали над десятками голов. Я, наконец, смогла встать и сделать
несколько шагов. Я пошла туда, все же пошла, не веря, что это
все-таки произошло... Меня мутило от страха и холодной
нехорошей тревоги.
Когда я добралась до места аварии, люди уже расходились,
чтобы помочь каждый своей команде откатить машины в боксы. У
останков двух жучков суетились спасатели и врачи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53