Детей, видно, зазвали в дом, и фонтан теперь казался до странности
одиноким. Брызги, сеясь, жемчужно сияли на солнце. Струя взметалась, словно
в попытке достать до неба, но неминуемо опадала обратно к земле -
безысходно, как мысли самого Найла.
Внимание отвлекло легкое покалывание в пальцах правой руки; кончики
пальцев касались раздвижной трубки. Он вынул ее и задумчиво взвесил на
ладони, проникаясь необычным, глубоким умиротворением. Чуть помедлив, нажав
на кнопку, раздвинул трубку. Покалывание было неожиданно сильным,
влажноватую кожу так и щипало - чтобы так сильно, он и припомнить не мог.
Держа трубку между большим и указательным пальцами. Найл все внимание
сосредоточил на вибрации.
И тут с громкостью и отчетливостью, от которой Найл чуть не
подпрыгнул, в груди прозвучал голос Стигмастера: "Расскажи ему о Крепости".
На секунду разум Найла просто оцепенел. "Крепость?" - подумал он
растерянно. Он уже успел забыть, что означает это слово.
Однако не успел о том и заикнуться, как покалывание исчезло.
С растерянностью и унынием Найл смотрел на трубку, думая, не повторить
ли попытку выйти на контакт.
В этот момент из коридора послышался голос Доггинза, и юноша поспешил
нажать на кнопку.
Когда Доггинз вошел, Найл уже засовывал трубку в карман.
Доггинз выглядел неожиданно солидно.
Потасканную желтую тунику сменила черная тога с золоченой цепью вокруг
пояса.
Кожаные сандалии тоже черные, на голове уже не видавший виды зеленый
козырек, а остроконечный колпак, что придавало Доггинзу сходство с монахом.
- Готов? Все, пора трогаться.
В коридоре дожидались жены и дети, все в веселых цветастых нарядах.
Лишь Лукреция, в отличие от других, была одета в черную льняную тогу,
очевидно, подчеркивая, что среди жен она здесь первая. Когда Доггинз с
Найлом вышли на улицу семейство тронулось следом ровным "крокодильчиком",
по росту...
Прошли через зеленую лужайку перед залом собраний и свернули на
главную улицу. Похоже было, что каждый житель города движется примерно в
том же направлении.
Сипло посвистывали (очевидно, переговаривались меж собой) жуки,
возвышаясь над слугами-людьми изумрудными спинами и ярко-желтыми головами.
Всюду царил дух бесшабашного веселья, и, если кто-нибудь из ребятишек,
расшалившись, со всего хода ударялся о лапу жука, никто даже не одергивал
проказника.
Найл не мог надивиться на такую свойскость и дружелюбие между
хозяевами и слугами; в противоположность паукам, эти большие, закованные в
панцирь существа не вызывали ни страха, ни мрачного восхищения - просто
открытое, дружеское чувство.
Когда площадь осталась позади, внезапно ему вспомнилось слово, смысл
которого Найл тщетно пытался восстановить.
- Что такое казармы?-спросил он у Доггинза.
- Место, где живут военные. А что?
- Я видел это слово на старой карте.
Доггинз резко обернулся к нему.
- На плане паучьего города?
- Да.
- Оно, то место, случайно не "крепостью" называлось? - спросил Доггинз
с деланным равнодушием.
- Да. А ты откуда знаешь? Тот пожал плечами.
- Всякие слухи ходят. А ты, интересно, сумел бы описать, где примерно
она расположена?
- Наверное, да. Она в квартале рабов. Они уже, по сути, вышли на
окраину. Найл с любопытством заметил, что одна из красных башен как раз
сейчас строится, а на недовершенных стенах с жужжанием роится сонмище
золотистых насекомых.
- Что они такое делают? - спросил он.
- Строят.
- Строят насекомые? - не поверил Найл.
- Точно. Их тут называют клейковинными мушками.
Когда они поравнялись с усеченным конусом башни, жужжание сделалось
просто оглушительным.
- Они строят ее для себя?! - с трудом перекрывая шум, прокричал Найл.
- Нет, нет! - Доггинз остановился, а за ним и кортеж из жен и детей. -
Они живут в гнездах из склеенных меж собой листьев.
- Тогда как же вы заставляете их строить дома?
- Их специально дрессируют. Вот, смотри.
Доггинз сосредоточенно нахмурился, насупил брови и впился прищуренным
взглядом в роящихся золотистых насекомых.
Секунду спустя они начали оседать на стены, через полминуты шум утих,
а насекомые стали карабкаться друг другу на спину. Бисеринки пота
проплавились на лице у Доггинза. Вот он надрывно перевел дух и расслабился;
насекомые тотчас взвились в воздух. Похоже, Доггинз остался доволен собой.
- Как у тебя это вышло?
- Они приручены подчиняться мысленным командам. Желаешь сам
попробовать?
Найл вперился в мушек и сосредоточил внимание.
Тотчас он осознал наличие каждого отдельного насекомого так четко,
словно слился с ними воедино - они стали как пальцы на руках-ногах.
Ему было даже известно их точное количество: восемнадцать тысяч
семьсот восемнадцать.
Но, мысленно уже почти собравшись скомандовать им осесть, он припомнил
данное себе обещание не отпускать легкомысленных жестов и передумал.
- Что-то, боюсь, у меня не выходит. Доггинз улыбнулся сочувственно,
однако от Найла не скрылось: доволен.
Когда двинулись дальше, до Найла вдруг дошло, что вживление в
клейковидных мушек обнажило связь с потоком жизни, скрытно текущим сквозь
мир.
Теперь его динамика и насыщенность ошеломляюще отличались от тех, что
он чувствовал нынче поутру, когда стоял на площади среди рабов.
Тогда Найл сознавал нехитрую радость бытия.
Здесь, в городе жуков, он чувствовал, что находится действительно
среди себе подобных; среди людей с такой же, как у него самого,
способностью активно мыслить и управлять своей жизнью.
Было только одно различие: люди здесь не осознавали, что владеют этой
силой.
Он, словно между прочим, спросил у Доггинза:
- А как ты научился управлять клейковидными мушками?
- Да это нетрудно. Они привыкли, что ими командуют жуки. А я сам живу
среди жуков уже столько, что, думаю, нахожусь с ними на одной мыслительной
волне. Поэтому у меня это тоже получается...
Разумеется, он заблуждался.
Дело здесь было вовсе не в мыслительной волне. Суть была единственно в
силе воли. У Найла на миг появился соблазн растолковать, что к чему, но
затем он решил, что сейчас не время и не место.
В полумили от города дорога делала изгиб, с которого открывался вид на
невероятных размеров ямину в земле, где-то миля в ширину и четверть мили
вглубь. Просто голова кругом.
- Что это?
- Старый мраморный карьер.
- Кто его вырыл?
- Люди. - Доггинз подмигнул.
В вертикальном срезе различались слои геологических отложений; самый
широкий - верхний - того же цвета, что и дорога под ногами. Это и был,
очевидно, источник материала для строительства дороги.
Дорога полого сходила вниз, пестрым потоком струились по ней идущие
люди и жуки-бомбардиры.
На дне карьера виднелись десятки разноцветных палаток, из которых
особо выделялся размером шатер в зеленую и белую полоску.
Найл расслышал еще и звуки, от которых сердце встрепенулось с
неожиданной радостью - бравый звук духовых инструментов; кто-то наигрывал в
унисон.
Путь на дно карьера занял полчаса. После выпавшего прошлой ночью дождя
все еще стояло множество больших луж; через них, заливаясь смехом, прыгали
дети, обдавая друг друга фонтанами брызг.
Другие ребятишки глазели на кривляния клоунов. Из разноцветных палаток
и будок исходили соблазнительные запахи еды, леденцов из жженого сахара.
Музыканты, облаченные в ярко-красные тоги с желтыми поясами, стояли на
эстраде - каменной платформе, а амфитеатр за ними усиливал звук, будто
мощный упор.
В этой части карьера находились плотно пригнанные друг к другу
зрительские места - около тысячи, - над которыми возвышался прозрачный
купол наподобие пузыря, с зелеными крапинками. Доггинз сказал:
- Если хочешь как следует разглядеть, что будет на сцене во время
представления, подыщи себе место в верхнем ряду. Начало где-то через
полчаса. А я пошел: дела.
- Спасибо. - Найлу не терпелось посмотреть, что же там на сцене.
Однако через минуту Доггинз возвратился.
- Беда, - тихо и тревожно сказал он. Найл повел глазами в ту сторону,
откуда сейчас подошел Доггинз, и сердце обмерло. Среди спускающихся по
склону четко выделялась компания женщин с обнаженной грудью. Сомнений не
было: служительницы.
На одну минуту Найла охватил безотчетный страх.
- Думаешь, это за мной?
- Нет. Они часто приходят сюда на праздник Грохота.
- Что мне делать?
- Не паникуй. Не думаю, что они тебя узнают. Ты для них обыкновенный
раб. Но лучше держись от глаз подальше. - Он указал на полосатый шатер
возле эстрады. - Там рабы вкалывают, увидишь. Мостига ты уже знаешь (тот,
лысый, ты видел его утром). Пойди и спроси, чем можешь пригодиться.
Найл вошел в балаган и растерялся, такая там царила суматоха. Основную
часть пола занимали затейливые декорации: остров, на нем деревья. Над
разрисованными голубыми волнами возвышался корабль на якоре, а по близости
в море впадал ручей.
На берегу стояли соломенные хижины дикарей-островитян, а вокруг котла
с несчастного вида матросом внутри заходился в пляске знахарь-колдун, у
которого на шее болтался амулет с черепами.
Найл определил, что и знахарь, и остров сделаны из дерева и папьемаше,
которые до сих пор усердно размалевывали подмастерья, ползая по сцене.
Задняя стенка шатра выходила непосредственно на стену карьера.
Найл разглядел, что держится она за счет хитросплетения веревок,
блоков и шкивов.
Сразу за шатром на стене карьера находилась искусственная пещера,
перед которой рабы разгружали подводу с бочонками.
Лысоголовый, усталый и вконец издерганный, пытался, судя по всему,
заправлять разом и вся.
На вопрос Найла, какая помощь требуется, он лишь раздраженно фыркнул:
- Катись отсюда и не мешай! Но тотчас узнал юношу и воскликнул
сердито:
- А, это ты! Ничего, вот уж второй час как без тебя обходимся. Ты где
шатался?
- Находился в распоряжении Доггинза.
- Ну что тогда, давай, гоняй рабов. На вот, возьми-ка, пригодится. -
Он протянул Найлу хлыст.
Юноша пробрался в пещеру.
Ее покатые стены вдавались глубоко в толщу породы.
Все пространство от пола до потолка было забито деревянными бочонками
и ящиками с фитилями и запалами.
Один из бочонков валялся разбитый на полу, возле него скреб пол
совершенно непригодной для этого метлой косоглазый придурок.
Найл сразу же уяснил: проблема не в том, что рабы медленно возятся, а,
наоборот, в том, что носятся слишком быстро.
Атмосфера праздника их сильно возбуждала, и они мельтешили, как
ошалевшие муравьи, катя бочонки, волоча сундуки, забывая затем, куда их
девать и бросая прямо на дороге, где на них натыкались другие.
Рыжий паренек с шишковидными коленями - очевидно, помощник лысого -
изо всех сил старался их контролировать, но до него самого, видно, уже
дошло, что это совершенно бесполезно.
Найл огляделся и смекнул, что надо делать. Рабов он разбил на тройки и
каждой поставил определенную задачу. Для вида помахивал и хлыстом, но в
этом, по сути, не было необходимости.
Рабы реагировали на мысленные приказы с четкостью, напоминающей
клейковидных мушек.
Одна бригада подносила бочонки из глубины пещеры, другая грузила их на
небольшие тачки, третья вкатывала в шатер. Там подмастерья, подхватив,
определяли их в полое место под " островом".
Работа была сделана за четверть часа, и лысый стал посматривать на
Найла по-иному, с уважением.
Когда Найл спросил, что делать дальше, тот ответил:
- Просто держи этих чертяк в сторонке, пока не подготовимся к началу.
Тут спереди в шатер вошел Доггинз; Найл по забывчивости махнул, но тот
в ответ только сердито скривился и качнул досадливо головой.
Через секунду Найл понял, почему. Через вход одна за другой прошли
человек пять служительниц, и впереди всех Одина.
К счастью, она была увлечена разговором и в сторону Найла не смотрела.
Юноша отвернулся и заспешил к заднему выходу.
Пороховой погреб был теперь пуст; расколотый бочонок так и валялся
посреди пола, вокруг тонким сдоем стелился серый порох. Найл прошел мимо
него в глубину пещеры. Здесь стояла приятная прохлада, влажно пахло
грибами.
Приятно было после суматохи шатра дать телу отдых. Найл облюбовал
уголок за нагромождением бочонков и присел на ящик с запалами.
Через несколько секунд он утомленно закрыл глаза и, чувствуя дремоту,
приложился затылком к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27