Джуди
оказалась права, он действительно был добрым человеком.
- Пинки, куда подевался твой язык?
Пинки красивым наклонным почерком, какой можно увидеть в
старинных прописях, написал на грифельной доске: "Пропал".
Детям как-то не захотелось спрашивать, кто к этой пропаже
причастен.
- А с чем это ты возишься?
Он с гордостью показал им маленькие выпуклые локаторы, но,
как выяснилось, и понятия не имел, для чего они предназначены.
- А майор авиации Фринтон - он кто?
Некая боязнь мешала им задавать более существенные вопросы.
Пинки написал: "Хороший".
Джуди внезапно спросила:
- Кто украл Шутьку?
Об этом он знал, потому что похитителю приходилось
обращаться на кухню за едой для собаки. Повизгивающим мелком он
написал: "Доктор".
И словно вызванный заклинанием, явился Доктор.
- Ага! - сказал он, первым делом бросив взгляд на доску. -
Упомяни в разговоре ангела и ты услышишь, шелест его крыл! С
добрым утром, с добрым утром, с добрым утром. А почему это наши
детективы произносят имя целителя всуе? Нет-нет, не надо
отвечать. Это лишь шутка, уверяю вас. Ни малейшего осуждения.
Друзья Трясуна Мак-Турка имеют полное право обсуждать его
сколько душе угодно, в сущности - это честь для него, к которой
он относится более чем чувствительно - или чувственно, как
правильнее сказать? Но могу ли я осведомиться, в чем состоял
ваш столь лестный для меня вопрос?
Никки, ничтоже сумняшеся, ответил:
- Мы спрашивали, зачем вы украли Шутьку.
Доктор расстроился. Доктор был оскорблен в лучших чувствах.
Доктор поразмыслил, чем бы ему избыть свое горе, и простер к
детям руки.
- Дорогие мои, я должен вам все объяснить. Нам необходимо
держаться друг за друга. Недопонимание между друзьями - это
ужасно.
- Так зачем же?
- Нынче такой погожий денек, - ответил Доктор. - Не
подставить ли нам тела наши Господнему солнышку, чтобы там, на
приволье, закрыть этот сложный вопрос?
Денек оказался отнюдь не погожим. Из дверей ангара они
ступили в плотный туман, оставлявший впечатление жемчужин,
растворенных в снятом молоке. Сгустки тумана цеплялись за
гранитные выступы. Туман был настолько плотен, что даже вел
себя наподобие какого-то твердого тела, возвращая им эхо их
голосов, и заставляя шаги их звучать, словно в гулкой комнате
или пещере. Даже поступь босых детских ног отзывалась в этом
тумане. Птицы, сидевшие наверху по краю, не вспорхнули, когда
растворились двери. Они не могли себе этого позволить. Им
приходилось сидеть, где сидится, бесхитростно покорствуя
стихии. Когда исчезает надежда, исчезает и страх, а у птиц не
было сегодня надежды, что им удастся взлететь.
- Чего ради мы сюда вылезли? Мы же промокнем насквозь.
- Скорее уж свалимся.
- Держи Шутьку.
- Шутька! Шутька! Иди сюда, глупая! Упадешь!
- Терпеть не могу, когда Шутька гуляет вдоль обрыва, -
сказала Джуди. - Я знаю, считается, что собака не способна
споткнуться и все такое, но разве можно быть в этом уверенной?
Кроме того, она от рождения идиотка, правда, лапушка моя?
- Хорошаясобачея, - сказал Доктор. - Бедная собачея.
И тем обрек себя в глазах детей на вечное проклятие. Ибо
никто не вправе называть собак "собачеями".
- Ну, так как же?
- Как весьма основательно заметила твоя сестренка, нам,
может быть, лучше вернуться вовнутрь, пока мы не вымокли
окончательно.
Войдя в ангар, Доктор в нерешительности остановился, не
зная, куда повести детей. Он хотел выйти с ними наружу, потому
что, как и они, боялся микрофонов. Трансляционная система
относилась к числу тех тайн, в которые его не посвящали. А
поговорить было нужно.
- Может быть, ко мне, в операционную?
Это помещение было оборудовано победнее, чем те, в которых
располагалась техника. В нем царил беспорядок. Столик на
колесах хаотически покрывали сыворотки, ампулы, пузырьки,
заткнутые неподходящими пробками, дифтерийная сыворотка
соседствовала с пенициллином, а рядом валялись сломанные иглы
для подкожных инъекций и та штука, которой, заглядывая в горло,
прижимают язык, - ее покрывала ржавчина. Близнецы присели бок о
бок на черную кожаную кушетку. Джуди с неодобрением заметила,
что в эмалированном ведерке так и валяются заскорузлые куски
окровавленной корпии вперемешку с окурками.
- Так как же?
Доктор тяжело вздохнул.
- Важно было увести вас подальше от негра, детки. Я был
обязан извлечь вас оттуда.
Они обдумали сказанное, ничуть не веря в него.
- Он не в своем уме, - пояснил Доктор.
Джуди подумала: "Пожалуй, он простоват немного. Но разве
сумасшедшие так себя ведут?"
Доктор понял, о чем она думает.
- Нет-нет, он непростачок, все гораздо хуже. Он производит
такое впечатление, потому что душа у него добрая. И все-таки он
живет в иллюзорном мире, - как настоящий безумец. Советую вам
быть поосторожнее, когда остаетесь с ним один на один, и самое
главное, не доверяйте тому, что он говорит. Правильнее сказать,
что пишет. У нас, докторов, это называется галлюцинаторным
безумием. Прислушайтесь к словам человека, получившего
медицинское образование, детки, - это необходимо, поверьте, -
иначе вы можете попасть в чрезвычайно опасное положение.
Несчастный малый! Потомуто мы и держим его на острове, для него
остров - что-то вроде лечебницы. Большую часть времени Пинки
кроток, как агнец, такой услужливый, - сама доброта, - хотя в
голове у него полная каша. Потом вдруг, бах! Маниакальная
депрессия. Так что не верьте ни одному его слову.
- Он сказал, что это вы забрали Шутьку.
- Ну вот, видите. Потому мне и пришлось вас увести. Скажи
ему слово поперек, оспорь хотя бы единое из его представлений,
- и беды не миновать. Даже это утверждение опасно было бы
отрицать в присутствии Пинки.
- Значит, не вы?
Доктор сожмурился.
- Ой, ну что вы, право!
Вообще-то говоря, они и не видели, что могло бы его к этому
подтолкнуть.
- А зачем вы говорили на разные голоса, когда мы сидели
взаперти?
На лицеДоктораобозначилось обиженное выражение, придавшее
ему почти достойный вид.
- Всемувинойприсущеемнечувство юмора, - высморкавшись,
заявил он. - Живем мы на острове, от детей отвыкли. Вам следует
простить меня за это. Дружеское заблуждение.
- Почему нас здесь держат?
- И чем вы тут занимаетесь? - добавила Джуди. - Пока вы нам
не скажете, мы не сможем верить вашим словам, нам все будет
казаться неправдой.
- Об этом я и хотел побеседовать с вами. Погодите минутку,
помоему, у меня где-то были конфетки.
Он порылся в ящике стола и извлек оттуда покрытый пятнами
бумажный пакетик, содержавший то ли пилюли от кашля, то ли
какието пастилки, - близнецы с неохотой приняли их. Цвета
"конфетки" были черного, а на вкус отзывались смесью лакрицы с
черной смородиной.
- Я расскажу вам все с самого начала. Нам придется
разговаривать тихо. Перетяните кушетку в этот угол, подальше от
двери.
- Так вот, детки, - начал Доктор. - Вы несомненно слышали
такие слова: "совершенно секретно". Они относятся к вещам, о
которых разрешается упоминать только в Кабинете министров, да и
там еще не всегда. Разве что сэр Уинстон Черчилль может
позволить себе обсуждать их по закодированному телефону. Вот
над такими вещами мы и работаем на Роколле. Я сильно
сомневаюсь, следует ли мне говорить об этом, даже с вами!
- Если это такой секрет, - сказал Никки, - то не говорите.
- Обстоятельства принуждают меня к этому, - вот именно,
вынуждают обстоятельства. Ваше появление здесь, - свершившееся,
я мог бы сказать, по воле случая, заставляет меня открыть
правду.
Доктор подумал над сказанным и добавил:
- Вы понимаете, что мы пытались вас уничтожить? Трагический
выбор, детишки, но необходимый. Когда на одной чаше весов лежит
существование миллионов, какие-то две жизни приходится
сбрасывать со счетов. Таков научный подход.
- Мы догадываемся, что не сами в себя стреляли.
- Да. Да. Гхм! Ну что же, вам должно узнать правду, всю
правду и ничего, кроме правды. Тогда вы сможете составить
суждение касательно вставшей перед нами дилеммы.
Голос его упал до беззвучного кваканья, затем кое-как
выправился и превратился в шепот. Он наклонился к близнецам и
сказал:
- Мы работаем над тем, чтобы обезвредить водородную бомбу.
Близнецы ждали продолжения.
- Сдерживание, - сказал Доктор, - или Защита. Вам еще
предстоит услышать споры на эту тему. Вы можете либо сдерживать
врагов, изготавливая все больше бомб и при этом все лучших,
либо вы можете изобрести контр-оружие, которое сделает их
безвредными. Я хочу сказать, сделает безвредными бомбы.
Повисло выразительное молчание, которое нарушил Никки:
- А вы хорошо разбираетесь в бомбах?
- Нет. Что нет, то нет. Я врач, скромный служитель, задача
которого заботиться о здоровье и вообще о благополучии этих
великих умов, - мне следовало бы даже сказать, этих незаменимых
людей. Собственно, по этой-то причине я вам все и рассказываю.
Значит, он еще не закончил.
Доктор Мак-Турк переместил запыленный термометр из
фасолевидной ванночки в стакан с водой, уже содержавший
запасную пару вставных челюстей.
- Задача моя трудна.
Глаза его скользнули, впрочем, не заметив ее, по треснувшей
колбочке термометра.
- Разум! - воскликнул он - Человеческий разум - вот в чем
главное затруднение. Эти великие мыслители, чьи колоссальные
мозги недоступны пониманию простого человека, предрасположены,
-неизменно предрасположены - к аномальным, невротическим
состояниям. Я же, как врач, обязан хранить скорее душевное
здравие Хозяина, чем физическое. Причем одно сказывается на
другом.
Дорогие мои детки, вы едва ли способны даже вообразить те
трудности, с которыми мне приходится сталкиваться. Вам
недостает для этого познаний в области медицинской психологии.
Он извлек термометр из стакана и швырнул его в ведерко для
использованной корпии.
- Я постараюсь объяснить вам это в простых выражениях. Если
Хозяин заболевает, мысли его начинают путаться. Если мысли его
путаются, он заболевает. Вам понятно?
Они кивнули.
- И когда мысли у негопутаются, он не доверяет собственному
врачу.
Подождав, когда они хотя бы отчасти усвоят этот тезис, он
двинулся дальше:
- А для врача чрезвычайно важно все время следить за работой
его мозга.
- Невозможно, - вскричал он, буквально ахнув кулаком по
столу, - поставить диагноз, когда от тебя скрывают симптомы.
Хозяин - больной человек. Он не желает мне верить. Он
отказывается принимать от меня лекарства. Я бессилен в моем
стремлении быть опорой, нет, защитой для наиважнейшей из тайн,
существующих в мире!
Кулак, ударивший по столу, разжался и теперь лежал на столе
плоской ладошкой. Краска сбежала с докторского лица, мгновенно
осветившегося вкрадчивой улыбкой. Вид у Доктора был невинный,
как у младенца.
- Вы можете мне помочь.
- Как?
- Рассказав мне, о чем он с вами беседовал.
Казалось, они не питают такого желания, и потому Доктор
продолжил свои объяснения.
пациента, каждое движение его ума, все это связано с состоянием
его здоровья, - здоровья, бесценного для страждущего
человечества.
- Так кто же такой Хозяин?
- Величайший из ныне здравствующих ученых.
- А если... - начал было Никки, но Джуди наступила ему на
ногу.
Отвечать стала она:
- Ну, мы на самом-то деле просто поговорили о наших частных
делах. Меня он загипнотизировал, но с Никки у него это не
вышло.
На долю секунды Доктор вдруг просиял, словно включили и тут
же выключили свет.
- Сколько он выпил?
- Три стакана.
- Три?!
- И с Никки ему пришлось именно разговаривать, потому что он
не сумел прочитать его мысли.
- Я так и знал! Так и знал! Это уже четвертый случай.
- Четвертый случай чего?
- Не ваше дело, - ответил он, но тут же спохватился,
вспомнив, какой он добряк и миляга. - Профессиональные тайны,
дорогие мои. Клятва Эскулапа. Врач не в праве что-либо
рассказывать о своих пациентах, просто не в праве, - вы ведь
уже достаточно взрослые, чтобы это понять?
Уставясь в пол, Доктор поразмыслил с минуту. Когда он поднял
взгляд, лицо у него было усталое.
- Согласитесь ли вы помочь старому доктору?
Поскольку дети молчали, он с пафосом добавил:
- Дело идет о судьбах мира.
- Хорошо, - сказала Джуди, прежде чем Никки успел вставить
слово.
- Мне нужно, чтобы вы сделали два дела. Слушайте внимательно
и запоминайте. А кстати, как вас зовут?
- Никки и Джуди.
- Я хочу, чтобы ты, Никки, как можно чаще виделся с
Хозяином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
оказалась права, он действительно был добрым человеком.
- Пинки, куда подевался твой язык?
Пинки красивым наклонным почерком, какой можно увидеть в
старинных прописях, написал на грифельной доске: "Пропал".
Детям как-то не захотелось спрашивать, кто к этой пропаже
причастен.
- А с чем это ты возишься?
Он с гордостью показал им маленькие выпуклые локаторы, но,
как выяснилось, и понятия не имел, для чего они предназначены.
- А майор авиации Фринтон - он кто?
Некая боязнь мешала им задавать более существенные вопросы.
Пинки написал: "Хороший".
Джуди внезапно спросила:
- Кто украл Шутьку?
Об этом он знал, потому что похитителю приходилось
обращаться на кухню за едой для собаки. Повизгивающим мелком он
написал: "Доктор".
И словно вызванный заклинанием, явился Доктор.
- Ага! - сказал он, первым делом бросив взгляд на доску. -
Упомяни в разговоре ангела и ты услышишь, шелест его крыл! С
добрым утром, с добрым утром, с добрым утром. А почему это наши
детективы произносят имя целителя всуе? Нет-нет, не надо
отвечать. Это лишь шутка, уверяю вас. Ни малейшего осуждения.
Друзья Трясуна Мак-Турка имеют полное право обсуждать его
сколько душе угодно, в сущности - это честь для него, к которой
он относится более чем чувствительно - или чувственно, как
правильнее сказать? Но могу ли я осведомиться, в чем состоял
ваш столь лестный для меня вопрос?
Никки, ничтоже сумняшеся, ответил:
- Мы спрашивали, зачем вы украли Шутьку.
Доктор расстроился. Доктор был оскорблен в лучших чувствах.
Доктор поразмыслил, чем бы ему избыть свое горе, и простер к
детям руки.
- Дорогие мои, я должен вам все объяснить. Нам необходимо
держаться друг за друга. Недопонимание между друзьями - это
ужасно.
- Так зачем же?
- Нынче такой погожий денек, - ответил Доктор. - Не
подставить ли нам тела наши Господнему солнышку, чтобы там, на
приволье, закрыть этот сложный вопрос?
Денек оказался отнюдь не погожим. Из дверей ангара они
ступили в плотный туман, оставлявший впечатление жемчужин,
растворенных в снятом молоке. Сгустки тумана цеплялись за
гранитные выступы. Туман был настолько плотен, что даже вел
себя наподобие какого-то твердого тела, возвращая им эхо их
голосов, и заставляя шаги их звучать, словно в гулкой комнате
или пещере. Даже поступь босых детских ног отзывалась в этом
тумане. Птицы, сидевшие наверху по краю, не вспорхнули, когда
растворились двери. Они не могли себе этого позволить. Им
приходилось сидеть, где сидится, бесхитростно покорствуя
стихии. Когда исчезает надежда, исчезает и страх, а у птиц не
было сегодня надежды, что им удастся взлететь.
- Чего ради мы сюда вылезли? Мы же промокнем насквозь.
- Скорее уж свалимся.
- Держи Шутьку.
- Шутька! Шутька! Иди сюда, глупая! Упадешь!
- Терпеть не могу, когда Шутька гуляет вдоль обрыва, -
сказала Джуди. - Я знаю, считается, что собака не способна
споткнуться и все такое, но разве можно быть в этом уверенной?
Кроме того, она от рождения идиотка, правда, лапушка моя?
- Хорошаясобачея, - сказал Доктор. - Бедная собачея.
И тем обрек себя в глазах детей на вечное проклятие. Ибо
никто не вправе называть собак "собачеями".
- Ну, так как же?
- Как весьма основательно заметила твоя сестренка, нам,
может быть, лучше вернуться вовнутрь, пока мы не вымокли
окончательно.
Войдя в ангар, Доктор в нерешительности остановился, не
зная, куда повести детей. Он хотел выйти с ними наружу, потому
что, как и они, боялся микрофонов. Трансляционная система
относилась к числу тех тайн, в которые его не посвящали. А
поговорить было нужно.
- Может быть, ко мне, в операционную?
Это помещение было оборудовано победнее, чем те, в которых
располагалась техника. В нем царил беспорядок. Столик на
колесах хаотически покрывали сыворотки, ампулы, пузырьки,
заткнутые неподходящими пробками, дифтерийная сыворотка
соседствовала с пенициллином, а рядом валялись сломанные иглы
для подкожных инъекций и та штука, которой, заглядывая в горло,
прижимают язык, - ее покрывала ржавчина. Близнецы присели бок о
бок на черную кожаную кушетку. Джуди с неодобрением заметила,
что в эмалированном ведерке так и валяются заскорузлые куски
окровавленной корпии вперемешку с окурками.
- Так как же?
Доктор тяжело вздохнул.
- Важно было увести вас подальше от негра, детки. Я был
обязан извлечь вас оттуда.
Они обдумали сказанное, ничуть не веря в него.
- Он не в своем уме, - пояснил Доктор.
Джуди подумала: "Пожалуй, он простоват немного. Но разве
сумасшедшие так себя ведут?"
Доктор понял, о чем она думает.
- Нет-нет, он непростачок, все гораздо хуже. Он производит
такое впечатление, потому что душа у него добрая. И все-таки он
живет в иллюзорном мире, - как настоящий безумец. Советую вам
быть поосторожнее, когда остаетесь с ним один на один, и самое
главное, не доверяйте тому, что он говорит. Правильнее сказать,
что пишет. У нас, докторов, это называется галлюцинаторным
безумием. Прислушайтесь к словам человека, получившего
медицинское образование, детки, - это необходимо, поверьте, -
иначе вы можете попасть в чрезвычайно опасное положение.
Несчастный малый! Потомуто мы и держим его на острове, для него
остров - что-то вроде лечебницы. Большую часть времени Пинки
кроток, как агнец, такой услужливый, - сама доброта, - хотя в
голове у него полная каша. Потом вдруг, бах! Маниакальная
депрессия. Так что не верьте ни одному его слову.
- Он сказал, что это вы забрали Шутьку.
- Ну вот, видите. Потому мне и пришлось вас увести. Скажи
ему слово поперек, оспорь хотя бы единое из его представлений,
- и беды не миновать. Даже это утверждение опасно было бы
отрицать в присутствии Пинки.
- Значит, не вы?
Доктор сожмурился.
- Ой, ну что вы, право!
Вообще-то говоря, они и не видели, что могло бы его к этому
подтолкнуть.
- А зачем вы говорили на разные голоса, когда мы сидели
взаперти?
На лицеДоктораобозначилось обиженное выражение, придавшее
ему почти достойный вид.
- Всемувинойприсущеемнечувство юмора, - высморкавшись,
заявил он. - Живем мы на острове, от детей отвыкли. Вам следует
простить меня за это. Дружеское заблуждение.
- Почему нас здесь держат?
- И чем вы тут занимаетесь? - добавила Джуди. - Пока вы нам
не скажете, мы не сможем верить вашим словам, нам все будет
казаться неправдой.
- Об этом я и хотел побеседовать с вами. Погодите минутку,
помоему, у меня где-то были конфетки.
Он порылся в ящике стола и извлек оттуда покрытый пятнами
бумажный пакетик, содержавший то ли пилюли от кашля, то ли
какието пастилки, - близнецы с неохотой приняли их. Цвета
"конфетки" были черного, а на вкус отзывались смесью лакрицы с
черной смородиной.
- Я расскажу вам все с самого начала. Нам придется
разговаривать тихо. Перетяните кушетку в этот угол, подальше от
двери.
- Так вот, детки, - начал Доктор. - Вы несомненно слышали
такие слова: "совершенно секретно". Они относятся к вещам, о
которых разрешается упоминать только в Кабинете министров, да и
там еще не всегда. Разве что сэр Уинстон Черчилль может
позволить себе обсуждать их по закодированному телефону. Вот
над такими вещами мы и работаем на Роколле. Я сильно
сомневаюсь, следует ли мне говорить об этом, даже с вами!
- Если это такой секрет, - сказал Никки, - то не говорите.
- Обстоятельства принуждают меня к этому, - вот именно,
вынуждают обстоятельства. Ваше появление здесь, - свершившееся,
я мог бы сказать, по воле случая, заставляет меня открыть
правду.
Доктор подумал над сказанным и добавил:
- Вы понимаете, что мы пытались вас уничтожить? Трагический
выбор, детишки, но необходимый. Когда на одной чаше весов лежит
существование миллионов, какие-то две жизни приходится
сбрасывать со счетов. Таков научный подход.
- Мы догадываемся, что не сами в себя стреляли.
- Да. Да. Гхм! Ну что же, вам должно узнать правду, всю
правду и ничего, кроме правды. Тогда вы сможете составить
суждение касательно вставшей перед нами дилеммы.
Голос его упал до беззвучного кваканья, затем кое-как
выправился и превратился в шепот. Он наклонился к близнецам и
сказал:
- Мы работаем над тем, чтобы обезвредить водородную бомбу.
Близнецы ждали продолжения.
- Сдерживание, - сказал Доктор, - или Защита. Вам еще
предстоит услышать споры на эту тему. Вы можете либо сдерживать
врагов, изготавливая все больше бомб и при этом все лучших,
либо вы можете изобрести контр-оружие, которое сделает их
безвредными. Я хочу сказать, сделает безвредными бомбы.
Повисло выразительное молчание, которое нарушил Никки:
- А вы хорошо разбираетесь в бомбах?
- Нет. Что нет, то нет. Я врач, скромный служитель, задача
которого заботиться о здоровье и вообще о благополучии этих
великих умов, - мне следовало бы даже сказать, этих незаменимых
людей. Собственно, по этой-то причине я вам все и рассказываю.
Значит, он еще не закончил.
Доктор Мак-Турк переместил запыленный термометр из
фасолевидной ванночки в стакан с водой, уже содержавший
запасную пару вставных челюстей.
- Задача моя трудна.
Глаза его скользнули, впрочем, не заметив ее, по треснувшей
колбочке термометра.
- Разум! - воскликнул он - Человеческий разум - вот в чем
главное затруднение. Эти великие мыслители, чьи колоссальные
мозги недоступны пониманию простого человека, предрасположены,
-неизменно предрасположены - к аномальным, невротическим
состояниям. Я же, как врач, обязан хранить скорее душевное
здравие Хозяина, чем физическое. Причем одно сказывается на
другом.
Дорогие мои детки, вы едва ли способны даже вообразить те
трудности, с которыми мне приходится сталкиваться. Вам
недостает для этого познаний в области медицинской психологии.
Он извлек термометр из стакана и швырнул его в ведерко для
использованной корпии.
- Я постараюсь объяснить вам это в простых выражениях. Если
Хозяин заболевает, мысли его начинают путаться. Если мысли его
путаются, он заболевает. Вам понятно?
Они кивнули.
- И когда мысли у негопутаются, он не доверяет собственному
врачу.
Подождав, когда они хотя бы отчасти усвоят этот тезис, он
двинулся дальше:
- А для врача чрезвычайно важно все время следить за работой
его мозга.
- Невозможно, - вскричал он, буквально ахнув кулаком по
столу, - поставить диагноз, когда от тебя скрывают симптомы.
Хозяин - больной человек. Он не желает мне верить. Он
отказывается принимать от меня лекарства. Я бессилен в моем
стремлении быть опорой, нет, защитой для наиважнейшей из тайн,
существующих в мире!
Кулак, ударивший по столу, разжался и теперь лежал на столе
плоской ладошкой. Краска сбежала с докторского лица, мгновенно
осветившегося вкрадчивой улыбкой. Вид у Доктора был невинный,
как у младенца.
- Вы можете мне помочь.
- Как?
- Рассказав мне, о чем он с вами беседовал.
Казалось, они не питают такого желания, и потому Доктор
продолжил свои объяснения.
пациента, каждое движение его ума, все это связано с состоянием
его здоровья, - здоровья, бесценного для страждущего
человечества.
- Так кто же такой Хозяин?
- Величайший из ныне здравствующих ученых.
- А если... - начал было Никки, но Джуди наступила ему на
ногу.
Отвечать стала она:
- Ну, мы на самом-то деле просто поговорили о наших частных
делах. Меня он загипнотизировал, но с Никки у него это не
вышло.
На долю секунды Доктор вдруг просиял, словно включили и тут
же выключили свет.
- Сколько он выпил?
- Три стакана.
- Три?!
- И с Никки ему пришлось именно разговаривать, потому что он
не сумел прочитать его мысли.
- Я так и знал! Так и знал! Это уже четвертый случай.
- Четвертый случай чего?
- Не ваше дело, - ответил он, но тут же спохватился,
вспомнив, какой он добряк и миляга. - Профессиональные тайны,
дорогие мои. Клятва Эскулапа. Врач не в праве что-либо
рассказывать о своих пациентах, просто не в праве, - вы ведь
уже достаточно взрослые, чтобы это понять?
Уставясь в пол, Доктор поразмыслил с минуту. Когда он поднял
взгляд, лицо у него было усталое.
- Согласитесь ли вы помочь старому доктору?
Поскольку дети молчали, он с пафосом добавил:
- Дело идет о судьбах мира.
- Хорошо, - сказала Джуди, прежде чем Никки успел вставить
слово.
- Мне нужно, чтобы вы сделали два дела. Слушайте внимательно
и запоминайте. А кстати, как вас зовут?
- Никки и Джуди.
- Я хочу, чтобы ты, Никки, как можно чаще виделся с
Хозяином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29