Тела их сплошь покрывал темный загар. Кожа уже облезла даже
там, куда солнце, как правило, не достает, - в подбровьях и на
верхней губе, - ибо свет его, отражаемый сверкающими водами,
был столь яростен, что дети могли бы получить солнечный удар,
даже не снимая шляп. Впрочем, к солнцу они давно привыкли.
Когда они улыбались, на кофейного цвета лицах появлялся как бы
разрез, наполненный побелевшими дынными семечками, придававший
им безумное, отчасти людоедское выражение. Только и осталось в
них белого, что глазные яблоки да зубы. Первыми они могли
вращать, а вторыми - слопать вас, распевая "Спи, мой беби" или
что-нибудь вроде этого.
Атласная кожа детей отдавала на вкус солью, столь помогающей
загару. Кожа обтягивала их, словно питонов. Под ней
перекатывались гладкие мышцы, и тени между мышцами слегка
отливали фиолетовым.
Расплавленное море уходило в бесконечность. По исподу их
век, закрытых, чтобы защитить глаза от ударов солнца,
проплывали, как по оранжевому занавесу, маленькие солнечные
системы.
- Если бы нам вернули штаны, - сказал Никки, - ты бы могла
их зашить.
- Так же, как и ты.
- Мужчинам положено автомобили чинить. А штаны должны чинить
женщины. Что, не так?
- Ах, ах, ах!
- Это не ответ.
- Спроси у ветра, что струит чего-то там вокруг чего-то.
- Это что, цитата?
- Да.
- Откуда?
- Не помню.
- И вообще, - добавила Джуди, - я ее, скорее всего,
переврала. Кажется, на самом деле, "у моря".
- Спроси чего-то, что струит чего-то там вокруг чего-то. Так
будет гораздо яснее.
- Сарки-парки едет в барке...
- А это, по-твоему, что такое?
- Это ex tempore.
- Экс что?
- Ха-ха! - сказала Джуди. - Вот чего наш маленький профессор
не знает.
- Мы забыли спросить у него, куда подевался язык Пинки.
- Я не забыла. Я помню много чего, о чем у него нужно
спросить, но обо всем сразу спросить невозможно.
- Джуди у нас все помнит.
- Да, все, - сказала она, занимая безнадежную позицию.
- А не помнишь ли ты, Джуди, сотворения мира?
- Нельзя помнить того, при чем не присутствовал.
- А не помнишь ли ты в таком случае... не помнишь ли ты...
не помнишь ли ты, чему равен квадрат семи тысяч трех?
- А вот это помню.
- И чему же?
- Пяти.
- Джуди!
- Ну, а чему тогда?
Тут она его поймала.
- Во всяком случае не пяти, потому что...
Джуди запела:
- Семьдесят семь прогуляться пошли сырой и холодной порой,
семьдесят семь из дому ушли, девяносто девять вернулись домой.
- Это, надо полагать, тоже экспромт.
- Во-первых, мы забыли спросить у него, откуда Доктор знал
результат.
- Квадрат числа...
- Ой, Шутька, слезь с моего живота. Ты и сама не знаешь,
какие у тебя острые когти.
- Во-вторых, мы так и не расспросили его о Китайце.
Китаец, стоявший на выступе над ними, - невидимый, поскольку
глаза у детей были закрыты, - сказал:
- А вы его самого расспросите, прямо сейчас.
Джуди, сложившись, будто карманный ножик, - пополам, -
схватилась за ночную рубаху.
Никки сказал:
- Извините.
Они торопливо одевались, - растопыренные руки со свисающими
рукавами и взъерошенные головы, никак не пролезавшие в ворот,
придавали им отчетливое сходство с огородными пугалами.
- Спасибо, - говорила Джуди, еще копошась внутри рубахи, -
за ваш волшебный фарфор.
Она, наконец, появилась на Божий свет и добавила:
- Мне он очень понравился.
- Я рад.
Китаец присел рядом с ними на камень. Чуть ли не в первый
раз они смотрели на него, как на обычного человека. До сих пор
он казался им чересчур чужеродным, - как-то слишком замешанным
на автоматических пистолетах, темных делах и китайских
накладных ногтях. Сегодня они ничего этого не увидели, - на
Китайце вместо украшенной драконами хламиды был белый
лабораторный халат. Обычная рабочая одежда. Странно, но когда
люди в вас стреляют, вы почемуто легко прощаете их и после об
этом не вспоминаете, - конечно, в том случае, если они
промахнулись. Похоже, разум предпочитает забывать о грозивших
ему напастях, а иначе ему так и пришлось бы трепетать в вечных
опасениях.
Теперь дети увидели, что он все же не похож на театрального
китайца из пьесы Сакса Ромера. Не было у него ни косички, ни
длинных тонких усов, свисающих до самой груди, да и глаза
особенно раскосыми не казались. Когда лицо его отдыхало, нечто
раскосое в нем проявлялось, - в эти минуты глаза его
становились похожими на обвислые пуговичные петли с узелками в
наружных углах, - но если он старался, как сейчас, походить на
европейца, то намеренно держал глаза широко открытыми, и это
меняло их разрез. А когда он улыбался, опять-таки как сейчас,
гладкое, мясистое лицо покрывалось сотнями веселых складочек,
ямочек и становилось совсем благодушным. Пухлые, мягкие ладошки
Китайца жили собственной жизнью, ласково поглаживая и
успокаивая друг дружку.
- Но почему же кувшин так поет?
- Гм... - произнес Китаец. - Однако не разонравится ли он
вам, если вы узнаете его тайну?
- Никки говорит, что у него внутри должны быть трубочки, и
что в них возникают воздушные пробки, - как в трубах
центрального отопления, которые тоже иногда начинают гудеть.
Китаец, желая выразить восхищение проницательным умом Никки,
издал вежливый шипящий звук. Но так ничего и не сказал.
- Вы долго нас слушали?
- Я слышал, как вы строили догадки насчет арапа и Китайца.
- Мы не хотели вас обидеть.
- Я в этом уверен.
- А вы нам расскажете про Пинки?
- Почему бы и нет? Скрывать тут нечего.
- И кроме того, - прибавил он, кланяясь и подмигивая, - вы,
очевидно, уже провели перекрестный допрос моего коллеги, майора
авиации. Прелестнейший малый.
Он произнес "малый" на эдвардианский манер, совсем как
Герцог. Прекрасный английский язык его переливался идиомами,
оставляя, однако, едва ощутимое впечатление неправильности, -
вызываемое не произношением, но старомодностью оборотов.
- Ему действительно отрезали язык?
- Как это ни печально, - да.
- Но зачем?
(- Какое зверство! - сказала Джуди.)
- Вам следует помнить о том, что подготовительные работы
заняли у Хозяина множество лет. За эти годы он, разумеется,
значительно усовершенствовал свои методы.
- Что вы имеете в виду?
- Вам следовало бы выяснить, как соотносятся сроки
пребывания на острове ближайших помощников Хозяина.
Поскольку они явно не собирались произносить ничего
наподобие "Ну?" или "И как же?", он продолжал:
- Наш арап - старейший из обитателей острова, он прожил
здесь дольше моего. С самого начала он занимался тонкой ручной
работой и с самого начала не поддавался внушению.
- То есть его лишили дара речи из-за того, что на него
гипноз не действовал?
- Он человек простодушный. Он ничего не имеет против. И
совершенно счастлив.
- Но отрезать человеку язык!
- У Фрейда где-то сказано: "Главенствующим способом,
посредством которого разрешается столкновение людских
интересов, является использование насилия."
- Вы хотите сказать, что он вроде Никки и поэтому невозможно
заставить его сделать что-то - или что-то забыть?
- Это верно. Но лишь отчасти.
- Что значит "отчасти"?
- Когда в тысяча девятьсот двадцатом году негра лишили дара
речи, Хозяин еще не развил способы управления сознанием до их
теперешнего состояния. Как это ни удивительно, - и причиной
тому, возможно, является расовое различие, - воздействовать на
Пинки ему по-прежнему не удается. Так что проделанная операция
все же оказалась оправданной! С другой стороны, не следует
слишком полагаться на то, что Николаса Хозяину не одолеть. В
особо трудных случаях Хозяин продолжает попытки нащупать
возможность контакта, и если не считать нашего арапа, как
правило, в той или иной степени добивается успеха. И мистер
Фринтон, и я, и неудачливый Доктор тоже были когда-то "крепкими
орешками".
- А вас он загипнотизировать может?
- Для различных людей степень контроля различна.
- Бедный Пинки!
- Вам не следует переживать за него, мисс Джудит. Он всем
доволен, он искусный мастер. Изготовление разного рода поделок
доставляет ему наслаждение. Если бы не его легкие пальцы, нам
ни за что не построить бы наших нехитрых приборов.
- Значит, его здесь ради этого держат?
- В точности, как Доктора.
Никки внезапно спросил:
- А были люди, которых не стали держать?
Очередное "я пас" вместо ответа.
- А Доктора для чего держали?
- Не сомневаюсь, что вы уже догадались об этом.
- Он не показался нам хорошим врачом.
- Доктор был нашей вычислительной машиной. Среди людей
нередко нарождаются на свет математические уродцы, и порой им
даже удается зарабатывать себе на жизнь, отвечая в мюзик-холлах
на вопросы касательно различных дат и тому подобного. Места они
занимают меньше, чем электронные мозги, менее подвержены
поломкам, работают зачастую быстрее, не требуют особого ухода,
а в прочих отношениях оказываются, как правило, людьми довольно
тупыми. Пока производились расчеты, Доктор был незаменим. По
счастью, расчеты удалось завершить до того, как он вышел из
строя.
- Но чего же он хотел?
- Занять место Хозяина.
- Стало быть, насколько я понимаю, - сказала Джуди, - всех,
кто здесь есть, держат ради той пользы, которую они приносят,
или не держат вообще.
- Весьма справедливо.
- А от нас какая польза?
- Помимо того, что мозг мастера Николаса обладает ценными
особенностями, необходимыми для будущего преемника, ваш отец и
ваш дядя могут оказаться очень полезными для нас в ходе будущих
переговоров на правительственном уровне. Они люди заметные.
- А мистер Фринтон?
- Транспорт. К сожалению, для управления вертолетом чисто
теоретических познаний недостаточно, - в особенности, когда
дело касается малоподвижного джентльмена ста пятидесяти лет от
роду.
Мысли Никки отвлеклись несколько в сторону.
- Послушайте, а для чего вам траулер? Существуют же способы
опреснения морской воды, и разве не лучше, когда в тайну
посвящено как можно меньше людей?
- Топливо. Тяжелое оборудование. Кроме того, разум этих
людей пуст.
- Пуст?
- Пожалуй, точнее было бы сказать, что их разуму привиты
определенные убеждения.
- Что еще за убеждения?
- Человека можно убедить практически в чем угодно. В
сумасшедших домах Англии полным полно людей, убежденных, что
они - чайники. Они отнюдь не лгут да и не имеют нужды кого-либо
обманывать. Вот так и эти люди убеждены в том, что они добывают
рыбу.
- Стало быть, остается выяснить, зачем ему вы.
- Мои услуги, впрочем, довольно скромные, носят
лингвистический характер.
- Мы что-то не поняли.
- Китайский язык, мисс Джудит, не делает разницы между
существительными и глаголами. Таким образом, в основании его не
лежат Пространство и Время, Материя и Сознание или иные
дуализмы, включающие в себя концепции Материи и Движения.
Примерно в начале столетия Хозяин обнаружил, что английский
язык уже не пригоден для отображения его умственных процессов,
так что ему пришлось искать альтернативные способы. На какое-то
время для этого оказался полезен китайский язык, - хотя с тех
пор мы разработали более совершенные средства обмена
информацией.
- Если вы больше не говорите с ним по-китайски, - с горькой
иронией произнес Никки, - я думаю, надолго он вас не задержит.
- Я научился приносить пользу в лаборатории.
Птицы Роколла, за которыми дети следили краешком глаза, -
ибо они всегда следили за птицами, - казались до странности
несовместимыми с миром, в котором они вдруг очутились.
Маленькая черно-белая гагарка со свистом порхнула мимо,
произвела торопливый вираж, используя лапки вместо рулей, и
плюхнулась на воду. В отсутствие ветра морские птицы снимаются
с места и садятся с меньшей, чем обыкновенно, грацией. Гагарка
поплавала, словно пробка, покачиваясь, как яичная скорлупка или
кулик-плавунчик, и вдруг нырнула. Сию минуту плыла по воде и
вот - резкий нырок и нет ее. Сгинула с глаз долой, оставив в
кильватере пузырьки, словно она в погоне за рыбой улетела на
крыльях под воду. Но дети почти и не заметили ее.
- Как Хозяину удалось заполучить всех этих людей?
- По объявлениям. Мистер Фринтон, к примеру, откликнулся на
объявление в "Таймсе", и я провел с ним в Белфасте
предварительную беседу.
- То есть вы просто дали объявление, что вам требуется
пилот?
- После второй войны он оказался не у дел, поскольку
единственное ремесло, какому его обучили, это убивать ближнего.
Баловался контрабандой, участвовал в продаже самолетов Израилю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29