Репетировали более недели; исполнение получилось технически безупречным.
Однако аплодисменты оказались скорее вежливыми, нежели восторженными.
13 мая 1897
После долгих упражнений и репетиций мы с Адамом довели номер с транспортацией до такого уровня, выше которого подняться просто невозможно. Адам, проработав со мною бок о бок полтора года, научился имитировать мои движения и жесты с поразительной точностью. В таком же костюме, как мой, в несложном гриме и (чрезвычайно дорогостоящем) парике он превращается в идеального двойника.
Тем не менее всякий раз, когда мы надеемся на головокружительный успех, публика, судя по весьма прохладному приему, остается равнодушной.
Ума не приложу, как еще можно усовершенствовать этот номер. Два года назад одно лишь обещание включить его в программу увеличивало мои гонорары вдвое. Сегодня он никого не волнует. Мне это не дает покоя.
1 июня 1897
До меня доходили слухи, что Борден «усовершенствовал» свой иллюзион, но до сих пор я оставлял их без внимания. Уже несколько лет я не бывал на его представлениях и тут подумал, что нам с Адамом не мешало бы съездить в Ноттингем, где Борден выступает уже неделю. (Сегодня меня ждут в Шеффилде, но я выехал из Лондона на сутки раньше, чем требовалось, чтобы по пути завернуть на выступление Бордена.)
Надев для маскировки седой парик и ненужные очки, придав пухлость щекам и облачившись в потрепанный сюртук, я занял место в третьем ряду. Сидя в каком-то десятке футов от Бордена, я следил за его манипуляциями.
Мне многое стало ясно! Борден значительно переработал свой номер. Он более не прячется внутри ящиков. Он более не швыряет и не ловит ни мячей, ни цилиндров (сам я этим грешил вплоть до нынешней недели). И не пользуется услугами двойника.
Заявляю со всей уверенностью: Борден не пользуется услугами двойника. Лучше меня в этом вопросе не разбирается никто. Двойника я вижу невооруженным глазом. Вне всякого сомнения, Борден работает один.
Первая часть его номера выполнялась на фоне драпировки, которая загораживала сцену вплоть до кульминации. Когда полог был поднят, зрителям открылись теснящиеся во множестве сосуды, из которых вырывался пар, коробки с проводами, колбы и пробирки, а надо всем этим царил клубок поблескивающих электрических проводов. Зрелище напоминало лабораторию алхимика.
Борден прохаживался среди этого реквизита, изображая французского профессора на все тот же нелепый манер, и разглагольствовал об опасностях работы с электрическим током. В какие-то моменты он соединял концы проводов или опускал их в колбы с газом, и тогда публика видела пугающие вспышки света или слышала подобие взрывов. Вокруг его туловища летали искры, а над головой повисло облачко голубоватого дыма.
Когда приготовления подошли к концу, из оркестра донеслась барабанная дробь. Он схватил два толстых провода и драматическим жестом соединил их концы.
Последовала ослепительная вспышка, во время которой и состоялось перемещение. Прямо у нас на глазах Борден испарился со своего места (два толстых провода зазмеились по полу, с шипением выплевывая искры) и в тот же миг появился на противоположной стороне сцены — не менее чем в семи метрах от прежнего места!
Обычным способом он не смог бы мгновенно преодолеть такое расстояние. Перемещение оказалось слишком стремительным, слишком безупречным. Он появился с согнутыми руками, в которых, как могло показаться, до сих пор сжимал концы проводов, те самые, которые все так же картинно змеились по сцене.
Под гром аплодисментов Борден шагнул вперед, на поклоны. У него за спиной шипел и дымился аппарат, причудливым образом оттеняя заурядность его персоны.
Под нарастающую бурю оваций он сунул руку в нагрудный карман, словно собирался что-то достать. Сдержанно улыбаясь, он всем своим видом призывал зрителей попросить его получше. Разумеется, аплодисменты сделались еще громче, его улыбка стала шире, и рука извлекла из кармана… бумажный цветок ядовито-розового цвета.
Этот трюк отсылал к предыдущему номеру, когда одна из зрительниц выбрала из букета цветок, тут же пропавший неизвестно куда. Теперь, узрев пропавшую розочку, публика пришла в восторг. Борден поднял цветок над головой — вне всякого сомнения, это был тот самый, который выбрала женщина. Дождавшись, чтобы все в этом удостоверились, он повернул бумажный венчик другой стороной к залу и показал, что лепестки частично обуглились, словно опаленные адским пламенем! Бросив многозначительный взгляд в сторону своего аппарата, Борден напоследок низко поклонился и ушел со сцены.
Аплодисменты еще долго не смолкали; признаюсь, я тоже хлопал вместе со всеми.
Ну почему, с какой стати мой собрат-иллюзионист, столь талантливый, столь умелый, профессионал высшей марки, продолжает изводить меня своими каверзами?
5 марта 1898
Много работал; не было времени раскрыть дневник.
Уже не первый раз записи разделяет срок в несколько месяцев. Сегодня (в выходной день) у меня не планируется никаких выступлений, поэтому можно сделать краткие заметки.
Например, о том, что мы с Адамом после поездки в Ноттингем не включали номер с транспортацией в нашу программу.
Но все равно, наш великий иллюзионист без малейшего повода дважды устраивал мне каверзы прямо на сцене. Оба раза моя программа оказывалась под угрозой срыва. В первом случае мне удалось обратить дело в шутку, а во второй раз я пережил несколько крайне неприятных минут, почти смирившись с неминуемым провалом.
В результате мне пришлось сбросить маску молчаливого презрения.
У меня остаются две практически недостижимые цели. Первая — установить хоть какое-то подобие примирения с Джулией и детьми. Знаю, они для меня безвозвратно потеряны, но невыносимо сознавать, что отчуждение столь велико.
Вторая цель менее значительна. Поскольку мое одностороннее перемирие с Борденом окончено, я, конечно же, хотел бы раскрыть тайну его иллюзии, чтобы в очередной раз его обойти.
31 июля 1898
У Оливии созрел план!
Прежде чем его описать, скажу, что в последние месяцы наша с Оливией страсть заметно остыла. У нас не бывает вспышек гнева или ревности, но в нашем доме висит туча безграничного равнодушия. Мы продолжаем мирно сосуществовать под одной крышей, она в своей квартире, я — в своей, подчас мы ведем себя как супружеская пара, но в наших отношениях нет ни любви, ни тепла. И все же что-то удерживает нас вместе.
Первая причина открылась мне сегодня вечером. Мы вместе поужинали у меня в квартире, но под конец она заторопилась к себе, прихватив бутылку джина. Я привык, что она теперь пьет в одиночку, и больше не высказываюсь на эту тему.
Но через несколько минут ко мне поднялась ее горничная, Люси, и попросила ненадолго спуститься вниз.
Я увидел, что Оливия сидит за ломберным столиком, перед нею стоят две или три початые бутылки и пара стаканов, а с другой стороны придвинуто еще одно кресло. Она жестом предложила мне сесть и плеснула в мой стакан джина. Чтобы перебить вкус, я добавил апельсинового сиропа.
— Робби, — заявила она со свойственной ей прямотой, — я хочу от тебя уйти.
В ответ я пробормотал что-то нечленораздельное. Вот уже несколько месяцев я ожидал подобного развития событий, хотя и не представлял, как себя поведу, если такое случится.
— Хочу от тебя уйти, — повторила она, — а потом вернуться. Догадываешься, в чем причина?
Я сказал, что не догадываюсь.
— Есть нечто такое, что влечет тебя сильнее, чем я. Думаю, если мне проникнуть в тот стан и добыть для тебя желаемое, я смогу надеяться на прежнее чувство.
Я ее заверил, что мои чувства нисколько не охладели, но она меня перебила:
— Мне все ясно. Вы с этим Борденом — как парочка влюбленных, которым вместе никак не ужиться. Скажешь, не так?
Сперва я попытался увильнуть от прямого ответа, но, увидев в ее глазах решимость, поспешил согласиться.
— Вот, гляди! — Она помахала свежим номером «Стейдж». — Читай. — Сложив газету пополам, она протянула ее мне. Одно из частных объявлений на первой полосе было обведено чернилами. — Это твой дружок Борден. Видишь, что ему нужно?
Требуется молодая женщина с приятными внешними данными на должность сценической ассистентки. Необходима хореографическая подготовка, физическая тренированность и выносливость. Работа связана с гастролями и сверхурочной занятостью во время выступлений и репетиций. Миловидная внешность обязательна. Также непременным условием является готовность участвовать в необычных и сложных выступлениях при большом стечении публики.
Наличие рекомендаций обязательно. Обращаться по адресу…
Далее следовал адрес студии Бордена.
— Он уже две недели дает объявление о найме ассистентки — видно, никак не может выбрать подходящую. Сдается мне, я ему пригожусь.
— Не хочешь ли ты сказать?..
— Ты же сам говорил, что лучше меня ассистентки не сыскать.
— Неужели ты?.. Собираешься работать на него? — Я сокрушенно покачал головой. — Неужели ты на это способна, Оливия?
— Ты ведь хочешь дознаться, как он выполняет свою иллюзию, правда?
Когда до меня дошел смысл этих слов, я остолбенел и восхищенно уставился на Оливию. Если она сумеет втереться к нему в доверие, поработать вместе с ним во время репетиций и представлений, получить свободный доступ в его студию, то очень скоро секрет Бордена будет у меня в руках.
Вскоре мы перешли к обсуждению деталей.
Я беспокоился, как бы он ее не узнал, но Оливия была на этот счет совершенно спокойна.
— Думаешь, я бы затеяла такое дело, если бы хоть на минуту допускала, что ему известно мое имя? — протянула она и напомнила мне, что на адресованном ей конверте рукою Бордена было написано «Хозяйке квартиры».
Мне подумалось, что самым серьезным препятствием станет отсутствие рекомендаций, ведь Оливия не работала ни у кого, кроме меня, но она сказала, что мне вполне по силам подделать какое угодно письмо.
И все же, признаюсь честно, меня терзали сомнения. Невыносимо было думать, что эта молодая красавица, которая ввергла мою жизнь в водоворот страстей, которая ради меня круто изменила свое собственное бытие, которая долгих пять лет почти во всем пользовалась моим доверием, готовится проникнуть в стан моего злейшего врага.
Два часа пролетели незаметно, пока мы обсуждали ее затею и разрабатывали план действий. Бутылка джина уже опустела, а Оливия все приговаривала:
— Я добуду для тебя его секрет, Робби. Ты ведь сам этого хочешь, правда?
Я не возражал и только повторял, что не хочу с ней расставаться.
Безжалостный Борден незримо присутствовал в комнате. Противоречивые чувства владели мной. С одной стороны, я торжествовал, предвкушая его окончательное поражение, а с другой — меня мучил страх при мысли о том, какой будет его месть, узнай он, что Оливия моя лазутчица. Когда я поделился этими сомнениями с Оливией, она ответила:
— Я вернусь к тебе, Робби, и принесу секрет Бордена…
Вскоре нас обоих охватило приятное возбуждение, игривое веселье и амурное настроение; к себе в квартиру я вернулся только сегодня, после завтрака!
Оливия сейчас у себя, сочиняет письмо Альфреду Бордену с предложением своих услуг. Мне нужно приниматься за подделку рекомендаций. В качестве обратного адреса для корреспонденции до востребования мы договорились указать адрес ее горничной; в целях дальнейшей конспирации Оливия возьмет девичью фамилию матери.
7 августа 1898
Прошла неделя после отправки письма Бордену, но ответа до сих пор нет. В каком-то смысле это неплохо, потому что все это время мы с Оливией воркуем словно голубки, ну совсем как в пору того безумного американского турне. Она несказанно похорошела и отказалась от джина.
14 августа 1898
Пришел ответ от Бордена (если быть точным, ответ пришел от его помощника по фамилии Элборн); просмотр состоится в начале следующей недели.
Я резко воспротивился нашему первоначальному плану, ибо в последние дни обрел новое счастье с Оливией; мне вовсе не улыбается отправлять ее в клешни Бордена… пусть даже эту уловку задумали мы с нею вместе.
Оливия твердо стоит на своем. Я ее отговариваю. Всячески принижаю роль нашей затеи, делаю вид, что вражда с Борденом не так уж страшна, пытаюсь все обратить в шутку.
К сожалению, за прошедшие месяцы и даже годы я давал Оливии слишком много возможностей рассуждать в одиночку.
18 августа 1898
Оливия ходила показываться Бордену; говорит, что дело сделано.
Пока ее не было, я не находил себе места от ужаса и досады. От Бордена можно ожидать чего угодно; я уже начал воображать, что он нарочно дал свое объявление, чтобы только заманить Оливию в капкан. Мне стоило больших трудов удержаться, чтобы не побежать за нею следом. Придя в студию, я занялся упражнениями перед зеркалом, чтобы только чем-то себя занять, но очень скоро вернулся домой и стал мерить шагами гостиную.
Оливия отсутствовала гораздо дольше, чем мы с нею предполагали, и я уже начал всерьез задумываться, что мне следует предпринять, как она вернулась — в радостном волнении, целая и невредимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Однако аплодисменты оказались скорее вежливыми, нежели восторженными.
13 мая 1897
После долгих упражнений и репетиций мы с Адамом довели номер с транспортацией до такого уровня, выше которого подняться просто невозможно. Адам, проработав со мною бок о бок полтора года, научился имитировать мои движения и жесты с поразительной точностью. В таком же костюме, как мой, в несложном гриме и (чрезвычайно дорогостоящем) парике он превращается в идеального двойника.
Тем не менее всякий раз, когда мы надеемся на головокружительный успех, публика, судя по весьма прохладному приему, остается равнодушной.
Ума не приложу, как еще можно усовершенствовать этот номер. Два года назад одно лишь обещание включить его в программу увеличивало мои гонорары вдвое. Сегодня он никого не волнует. Мне это не дает покоя.
1 июня 1897
До меня доходили слухи, что Борден «усовершенствовал» свой иллюзион, но до сих пор я оставлял их без внимания. Уже несколько лет я не бывал на его представлениях и тут подумал, что нам с Адамом не мешало бы съездить в Ноттингем, где Борден выступает уже неделю. (Сегодня меня ждут в Шеффилде, но я выехал из Лондона на сутки раньше, чем требовалось, чтобы по пути завернуть на выступление Бордена.)
Надев для маскировки седой парик и ненужные очки, придав пухлость щекам и облачившись в потрепанный сюртук, я занял место в третьем ряду. Сидя в каком-то десятке футов от Бордена, я следил за его манипуляциями.
Мне многое стало ясно! Борден значительно переработал свой номер. Он более не прячется внутри ящиков. Он более не швыряет и не ловит ни мячей, ни цилиндров (сам я этим грешил вплоть до нынешней недели). И не пользуется услугами двойника.
Заявляю со всей уверенностью: Борден не пользуется услугами двойника. Лучше меня в этом вопросе не разбирается никто. Двойника я вижу невооруженным глазом. Вне всякого сомнения, Борден работает один.
Первая часть его номера выполнялась на фоне драпировки, которая загораживала сцену вплоть до кульминации. Когда полог был поднят, зрителям открылись теснящиеся во множестве сосуды, из которых вырывался пар, коробки с проводами, колбы и пробирки, а надо всем этим царил клубок поблескивающих электрических проводов. Зрелище напоминало лабораторию алхимика.
Борден прохаживался среди этого реквизита, изображая французского профессора на все тот же нелепый манер, и разглагольствовал об опасностях работы с электрическим током. В какие-то моменты он соединял концы проводов или опускал их в колбы с газом, и тогда публика видела пугающие вспышки света или слышала подобие взрывов. Вокруг его туловища летали искры, а над головой повисло облачко голубоватого дыма.
Когда приготовления подошли к концу, из оркестра донеслась барабанная дробь. Он схватил два толстых провода и драматическим жестом соединил их концы.
Последовала ослепительная вспышка, во время которой и состоялось перемещение. Прямо у нас на глазах Борден испарился со своего места (два толстых провода зазмеились по полу, с шипением выплевывая искры) и в тот же миг появился на противоположной стороне сцены — не менее чем в семи метрах от прежнего места!
Обычным способом он не смог бы мгновенно преодолеть такое расстояние. Перемещение оказалось слишком стремительным, слишком безупречным. Он появился с согнутыми руками, в которых, как могло показаться, до сих пор сжимал концы проводов, те самые, которые все так же картинно змеились по сцене.
Под гром аплодисментов Борден шагнул вперед, на поклоны. У него за спиной шипел и дымился аппарат, причудливым образом оттеняя заурядность его персоны.
Под нарастающую бурю оваций он сунул руку в нагрудный карман, словно собирался что-то достать. Сдержанно улыбаясь, он всем своим видом призывал зрителей попросить его получше. Разумеется, аплодисменты сделались еще громче, его улыбка стала шире, и рука извлекла из кармана… бумажный цветок ядовито-розового цвета.
Этот трюк отсылал к предыдущему номеру, когда одна из зрительниц выбрала из букета цветок, тут же пропавший неизвестно куда. Теперь, узрев пропавшую розочку, публика пришла в восторг. Борден поднял цветок над головой — вне всякого сомнения, это был тот самый, который выбрала женщина. Дождавшись, чтобы все в этом удостоверились, он повернул бумажный венчик другой стороной к залу и показал, что лепестки частично обуглились, словно опаленные адским пламенем! Бросив многозначительный взгляд в сторону своего аппарата, Борден напоследок низко поклонился и ушел со сцены.
Аплодисменты еще долго не смолкали; признаюсь, я тоже хлопал вместе со всеми.
Ну почему, с какой стати мой собрат-иллюзионист, столь талантливый, столь умелый, профессионал высшей марки, продолжает изводить меня своими каверзами?
5 марта 1898
Много работал; не было времени раскрыть дневник.
Уже не первый раз записи разделяет срок в несколько месяцев. Сегодня (в выходной день) у меня не планируется никаких выступлений, поэтому можно сделать краткие заметки.
Например, о том, что мы с Адамом после поездки в Ноттингем не включали номер с транспортацией в нашу программу.
Но все равно, наш великий иллюзионист без малейшего повода дважды устраивал мне каверзы прямо на сцене. Оба раза моя программа оказывалась под угрозой срыва. В первом случае мне удалось обратить дело в шутку, а во второй раз я пережил несколько крайне неприятных минут, почти смирившись с неминуемым провалом.
В результате мне пришлось сбросить маску молчаливого презрения.
У меня остаются две практически недостижимые цели. Первая — установить хоть какое-то подобие примирения с Джулией и детьми. Знаю, они для меня безвозвратно потеряны, но невыносимо сознавать, что отчуждение столь велико.
Вторая цель менее значительна. Поскольку мое одностороннее перемирие с Борденом окончено, я, конечно же, хотел бы раскрыть тайну его иллюзии, чтобы в очередной раз его обойти.
31 июля 1898
У Оливии созрел план!
Прежде чем его описать, скажу, что в последние месяцы наша с Оливией страсть заметно остыла. У нас не бывает вспышек гнева или ревности, но в нашем доме висит туча безграничного равнодушия. Мы продолжаем мирно сосуществовать под одной крышей, она в своей квартире, я — в своей, подчас мы ведем себя как супружеская пара, но в наших отношениях нет ни любви, ни тепла. И все же что-то удерживает нас вместе.
Первая причина открылась мне сегодня вечером. Мы вместе поужинали у меня в квартире, но под конец она заторопилась к себе, прихватив бутылку джина. Я привык, что она теперь пьет в одиночку, и больше не высказываюсь на эту тему.
Но через несколько минут ко мне поднялась ее горничная, Люси, и попросила ненадолго спуститься вниз.
Я увидел, что Оливия сидит за ломберным столиком, перед нею стоят две или три початые бутылки и пара стаканов, а с другой стороны придвинуто еще одно кресло. Она жестом предложила мне сесть и плеснула в мой стакан джина. Чтобы перебить вкус, я добавил апельсинового сиропа.
— Робби, — заявила она со свойственной ей прямотой, — я хочу от тебя уйти.
В ответ я пробормотал что-то нечленораздельное. Вот уже несколько месяцев я ожидал подобного развития событий, хотя и не представлял, как себя поведу, если такое случится.
— Хочу от тебя уйти, — повторила она, — а потом вернуться. Догадываешься, в чем причина?
Я сказал, что не догадываюсь.
— Есть нечто такое, что влечет тебя сильнее, чем я. Думаю, если мне проникнуть в тот стан и добыть для тебя желаемое, я смогу надеяться на прежнее чувство.
Я ее заверил, что мои чувства нисколько не охладели, но она меня перебила:
— Мне все ясно. Вы с этим Борденом — как парочка влюбленных, которым вместе никак не ужиться. Скажешь, не так?
Сперва я попытался увильнуть от прямого ответа, но, увидев в ее глазах решимость, поспешил согласиться.
— Вот, гляди! — Она помахала свежим номером «Стейдж». — Читай. — Сложив газету пополам, она протянула ее мне. Одно из частных объявлений на первой полосе было обведено чернилами. — Это твой дружок Борден. Видишь, что ему нужно?
Требуется молодая женщина с приятными внешними данными на должность сценической ассистентки. Необходима хореографическая подготовка, физическая тренированность и выносливость. Работа связана с гастролями и сверхурочной занятостью во время выступлений и репетиций. Миловидная внешность обязательна. Также непременным условием является готовность участвовать в необычных и сложных выступлениях при большом стечении публики.
Наличие рекомендаций обязательно. Обращаться по адресу…
Далее следовал адрес студии Бордена.
— Он уже две недели дает объявление о найме ассистентки — видно, никак не может выбрать подходящую. Сдается мне, я ему пригожусь.
— Не хочешь ли ты сказать?..
— Ты же сам говорил, что лучше меня ассистентки не сыскать.
— Неужели ты?.. Собираешься работать на него? — Я сокрушенно покачал головой. — Неужели ты на это способна, Оливия?
— Ты ведь хочешь дознаться, как он выполняет свою иллюзию, правда?
Когда до меня дошел смысл этих слов, я остолбенел и восхищенно уставился на Оливию. Если она сумеет втереться к нему в доверие, поработать вместе с ним во время репетиций и представлений, получить свободный доступ в его студию, то очень скоро секрет Бордена будет у меня в руках.
Вскоре мы перешли к обсуждению деталей.
Я беспокоился, как бы он ее не узнал, но Оливия была на этот счет совершенно спокойна.
— Думаешь, я бы затеяла такое дело, если бы хоть на минуту допускала, что ему известно мое имя? — протянула она и напомнила мне, что на адресованном ей конверте рукою Бордена было написано «Хозяйке квартиры».
Мне подумалось, что самым серьезным препятствием станет отсутствие рекомендаций, ведь Оливия не работала ни у кого, кроме меня, но она сказала, что мне вполне по силам подделать какое угодно письмо.
И все же, признаюсь честно, меня терзали сомнения. Невыносимо было думать, что эта молодая красавица, которая ввергла мою жизнь в водоворот страстей, которая ради меня круто изменила свое собственное бытие, которая долгих пять лет почти во всем пользовалась моим доверием, готовится проникнуть в стан моего злейшего врага.
Два часа пролетели незаметно, пока мы обсуждали ее затею и разрабатывали план действий. Бутылка джина уже опустела, а Оливия все приговаривала:
— Я добуду для тебя его секрет, Робби. Ты ведь сам этого хочешь, правда?
Я не возражал и только повторял, что не хочу с ней расставаться.
Безжалостный Борден незримо присутствовал в комнате. Противоречивые чувства владели мной. С одной стороны, я торжествовал, предвкушая его окончательное поражение, а с другой — меня мучил страх при мысли о том, какой будет его месть, узнай он, что Оливия моя лазутчица. Когда я поделился этими сомнениями с Оливией, она ответила:
— Я вернусь к тебе, Робби, и принесу секрет Бордена…
Вскоре нас обоих охватило приятное возбуждение, игривое веселье и амурное настроение; к себе в квартиру я вернулся только сегодня, после завтрака!
Оливия сейчас у себя, сочиняет письмо Альфреду Бордену с предложением своих услуг. Мне нужно приниматься за подделку рекомендаций. В качестве обратного адреса для корреспонденции до востребования мы договорились указать адрес ее горничной; в целях дальнейшей конспирации Оливия возьмет девичью фамилию матери.
7 августа 1898
Прошла неделя после отправки письма Бордену, но ответа до сих пор нет. В каком-то смысле это неплохо, потому что все это время мы с Оливией воркуем словно голубки, ну совсем как в пору того безумного американского турне. Она несказанно похорошела и отказалась от джина.
14 августа 1898
Пришел ответ от Бордена (если быть точным, ответ пришел от его помощника по фамилии Элборн); просмотр состоится в начале следующей недели.
Я резко воспротивился нашему первоначальному плану, ибо в последние дни обрел новое счастье с Оливией; мне вовсе не улыбается отправлять ее в клешни Бордена… пусть даже эту уловку задумали мы с нею вместе.
Оливия твердо стоит на своем. Я ее отговариваю. Всячески принижаю роль нашей затеи, делаю вид, что вражда с Борденом не так уж страшна, пытаюсь все обратить в шутку.
К сожалению, за прошедшие месяцы и даже годы я давал Оливии слишком много возможностей рассуждать в одиночку.
18 августа 1898
Оливия ходила показываться Бордену; говорит, что дело сделано.
Пока ее не было, я не находил себе места от ужаса и досады. От Бордена можно ожидать чего угодно; я уже начал воображать, что он нарочно дал свое объявление, чтобы только заманить Оливию в капкан. Мне стоило больших трудов удержаться, чтобы не побежать за нею следом. Придя в студию, я занялся упражнениями перед зеркалом, чтобы только чем-то себя занять, но очень скоро вернулся домой и стал мерить шагами гостиную.
Оливия отсутствовала гораздо дольше, чем мы с нею предполагали, и я уже начал всерьез задумываться, что мне следует предпринять, как она вернулась — в радостном волнении, целая и невредимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51