А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вот в чем главная дилемма моего существования.
Вчера я выступал в Бэлеме, что в юго-западной части Лондона. Между дневным и вечерним представлениями у меня был двухчасовой перерыв. Как обычно, я заперся у себя в гримерной, включил ночник, задернул шторы, прилег на кушетку и заснул.
Когда я проснулся…
Или не проснулся? Может, мне это померещилось? Или приснилось?
Когда я проснулся, передо мной стоял призрак Руперта Энджера с длинным кинжалом в руках. Не успел я пошевелиться или позвать на помощь, как он метнулся ко мне, очутился на краю кушетки и через мгновение уже сидел на мне верхом. Занеся кинжал, он направил лезвие прямо мне в сердце.
— Готовься к смерти, Борден, — прохрипел он свирепым шепотом.
Во время этой адской сцены мне показалось, что он ничего не весит, что его можно запросто стряхнуть на пол, но я обессилел от ужаса. Схватив его за предплечья, чтобы не дать ему проткнуть меня кинжалом, я с изумлением обнаружил, что он покрыт все тем же маслянистым зельем. Чем яростнее было мое сопротивление, тем быстрее выскальзывала из-под моих пальцев его омерзительная плоть. На меня веяло зловонным дыханием, затхлостью, мертвечиной.
Я в ужасе ахнул, ощутив острое лезвие.
— Ну! Признавайся, Борден! Ты кто? Который из двоих?
Меня душил страх, что кинжал в любую секунду пронзит мне грудь и вопьется в сердце.
— Говори правду, или тебе не будет пощады! — Острие жалило все сильнее.
— Мне нечего сказать, Энджер! Теперь я и сам не знаю!
Все завершилось так же внезапно, как и началось. Его лицо было в нескольких дюймах от моего, я видел перед собою злобный оскал, ощущал тошнотворное дыхание. Острие кинжала уже вспороло мне кожу! Страх за свою жизнь придал мне храбрости. Размахнувшись, я ударил его по лицу, потом еще и еще. Не жалея кулаков, я молотил его до тех пор, пока он не откинулся назад. Дьявольская сила, давившая мне на сердце, ослабла. Почувствовав свой перевес, я сцепил руки в замок и что есть мочи ткнул куда попало. Враг с воплем отпрянул, и кинжал взметнулся в воздух. Однако Энджер все еще сидел на мне верхом. Тогда я вложил в удар всю свою силу и при этом дернулся, чтобы враг потерял равновесие. К моему несказанному облегчению, маневр удался. Смертоносный клинок, отскочив от стены, упал на пол, а призрак откатился в сторону.
Тем не менее он проворно вскочил, но держался поодаль и не сводил с меня настороженного взгляда, опасаясь новой атаки. Я сел, не спуская ног, и приготовился держать удар. Передо мной маячил фантом ужаса, дух злейшего врага всей моей жизни.
Сквозь его полупрозрачное туловище просвечивал огонек ночника.
— Убирайся, — прохрипел я. — Ты мертвец! Тебе со мной нечего делить!
— Равно как и тебе со мной, Борден! Но я не стану тебя убивать: моя месть будет куда страшнее. Ты будешь вечно жалеть о содеянном! Вечно!
Призрак Руперта Энджера шагнул к запертой двери и легко прошел ее насквозь. Теперь о нем не напоминало ничто, кроме отвратительного трупного зловония.
Это наваждение сковало меня страхом; я так и остался неподвижно сидеть на кушетке, пока не услышал гонг к началу представления. Вскоре явился мой костюмер, который обнаружил, что дверь заперта; его настойчивый стук вывел меня из оцепенения.
Кинжал Энджера я нашел на полу в гримерной; он хранится у меня по сей день. Это настоящий кинжал. Он побывал в руках призрака.
Все потеряло смысл. Больно дышать, больно двигаться; я до сих пор чувствую, как острие клинка упирается мне в сердце. Я сижу в своей квартире и не знаю, что делать и кто же я такой.
Каждое написанное здесь слово истинно, в каждом — правда моей жизни. Мои руки пусты, я честным взглядом смотрю вам в глаза. Вот так я живу, но это ни о чем не говорит.
В одиночку я пойду до конца.

Часть третья.
Кейт Энджер
Глава 1
В то время мне было всего пять лет, но я ничуть не сомневаюсь, что эти события произошли на самом деле. Знаю, что детская память может сыграть злую шутку, особенно ночью, после ужасного потрясения. Знаю: люди нередко составляют мозаику воспоминаний из фрагментов реальности, из собственных впечатлений или из рассказов других, нередко выдавая желаемое за действительное. В этом смысле я такая же, как все, поэтому мне понадобились долгие годы, чтобы восстановить истинную картину происшедшего.
А произошло нечто жестокое, необъяснимое — почти наверняка это был преступный акт. Он поломал судьбы большинства из тех, кто был к нему причастен. Мне самой он тоже разбил жизнь.
Сейчас я готова описать те события, которые видела своими глазами, но это будет взгляд с расстояния прожитых лет.
Мой отец — лорд Колдердейл в шестнадцатом поколении. Это титул, а по фамилии мы — Энджеры. Моего отца звали Виктор Эдмунд; он был сыном Эдварда, единственного сына Руперта Энджера. Таким образом, Руперт Энджер, он же Великий Дантон, он же 14-й граф Колдердейл, приходится мне прадедом.
Моя мать носила имя Дженнифер, хотя дома отец всегда называл ее Дженни. Они познакомились, когда он работал в министерстве иностранных дел, где провел все годы Второй мировой войны. Отец не был профессиональным дипломатом: когда началась война, он по состоянию здоровья пошел не в армию, а на гражданскую службу. В университете он изучал немецкую литературу, а в тридцатые годы жил какое-то время в Лейпциге, поэтому британское правительство сочло его знания полезными для военного времени. В его обязанности, очевидно, входил, среди прочего, перевод добытых разведкой приказов верховного командования Германии. Родители познакомились в 1946 году, когда ехали поездом из Берлина в Лондон. Молодому дипломату приглянулась медсестра, которая возвращалась в Англию по окончании срока службы в западной зоне оккупации в столице Германии.
Поженились они в 1947 году, и примерно в то же время отец был освобожден от работы в Форин-офисе. Они осели здесь, в Колдлоу, где впоследствии родились и мы с сестрой. Мне почти ничего не известно о том отрезке времени, что предшествовал нашему рождению, равно как и о причинах, по которым они так долго не обзаводились детьми. Родители много путешествовали, но двигало ими, мне кажется, не столько похвальное желание увидеть мир, сколько стремление избежать скуки. Их брак оказался далеко не безоблачным. Мама на какое-то непродолжительное время уходила от отца в конце 50-х годов; я об этом узнала много лет спустя, ненароком подслушав ее разговор с Каролиной, моей тетушкой по материнской линии. Моя сестра Розали появилась на свет в 1962 году, а я — следом за ней, в 1965-м. Отцу тогда было почти пятьдесят, а матери под сорок.
Как и большинство людей, я плохо помню свое раннее детство. Память подсказывает, что в доме у нас всегда было холодно: на постели могла лежать целая кипа одеял, а под ними — горячая грелка, но я вечно мерзла. Может быть, мне припоминается только одна зима или один месяц, а то и неделя одной зимы, но даже сейчас кажется, что так было всегда. Зимой наш дом протопить невозможно; ветер гуляет по долине с октября до середины апреля. Снег не сходит по три месяца кряду. Мы всегда сжигали много поленьев; на дрова пускали деревья, растущие в поместье. То же самое делаем и сейчас, хотя дрова, в отличие от угля или электричества, — топливо малоэффективное. Жили мы в обособленном небольшом флигеле, так что в детстве я не догадывалась об истинных размерах дома.
Восьми лет от роду меня отправили в школу-интернат для девочек неподалеку от Конглтона, но раннее детство я провела дома, с матерью. В четыре года меня стали водить в детский сад, расположенный в прилегающей к поместью деревне Колдлоу, а позже определили в начальную школу в соседней деревне под названием Болдон, что по дороге в Чепэл. В школу и обратно меня возили в черном отцовском «стандарте», которым с предельной осторожностью управлял мистер Стимпсон. Он сам да его жена составляли всю нашу прислугу. В довоенное время родители держали многочисленную челядь, но с войной все переменилось. С 1939 по 1940 год в имении разместили беженцев из Манчестера, Шеффилда и Лидса, а также устроили школу для их детей. В 1941 году главная часть здания была реквизирована Королевскими ВВС, и с тех пор наша семья там не живет. Сейчас я занимаю в доме лишь один флигель — тот, в котором прошло мое детство.
Если к этому посещению и велась какая-то подготовка, то мы с Розали об этом не догадывались; но вот у главных ворот остановился незнакомый автомобиль, и Стимпсон пошел вниз, чтобы впустить визитеров. Это было в те времена, когда в доме размещался Совет графства Дербишир; по его требованию, на субботу и воскресенье ворота запирались.
К дому подъехала машина «мини». Краска ее кузова утратила блеск, передний бампер пострадал от какого-то столкновения, а вокруг окон желтела ржавчина. Непривычно было видеть такое транспортное средство на въезде в наш дом. Видимо, круг знакомств моих родителей составляли люди со средствами или с положением, хотя в то время для нашей семьи настали довольно трудные времена.
Сидевший за рулем мужчина обернулся и взял на руки маленького мальчика, который спал на заднем сиденье, а когда тот проснулся, прижал его к плечу. Мы с Розали видели, как Стимпсон вернулся к машине за их багажом, но тут нам велели спуститься из детской и поздороваться. Все собрались в главной гостиной. Родители наши были нарядно одеты, как будто по торжественному случаю, а приехавшие выглядели куда скромнее.
Нас представили официальным образом; в нашей семье светским манерам придавалось большое значение, и мы с сестрой были воспитаны в соответствующем духе. Посетителя звали Клайв Борден, а его маленького сына — Николас, или Ники. Ребенку было года два; иными словами, он оказался на три года младше меня и на пять лет младше моей сестры. Похоже, матери у него не было; во всяком случае, отсутствие миссис Борден с нами не обсуждалось.
В результате собственных розысков я впоследствии узнала кое-какие подробности об этой семье. Так, например, мне стало известно, что жена Клайва Бордена умерла вскоре после рождения сына. В девичестве ее звали Диана Руфь Эллингтон, она происходила из Хэтфилда в графстве Хартфордшир. Николас был ее единственным ребенком. Сам Клайв Борден был сыном Грэма, а тот — сыном известного иллюзиониста Альфреда Бордена. Следовательно, Клайв Борден приходился внуком злейшему врагу Руперта Энджера, а Ники, почти мой ровесник, ему же приходился правнуком.
Естественно, в то время мы с сестрой ничего об этом не знали; через несколько минут мама предложила, чтобы мы отвели Ники в детскую и показали ему наши игрушки. Мы смиренно подчинились, как диктовало наше воспитание; при этом безотказная миссис Стимпсон неотступно находилась рядом и держала нас под присмотром.
Что происходило в это время между взрослыми, можно только гадать, но они были чем-то заняты до самого вечера. Клайв Борден приехал вскоре после ленча, а мы, дети, играли втроем, не прерываясь, чуть ли не до темноты. Миссис Стимпсон без устали нас занимала: поощряла к совместным играм, пока нам было интересно, а когда игры надоедали, читала вслух книжки или придумывала новые забавы. Она отводила нас в туалет, давала что-то перекусить и попить. Мы с сестрой росли в окружении дорогих игрушек; при всей детской неопытности, нам было ясно, что Ники не привык к таким роскошествам. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что игрушки девочек были не так уж интересны двухлетнему мальчугану. Так или иначе, длинный день мы благополучно скоротали, и, насколько мне помнится, ни разу не повздорили.
О чем же шел разговор внизу?
Полагаю, эта встреча была задумана как очередная попытка обеих семей уладить вражду, начатую нашими предками. Не знаю, почему они, то есть мы, никак не могли похоронить прошлое, но похоже, в плоть и кровь обеих сторон глубоко вошла привычка устраивать возню вокруг той давней склоки. Разве хоть когда-нибудь — теперь или прежде — кому-то было дело до двух иллюзионистов, готовых вцепиться друг другу в глотки? Сколь ни сильна была взаимная злоба, ненависть и зависть этих двух стариков, какое это могло иметь отношение к их потомкам, живущим совсем другими заботами, совсем иной жизнью? Наверно, с точки зрения здравого смысла, ответ ясен, но кровавые и кровные страсти не подчиняются законам разума.
Что же касается Клайва Бордена, следование законам здравого смысла, похоже, не было его отличительной чертой, вне зависимости от судеб его предков. Мне с трудом удалось собрать о нем хоть какие-то сведения. Я установила, что он родился в западной части Лондона. Детство у него было совершенно заурядное, если не считать спортивных успехов. После школы он поступил в колледж в Лоуборо, но бросил учебу после первого курса. В последующие десять лет он зачастую не имел крыши над головой и жил, по-видимому, у родственников и знакомых. Несколько раз в нетрезвом виде задерживался полицией за нарушение общественного порядка, но ухитрился ни разу не попасть под суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов