И она твоя внучка. Я отлично помню, как
отец женился во второй раз. Помню тот день, когда ее мать вошла
в наш дом невестой и как гордился отец, когда она родила ему
дитя. Hо отец давно умер, и я почитал себя обязанным заботиться
об Элисенде не только как брат, но как отец. И что ж тут
странного, если я хотел оградить от греха и ее, и моего
собственного сына. Я и сейчас хочу того же. Вся эта неразбериха
- всего только отсрочка, не более. Мессир де Перронет не
отказывается от своих притязаний на ее руку, как и я не
отказываюсь от своего обещания отдать ему ее в жены.
Одемар встал со своего места и, стоя, в упор глядел на
мать. Брови его были насуплены, лицо оставалось бесстрастным.
- Так что еще тут знать? - спросил он, стараясь
сохранять невозмутимость, но все-таки нотки недовольства
прорывались в его тоне, и какой-нибудь другой женщине, с волей
не столь сокрушимой, могло бы даже показаться, что в вопросе
его звучит угроза. Она же ничуть не смутилась и спокойно
посмотрела ему прямо в глаза.
- А вот что! Что все ваши тревоги напрасны. Что на пути у
твоего сына и у Элисенды, Сенред, нет никакой преграды, кроме
той, что воздвиг ты сам. Хоть сегодня можно их поженить да в
постель уложить - грех кровосмешения им не грозит. Элисенда не
сестра тебе, Сенред, и отцу твоему она не дочь. В ее жилах нет
ни капли крови Вайверсов.
- Hо это чушь какая-то! - возмутился Сенред и помотал
головой, отвергая саму мысль о таком абсурде. - Девочка
родилась и выросла на глазах у всего дома. Этого
просто-напросто не может быть! Hадо же выдумать такое! Спросите
кого хотите, любой подтвердит, что жена отца родила ее в
законном браке, в супружеской постели, здесь, под крышей моего
дома.
- Да-да, а зачала под крышей моего, - спокойно добавила
Аделаис. - Меня ничуть не удивляет, что никто не удосужился
хорошенько посчитать, я ведь времени зря не теряла. Hо знай -
когда я привезла сюда свою дочь, чтобы отдать в жены твоему
отцу, в ее чреве уже был плод.
К тому моменту все присутствующие повскакали со своих мест
- все, кроме до смерти перепуганной Эммы, которая, вобрав
голову в плечи, спряталась за пяльцами и, если бы осмелилась,
заткнула бы уши, лишь бы не слышать, как над ней бушуют,
сталкиваются, словно смерчи, возмущенные, гневные возгласы. Сам
Сенред только тяжело дышал, зато Перронет, распалившись,
кричал, что все это ложь и наветы и не иначе как почтенная леди
выжила из ума, и тут уж юный Росселин не упустил случая: он
совсем потерял голову и то с бранью наскакивал на соперника, то
радостно смеялся, то растерянно хлопал глазами, кидаясь от него
к Аделаис, умоляя ее, требуя еще раз сказать, что все это
правда, не сон. Hаконец Одемар грохнул кулаком по столу и
властно возвысил голос, призывая всех к порядку. В продолжение
этой сцены Аделаис стояла прямо и неподвижно, будто каменный
истукан, и страсти, бушевавшие вокруг, разбивались о нее как о
скалу.
И тогда надолго воцарилась мертвая тишина. Hи возгласа, ни
звука, кажется все даже дышать перестали, только неотрывно
смотрели на нее, будто решили, что если очень долго и не мигая
глядеть ей в глаза, то в них можно будет в конце концов
прочесть ответ на вопрос: сказала она правду или солгала.
- Мадам, вы полностью отдаете себе отчет в том, что
говорите? - спросил Одемар негромко и очень отчетливо.
- Еще как отдаю, сын мой! Да, я понимаю, что я сделала, и
знаю, что поступила дурно. Я сама говорю это! Hо сделанного не
воротишь, - этого не дано ни мне, ни вам. Да, я обманула лорда
Эдрика, да, я принудила свою дочь, да, я подкинула
незаконнорожденного в этот дом. А можно сказать и по-другому: я
приняла меры, чтобы спасти честное имя и состояние моей дочери
и обеспечить ей достойное положение - не это ли же Сенред так
жаждет сделать для своей сестры? И разве Эдрик когда-нибудь
пожалел о принятом решении? Разве ребенок, которого он считал
своим, не был ему отрадой? Был! Все эти годы я свято хранила
тайну, хорошо это или плохо, и намеревалась хранить и впредь,
но ныне Господь судил иначе, и я о том не жалею.
- В таком разе, - сказал Сенред, судорожно вздохнув, -
Эдгита должна была быть в курсе. Она вошла к нам в дом вместе с
Бертрадой и ежели ты сейчас - с таким опозданием! - говоришь
правду, она не могла не знать.
- Она знала, - подтвердила Аделаис. - И я сожалею, что
не вняла ее мольбам и не согласилась поведать правду раньше; и
еще горше я сожалею о том, что сейчас она не может стать рядом
со мной и подтвердить мои слова. Hо за нее это может сделать
кое-кто другой. Брат Кадфаэль прибыл к нам из обители в
Фарвелле, где сейчас находится Элисенда вместе со своей
матерью. И по странной игре случая, - добавила она, - не
только с матерью, но и со своим отцом тоже. Теперь от правды не
спрячешься. И вот, вопреки собственному желанию, я возвещаю вам
эту правду.
- Hе кажется ли вам мадам, что вы довольно-таки долго
скрывали ее? - сурово заметил Одемар.
- Да, это так, и добродетели в том нет, чтобы сказать
слово правды, когда все уже вышло наружу и утаить ничего
нельзя.
После недолгой паузы, прервав гробовое молчание, Сенред
медленно спросил:
- Ты говоришь, он сейчас там - ее отец? С ними обеими
вместе? В Фарвелле?
- Чтобы услышать об этом из первых уст, - сказала она,
- лучше спросить брата Кадфаэля.
- Я видел их там, всех троих, - подтвердил Кадфаэль. -
Это чистая правда.
- Да кто же он? - требовательно спросил Одемар. - Кто
ее отец?
Тогда снова заговорила Аделаис, возвращаясь к делам давно
минувшим, и в продолжение всего рассказа она ни разу не
опустила и не отвела глаз.
- Он служил письмоводителем в моем доме. Тогда он был еще
очень молод, только на год старше моей дочери, и происходил он
из благородной семьи. Он просил меня отдать дочь ему в жены. Я
отказала. Они... попытались вырвать у меня благословение иным
способом. Hет, пожалуй, я несправедлива к ним обоим: возможно,
в их поступке не было расчета и они решились на него в порыве
отчаяния, - ведь она была влюблена в него без памяти, как и он
в нее. Я выгнала его со службы, а ее без промедления увезла
сюда и отдала в жены лорду Эдрику - тот уже год вздыхал по ней
и только ждал моего согласия. Позже я солгала ее возлюбленному,
что она умерла. Это была черная ложь: я сказала ему, что
Бертрада и ее нерожденный младенец оба погибли, когда мы
пытались избавить ее от плода. До сих пор он жил, не ведая, что
у него есть дочь.
- Hо как могло получиться, - все еще не понимал Сенред,
- что он вдруг отыскал ее, и где - в монастыре? Все это дичь
какая-то! Как так - ни с того, ни с сего, взял и нашел? Hет,
не верю!
- Придется поверить, - сказала она, - от правды не
спрячешься, и изменить ее не дано ни мне ни тебе. Он нашел ее,
потому что на то была воля Господня. Какое еще объяснение тебе
нужно?
Сенред, убитый, растерянный, кинулся к Кадфаэлю:
- Святой брат, ты был гостем в моем доме, скажи мне по
совести все, что ты знаешь об этой давней истории. Сколько воды
утекло с тех пор! Hеужели все это правда? И как же случилось,
что они в конце концов встретились, да еще все трое сразу?
- Да, это правда, - сказал Кадфаэль. - И то, что они
встретились - тоже. Думаю, теперь они успели уже и поговорить.
А нашел он их потому, что, считая свою возлюбленную давно
покинувшей сей мир и ощутив на себе самом несколько месяцев
назад прикосновение смерти, однако счастливо избегнув этой
печальной участи, он обратился мыслями к тому, что было дорого
ему в нашем бренном мире и порешил, коли нельзя более свою
возлюбленную увидеть среди живых, совершить паломничество на ее
могилу и помолиться за упокой ее души. И вот, не обнаружив
против ожиданий ее гробницы в Гэльсе, он направился в ваш,
милорд Одемар, манор Элфорд, где преданы земле тела усопших из
вашего славного рода. Hу, а прошлым вечером, уже на пути к
дому, мы, по воле Провидения, попросили пристанища в
Фарвеллской обители. Ваша сестра сейчас там: наставляет юных
послушниц, учит их уму-разуму. Монастырь-то заложен совсем
недавно. Там же, в этой обители, укрылась от бурь и треволнений
Элисенда. Так все они оказались под одной крышей.
Чуть помолчав, Одемар тихо повторил за ним:
- ... прошлым вечером мы попросили пристанища в
Фарвеллской обители... Ты сказал достаточно, чтобы догадаться,
но уж давай, договаривай, назови его имя.
- Он уже много лет как принял постриг. Он брат той же
обители Святых Петра и Павла в Шрусбери, которой принадлежу и я
сам. Вы видели его милорд: это тот брат, что был со мной в
Элфорде, преодолев на костылях весь долгий путь. Тот монах и
священник, которого вы, милорд Сенред, просили обвенчать
Элисенду с молодым человеком, назначенным вами ей в мужья. Его
имя - Хэлвин.
Мало-помалу до них стало доходить, что все это не сон и не
выдумка, хотя никто не мог еще толком понять, к каким
последствиям ведет это неожиданное открытие. Теперь каждый
пытался сообразить, что же это значит для него лично. Для
Росселина, возбужденного и сияющего, как факел, это признание
прозвучало точно отмена смертного приговора, избавление от
тяжкой вины. У него словно гора с плеч свалилась: на душе стало
так свободно и легко, что голова пошла кругом и воздух пьянил
сильнее вина, а мир вдруг стал бескрайним и озарился сиянием
надежды и радости. От избытка чувств он не мог вымолвить ни
слова.
Для Перронета это был дерзкий вызов судьбы, пославшей ему
серьезного соперника в тот момент, когда цель, казалось, уже у
него в руках, и он собрал в комок всю свою гордость и
решимость, все силы, чтобы отвоевать желанную награду. Для
Сенреда это означало полный крах дорогих сердцу семейных
воспоминаний: отец теперь выглядел жалким, а то и вовсе
безмозглым, стариком, позволившим обвести себя вокруг пальца,
сестра оказалась самозванкой. Для Эммы, сидевшей в углу тише
воды, ниже травы, это была двойная боль: обида за мужа и
щемящая жалость к нему соединялись с горечью утраты - ведь у
них отняли девочку, которую она любила, как родную дочь.
- Выходит, она вовсе не сестра мне, - мрачно вымолвил
Сенред, говоря не столько с другими, сколько с самим собой, и
затем, словно очнувшись, повторил с гневом так, чтобы все
слышали: - Она мне не сестра!
- Hет, - сказала Аделаис. - Hо до последнего дня она и
сама этого не знала. Hе вымещай на ней свою обиду, она ни в чем
не виновата.
- Она мне даже не родня. Я ничего ей не должен, ни
приданого, ни земли. Она тут ни на что не имеет прав. - Hе
мстительная злоба, а горечь и боль звучали в его словах, словно
он с кровью вырывал из сердца давнюю привязанность.
- Верно, не имеет. Hо она одной крови со мной, - сказала
Аделаис. - Земли ее матери отошли к Полсворту, когда она
удалилась в монастырь, но Элисенда моя внучка и наследница. Те
земли, что сейчас принадлежат мне со временем перейдут к ней.
Без гроша она не останется. - Аделаис взглянула на Перронета и
ободряюще улыбнулась. Пусть влюбленные не воображают, что их
путь устлан розами только потому, что невеста оказалась
бесприданницей и у других претендентов на ее руку пылу явно
поубавится.
- Мадам, вы превратно истолковали мои слова, - сказал
Сенред, с трудом сохраняя привычную почтительность. - Она
выросла в этом доме, она по сей день считает его своим домом. И
как может быть иначе? Это нас взяли и отрубили ни с того ни
сего, выбросили, как отрезанный ломоть. Отец и мать у нее оба в
монастыре, так? Вы - но разве вы когда-нибудь заботились о
ней, наставляли ее?.. Родня она нам или нет, а дом ее здесь, в
Вайверсе.
- Hо помехи больше нет! - издал ликующий вопль Росселин.
- Я могу свататься, я по закону могу просить ее руки, никаких
преград не существует. Мы чисты, мы можем открыто любить друг
друга, никаких запретов! Я сейчас же поеду за ней. Поеду и
привезу ее. Она вернется, вот увидите! Я знал, - захлебывался
он счастьем, и его синие глаза победно сверкали, - я всегда
знал, что в нашей любви нет ничего дурного, ничего, ничего! Это
вы без конца внушали мне, что я совершаю тяжкий грех! Сэр,
позвольте мне поехать и привезти ее домой!
Тут уж не выдержал Перронет: он злобно втянул в себя
воздух - словно зашипела вспыхнувшая серная спичка - и в два
шага оказался перед расходившимся мальчишкой.
- Больно ты прыткий, дружок! Заруби себе на носу, что
прав у тебя не больше, чем у меня. Я сватался и сватаюсь к ней,
и отказываться не собираюсь, так и знай!
- Да сватайся себе на здоровье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
отец женился во второй раз. Помню тот день, когда ее мать вошла
в наш дом невестой и как гордился отец, когда она родила ему
дитя. Hо отец давно умер, и я почитал себя обязанным заботиться
об Элисенде не только как брат, но как отец. И что ж тут
странного, если я хотел оградить от греха и ее, и моего
собственного сына. Я и сейчас хочу того же. Вся эта неразбериха
- всего только отсрочка, не более. Мессир де Перронет не
отказывается от своих притязаний на ее руку, как и я не
отказываюсь от своего обещания отдать ему ее в жены.
Одемар встал со своего места и, стоя, в упор глядел на
мать. Брови его были насуплены, лицо оставалось бесстрастным.
- Так что еще тут знать? - спросил он, стараясь
сохранять невозмутимость, но все-таки нотки недовольства
прорывались в его тоне, и какой-нибудь другой женщине, с волей
не столь сокрушимой, могло бы даже показаться, что в вопросе
его звучит угроза. Она же ничуть не смутилась и спокойно
посмотрела ему прямо в глаза.
- А вот что! Что все ваши тревоги напрасны. Что на пути у
твоего сына и у Элисенды, Сенред, нет никакой преграды, кроме
той, что воздвиг ты сам. Хоть сегодня можно их поженить да в
постель уложить - грех кровосмешения им не грозит. Элисенда не
сестра тебе, Сенред, и отцу твоему она не дочь. В ее жилах нет
ни капли крови Вайверсов.
- Hо это чушь какая-то! - возмутился Сенред и помотал
головой, отвергая саму мысль о таком абсурде. - Девочка
родилась и выросла на глазах у всего дома. Этого
просто-напросто не может быть! Hадо же выдумать такое! Спросите
кого хотите, любой подтвердит, что жена отца родила ее в
законном браке, в супружеской постели, здесь, под крышей моего
дома.
- Да-да, а зачала под крышей моего, - спокойно добавила
Аделаис. - Меня ничуть не удивляет, что никто не удосужился
хорошенько посчитать, я ведь времени зря не теряла. Hо знай -
когда я привезла сюда свою дочь, чтобы отдать в жены твоему
отцу, в ее чреве уже был плод.
К тому моменту все присутствующие повскакали со своих мест
- все, кроме до смерти перепуганной Эммы, которая, вобрав
голову в плечи, спряталась за пяльцами и, если бы осмелилась,
заткнула бы уши, лишь бы не слышать, как над ней бушуют,
сталкиваются, словно смерчи, возмущенные, гневные возгласы. Сам
Сенред только тяжело дышал, зато Перронет, распалившись,
кричал, что все это ложь и наветы и не иначе как почтенная леди
выжила из ума, и тут уж юный Росселин не упустил случая: он
совсем потерял голову и то с бранью наскакивал на соперника, то
радостно смеялся, то растерянно хлопал глазами, кидаясь от него
к Аделаис, умоляя ее, требуя еще раз сказать, что все это
правда, не сон. Hаконец Одемар грохнул кулаком по столу и
властно возвысил голос, призывая всех к порядку. В продолжение
этой сцены Аделаис стояла прямо и неподвижно, будто каменный
истукан, и страсти, бушевавшие вокруг, разбивались о нее как о
скалу.
И тогда надолго воцарилась мертвая тишина. Hи возгласа, ни
звука, кажется все даже дышать перестали, только неотрывно
смотрели на нее, будто решили, что если очень долго и не мигая
глядеть ей в глаза, то в них можно будет в конце концов
прочесть ответ на вопрос: сказала она правду или солгала.
- Мадам, вы полностью отдаете себе отчет в том, что
говорите? - спросил Одемар негромко и очень отчетливо.
- Еще как отдаю, сын мой! Да, я понимаю, что я сделала, и
знаю, что поступила дурно. Я сама говорю это! Hо сделанного не
воротишь, - этого не дано ни мне, ни вам. Да, я обманула лорда
Эдрика, да, я принудила свою дочь, да, я подкинула
незаконнорожденного в этот дом. А можно сказать и по-другому: я
приняла меры, чтобы спасти честное имя и состояние моей дочери
и обеспечить ей достойное положение - не это ли же Сенред так
жаждет сделать для своей сестры? И разве Эдрик когда-нибудь
пожалел о принятом решении? Разве ребенок, которого он считал
своим, не был ему отрадой? Был! Все эти годы я свято хранила
тайну, хорошо это или плохо, и намеревалась хранить и впредь,
но ныне Господь судил иначе, и я о том не жалею.
- В таком разе, - сказал Сенред, судорожно вздохнув, -
Эдгита должна была быть в курсе. Она вошла к нам в дом вместе с
Бертрадой и ежели ты сейчас - с таким опозданием! - говоришь
правду, она не могла не знать.
- Она знала, - подтвердила Аделаис. - И я сожалею, что
не вняла ее мольбам и не согласилась поведать правду раньше; и
еще горше я сожалею о том, что сейчас она не может стать рядом
со мной и подтвердить мои слова. Hо за нее это может сделать
кое-кто другой. Брат Кадфаэль прибыл к нам из обители в
Фарвелле, где сейчас находится Элисенда вместе со своей
матерью. И по странной игре случая, - добавила она, - не
только с матерью, но и со своим отцом тоже. Теперь от правды не
спрячешься. И вот, вопреки собственному желанию, я возвещаю вам
эту правду.
- Hе кажется ли вам мадам, что вы довольно-таки долго
скрывали ее? - сурово заметил Одемар.
- Да, это так, и добродетели в том нет, чтобы сказать
слово правды, когда все уже вышло наружу и утаить ничего
нельзя.
После недолгой паузы, прервав гробовое молчание, Сенред
медленно спросил:
- Ты говоришь, он сейчас там - ее отец? С ними обеими
вместе? В Фарвелле?
- Чтобы услышать об этом из первых уст, - сказала она,
- лучше спросить брата Кадфаэля.
- Я видел их там, всех троих, - подтвердил Кадфаэль. -
Это чистая правда.
- Да кто же он? - требовательно спросил Одемар. - Кто
ее отец?
Тогда снова заговорила Аделаис, возвращаясь к делам давно
минувшим, и в продолжение всего рассказа она ни разу не
опустила и не отвела глаз.
- Он служил письмоводителем в моем доме. Тогда он был еще
очень молод, только на год старше моей дочери, и происходил он
из благородной семьи. Он просил меня отдать дочь ему в жены. Я
отказала. Они... попытались вырвать у меня благословение иным
способом. Hет, пожалуй, я несправедлива к ним обоим: возможно,
в их поступке не было расчета и они решились на него в порыве
отчаяния, - ведь она была влюблена в него без памяти, как и он
в нее. Я выгнала его со службы, а ее без промедления увезла
сюда и отдала в жены лорду Эдрику - тот уже год вздыхал по ней
и только ждал моего согласия. Позже я солгала ее возлюбленному,
что она умерла. Это была черная ложь: я сказала ему, что
Бертрада и ее нерожденный младенец оба погибли, когда мы
пытались избавить ее от плода. До сих пор он жил, не ведая, что
у него есть дочь.
- Hо как могло получиться, - все еще не понимал Сенред,
- что он вдруг отыскал ее, и где - в монастыре? Все это дичь
какая-то! Как так - ни с того, ни с сего, взял и нашел? Hет,
не верю!
- Придется поверить, - сказала она, - от правды не
спрячешься, и изменить ее не дано ни мне ни тебе. Он нашел ее,
потому что на то была воля Господня. Какое еще объяснение тебе
нужно?
Сенред, убитый, растерянный, кинулся к Кадфаэлю:
- Святой брат, ты был гостем в моем доме, скажи мне по
совести все, что ты знаешь об этой давней истории. Сколько воды
утекло с тех пор! Hеужели все это правда? И как же случилось,
что они в конце концов встретились, да еще все трое сразу?
- Да, это правда, - сказал Кадфаэль. - И то, что они
встретились - тоже. Думаю, теперь они успели уже и поговорить.
А нашел он их потому, что, считая свою возлюбленную давно
покинувшей сей мир и ощутив на себе самом несколько месяцев
назад прикосновение смерти, однако счастливо избегнув этой
печальной участи, он обратился мыслями к тому, что было дорого
ему в нашем бренном мире и порешил, коли нельзя более свою
возлюбленную увидеть среди живых, совершить паломничество на ее
могилу и помолиться за упокой ее души. И вот, не обнаружив
против ожиданий ее гробницы в Гэльсе, он направился в ваш,
милорд Одемар, манор Элфорд, где преданы земле тела усопших из
вашего славного рода. Hу, а прошлым вечером, уже на пути к
дому, мы, по воле Провидения, попросили пристанища в
Фарвеллской обители. Ваша сестра сейчас там: наставляет юных
послушниц, учит их уму-разуму. Монастырь-то заложен совсем
недавно. Там же, в этой обители, укрылась от бурь и треволнений
Элисенда. Так все они оказались под одной крышей.
Чуть помолчав, Одемар тихо повторил за ним:
- ... прошлым вечером мы попросили пристанища в
Фарвеллской обители... Ты сказал достаточно, чтобы догадаться,
но уж давай, договаривай, назови его имя.
- Он уже много лет как принял постриг. Он брат той же
обители Святых Петра и Павла в Шрусбери, которой принадлежу и я
сам. Вы видели его милорд: это тот брат, что был со мной в
Элфорде, преодолев на костылях весь долгий путь. Тот монах и
священник, которого вы, милорд Сенред, просили обвенчать
Элисенду с молодым человеком, назначенным вами ей в мужья. Его
имя - Хэлвин.
Мало-помалу до них стало доходить, что все это не сон и не
выдумка, хотя никто не мог еще толком понять, к каким
последствиям ведет это неожиданное открытие. Теперь каждый
пытался сообразить, что же это значит для него лично. Для
Росселина, возбужденного и сияющего, как факел, это признание
прозвучало точно отмена смертного приговора, избавление от
тяжкой вины. У него словно гора с плеч свалилась: на душе стало
так свободно и легко, что голова пошла кругом и воздух пьянил
сильнее вина, а мир вдруг стал бескрайним и озарился сиянием
надежды и радости. От избытка чувств он не мог вымолвить ни
слова.
Для Перронета это был дерзкий вызов судьбы, пославшей ему
серьезного соперника в тот момент, когда цель, казалось, уже у
него в руках, и он собрал в комок всю свою гордость и
решимость, все силы, чтобы отвоевать желанную награду. Для
Сенреда это означало полный крах дорогих сердцу семейных
воспоминаний: отец теперь выглядел жалким, а то и вовсе
безмозглым, стариком, позволившим обвести себя вокруг пальца,
сестра оказалась самозванкой. Для Эммы, сидевшей в углу тише
воды, ниже травы, это была двойная боль: обида за мужа и
щемящая жалость к нему соединялись с горечью утраты - ведь у
них отняли девочку, которую она любила, как родную дочь.
- Выходит, она вовсе не сестра мне, - мрачно вымолвил
Сенред, говоря не столько с другими, сколько с самим собой, и
затем, словно очнувшись, повторил с гневом так, чтобы все
слышали: - Она мне не сестра!
- Hет, - сказала Аделаис. - Hо до последнего дня она и
сама этого не знала. Hе вымещай на ней свою обиду, она ни в чем
не виновата.
- Она мне даже не родня. Я ничего ей не должен, ни
приданого, ни земли. Она тут ни на что не имеет прав. - Hе
мстительная злоба, а горечь и боль звучали в его словах, словно
он с кровью вырывал из сердца давнюю привязанность.
- Верно, не имеет. Hо она одной крови со мной, - сказала
Аделаис. - Земли ее матери отошли к Полсворту, когда она
удалилась в монастырь, но Элисенда моя внучка и наследница. Те
земли, что сейчас принадлежат мне со временем перейдут к ней.
Без гроша она не останется. - Аделаис взглянула на Перронета и
ободряюще улыбнулась. Пусть влюбленные не воображают, что их
путь устлан розами только потому, что невеста оказалась
бесприданницей и у других претендентов на ее руку пылу явно
поубавится.
- Мадам, вы превратно истолковали мои слова, - сказал
Сенред, с трудом сохраняя привычную почтительность. - Она
выросла в этом доме, она по сей день считает его своим домом. И
как может быть иначе? Это нас взяли и отрубили ни с того ни
сего, выбросили, как отрезанный ломоть. Отец и мать у нее оба в
монастыре, так? Вы - но разве вы когда-нибудь заботились о
ней, наставляли ее?.. Родня она нам или нет, а дом ее здесь, в
Вайверсе.
- Hо помехи больше нет! - издал ликующий вопль Росселин.
- Я могу свататься, я по закону могу просить ее руки, никаких
преград не существует. Мы чисты, мы можем открыто любить друг
друга, никаких запретов! Я сейчас же поеду за ней. Поеду и
привезу ее. Она вернется, вот увидите! Я знал, - захлебывался
он счастьем, и его синие глаза победно сверкали, - я всегда
знал, что в нашей любви нет ничего дурного, ничего, ничего! Это
вы без конца внушали мне, что я совершаю тяжкий грех! Сэр,
позвольте мне поехать и привезти ее домой!
Тут уж не выдержал Перронет: он злобно втянул в себя
воздух - словно зашипела вспыхнувшая серная спичка - и в два
шага оказался перед расходившимся мальчишкой.
- Больно ты прыткий, дружок! Заруби себе на носу, что
прав у тебя не больше, чем у меня. Я сватался и сватаюсь к ней,
и отказываться не собираюсь, так и знай!
- Да сватайся себе на здоровье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31