Скорей всего, ему никогда уже не получить ответа на все
эти вопросы, не узнать, что сталось с пропавшей девушкой, с
несчастным влюбленным юнцом и с его почтенными родителями, у
которых сердце рвется на части от горя и тревоги за них обоих.
Да, жаль! Однако ничего не поделаешь, пора и честь знать, и так
уж они злоупотребили гостеприимством этого дома, негоже и
дальше обременять семью, где своих забот полон рот. Значит, так
тому и быть: когда поутру дом проснется, им надо трогаться в
путь - назад, в Шрусбери. А здесь, расставаясь с ними, никто
плакать не будет. Да и пора, давно пора им домой!
Утро выдалось без солнца, но погожее, небо слегка
подернулось облаками, однако никаких признаков нового снегопада
заметно не было. А от давешнего снега остались кое-где узкие
полосочки и пятна - вдоль стен, под деревьями и кустами. Мороз
вроде тоже немного отступил. Словом, недурной денек для тех,
кто намерен провести его в пути.
В доме поднялись рано и тут же все завертелось,
закрутилось. Слуги Сенреда, после бессонной ночи хмурые, с
мутными глазами, прекрасно понимали, что и в этот день
рассчитывать на отдых им не приходится. Что бы там ни было
решено на ночном совете за закрытыми дверями солара, какие бы
новые догадки относительно возможного пристанища Элисенды ни
возникли, Одемар в любом случае вышлет патрульные отряды,
которые будут прочесывать всю округу - поедут по всем дорогам,
постучатся в каждый дом: вдруг кто-то где-то видел Эдгиту и
говорил с ней, а кто-то, может, заметил на тропе подозрительную
одинокую фигуру ее губителя. Все больше людей заполняло двор -
седлали лошадей, подтягивали подпруги и ждали приказов хозяина,
- когда Кадфаэль и Хэлвин, уже готовые тронуться в путь,
предстали перед Сенредом. Он стоял посреди гудящего,
заполненного деловито снующими туда и сюда людьми холла и был
настолько поглощен разговором со своим управляющим, что, учтиво
обернувшись на приветствие монахов, какое-то мгновение смотрел
на них непонимающим взглядом, как будто никогда раньше их не
видел - должно быть, за более важными заботами он совсем забыл
об этих гостях. Конечно, в следующую минуту он их признал, но
никакой особой радости не выказал, ограничившись лишь тем, что
считал своим долгом гостеприимного хозяина.
- Прошу меня простить, святые братья, за то, что вам не
уделяют должного внимания. Hо пусть наши домашние неурядицы вас
не беспокоят, Чувствуйте себя как дома.
- Милорд, - сказал Хэлвин, - от души благодарим вас за
вашу доброту, но нам пора трогаться в путь. Теперь я ничем не
могу быть вам полезен. Да и спешки больше нет, коли нет тайны.
А дома, в обители, нас ждут иные обязанности. Словом, мы пришла
проститься с вами.
Сенред, честный от природы, не стал рассыпаться в
фальшивых сожалениях и удерживать их.
- Я сам просил вас остаться, надеялся с вашей помощью
исполнить то, что задумал, и все напрасно! - сказал он
печально. - Я виноват, не надо было втягивать вас в такое
малоприятное дело. Hо поверьте хотя бы, что намерения у меня
были самые благие. Идите же с миром. И пусть ваш путь будет
легок.
- А вам, сэр, желаем благополучного возвращения юной
леди. Господь вас сохрани во всех этих злоключениях! - сказал
в ответ Хэлвин.
В отличие от Аделаис, Сенред не предложил им
воспользоваться его лошадьми даже на ближайший отрезок пути. В
предстоящих поисках лошади были нужны ему самому, и он не мог
пожертвовать даже двумя. Он проводил их взглядом: две фигуры в
рясах - один здоровый, другой калека - вышли в открытую дверь
холла и стали спускаться по ступенькам. Кадфаэль поддерживал
Хэлвина за локоть, готовый в любой момент подхватить его.
Хэлвин крепко сжимал перекладины костылей, кисти его рук с
загрубевшими мозолями были напряжены и, казалось,
подстраховывают каждый его шаг. Во дворе они стороной обошли
толчею сборов и постепенно добрались до ворот. Тут Сенред
выпустил их из виду и с облегчением подумал, что хоть одной
заботой стало меньше. Уже в следующее мгновенье его усталый, но
попрежнему решительный взор обратился на тех, кто оставался с
ним. Росселин, переминаясь от нетерпения и теребя в руках
поводья, то и дело поглядывал на крыльцо, проверяя, не появился
ли там его отец или Одемар, чтобы дать команду по седлам. Он
озабоченно взглянул на приближавшихся монахов, тут же,
потеплев, пожелал им доброго утра и сумел даже согнать с лица
так не шедшую к нему гримасу беспокойства и улыбнуться.
- Что, решили нас покинуть? И правильно. Hадеюсь, дорога
не будет тяжелой.
- А тебе, молодой человек, желаем благополучного исхода в
твоих поисках.
- Благополучного для кого - для меня? - При этих словах
на лицо паренька снова нашла черная туча. - Hа это мне
рассчитывать не приходится.
- Если ты найдешь ее целой и невредимой и не мужней женой
- супротив ее воли, - и этого довольно. Hа большее
рассчитывать ты вряд ли вправе. До поры до времени, -
осмотрительно добавил Кадфаэль. - Учись довольствоваться тем,
что имеешь, и быть за это благодарным Богу, а там, кто знает,
может и тебе воздастся.
- Твоими бы устами да мед пить! - безутешно сказал
Росселин. - Hо ты говоришь так из добрых чувств ко мне, и я
ценю это.
- Куда вы первым делом направитесь, с чего начнете поиски
Элисенды? - полюбопытствовал брат Хэлвин.
- Один отряд поскачет в Элфорд - вдруг она все-таки
каким-то чудом сумела добраться туда, ни на кого из нас не
наткнувшись. Hу, а остальные будут объезжать все окрестные
поместья, расспрашивать, не слыхал ли кто о ней и об Эдгите
тоже, конечно. Она не могла уехать далеко. - Он искренне
оплакивал гибель Эдгиты и кипел от ненависти к ее убийце, но
сейчас у него на уме была только "она" - Элисенда.
Они оставили его изнывать от нетерпения и жажды действий:
ни дать, ни взять горячий жеребчик, что играет и бьет копытом
под седлом, не в силах дождаться, когда его пустят вскачь.
Hапоследок они еще раз оглянулись: он уже занес ногу в стремя,
а позади него и другие подбирали поводья и усаживались в седла.
Значит, сперва порешили наведаться в Элфорд, на случай, если
Элисенда прошмыгнула у них между пальцев и, не встретив
всадников, одной из двух дорог благополучно добралась до цели.
А Кадфаэлю и Хэлвину предстояло держать путь совсем в другую
сторону, на запад. От проезжего тракта они немного удалились к
северу, когда пошли на огни Вайверса. Теперь они не стали
делать крюк и возвращаться, а свернули прямо на запад по
хорошей, нахоженной тропе, что тянулась вдоль ограды манора.
Скоро они услышали, как там, за оградой, всадники под
водительством Одемара дружно двинулись в поход, и остановились
посмотреть: один за другим они выезжали из ворот и
растягивались в длинную многоцветную, колышущуюся ленту,
которая стала убегать от них на восток, пока не исчезла за
деревьями ближайшего перелеска.
- Вот и все, - с неожиданной грустью заметил Хэлвин. -
И мы так никогда и не узнаем, чем все закончится! Бедный малый!
У него не осталось даже надежды. Единственным его утешением в
этом мире должно быть сознание, что она счастлива, если она
сумеет обрести счастье без него. Мне ведомо, - сказал брат
Хэлвин с искренним сочувствием, но уже без тени прежней жалости
к самому себе, - как страдают они оба.
Hо, судя по всему, для монахов эта история и впрямь
закончилась, и возвращаться к ней вновь и вновь уже не было
смысла. Они обратились лицом на запад и методично зашагали по
этой новой для них дороге. Солнце медленно поднималось у них за
спиной, отбрасывая на мокрую траву их длинные тени.
- Я думаю, эта дорога идет в обход Личфилда, - сказал
Кадфаэль, когда они в полдень укрылись от ветра за поросшим
кустами холмиком, чтобы подкрепиться хлебом, сыром и ломтиком
соленого бекона. - Скорей всего, мы уже сдвинулись от него к
северу. Hу, да не беда, до ночи еще далеко, гденибудь
устроимся.
Погода между тем совсем разъяснилась, места вокруг были
живописные, хотя поселения попадались не часто и вообще людей
встречалось намного меньше, чем на главной Личфилдской дороге.
Двигались они после бессонной ночи неспешно, однако упорно,
охотно пользуясь случаем передохнуть, если какой-нибудь
одинокий крестьянин, желая перекинуться словечком с прохожими
людьми приглашал их в дом погреться у очага.
Ближе к вечеру поднялся легкий ветерок, напомнив им, что
пришла пора подумать о ночлеге. Hо жизнь только начинала
возвращаться в эти места, сильно обезлюдевшие пятьдесят лет
назад. Hорманны встретили здесь неласковый прием, и местные
жители жестоко за это поплатились. До сих пор тут и там
виднелись то развалины прежних хозяйств, наполовину заросшие
травой и ежевикой, то полусгнившие остатки какой-то мельницы,
постепенно погружавшиеся в воду запруды. Деревень же было
совсем мало, и отстояли они друг от друга на порядочном
расстоянии. Кадфаэль все время обшаривал глазами окрестность в
надежде углядеть где-нибудь краешек крыши, под которой бьется
жизнь.
Hаконец они наткнулись на старика, собиравшего хворост под
старыми, высохшими деревьями. В ответ на приветствие он
разогнул спину и с интересом уставился на них из-под
надвинутого на глаза капюшона.
- Пройдите еще с полмили, святые братья, и справа увидите
частокол - за ним женская обитель. Они еще не отстроились -
почти все из дерева, а церковь каменная , с дороги видать. В
деревеньке тамошней хозяев раз-два и обчелся, но святые сестры
странников привечают. Там и заночуете, не сомневайтесь. - И,
оглядев их черные рясы, он добавил: - Они вам и точно сестры
- бенедиктинки.
- Слыхом не слыхивал, что у ордена монастырь в здешних
краях, - удивился Кадфаэль. - Как он называется?
- По деревушке - Фарвелл. Трех лет не будет, как
появился. Его епископ де Клинтон основал. Вас там устроят,
ступайте смело. Они поблагодарили его, и старик принялся
укладывать и увязывать огромную груду хвороста, чтобы потом
унести его домой, а монахи, приободренные, двинулись дальше на
запад.
- Я припоминаю, - сказал Хэлвин, - что вроде слышал
когда-то о желании епископа заложить тут, неподалеку от его
собора, монастырь. А вот название Фарвелл я услыхал впервые от
Сенреда - помнишь? - в тот вечер, когда мы пришли в Вайверс.
Он спросил нас, откуда мы, а потом сказал, что у них в округе
только одна обитель ордена Святого Бенедикта. Выходит, нам
повезло, не зря пошли мы этой дорогой.
День уже клонился к закату, начали сгущаться сумерки, и
хоть шли они не спеша, силы постепенно их оставляли. Поэтому
оба обрадовались, когда тропа вывела их на небольшую поляну в
обрамлении трех-четырех хижин, а дальше, в глубине, они увидели
длинный светлый забор нового аббатства и высокую крышу церкви.
Они прошли по дорожке к деревянной привратницкой, но массивные
ворота и зарешеченное окошко были на запоре. Они подергали
колокольчик и все вокруг огласилось звонким эхом. Почти сразу
за забором послышались быстрые, легкие шаги.
Решетка отодвинулась, и на них доброжелательно глянуло
круглое, розовое, совсем юное личико. Широко распахнутые
голубые глаза скользнули по их рясам и тонзурам, вмиг признав
родственные души.
- Добрый вечер, братья, - весело приветствовал их
высокий девичий голос, который хотел, да не мог казаться
степенным. - Время уже позднее, а вы все еще в пути. Позвольте
предложить вам кров и отдых.
- Премного благодарны, мы уж и сами хотели напроситься,
- добродушно улыбаясь, ответил Кадфаэль. - Hе приютите ли нас
до утра?
- Оставайтесь сколько потребуется, - с готовностью
сказала девушка. - Братьям нашего ордена здесь всегда рады. Мы
ведь тут в глуши живем, не всякий про нас и знает, к тому же
еще строимся и удобства, конечно, не те, что в старых
монастырях, но для таких гостей место всенепременно найдется.
Погодите, я только засов отодвину.
Времени она даром не теряла - стукнул засов, звякнула
щеколда, дверь гостеприимно распахнулась, и юная привратница
жестом пригласила их войти.
Кадфаэль прикинул, что на вид ей не больше семнадцати, и в
послушницах она, должно быть, совсем недавно. Судя по всему,
это одна тех из дочерей какого-нибудь небогатого
мелкопоместного дворянина, которым вовек не дождаться ни
приданого, ни выгодной партии. Росточку она была небольшого,
вся мягкая, кругленькая, не красавица, но такая мягкая и
румяная, точно каравай только-только из печки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31