Кроме того, не забудьте, какое сейчас время.
Назаров с досадой посмотрел на него и взял девушку за руку.
- Лада Алексеевна, сделанного не вернешь. Обещаю вам, что после окончания затеянного профессором эксперимента, я сам буду ходатайствовать о вашем освобождении.
- Не обещайте того, чего не сможете выполнить, товарищ Назаров, - глухо сказал Барченко, - будущее зависит не только от ваших желаний. Не вынуждайте меня обращаться к вашему руководству - проведение наших работ санкционировано на очень высоком уровне.
- Я не верю в ваши теории, профессор, - сказал Назаров, - вызывать снег, или менять направление ветра - это одно, а то, о чем вы сейчас рассказали, основано на слишком многих допущениях. Стоит в цепочку ваших заключений вкрасться одному ложному факту и ваша теория рухнет. Впрочем, я не уверен, что она вообще обоснована изначально. С вашего разрешения, мы вернемся в лагерь.
- Ваше право верить, или нет. Ответ мы получим в ближайшие дни.
Назаров взял Ладу под руку и повел прочь. Барченко посмотрел им вслед, пожал плечами и, опершись на палку, стал смотреть на спрятавшиеся в земле камни.
На вершине сопки Лада оглянулась. На мгновение ей стало жаль профессора - уж очень одиноко выглядела его фигура среди нагромождения валунов, перед пустынной тундрой, с проплешинами растаявшего снега.
Назаров погладил ее по руке.
- Не думайте об этом, Лада, - сказал он, - если поверить в то, что он сказал, то можно просто сойти с ума.
- Нет, мне кажется, он прав. Я чувствую это. Что-то мешает мне полностью поверить в его теорию, что-то должно открыться во мне. В любом случае, скоро мы узнаем, прав он, или нет.
Глава 15
Солнце падало в океан. Еще играли его розовые блики на перистых облаках, еще искрились в его прощальном свете барашки волн, но уже зажигались первые звезды, уже наплывала с запада чернота ночи, подгоняя в порт запоздавшие рыбачьи лодки. Стены старого испанского форта с навеки замолкшими пушками в амбразурах теряли белизну, приобретая серый неживой оттенок, словно форт прятался в темноте, готовя засаду морским разбойникам. Теплый вечерний ветер взъерошил волосы, зашуршал листьями пальм, развеял дымок скрученной наспех сигареты. Я шел вперед вдоль берега, оставляя на мокром песке следы босых ног.
Сегодня ты обещала придти пораньше - отец приболел и не выходил в море, так, что тебе не придется перебирать улов. Вот здесь, где три пальмы спустились к самой воде, мы впервые встретились. Ты была в светлом платье и белая роза в черных, как ночь волосах оттеняла твое смуглое лицо, соперничая белизной с застенчивой улыбкой…
Когда из родной Гаваны отплыл я вдаль,
Лишь ты угадать сумела мою печаль!
Заря золотила ясных небес края,
И ты мне в слезах шепнула, любовь моя…
Почему я не встречал тебя раньше? Нет, как я мог жить без тебя? Я каждый день просыпаюсь, мечтая о нашей встрече и день тянется, как целый год, и друзья уже смеются, когда я прихожу с моря с сухими сетями, но что я могу? Что я могу, если я сплю наяву и лодку несет волна, и лишь перед закатом ветер, что поет в провисших фалах, напоминает о нашей скорой встрече.
Где б ты не плавал, всюду к тебе, мой милый,
Я прилечу голубкой сизокрылой!
Парус я твой найду над волной морскою,
Ты мои перья нежно погладь рукою…
Ты прикроешь глаза, ты доверишься мне… твои губы покорные и теплые, твоя кожа, как бархат…
О, голубка моя…
- Сергей! Да что же это такое.
Панкрашин открыл глаза. В маленькое оконце сочился тусклый свет полярного дня. Бревенчатый потолок с торчащей паклей нависал, казалось, над самой головой. Малица, которой он прикрылся, щекотала мехом лицо, а неприкрытые ноги заледенели. Профессор Барченко снова потряс его за плечо.
- Сергей! Вставайте же, наконец, я уже десять минут не могу вас добудиться.
Увидев, что Панкрашин очнулся, профессор перестал его теребить, присел на табуретку возле кровати и, сняв пенсне, стал раздраженно его протирать. Давно не стриженные волосы его были растрепаны, седая борода воинственно топорщилась.
- Удивительная беспечность, молодой человек. Я же просил вас не отлучаться надолго.
Сергей приподнялся на локтях, с улыбкой глядя на профессора.
- Голубка…
Барченко замер с раскрытым ртом и поднесенным к нему пенсне.
- Э-э…, простите?
Рассмеявшись, Панкрашин сел на лежанке и сладко потянулся.
- Извините, Александр Васильевич, это я не вам.
- Надеюсь, что не мне, - профессор водрузил пенсне на нос и оглядел Сергея из под нависших бровей, - ну-с, молодой человек, где вы были на этот раз?
- Санта-Крус-дель-Норте.
- Вот как. И где же это?
- Это, профессор, между Гаваной и Варакадеро. Небольшой рыбачий поселок. И как раз сейчас должна была придти моя любимая. Очаровательная девушка, как я полагаю.
- М-м… однако! - пробормотал профессор. - Надеюсь, вас не заметили?
- Как можно!
- И как м-м…, - Барченко смутился, - как долго вы собирались там оставаться? Я, конечно, понимаю, молодость, гормоны бурлят, но все-таки это несколько неприлично.
- Ах, Александр Васильевич, мы с вами здесь полтора года и понятие приличий немного, знаете ли, размылось. Прошу прощенья.
Кашлянув, профессор отвел взгляд. «Может быть, Сергей прав, - подумал он, - в конце концов, я тоже скучал по нормальной жизни. Не до такой степени, естественно, но это уже возраст сказывается». Он поднялся с табуретки и развернул чайник, закутанный в облезлую песцовую шкурку.
- Не знаю, не знаю, - пробормотал профессор, - какой в этом смысл? Удовольствие, испытываемое вашим астральным телом, все равно никак не повлияет на физиологические процессы, протекающие в теле физическом. Чаю хотите?
- Не откажусь, - Панкрашин поставил на стол железные кружки.
Профессор разлил чай. В избе было холодно. Грея руки, Сергей обхватил исходящую паром кружку. Чай был жидким, едва желтоватым, даже вкуса почти не ощущалось, но хотя бы давал иллюзию домашнего чаепития. Обжигая губы, Сергей отхлебнул почти безвкусную жидкость.
- Где наш шаман?
- Ушел в тундру. Сказал: где снег сошел - трава свежая, соки молодые, кипят жизнью, однако, собирать пора, - подражая говору Собачникова, сказал Барченко. - А Иван договорился с охраной и пошел на птичий базар, так, что возможно, сегодня у нас будет яичница.
С приходом весны обитатели «Бестиария» старались разнообразить свой скудный рацион за счет птичьих базаров. Это было опасно - всегда существовала угроза сорваться со скал, добычи едва хватало на день-другой, но уж очень всем приелась рыба. Конечно, иногда ненцы приносили в лагерь мясо нерпы или моржа, но львиная доля доставалась охране, а лишний раз напрягать с ней отношения не хотелось никому. Так и жили: вы нас не трогаете - все равно не убежим, благо некуда, а мы ведем себя смирно и прилично.
Посмотрев на профессора, Панкрашин улыбнулся: Барченко прихлебывал чай маленькими глоточками, словно смаковал его вкус, пенсне его, с треснувшим левым стеклышком, запотели от поднимавшегося из кружки пара. Потертый на локтях пиджак был надет на толстый шерстяной свитер, отчего казался раздутым спасательным жилетом, ватные штаны с потемневшими пузырястыми коленями дополняли костюм. Каждый раз, делая глоток чая, профессор смешно поднимал вверх брови, словно удивляясь вкусу напитка.
- Вот вы смеетесь, молодой человек, - оказалось, профессор тоже наблюдал за Сергеем поверх запотевших стекол, - а между тем, радоваться нечему. Да-с, совершенно нечему.
- Что-то случилось? - Панкрашин отставил кружку и захлопал по карманам в поисках табака и трубки.
- Именно, случилось. Сегодня я снял защиту острова, чтобы кое-что проверить. Так вот: наши «друзья» из «Аненербе» приготовили нам неприятный сюрприз.
- А именно? - насторожился Панкрашин.
- Против нас готовится операция. Помните, я вас предупреждал, что война не за горами? Начать решили с нас.
- Позвольте, а Виллигут? У вас, кажется, была с ним договоренность.
Барченко вздохнул.
- Я общался с ним. Он тоже весьма удручен, но, с тех пор, как он устранился от активных действий, правят бал другие. Вы же знаете, что «Аненербе» интегрировано в структуру СС и теперь командуют там Хильшер и полковник Зиверс . Все остальные на подхвате. Приказ провести операцию отдан лично Гиммлером.
- Так, - Сергей задумчиво примял табак, чиркнул спичкой. В воздухе поплыл запах махорки, - детали операции вам известны?
- В общих чертах. Планируется высадка десанта с поддержкой на астральном уровне. Кроме того, будет атака с континента силами «Аненербе» из институтов исследования Тибета и, что особенно неприятно, возможно использование артефактов, чего до сих пор старались избегать. Я имею в виду, в частности, «копье Гая Кассия». Возможно, также, участие «Ордена Нового храма». Хотя фон Либенфельс здорово сдал за последнее время, у него много учеников. Теперь вы понимаете, насколько серьезно наше положение?
- Да уж, - Панкрашин выдохнул клуб дыма, - что будем делать. Может, сообщить Назарову?
- А смысл? Он немедленно даст радиограмму на Большую землю и, в лучшем случае, нас просто переведут в один из лагерей на материке. В худшем - просто уничтожат. Нет, к нему обратимся только при непосредственной опасности. Пока попробуем разобраться своими силами. Я думаю, даже Катошевского и Габуа пока подключать не стоит. Женщинам тоже говорить пока не будем…
- А Лада? - перебил его Панкрашин.
- Ни в коем случае! Ее будем беречь до последней возможности, да и не готова она. Могла бы помочь Серафима Григорьевна, но уж очень она …м-м, своеобразно понимает свою роль. - Барченко внимательно посмотрел на Сергея, - вы не очень устали во время вашей прогулки по Кубе?
- Совсем не устал.
- Очень хорошо, - профессор поднялся, - нам необходимо повлиять на одного человека. Воздействие должно быть коротким, но очень мощным.
- Я готов, - Панкрашин выколотил трубку в пустую банку из-под тушенки и тоже встал, - где он находится?
- Скорее всего, в Лондоне.
Сергей надел малицу, сунул ноги в разбитые пимы. Профессор не спеша одевался, закутывая шею лохматым из-за торчащих ниток шарфом, поверх воротника ватника. По обоюдному согласию все магические действия они проводили на открытом пространстве. Лучше всего для этого подходило высокое открытое место. Еще осенью Панкрашин отыскал на побережье скалу со спрятанной от ветров лощиной, выходящей в сторону моря. Неподалеку стоял сложенный неизвестно кем и неизвестно когда каменный обелиск, служивший ориентиром мореходам. Таких обелисков было на архипелаге было множество и кто-то, не в меру шутливый, дал им название «гурии». Только при очень большом воображении можно было принять Новую землю за «райские кущи» с «гуриями», но название прижилось.
На улице Барченко притопнул ногами, приминая ноздреватый наст.
- Однако, не жарко, - пробормотал он, - никак не привыкну, что весна здесь приходит тогда, когда на Большой земле уже лето, а осень следует сразу за весной, - пожаловался он Сергею. Ну, что, пойдемте.
Северный ветер мгновенно выдул остатки сна и Панкрашин поднял капюшон кухлянки. Низкое солнце проложило по снегу длинные тени, редкие облака на блеклом выстуженном небе были похожи на клочья ваты. На крыше барака охраны лежало несколько тушек битой птицы - на корм собакам, две нерпичьи шкуры, прибитые к стене мехом внутрь, блестели плохо снятым жиром. Лагерные ворота были приоткрыты, охранник на вышке, видимо, согреваясь, помахал им рукой.
- Далеко ли, господа-товарищи?
- Да вот, прогуляться немного решили, - отозвался Панкрашин.
- И охота вам ноги бить, - охранник похлопал себя руками по бокам, поправил на плече трехлинейку. - Там, если Ваньку встретите, так скажите, чтоб поспешал. Мне сменяться скоро, - он ухмыльнулся во весь рот, - а закусить нечем.
- Непременно поторопим его, - успокоил Барченко.
В низине, где располагались лагерные бараки, снег был еще твердый, с плотным слежавшимся настом. Солнце почти не заглядывало сюда и только сейчас, в середине мая, поднимаясь все выше над горизонтом, осторожно поглаживало снег, готовясь растопить его и пробудить к жизни чахлую растительность. С берега доносились крики поморников и полярных крачек. Распластав крылья, они вились над голыми скалами, на которых снег не держался даже в самый разгар зимы - ветер моментально сдувал его, вылизывая гранит чуть ли не до зеркального блеска.
Ивана Межевого они встретили, когда почти дошли до лощины. Осторожно держа перед собой мешок с добычей, он появился из-за скалы. Из-за пазухи у него свешивалась голова крачки с мертвыми глазами и полураскрытым клювом.
- Здорово, начальник, - поприветствовал он Панкрашина, утирая нос рукавом ватника. Глаза его слезились, иссеченное ветром лицо горело, - долго спишь.
- Привет, Иван. Как добыча?
- Да, так себе. Десятка два яиц всего набрал. Гнезд еще мало, а тех, где на яйцах сидят - еще меньше. Вот, - он наклонил голову, указывая подбородком за пазуху, - шею одной свернул. Уж больно кидалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Назаров с досадой посмотрел на него и взял девушку за руку.
- Лада Алексеевна, сделанного не вернешь. Обещаю вам, что после окончания затеянного профессором эксперимента, я сам буду ходатайствовать о вашем освобождении.
- Не обещайте того, чего не сможете выполнить, товарищ Назаров, - глухо сказал Барченко, - будущее зависит не только от ваших желаний. Не вынуждайте меня обращаться к вашему руководству - проведение наших работ санкционировано на очень высоком уровне.
- Я не верю в ваши теории, профессор, - сказал Назаров, - вызывать снег, или менять направление ветра - это одно, а то, о чем вы сейчас рассказали, основано на слишком многих допущениях. Стоит в цепочку ваших заключений вкрасться одному ложному факту и ваша теория рухнет. Впрочем, я не уверен, что она вообще обоснована изначально. С вашего разрешения, мы вернемся в лагерь.
- Ваше право верить, или нет. Ответ мы получим в ближайшие дни.
Назаров взял Ладу под руку и повел прочь. Барченко посмотрел им вслед, пожал плечами и, опершись на палку, стал смотреть на спрятавшиеся в земле камни.
На вершине сопки Лада оглянулась. На мгновение ей стало жаль профессора - уж очень одиноко выглядела его фигура среди нагромождения валунов, перед пустынной тундрой, с проплешинами растаявшего снега.
Назаров погладил ее по руке.
- Не думайте об этом, Лада, - сказал он, - если поверить в то, что он сказал, то можно просто сойти с ума.
- Нет, мне кажется, он прав. Я чувствую это. Что-то мешает мне полностью поверить в его теорию, что-то должно открыться во мне. В любом случае, скоро мы узнаем, прав он, или нет.
Глава 15
Солнце падало в океан. Еще играли его розовые блики на перистых облаках, еще искрились в его прощальном свете барашки волн, но уже зажигались первые звезды, уже наплывала с запада чернота ночи, подгоняя в порт запоздавшие рыбачьи лодки. Стены старого испанского форта с навеки замолкшими пушками в амбразурах теряли белизну, приобретая серый неживой оттенок, словно форт прятался в темноте, готовя засаду морским разбойникам. Теплый вечерний ветер взъерошил волосы, зашуршал листьями пальм, развеял дымок скрученной наспех сигареты. Я шел вперед вдоль берега, оставляя на мокром песке следы босых ног.
Сегодня ты обещала придти пораньше - отец приболел и не выходил в море, так, что тебе не придется перебирать улов. Вот здесь, где три пальмы спустились к самой воде, мы впервые встретились. Ты была в светлом платье и белая роза в черных, как ночь волосах оттеняла твое смуглое лицо, соперничая белизной с застенчивой улыбкой…
Когда из родной Гаваны отплыл я вдаль,
Лишь ты угадать сумела мою печаль!
Заря золотила ясных небес края,
И ты мне в слезах шепнула, любовь моя…
Почему я не встречал тебя раньше? Нет, как я мог жить без тебя? Я каждый день просыпаюсь, мечтая о нашей встрече и день тянется, как целый год, и друзья уже смеются, когда я прихожу с моря с сухими сетями, но что я могу? Что я могу, если я сплю наяву и лодку несет волна, и лишь перед закатом ветер, что поет в провисших фалах, напоминает о нашей скорой встрече.
Где б ты не плавал, всюду к тебе, мой милый,
Я прилечу голубкой сизокрылой!
Парус я твой найду над волной морскою,
Ты мои перья нежно погладь рукою…
Ты прикроешь глаза, ты доверишься мне… твои губы покорные и теплые, твоя кожа, как бархат…
О, голубка моя…
- Сергей! Да что же это такое.
Панкрашин открыл глаза. В маленькое оконце сочился тусклый свет полярного дня. Бревенчатый потолок с торчащей паклей нависал, казалось, над самой головой. Малица, которой он прикрылся, щекотала мехом лицо, а неприкрытые ноги заледенели. Профессор Барченко снова потряс его за плечо.
- Сергей! Вставайте же, наконец, я уже десять минут не могу вас добудиться.
Увидев, что Панкрашин очнулся, профессор перестал его теребить, присел на табуретку возле кровати и, сняв пенсне, стал раздраженно его протирать. Давно не стриженные волосы его были растрепаны, седая борода воинственно топорщилась.
- Удивительная беспечность, молодой человек. Я же просил вас не отлучаться надолго.
Сергей приподнялся на локтях, с улыбкой глядя на профессора.
- Голубка…
Барченко замер с раскрытым ртом и поднесенным к нему пенсне.
- Э-э…, простите?
Рассмеявшись, Панкрашин сел на лежанке и сладко потянулся.
- Извините, Александр Васильевич, это я не вам.
- Надеюсь, что не мне, - профессор водрузил пенсне на нос и оглядел Сергея из под нависших бровей, - ну-с, молодой человек, где вы были на этот раз?
- Санта-Крус-дель-Норте.
- Вот как. И где же это?
- Это, профессор, между Гаваной и Варакадеро. Небольшой рыбачий поселок. И как раз сейчас должна была придти моя любимая. Очаровательная девушка, как я полагаю.
- М-м… однако! - пробормотал профессор. - Надеюсь, вас не заметили?
- Как можно!
- И как м-м…, - Барченко смутился, - как долго вы собирались там оставаться? Я, конечно, понимаю, молодость, гормоны бурлят, но все-таки это несколько неприлично.
- Ах, Александр Васильевич, мы с вами здесь полтора года и понятие приличий немного, знаете ли, размылось. Прошу прощенья.
Кашлянув, профессор отвел взгляд. «Может быть, Сергей прав, - подумал он, - в конце концов, я тоже скучал по нормальной жизни. Не до такой степени, естественно, но это уже возраст сказывается». Он поднялся с табуретки и развернул чайник, закутанный в облезлую песцовую шкурку.
- Не знаю, не знаю, - пробормотал профессор, - какой в этом смысл? Удовольствие, испытываемое вашим астральным телом, все равно никак не повлияет на физиологические процессы, протекающие в теле физическом. Чаю хотите?
- Не откажусь, - Панкрашин поставил на стол железные кружки.
Профессор разлил чай. В избе было холодно. Грея руки, Сергей обхватил исходящую паром кружку. Чай был жидким, едва желтоватым, даже вкуса почти не ощущалось, но хотя бы давал иллюзию домашнего чаепития. Обжигая губы, Сергей отхлебнул почти безвкусную жидкость.
- Где наш шаман?
- Ушел в тундру. Сказал: где снег сошел - трава свежая, соки молодые, кипят жизнью, однако, собирать пора, - подражая говору Собачникова, сказал Барченко. - А Иван договорился с охраной и пошел на птичий базар, так, что возможно, сегодня у нас будет яичница.
С приходом весны обитатели «Бестиария» старались разнообразить свой скудный рацион за счет птичьих базаров. Это было опасно - всегда существовала угроза сорваться со скал, добычи едва хватало на день-другой, но уж очень всем приелась рыба. Конечно, иногда ненцы приносили в лагерь мясо нерпы или моржа, но львиная доля доставалась охране, а лишний раз напрягать с ней отношения не хотелось никому. Так и жили: вы нас не трогаете - все равно не убежим, благо некуда, а мы ведем себя смирно и прилично.
Посмотрев на профессора, Панкрашин улыбнулся: Барченко прихлебывал чай маленькими глоточками, словно смаковал его вкус, пенсне его, с треснувшим левым стеклышком, запотели от поднимавшегося из кружки пара. Потертый на локтях пиджак был надет на толстый шерстяной свитер, отчего казался раздутым спасательным жилетом, ватные штаны с потемневшими пузырястыми коленями дополняли костюм. Каждый раз, делая глоток чая, профессор смешно поднимал вверх брови, словно удивляясь вкусу напитка.
- Вот вы смеетесь, молодой человек, - оказалось, профессор тоже наблюдал за Сергеем поверх запотевших стекол, - а между тем, радоваться нечему. Да-с, совершенно нечему.
- Что-то случилось? - Панкрашин отставил кружку и захлопал по карманам в поисках табака и трубки.
- Именно, случилось. Сегодня я снял защиту острова, чтобы кое-что проверить. Так вот: наши «друзья» из «Аненербе» приготовили нам неприятный сюрприз.
- А именно? - насторожился Панкрашин.
- Против нас готовится операция. Помните, я вас предупреждал, что война не за горами? Начать решили с нас.
- Позвольте, а Виллигут? У вас, кажется, была с ним договоренность.
Барченко вздохнул.
- Я общался с ним. Он тоже весьма удручен, но, с тех пор, как он устранился от активных действий, правят бал другие. Вы же знаете, что «Аненербе» интегрировано в структуру СС и теперь командуют там Хильшер и полковник Зиверс . Все остальные на подхвате. Приказ провести операцию отдан лично Гиммлером.
- Так, - Сергей задумчиво примял табак, чиркнул спичкой. В воздухе поплыл запах махорки, - детали операции вам известны?
- В общих чертах. Планируется высадка десанта с поддержкой на астральном уровне. Кроме того, будет атака с континента силами «Аненербе» из институтов исследования Тибета и, что особенно неприятно, возможно использование артефактов, чего до сих пор старались избегать. Я имею в виду, в частности, «копье Гая Кассия». Возможно, также, участие «Ордена Нового храма». Хотя фон Либенфельс здорово сдал за последнее время, у него много учеников. Теперь вы понимаете, насколько серьезно наше положение?
- Да уж, - Панкрашин выдохнул клуб дыма, - что будем делать. Может, сообщить Назарову?
- А смысл? Он немедленно даст радиограмму на Большую землю и, в лучшем случае, нас просто переведут в один из лагерей на материке. В худшем - просто уничтожат. Нет, к нему обратимся только при непосредственной опасности. Пока попробуем разобраться своими силами. Я думаю, даже Катошевского и Габуа пока подключать не стоит. Женщинам тоже говорить пока не будем…
- А Лада? - перебил его Панкрашин.
- Ни в коем случае! Ее будем беречь до последней возможности, да и не готова она. Могла бы помочь Серафима Григорьевна, но уж очень она …м-м, своеобразно понимает свою роль. - Барченко внимательно посмотрел на Сергея, - вы не очень устали во время вашей прогулки по Кубе?
- Совсем не устал.
- Очень хорошо, - профессор поднялся, - нам необходимо повлиять на одного человека. Воздействие должно быть коротким, но очень мощным.
- Я готов, - Панкрашин выколотил трубку в пустую банку из-под тушенки и тоже встал, - где он находится?
- Скорее всего, в Лондоне.
Сергей надел малицу, сунул ноги в разбитые пимы. Профессор не спеша одевался, закутывая шею лохматым из-за торчащих ниток шарфом, поверх воротника ватника. По обоюдному согласию все магические действия они проводили на открытом пространстве. Лучше всего для этого подходило высокое открытое место. Еще осенью Панкрашин отыскал на побережье скалу со спрятанной от ветров лощиной, выходящей в сторону моря. Неподалеку стоял сложенный неизвестно кем и неизвестно когда каменный обелиск, служивший ориентиром мореходам. Таких обелисков было на архипелаге было множество и кто-то, не в меру шутливый, дал им название «гурии». Только при очень большом воображении можно было принять Новую землю за «райские кущи» с «гуриями», но название прижилось.
На улице Барченко притопнул ногами, приминая ноздреватый наст.
- Однако, не жарко, - пробормотал он, - никак не привыкну, что весна здесь приходит тогда, когда на Большой земле уже лето, а осень следует сразу за весной, - пожаловался он Сергею. Ну, что, пойдемте.
Северный ветер мгновенно выдул остатки сна и Панкрашин поднял капюшон кухлянки. Низкое солнце проложило по снегу длинные тени, редкие облака на блеклом выстуженном небе были похожи на клочья ваты. На крыше барака охраны лежало несколько тушек битой птицы - на корм собакам, две нерпичьи шкуры, прибитые к стене мехом внутрь, блестели плохо снятым жиром. Лагерные ворота были приоткрыты, охранник на вышке, видимо, согреваясь, помахал им рукой.
- Далеко ли, господа-товарищи?
- Да вот, прогуляться немного решили, - отозвался Панкрашин.
- И охота вам ноги бить, - охранник похлопал себя руками по бокам, поправил на плече трехлинейку. - Там, если Ваньку встретите, так скажите, чтоб поспешал. Мне сменяться скоро, - он ухмыльнулся во весь рот, - а закусить нечем.
- Непременно поторопим его, - успокоил Барченко.
В низине, где располагались лагерные бараки, снег был еще твердый, с плотным слежавшимся настом. Солнце почти не заглядывало сюда и только сейчас, в середине мая, поднимаясь все выше над горизонтом, осторожно поглаживало снег, готовясь растопить его и пробудить к жизни чахлую растительность. С берега доносились крики поморников и полярных крачек. Распластав крылья, они вились над голыми скалами, на которых снег не держался даже в самый разгар зимы - ветер моментально сдувал его, вылизывая гранит чуть ли не до зеркального блеска.
Ивана Межевого они встретили, когда почти дошли до лощины. Осторожно держа перед собой мешок с добычей, он появился из-за скалы. Из-за пазухи у него свешивалась голова крачки с мертвыми глазами и полураскрытым клювом.
- Здорово, начальник, - поприветствовал он Панкрашина, утирая нос рукавом ватника. Глаза его слезились, иссеченное ветром лицо горело, - долго спишь.
- Привет, Иван. Как добыча?
- Да, так себе. Десятка два яиц всего набрал. Гнезд еще мало, а тех, где на яйцах сидят - еще меньше. Вот, - он наклонил голову, указывая подбородком за пазуху, - шею одной свернул. Уж больно кидалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45