Ее мы провели в горах, на высоком плато, недалеко от теплого, пенистого экваториального моря. Ночной ветер пьянил нас дыханием лета, ароматом цветов. Этот запах был мне абсолютно незнаком — резкий, кисло-сладкий, не сравнимый с запахом любых, самых изысканных духов, произведенных человеком. Я, Шрехт и несколько других хруффов с эмблемами, нарисованными на телах, — очевидно, солдаты и офицеры ее подразделения — стояли на краю черной пропасти. Над созданием этого каньона природа трудилась несколько веков, но он казался выдолбленным из камня чьей-то искусной рукой. При солнечном свете это место, должно быть, выглядит просто великолепно.
Цвайрог и Сара остались в лагере, хотя на такие прогулки мы обычно с собой брали и их, и самцов.
Но сегодня мы ушли одни, одни солдаты.
Над головой сверкали звезды, их свет был ярок и напоминал трассирующие пули, собранные в одной части неба. В другой их оказалось почему-то меньше.
Хруфф находится в отдалении от нашей галактики, поэтому Млечный путь, расплываясь по всему небу, теряет свою форму. Как бы компенсируя этот недостаток, появляется галактическое ядро — большое скопление ярких звезд, будто нарисованных на непроглядном черном небе.
Шрехт стояла рядом со мной. Тишину нарушал лишь Шепот ветра, несший с собой слабый запах хруффьей чешуи. Остальные ее соплеменники расположились позади нас, почти дыша нам в затылки, едва не сталкивая нас с обрыва.
В глубине каньона царила настоящая непроглядная тьма. Слышался лишь отдаленный глухой ропот — ветер бился о стены.
— Хорошо, — прервал я молчание, — очень красиво… Итак, кто теперь объяснит нам, зачем мы здесь? — Сара очень огорчилась, когда Шрехт заявила о своем намерении совершить прогулку без них.
Цвайрог заметно изменилась, ее протестующее грохотание внезапно оборвала подруга, которая сделала непонятный мне жест.
Одна из хруффов забормотала что-то, приводя меня в отчаяние — у нее не имелось транслятора.
Заговорила Шрехт:
— Если нам повезет и мы успеем правильно рассчитать время, то успеем как раз к началу появления ночных демонов. Они выходят и возвращаются обратно несколько раз, а потом их не видно довольно долгое время, определенный период. Первая ночь считается самой лучшей.
— А почему мы не взяли остальных?
— Они еще… не готовы.
Ага, мне оставалось только стоять и ждать.
Находившиеся возле меня солдаты внезапно напряглись в ожидании, один из них что-то зашептал, сосед заставил его замолчать. Шрехт подняла руку, указывая куда-то в темноту.
Очень далеко, почти за пределами видимости, в кромешной тьме замерцали зеленовато-золотые искры. Послышался приглушенный звук, напоминающий трение кожи о кожу, который затем сменился хлопками.
Внизу вновь замерцал огонек; один из хруффов вновь зашептал и опять, пристыженный соседом, замолчал. Очевидно, не один я впервые присутствую на этом шоу. Огоньки продолжали распространяться, становились ярче, напоминая игру драгоценных камней на бархате, будто тысячи зеркал повернулись к небу и отражали свет звезд.
Вообще-то это был не белый свет звезд, а зеленый и золотой, смешанный с серебряным и крова, во-красным, а также голубой, но не яркий, а приглушенный.
Шрехт прошептала что-то вроде: «Аахх…». Транслятор никак на это не отреагировал. Я впервые почувствовал, что хруфф боится, и мне стало не по себе.
Внезапно разноцветные звезды внизу, в каньоне, взметнулись ввысь, приобрели объем, сформировались в сверкающие спирали и устремились в небо. Я слышал шуршание и хлопанье миллиона крыльев.
Ночные демоны взмыли ввысь над нашими головами; их крылья искрились, оставляя в ночном небе серебряные и золотые, коричневые и ярко-рыжие, огненные, бриллиантовые полосы. В этом действе смешались и голубая молния, и огни праздничного фейерверка.
Демоны в звездном вихре кружились над головами. Создавалось впечатление спиральной галактики, то уносящейся прочь и становящейся меньше, то приближающейся, расплывчатой, хаотичной, неправильной. Затем она взорвалась, стала похожа на крабовидную туманность и постепенно начала уменьшаться, таять, исчезая в небе, растворяясь между звезд, пока не сгинула совсем.
У меня перехватило дыхание, будто я не делал вдохов уже несколько часов.
Мне подумалось, что такое зрелище доставило бы Саре массу удовольствий.
Лагерь находился не так далеко отсюда, всего за несколько километров. Может, ей и удалось что-нибудь рассмотреть…
Внезапно я ощутил жар и масляный запах, исходящий от хруффов, действующий на меня угнетающе. Окруженный этими тварями, загораживающими мне небо, я почувствовал острое желание вырваться, убежать, но единственной дорогой к свободе была та, что вела вниз, в пропасть, в царство демонов.
Я взглянул на Шрехт и понял, что она держит протянутую руку, в которой зажата полоска ткани — повязка на глаза.
— Что здесь происходит, черт возьми?
— Надень это, друг Моррисон.
— Зачем? — В груди у меня похолодело.
— Надень, солдат, а ответ скоро получишь.
Я попытался что-либо прочесть в ее глазах, но они, как всегда, были непроницаемы. Тогда я перевел взгляд на ее руку, на когти и щупальца, держащие узкую белую полоску. Это была не повязка приговоренного к смерти просто товарищ по оружию, Шрехт, не доверяла мне.
Взяв полоску, я завязал ее и позволил увести себя.
Когда она была снята, я увидел, что мы находимся на дне какой-то огромной пещеры. Сухой, пыльный воздух щекотал мне ноздри, и тысячи пылинок при свете фонаря кружились в бешеном вихре. Пещера возникла явно не естественным путем.
Пол был почти плоским, устланным плотно подогнанными друг к другу деревянными панелями. Вертикальные стены были гладкими, отшлифованными.
Потолок терялся где-то вверху, до него не доходил даже луч фонаря. Дома, подобные этому, согласно традициям Ханака должны были быть украшены пирамидами и площадками, сухими бассейнами, полными вещей, похожих на паутину и опавшую листву. Здесь не было ни одного узора, ни одной картины, только голые коричневые камни, старые, вытертые временем.
Я повернулся, взглянул на Шрехт и другого высокого, молчаливого хруффа.
— Ну, где мы?
— Когда-то, давным-давно, это место называлось Хмарр.
Мы двинулись вперед, следом за одним из хруффов, прокладывающим нам дорогу.
— Как давно оно было построено?
— Думаем, оно было возведено около сорока тысяч лет назад. Не осталосьчни одного точного свидетельства, поэтому можно говорить лишь приблизительно.
Вокруг нас поднимались клубы пыли, будто нога живого существа за все прошедшее с постройки время не ступала сюда.
— Для чего все это было сделано?
— Здесь находилась столица планеты.
— А сейчас?
— Ничего, кроме темноты и пыли. Многие уже не помнят, что она все еще здесь.
— А были ли другие?
— Сотни. Некоторые разрушались, а некоторые все еще стоят нетронутые, но пустые. Вот так жили хруффы до того…
До всего этого. Я понимаю, но в отличие от Шрехт и других представителей ее цивилизации еще помню кое-что. Поэтому слова: Родина, столица планеты значат для меня больше, чем просто слова.
— Итак, зачем ты притащила меня сюда? Неужели только для того, чтобы показать древние развалины? Но для этого вовсе не обязательно одевать на глаза повязку. Я не расскажу повелителям о вашем тайном музее.
Хруффы удивленно зафыркали:
— Ты здесь для того, чтобы принять другое решение, Атол Моррисон.
«Другое решение?» — мысленно удивился я.
Пещера упиралась в округлое, очищенное пространство около тысячи метров в длину и сотни в высоту, достаточно хорошо освещенное, чтобы мои сопровождающие выключили и положили свои фонари на скалу, специально предназначенную для этого. Затем мы двинулись вперед, туда, где горел мерцающий красный свет. Здесь находилось много зданий разной высоты с приставными или вделанными в стены винтовыми лестницами. Здесь же можно было увидеть и более совершенные постройки со множеством маленьких окон, похожие на многочисленные офисы, которые я помнил с детства.
В середине этого пространства находилась большая, открытая платформа. В центре ее, заполняя пещеру желто-красным светом, горел костер. Он горел в большой чаше, содержимое которой пахло смоченной в креозоте древесиной.
«Так, ты уже понял, что сейчас произойдет, Атол Моррисон. Вообще-то догадаться было нетрудно. И что делать теперь, бежать, броситься вглубь пещеры в надежде, что они не найдут тебя? Или же ты надеешься умереть, чтобы тебе не пришлось принимать какое-нибудь решение?..» Вокруг огня у алтаря собрались хруффы. Они стояли в маленьких углублениях, сделанных, очевидно, для каких-нибудь жриц, живших тысячелетия назад и исповедовавших теперь уже мертвую религию. Эти углубления протоптали сами хруффы, приходя сюда в течение многих веков.
Кого здесь только не было: хруффы, кентавры саанаэ, на зеленой чешуе которых поблескивал огонь.
Плоские лошадиные зубы придавали их лицам странное выражение. Рядом с ними находился маленький черный паук-синот, несколько солдат с планеты, которая, как я слышал, называлась Заррет, существа, походившие на голубых змей с руками и глазами — драгоценными каменьями, переливающимися на свету. Казалось, что в них плясала радуга. Я видел и пару шегарийских специалистов, стоящих рядом с передвижным хирургическим кабинетом, вроде тех, которые наемники возят с собой на большие боевые операции. Многим, в том числе и мне, они спасли жизнь.
Обычно спаги берут с собой одни только передвижные устройства, без специалистов, потому что они могут быть запрограммированы на ту или иную цивилизацию.
Кого еще я ожидал увидеть? Может, Дэви, одетого в зеленую форму, стоящею здесь, как идиот из старого фильма, или Марша с Сэнди, восставших из мертвых? Или Алике, идущую ко мне со сверкающими счастьем и надеждой глазами?
Я повернулся лицом к Шрехт: — Что теперь?
Картинка ожила: я — маленький, хрупкий человечек; могучие хруффы игрушечные динозавры юрского периода, но гораздо более опасные; зубастые саанаэ, ненамного превосходящие размерами человека, выглядевшие страшными чудищами из сказки; добрые и спокойные шегаритяне; маленькие черные синоты гигантские пауки из детских сновидений, и еще мерзкие змеи с руками и сверкающими глазами.
Боже мой…
Шрехт что-то твердила мне о существовании так называемого плана наемников: — … синоты доставили его нам, мы довели его до саанаэ и зарретян так же, как древние воины-раины передали его синотам. А мы передаем эстафету вам…
В этой галактике существует около миллиона различных цивилизаций, несколько сотен пополнили ряды наемников и полицейских. Есть только одна дюжина рас, одна из миллиона, которой мы можем довериться.
Я стоял неподвижно, полный сожаления, глядя в ее клыкастое, чешуйчатое, с ничего не выражаюшими глазами нечеловеческое лицо. Передо мной внезапно появился образ Марша. Я вспомнил выражение его лица, когда к его голове приставили пистолет и он услышал щелчок спускового крючка, звон металла о металл, слабое «сник», когда пружина сжалась, подготавливая боек к удару по капсулю. Интересно, слышал ли Марш резкое «уэк!» стали по меди и шипение пороха? Наверно, звук достиг его уха быстрее, чем пуля, разнесшая мозги…
Последней его мыслью, очевидно, было: «Так чертовски громко…», а последним ощущением — боль в ушах, а потом — ничего. Я надеюсь, что все так и произошло.
— Итак, вам наплевать на провал Юлир Вея, причем на полный провал, и на то, что ваши собственные соплеменники явятся сюда и сотрут вас вместе с вашими семьями в порошок? — гневно воскликнул я. Ответа не последовало. Ничего не значит для вас и мой горький опыт, когда я отправил друзей на смерть?
Шрехт принялась объяснять:
— Юлир Вей провалился так быстро потому, что эти саанаэ постарались, она указала на наших друзей-кентавров: — так же, как и ты постарался подавить бунт сиркарской полиции на Земле. Саанаэ причинили себе гораздо больше вреда, чем просто уничтожили своих старых друзей.
— Тогда, когда же осуществится ваш… план?
— Когда-нибудь машины-господа совершат ошибку, Атол Моррисон, Когда же этот день придет, мы будем готовы.
— И как долго вы ждете, пока они ошибутся? Сколько времени вы готовитесь?
— Никто не знает, никто уже не помнит, может, сотню тысяч лет, может, больше…
— И сколько вы еще намереваетесь ждать?
Голос синота был тонок и скрипуч. Его неуклюже сформированные и произнесенные звуки человеческой речи несказанйо удивили меня:
— Вечность, если придется…
«Неужели вечность?» — мысленно удивился я.
— Но почему я и почему сейчас?
— Почему ты, Атол Моррисон? Потому что ты, несмотря на явную неприязнь к расе господ, честно выполняешь свой долг, потому что ради спасения земной цивилизации ты погубил своих друзей, хотя было бы гораздо проще оставаться в стороне. А что касается ответа на твой второй вопрос: «Почему сейчас?..» Шрeхт потянулась к алтарю, взяла что-то — маленькую черную коробочку и вручила ее мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Цвайрог и Сара остались в лагере, хотя на такие прогулки мы обычно с собой брали и их, и самцов.
Но сегодня мы ушли одни, одни солдаты.
Над головой сверкали звезды, их свет был ярок и напоминал трассирующие пули, собранные в одной части неба. В другой их оказалось почему-то меньше.
Хруфф находится в отдалении от нашей галактики, поэтому Млечный путь, расплываясь по всему небу, теряет свою форму. Как бы компенсируя этот недостаток, появляется галактическое ядро — большое скопление ярких звезд, будто нарисованных на непроглядном черном небе.
Шрехт стояла рядом со мной. Тишину нарушал лишь Шепот ветра, несший с собой слабый запах хруффьей чешуи. Остальные ее соплеменники расположились позади нас, почти дыша нам в затылки, едва не сталкивая нас с обрыва.
В глубине каньона царила настоящая непроглядная тьма. Слышался лишь отдаленный глухой ропот — ветер бился о стены.
— Хорошо, — прервал я молчание, — очень красиво… Итак, кто теперь объяснит нам, зачем мы здесь? — Сара очень огорчилась, когда Шрехт заявила о своем намерении совершить прогулку без них.
Цвайрог заметно изменилась, ее протестующее грохотание внезапно оборвала подруга, которая сделала непонятный мне жест.
Одна из хруффов забормотала что-то, приводя меня в отчаяние — у нее не имелось транслятора.
Заговорила Шрехт:
— Если нам повезет и мы успеем правильно рассчитать время, то успеем как раз к началу появления ночных демонов. Они выходят и возвращаются обратно несколько раз, а потом их не видно довольно долгое время, определенный период. Первая ночь считается самой лучшей.
— А почему мы не взяли остальных?
— Они еще… не готовы.
Ага, мне оставалось только стоять и ждать.
Находившиеся возле меня солдаты внезапно напряглись в ожидании, один из них что-то зашептал, сосед заставил его замолчать. Шрехт подняла руку, указывая куда-то в темноту.
Очень далеко, почти за пределами видимости, в кромешной тьме замерцали зеленовато-золотые искры. Послышался приглушенный звук, напоминающий трение кожи о кожу, который затем сменился хлопками.
Внизу вновь замерцал огонек; один из хруффов вновь зашептал и опять, пристыженный соседом, замолчал. Очевидно, не один я впервые присутствую на этом шоу. Огоньки продолжали распространяться, становились ярче, напоминая игру драгоценных камней на бархате, будто тысячи зеркал повернулись к небу и отражали свет звезд.
Вообще-то это был не белый свет звезд, а зеленый и золотой, смешанный с серебряным и крова, во-красным, а также голубой, но не яркий, а приглушенный.
Шрехт прошептала что-то вроде: «Аахх…». Транслятор никак на это не отреагировал. Я впервые почувствовал, что хруфф боится, и мне стало не по себе.
Внезапно разноцветные звезды внизу, в каньоне, взметнулись ввысь, приобрели объем, сформировались в сверкающие спирали и устремились в небо. Я слышал шуршание и хлопанье миллиона крыльев.
Ночные демоны взмыли ввысь над нашими головами; их крылья искрились, оставляя в ночном небе серебряные и золотые, коричневые и ярко-рыжие, огненные, бриллиантовые полосы. В этом действе смешались и голубая молния, и огни праздничного фейерверка.
Демоны в звездном вихре кружились над головами. Создавалось впечатление спиральной галактики, то уносящейся прочь и становящейся меньше, то приближающейся, расплывчатой, хаотичной, неправильной. Затем она взорвалась, стала похожа на крабовидную туманность и постепенно начала уменьшаться, таять, исчезая в небе, растворяясь между звезд, пока не сгинула совсем.
У меня перехватило дыхание, будто я не делал вдохов уже несколько часов.
Мне подумалось, что такое зрелище доставило бы Саре массу удовольствий.
Лагерь находился не так далеко отсюда, всего за несколько километров. Может, ей и удалось что-нибудь рассмотреть…
Внезапно я ощутил жар и масляный запах, исходящий от хруффов, действующий на меня угнетающе. Окруженный этими тварями, загораживающими мне небо, я почувствовал острое желание вырваться, убежать, но единственной дорогой к свободе была та, что вела вниз, в пропасть, в царство демонов.
Я взглянул на Шрехт и понял, что она держит протянутую руку, в которой зажата полоска ткани — повязка на глаза.
— Что здесь происходит, черт возьми?
— Надень это, друг Моррисон.
— Зачем? — В груди у меня похолодело.
— Надень, солдат, а ответ скоро получишь.
Я попытался что-либо прочесть в ее глазах, но они, как всегда, были непроницаемы. Тогда я перевел взгляд на ее руку, на когти и щупальца, держащие узкую белую полоску. Это была не повязка приговоренного к смерти просто товарищ по оружию, Шрехт, не доверяла мне.
Взяв полоску, я завязал ее и позволил увести себя.
Когда она была снята, я увидел, что мы находимся на дне какой-то огромной пещеры. Сухой, пыльный воздух щекотал мне ноздри, и тысячи пылинок при свете фонаря кружились в бешеном вихре. Пещера возникла явно не естественным путем.
Пол был почти плоским, устланным плотно подогнанными друг к другу деревянными панелями. Вертикальные стены были гладкими, отшлифованными.
Потолок терялся где-то вверху, до него не доходил даже луч фонаря. Дома, подобные этому, согласно традициям Ханака должны были быть украшены пирамидами и площадками, сухими бассейнами, полными вещей, похожих на паутину и опавшую листву. Здесь не было ни одного узора, ни одной картины, только голые коричневые камни, старые, вытертые временем.
Я повернулся, взглянул на Шрехт и другого высокого, молчаливого хруффа.
— Ну, где мы?
— Когда-то, давным-давно, это место называлось Хмарр.
Мы двинулись вперед, следом за одним из хруффов, прокладывающим нам дорогу.
— Как давно оно было построено?
— Думаем, оно было возведено около сорока тысяч лет назад. Не осталосьчни одного точного свидетельства, поэтому можно говорить лишь приблизительно.
Вокруг нас поднимались клубы пыли, будто нога живого существа за все прошедшее с постройки время не ступала сюда.
— Для чего все это было сделано?
— Здесь находилась столица планеты.
— А сейчас?
— Ничего, кроме темноты и пыли. Многие уже не помнят, что она все еще здесь.
— А были ли другие?
— Сотни. Некоторые разрушались, а некоторые все еще стоят нетронутые, но пустые. Вот так жили хруффы до того…
До всего этого. Я понимаю, но в отличие от Шрехт и других представителей ее цивилизации еще помню кое-что. Поэтому слова: Родина, столица планеты значат для меня больше, чем просто слова.
— Итак, зачем ты притащила меня сюда? Неужели только для того, чтобы показать древние развалины? Но для этого вовсе не обязательно одевать на глаза повязку. Я не расскажу повелителям о вашем тайном музее.
Хруффы удивленно зафыркали:
— Ты здесь для того, чтобы принять другое решение, Атол Моррисон.
«Другое решение?» — мысленно удивился я.
Пещера упиралась в округлое, очищенное пространство около тысячи метров в длину и сотни в высоту, достаточно хорошо освещенное, чтобы мои сопровождающие выключили и положили свои фонари на скалу, специально предназначенную для этого. Затем мы двинулись вперед, туда, где горел мерцающий красный свет. Здесь находилось много зданий разной высоты с приставными или вделанными в стены винтовыми лестницами. Здесь же можно было увидеть и более совершенные постройки со множеством маленьких окон, похожие на многочисленные офисы, которые я помнил с детства.
В середине этого пространства находилась большая, открытая платформа. В центре ее, заполняя пещеру желто-красным светом, горел костер. Он горел в большой чаше, содержимое которой пахло смоченной в креозоте древесиной.
«Так, ты уже понял, что сейчас произойдет, Атол Моррисон. Вообще-то догадаться было нетрудно. И что делать теперь, бежать, броситься вглубь пещеры в надежде, что они не найдут тебя? Или же ты надеешься умереть, чтобы тебе не пришлось принимать какое-нибудь решение?..» Вокруг огня у алтаря собрались хруффы. Они стояли в маленьких углублениях, сделанных, очевидно, для каких-нибудь жриц, живших тысячелетия назад и исповедовавших теперь уже мертвую религию. Эти углубления протоптали сами хруффы, приходя сюда в течение многих веков.
Кого здесь только не было: хруффы, кентавры саанаэ, на зеленой чешуе которых поблескивал огонь.
Плоские лошадиные зубы придавали их лицам странное выражение. Рядом с ними находился маленький черный паук-синот, несколько солдат с планеты, которая, как я слышал, называлась Заррет, существа, походившие на голубых змей с руками и глазами — драгоценными каменьями, переливающимися на свету. Казалось, что в них плясала радуга. Я видел и пару шегарийских специалистов, стоящих рядом с передвижным хирургическим кабинетом, вроде тех, которые наемники возят с собой на большие боевые операции. Многим, в том числе и мне, они спасли жизнь.
Обычно спаги берут с собой одни только передвижные устройства, без специалистов, потому что они могут быть запрограммированы на ту или иную цивилизацию.
Кого еще я ожидал увидеть? Может, Дэви, одетого в зеленую форму, стоящею здесь, как идиот из старого фильма, или Марша с Сэнди, восставших из мертвых? Или Алике, идущую ко мне со сверкающими счастьем и надеждой глазами?
Я повернулся лицом к Шрехт: — Что теперь?
Картинка ожила: я — маленький, хрупкий человечек; могучие хруффы игрушечные динозавры юрского периода, но гораздо более опасные; зубастые саанаэ, ненамного превосходящие размерами человека, выглядевшие страшными чудищами из сказки; добрые и спокойные шегаритяне; маленькие черные синоты гигантские пауки из детских сновидений, и еще мерзкие змеи с руками и сверкающими глазами.
Боже мой…
Шрехт что-то твердила мне о существовании так называемого плана наемников: — … синоты доставили его нам, мы довели его до саанаэ и зарретян так же, как древние воины-раины передали его синотам. А мы передаем эстафету вам…
В этой галактике существует около миллиона различных цивилизаций, несколько сотен пополнили ряды наемников и полицейских. Есть только одна дюжина рас, одна из миллиона, которой мы можем довериться.
Я стоял неподвижно, полный сожаления, глядя в ее клыкастое, чешуйчатое, с ничего не выражаюшими глазами нечеловеческое лицо. Передо мной внезапно появился образ Марша. Я вспомнил выражение его лица, когда к его голове приставили пистолет и он услышал щелчок спускового крючка, звон металла о металл, слабое «сник», когда пружина сжалась, подготавливая боек к удару по капсулю. Интересно, слышал ли Марш резкое «уэк!» стали по меди и шипение пороха? Наверно, звук достиг его уха быстрее, чем пуля, разнесшая мозги…
Последней его мыслью, очевидно, было: «Так чертовски громко…», а последним ощущением — боль в ушах, а потом — ничего. Я надеюсь, что все так и произошло.
— Итак, вам наплевать на провал Юлир Вея, причем на полный провал, и на то, что ваши собственные соплеменники явятся сюда и сотрут вас вместе с вашими семьями в порошок? — гневно воскликнул я. Ответа не последовало. Ничего не значит для вас и мой горький опыт, когда я отправил друзей на смерть?
Шрехт принялась объяснять:
— Юлир Вей провалился так быстро потому, что эти саанаэ постарались, она указала на наших друзей-кентавров: — так же, как и ты постарался подавить бунт сиркарской полиции на Земле. Саанаэ причинили себе гораздо больше вреда, чем просто уничтожили своих старых друзей.
— Тогда, когда же осуществится ваш… план?
— Когда-нибудь машины-господа совершат ошибку, Атол Моррисон, Когда же этот день придет, мы будем готовы.
— И как долго вы ждете, пока они ошибутся? Сколько времени вы готовитесь?
— Никто не знает, никто уже не помнит, может, сотню тысяч лет, может, больше…
— И сколько вы еще намереваетесь ждать?
Голос синота был тонок и скрипуч. Его неуклюже сформированные и произнесенные звуки человеческой речи несказанйо удивили меня:
— Вечность, если придется…
«Неужели вечность?» — мысленно удивился я.
— Но почему я и почему сейчас?
— Почему ты, Атол Моррисон? Потому что ты, несмотря на явную неприязнь к расе господ, честно выполняешь свой долг, потому что ради спасения земной цивилизации ты погубил своих друзей, хотя было бы гораздо проще оставаться в стороне. А что касается ответа на твой второй вопрос: «Почему сейчас?..» Шрeхт потянулась к алтарю, взяла что-то — маленькую черную коробочку и вручила ее мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53