Когда мой стакан опустился на стол, она, вытаскивая из нагрудного кармана маленький черный пластиковый квадрат и вручая его мне, произнесла:
— И еще, Ати…
Я перевернул его, ощутив легкое беспокойство.
Все в порядке, теперь получено официальное подтверждение моему вступлению в должность джемадар-майора. Слава Богу!
— Давай…
Я положил большой палец на идентификационную кнопку и ощутил легкое покалывание — несколько видов излучений опробировали, изучили и запомнили мою клеточную структуру. Послышалось мягкое, негромкое жужжание, затем оно несколько затихло, потом мелькнул поток приказов и распоряжений.
Я четко произнес:
— Регистрационный номер 10/9760.
Плавное течение звуковых комбинаций нарушила серия коротких пауз, и ровный бесполый голос проговорил:
— Подтверждено, 4 м-21суб-ХК.
Это голос хозяина, повелителя. Как-то странно думать об этом подобным образом. Относительная тишина сменилась пронзительным визгом и скрежетом. Голос произнес:
— Зс-286б, передвиньтесь на порядок выше.
На порядок выше. По невероятному каналу связи ФТЛ, которую обнаружили повелители-господа, с его одноименной системой подключения и переноса сообщений, через все межзвездное пространство пронеслась команда, включающая меня в коммуникационную сеть господ.
Убрав палец с кнопки и спрятав идентификационное устройство в нагрудный карман, я повернулся к ташильдару.
— Ну, я… — Не найдя нужных слов, я напрягся в ожидании ответной реплики и четко отдал честь.
Мэми Глендовер лишь рассмеялась:
— Добро пожаловать в ряды избранных.
Позже, выйдя из ее апартаментов, я направился в свою конуру, наслаждаясь ярким, солнечным днем.
Боромилит — чудная планета, может, чересчур хорошая для базы легиона наемников, с теплым, мягким климатом, деревья, украшенные легкими, похожими на перья серо-зелеными листьями, низкие покатые холмы, огромные пляжи перед теплыми, мелководными океанами, послушные туземцы — добродушный чешуйчатый маленький народец, двуногие, не более метра ростом, с глазами, как ягоды можжевельника, и потом, напоминающим запах лимона.
Этим миром раса господ правила уже сорок пять столетий. По меркам хруффов, возможно, это не так долго, но для туземцев было достаточно, чтобы осознать, что так будет всегда. Тихое, спокойное местечко, очень удобно расположенное на задворках большого, открытого скопления звезд класса Ж-К за несколько тысяч парсеков от линии фронта.
Что станет с Землей, когда раcа господ подомнет ее обитателей под себя на такой длительный срок?
Может, тогда люди будут такими же дружелюбными и послушными, как и хруффы? Или не будут? Говорят, что мир хруффов завоевывали семнадцать тысяч лет. Послушными? Когда они спустились с небес на нашу планету, добродушными их назвать не смог бы никто.
Очевидно, все дело в наследственности — среди наемников нет ни одного жителя Боромилита.
— Эй, Ати!
Остановившись, я обернулся. Ко мне спешила джемадар Соланж Корде, высокая — на голову выше меня — гибкая чернокожая девушка. Она довольно много повидала — мы сражались плечом к плечу в легионах Тхренн-Хааэ уже довольно долго.
— Привет, Соланж. Куда пойдем выпить — нибудь холодненького?
Улыбаясь она дотронулась до новой нашивки на моем вороте:
— Да, наконец-то, а то негоже тебе отставать…
Я начал служить на три года раньше ее, но по служебной лестнице мы продвигались одинаково.
Девушка на минуту отвела взгляд, затем, внезапно посерьезнев, снова посмотрела мне в глаза, будто оценивая:
— Э-э, тебе теперь нужен адъютант.
— Ну… — так я и знал. Джемадар-майор — первый высокий чин, требующий персонального помощника или слугу. Вот и мне потребовался толковый адъютант. Неужели у меня нет никого на примете?
Плохо же я все рассчитал. Я знал Соланж Корде двадцать лет, она нравилась мне, казалась грамотным, знающим солдатом, затем офицером… Наверно, она сделала меньше ошибок, чем я.
Ну ладно, за ошибки они нам не платят…
Я протянул руку:
— Тебе понравится Карсваао, эта чертова пустыня.
Девушка похлопала меня по плечу:.
— О, успокойся, Ати. Пойдем-ка лучше выпьем пива, пока есть возможность.
Мда… Отличная мысль. Я собирался в отпуск, домой, впервые за двадцать лет, если, конечно, мой дом остался все еще там, и поэтому мне нужен ктото, кто сменит меня на Карсваао и будет поддерживать здесь порядок.
В баре пиво оказалось холодным, только немного сладким. По крайней мере хоть здесь туземцам надо еще кое-чему подучиться.
Спустя некоторое время я уже был в своей квартире и сидел на балконе, наслаждался ужином и заходом солнца на чудесном индиговом небе Боромилита. Я пригласил Хани отужинать со мной. В этом нет ничего необычного — все наемники время от времени зазывают к себе гейш, чтобы провести с ними ночь… Нас обслуживал повар Федор, самозабвенно играющий роль вышколенного официанта. С салфеткой, перекинутой через руку, он каждый раз, при появлении нового блюда, деловито распоряжался, куда его поставить, лично разливал напитки… И все это с важным видом знатока.
Главным блюдом являлось ароматное, напичканное пряностями мясо молодого барашка в стеклянной посуде — творение рук Марджи, я думаю. Она выросла в Вирджинии, и у нас в детстве вкусы, очевидно, совпадали.
Мясо оказалось хорошо приготовленным, в него впрыснули питательные вещества и антитоксины, делалось оно на лучшем заменителе жира, который нам позволялось иметь. Марджи удалось достичь едва ли не вершин кулинарного искусства.
Небо полыхало оранжево-красным светом, затем на горизонте появилась темно-синяя полоса, она становилась все более темной и, наконец, превратилась в черную. И вот уже на черном небе готовы были вспыхнуть звезды.
Ночь на Боромилите наступает всегда внезапно.
Не уверен, что хорошо помню, как это происходит на Земле. Юношей я покинул ее, мне тогда было не до вида звездного неба и очертаний сумеречных ночных пейзажей. Вступительные экзамены — вот что меня интересовало. Память об этом все еще свежа и причиняет боль. Тот, выглядевший бывалым воякой, ублюдок с сержантскими нашивками, увидев меня, засмеялся. Наверно, я был слишком худощав и выглядел, как неоформившийся подросток. Он показал на заснеженную вершину:
— Туда, малыш! — Затем взглянул на лежащего на земле мужчину: — А этого возьми с собой.
Только через минуту я понял, что передо мной мертвец. По прошествии еще одной минуты до меня дошло, что парень отправился к праотцам уже довольно давно. Может, именно этот факт и помог мне — одеревеневшее, абсолютно негнущееся тело легче нести…
В тот день в экзаменационном центречшестъ тысяч юношей и девушек сделали то же самое, и только шестьдесят прошли через контрольные испытания на стрельбище, а восемнадцать через общефизическую подготовку. А я сейчас сижу здесь под чудесным чужеземным небом, со знаками отличия джемадармайора, ем вкусное мясо молодого барашка, а молодая, красивая индонезийка пытается рассмешить меня и угадать мой следующий шаг.
Хани, кажется, родилась на острове Бали. Или нет, я все никак не могу запомнить.
От неба невозможно было оторваться — оно ослепительно сияло, цвета беспрестанно менялись, покрывая небо призрачными тенями. На этой планете я наслаждался жизнью, мне нравились закаты, однако не такие, как только что увиденный, не такие величественно-грандиозные.
В воображении возникла аллегория войны: я вспомнил, как стоял на огромной равнине Шонетка, надо мной было черное, усыпанное сверкающими звездами ночное небо, а мои солдаты бродили среди миллионов вражеских тел, отделяя мертвых от живых. Естественно, первых оказалось большинство. Ну, давайте же быстрее! Сделайте свое дело, и мы отправимся домой, назад на Боромилит, к нашим наложницам. Зарабатывайте свой хлеб, мальчики и девочки!
Но это небо…
Мой Бог, что это было за небо! Безоблачные горы устремлялись ввысь, вырывались из объятий ночи, сумерек, пытаясь пробиться прямо в солнечный, светлый день. Они были похожи на огромный мир, созданный из величественных Золотых башен, словно город богов плыл в пустоте над нашими головами, а сами боги смотрели вниз, на нас, на наши дела, верша свой высший суд.
А вокруг лежали мертвые враги, их тела напоминали сгусток тусклого тающего снега. Тучи мертвецов, уже не способных оценить великолепия неба. А может, лежа на поле боя и истекая кровью, они в последний раз угасающими глазами вглядывались в него, стараясь сохранить в памяти совершенство его форм, и зрелище сумеречных или голубых небес хоть ненамного, но все же облегчало их муки. А может, наоборот, делало уход из жизни драматичным и трагичным.
Слава Богу, этого мне не суждено узнать. Сейчас здесь, на Боромилите, сидя на вершине высокого холма и глядя на открывающийся взору вид крепости и города, мы заканчивали ужин. Стараясь облегчить мне послеобеденный отдых, Хани придвинула кресло ближе ко мне и поглаживала своей маленькой нежной ручкой мою мускулистую, загрубевшую десницу.
Она находилась со мной уже несколько лет и поэтому прекрасно знала мои привычки. Но все же девушка отлично понимала, что не сможет вечно оставаться моей любимицей.
Каждый день пребывания на базе — еще один выполненный пунктик в их контрактах, еще один шаг к лучшей жизни по возвращении домой. Я слышал, как некоторые люди называют систему наложниц рабством. Но считаю, что работа есть работа.
Горизонт осветила яркая вспышка, она ширилась, росла, затем вдалеке ухнул громовой раскат. Мне никогда не надоест смотреть на эту картину.
Космопорт также осветился огнем — яркий свет крохотными бриллиантами рассыпался по черным камням посадочной площадки, ракета кружилась на собственной большой орбите, звук нарастал, и вскоре я имел возможность различить шум и треск двигателя. Судно на полной скорости, подвергая бортовой груз нагрузке в 9 или 10 g, оторвалось от земли, быстро набрало высоту и покинуло гостеприимные объятия планеты. Огонь, пламя, огромный столб в небе… Длинный хвост водородного пламени, моргнув, исчез, когда корабль миновал отметку, где горение поддерживала атмосфера, и сменился ярким желто-белым свечением. Это водородная плазма выходит из сопла, теснимая ядерной турбиной. Неэффективно, зато практично. Где-то наверху ракету ждал звездный корабль.
А мы, наивные души, раньше называли наши ракеты звездными кораблями. Идиоты, потому как лучшее название для них — выдолбленное из дерева летающее каноэ.
Хани переместила руку — теперь она нежно поглаживала бедро. Ей уже известно, что рано или поздно я закончу любоваться закатом.
Стояла чудесная темная ночь, и мы, уставшие и вымотавшиеся за день, лежали в моей большой, удобной постели. ГладкаяJ влажная спина девушки прижималась к моей груди. Я обнял Хани, поместив ноги между ее бедер. Можно было ощутить биение сердца девушки, будто внутри нее барабанщик неумолимо отстукивал боевой марш. Я все еще бодрствовал, поэтому она не имела права засыпать и ожидала, когда оживут мои руки, придет в движение мое тело, касаясь ее изящной фигуры.
Интересно, поступлю ли я таким образом. Гибкое тело Хани, ее маленькая, упругая грудь, гладкая кожа всегда возбуждали меня, придавая силы, заставляя сделать больше, чем рассчитывал. Я смотрел на ее лицо, смутно видневшееся в беспросветном мраке ночи, медленно двигавшееся в ритме нашего танца любви, заглядывал в ее глаза, огромные, темные и серьезные. «Все ли я правильно делаю? — казалось, спрашивали они. — Ты счастлив со мной?» Ответ положительный на оба вопроса, если, конечно, есть на свете такая вещь, как счастье. Интересно, а что Хани сама думает об этом? Легкая улыбка, иногда появлявшаяся на ее губах, искорка удовольствия, мелькавшая на лице, капельки пота на лбу и верхней губе, маленькая ручка на моей ягодице, когда она лежала, поглощая мой оргазм, позволяли мне полагать, что ей приятно.
А. может, Хани думала, что в один прекрасный день все закончится, и она вернется домой на свой тропический остров с карманами, полными денег.
Больше ей уже никогда не придется лежать под громрздким белым мужчиной, что стонет и вздыхает, когда его семя извергается в нее.
Эту наложницу мне, если честно, ни с кем не сравнить. Я помню и о Дженис и Мире, моих бывших пассиях, сейчас, наверно, спящих где-то в других лачугах. Может, они радуются, что я приглашаю к себе Хани гораздо чаще, чем их. Хорошая штука — свободная любовь — никаких обязательств. А насчет преимуществ моего внимания: еще можно поспорить.
Не исключен и такой вариант, что индонезийка сожалеет о моей привязанности и неусыпном внимании к ней. Хани прекрасно известно, что мои бывшие наложницы вернуться домой такими же богатыми, как и она, хотя ей приходится много работать, а они могут спокойно спать в своих узеньких, уютных постельках.
Это было много лет назад. Алике… Ее звали Александра Морено. Высокая, тоненькая девушка-подросток, угловатая, с копной вьющихся черных волос, серьезно-вопрошающими черными глазами, порождение мира, лежащего в руинах…
Кем мы станем, когда вырастем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53