Много бы я дал, чтобы
выяснить, улучшилась ли моя ситуация. Мне казалось, что да, но
слишком многое этому "да" противоречило. То, что Эрмс готов был
меня отравить - а сомнений в отношении содержимого ампулы у меня
не было,- в этом я не имел к нему претензий. Несколько хуже
обстояло дело со старичком в золотых очках. У меня не было
уверенности, окончательно ли я развязался с этой историей. Во
всяком случае не было похоже, чтобы это дело грозило мне какими-
либо неприятностями в будущем. Теперь у меня была более
серьезная причина для озабоченности - инструкция. Дело было
вовсе не в том, что она очень уж сильно походила на протокол
моих перемещений внутри Здания и даже, более того, моих мыслей.
В конце концов я все еще мог оставаться объектом испытаний, хотя
Эрмс и отрицал это категорически. Ведь он сам потом признал, что
разговор наш не следует понимать буквально, что он является
шифром, а значит, каким-то образом соотносится с не названными
непосредственно значениями, которые стояли за ним, как невидимые
призраки. Гораздо хуже было нечто иное.
В глубине души я начал сомневаться в самом существовании
инструкции.
Правда, я старался убедить себя, что ошибаюсь, что моя
подозрительность не имеет оснований, что без действительного
намерения послать меня куда-то с весьма важной миссией никто не
интересовался бы мной и не подвергал никаким испытаниям. Ведь у
меня ничего не было на совести, и я не имел здесь, собственно,
никакого веса, кроме этого неожиданного назначения, этой все
время откладываемой, задерживаемой и вновь частично
подтверждаемой миссии.
Если бы мне позволили в ту минуту задать один, только
один-единственный вопрос, он звучал бы так: чего от меня хотят?
Чего от меня хотят на самом деле?
Я готов был с радостью принять любой ответ - кроме
одного.
Офицер за столом оглушительно засопел. Я вздрогнул.
Высморкавшись, он заглянул в платок, потом сопя, с разинутым
ртом и оттопыренными губами, спрятал его обратно в карман.
Дверь отворилась. В комнату вошел высокий, худой, сутулый
офицер. Было в нем что-то такое - трудно было сказать, что
именно,- от чего он производил впечатление штатского,
переодетого в мундир.
В руках у него были очки, которыми он быстро вертел, стоя
в шаге от меня.
- Вы ко мне?
- Я к господину Прандтлю из Отдела Шифрования,- ответил
я, слегка приподнимаясь с места.
- Значит, ко мне. Я капитан Прандтль. Пожалуйста не
вставайте. Вы насчет шифров, да?
Эта фонема прозвучала как сделанный в меня выстрел.
- Да, господин капитан.
- Пожалуйста, без званий. Чаю?
- Охотно.
Он подошел к маленькой черной дверце и из руки, которая
через нее высунулась, принял поднос с двумя уже наполненными
стаканами. Он поставил его на стол и надел очки. Тут же лицо его
словно бы подобралось, худое, вызывающее, все в нем встало на
исходные позиции и застыло.
- Что же такое, по-вашему, шифр? - спросил он.-
Пожалуйста, расскажите мне, что вы об этом знаете.
Он словно бы бил металлическим голосом во что-то твердое.
- Это система условных знаков, которую можно при помощи
ключа перевести на обычный язык.
- Да? А запах? Например, запах розы является шифром или
нет?
- Нет, поскольку он не является символом чего-то, а лишь
самим собой, запахом. Если бы он означал что-то другое, тогда он
мог бы, будучи символом, стать знаком шифра.
Я отвечал по возможности оживленно, пытаясь
продемонстрировать умение ясно мыслить. Толстый офицер
наклонился в мою сторону, его мундир вспучился на жирном брюхе,
собрался складками, грозя оборвать пуговицы. Я не обращал на
него внимания, глядя на Прандтля, который снял очки, чтобы
повертеть их в руках, отчего лицо его расслабилось.
- А как вы думаете: роза пахнет так просто или с
определенной целью?
- Ну, она пытается привлекать запахом пчел, которые ее
опыляют...
Он кивнул.
- Хорошо. Перейдем к обобщениям. Глаз преобразует луч
света в нервный код, который мозг расшифровывает и воспринимает
как свет. Ну, а сам луч? Он ведь ниоткуда. Его послала лампа или
звезда. Информация об этом заключена в его структуре. Ее можно
расшифровать...
- Какой же это шифр? - прервал я его.- Ни лампа, ни
звезда не пытаются ничего скрыть, в то время как шифр скрывает
свое содержание от непосвященных.
- Да?
- Но это же очевидно! Дело-то ведь в намерениях
посылающего сообщение.
Я замолчал и придвинул к себе чай.
В стакане плавала муха. Секунду назад ее там точно не
было. В таком случае, ее, наверное, подбросил толстый офицер? Я
взглянул на него. Он ковырял в носу. Я выловил муху ложечкой и
бросил на блюдце. Она упала на него со стуком. Я потрогал ее
пальцем. Она была из дутого металла.
- В намерениях? - проговорил Прандтль, снова надевая
очки.
Толстый - глядя на моего наставника, я старался не терять
и его из виду - шарил, пыхтя, по карманам, лицо его при этом
делалось все более бессмысленным, шея у подбородка раздувалась,
как воздушный шар. Вид его прямо-таки вызывал отвращение.
- Вот световой луч,- продолжал Прандтль.- Его послала
какая-то звезда. Какая? Гигант или карлик? Горячая или холодная?
Какова ее история? Что ждет ее в будущем? Можно ли узнать об
этом по ее лучу?
- Можно, располагая соответствующими знаниями.
- И чем тогда будут эти знания?
- Чем они будут?..
- Ключом. Разве не так?
- Ну...
Я медлил с ответом.
- Световой луч не является шифром.
- Нет?
- Нет, потому что никто не скрывал в нем эти сведения.
Впрочем, если следовать вашей точке зрения, то можно прийти к
выводу, что все является шифром.
- Правильно, мой дорогой. Все является шифром или
маскировкой чего-то. В том числе и вы.
- Это шутка?
- Нет. Это правда.
- Я являюсь шифром?
- Да. Либо маскировкой. Точнее, связь здесь такая: каждый
шифр является маской, камуфляжем, но не каждая маска является
шифром.
- В отношении шифра я мог бы в конце концов согласиться,-
произнес я, осторожно подбирая слова.- Вы имеете в виду,
вероятно, наследственность, эти маленькие наши собственные
изобретения, которые мы носим в каждой частичке своего тела,
чтобы оттиснуть их в потомках... но маскировка? Что я имею с ней
общего?
- Вы?.. Прошу прощения,- ответил Прандтль,- но меня это
дело не касается. Не я буду решать ваше дело. Ко мне это не
имеет никакого отношения.
Он подошел к дверце в стене. Из руки, которая в ней
появилась - должно быть, она была женской, поскольку я заметил
покрытые красным лаком ногти,- он взял бумажку и протянул ее
мне.
"Угроза флангового удара - точка,- читал я,- направить
подкрепления в сектор УП-19431 - точка - за квартирмейстера
седьмой оперативной группы Ганцни рст плк дипл - конец".
Я поднял голову, откладывая в сторону обрывок телетайпной
ленты, и слегка подался вперед.
В стакане плавала вторая муха.
Жирный офицер, должно быть, бросил ее туда, пока я был
занят чтением. Я посмотрел на него. Он зевал. Это выглядело так,
словно он умирал с разинутым ртом.
- Ну, что это такое? - спросил Прандтль.
Его голос донесся до меня словно издалека. Я заставил
себя встряхнуться.
- Какая-то расшифрованная депеша.
- Нет. Это шифр, который требует расшифровки.
- Но ведь это какое-то секретное донесение.
- Нет.- Он снова отрицательно покачал головой.-
Маскировка шифров под видом невинных сообщений, вроде каких-то
там частных писем или стишков - это все относится к прошлому.
Сегодня каждая сторона стремиться создать у другой видимость
того, что посылаемое не является шифровкой. Вы понимаете?
- До некоторой степени...
- А теперь я покажу вам тот же самый текст, пропущенный
через ДЕШ - так мы называем нашу машину.
Он снова приблизился к дверце, выхватил из белых пальцев
ленту и вернулся с ней к столу.
"Баромосовитура инколонцибаллистическая матекосится чтобы
канцепудроливать амбидафигигантурелию неокодивракиносмейную",-
прочитал я и посмотрел на него, не скрывая изумления.
- Это вы называете расшифровкой?
Он снисходительно усмехнулся.
- Это второй этап,- объяснил он.- Шифр был сконструирован
так, чтобы его первичное декодирование давало в результате
нагромождение бессмыслиц. Это должно было бы подтвердить, что
первичное содержание исходной депеши не было шифром, что оно
лежит на поверхности и является тем, что вы до этого прочли.
- А на самом же деле...- поддержал я его.
Он кивнул.
- Сейчас вы увидите. Я принесу текст, еще раз пропущенный
через машину.
Бумажная лента выскользнула из ладони в квадратной
дверце. В глубине промелькнуло что-то красное. Прандтль заслонил
собой отверстие. Я взял ленту, которую он мне подал. Она была
теплой, не знаю только, почему: от прикосновения человека или
машины.
"Абрутивно канцелировать дервишей, получающих
барбимуховые сенкобубины от свящеротивного турманска показанной
вникаемости".
Таков был этот текст. Я помотал головой.
- И что вы намерены делать с этим дальше?
- На этой стадии заканчивается работа машины и начинается
человеческая. Крууух! - крикнул он.
- Нууу?
Вырванный из оцепенения жирный офицер застонал. Мутными,
словно затянутыми пеленой глазами он посмотрел на Прандтля, тот
бросил ему в лицо:
- Канцелировать!
- Нее,- проблеял толстый фальцетом.
- Дервишей!
- Бууу! Деее!
- Получающих!
- О... от...- стонал толстяк.
Слюни текли у него изо рта.
- Барбимуховые!
- Ве... ве... м-м... мууу... иску... искусственные м...
м! М! Хи! Хи-хи!
Толстяк зашелся неудержимым смехом, который перешел в
посинение его лица, тонувшее в наползающем на него жире. Он
рыдал, хватая ртом воздух, слезы текли у него из глаз и исчезали
в складках обвислых щек.
- Довольно! Крууух! - рявкнул капитан. Затем обратился ко
мне: - Осечка. Ложная ассоциация. Впрочем, почти весь текст вы
уже слышали.
- Текст? Какой текст?
- "Не будет ответа". Это все. Крууух!
Он повысил голос. Жирный офицер содрогался всей своей
затянутой в мундир тушей, вцепившись в стол толстыми, похожими
на колбаски пальцами. После окрика Прандтля он притих, с минуту
еще повизгивал, потом стал гладить обеими руками лицо, словно
хотел таким образом унять себя.
- "Не будет ответа"? - тихо повторил я.
Мне казалось, что недавно я уже слышал от кого-то эти
слова, но не мог вспомнить, от кого именно.
- Довольно скудная информация.
Я поднял глаза на капитана. Его губы, все это время
остававшиеся искривленными, словно он ощущал во рту какую-то
легкую горечь, чуть усмехнулись.
- Если бы я показал вам текст более богатый по
содержанию, мы оба могли бы потом об этом пожалеть. Впрочем, и
даже в этом случае...
- Что даже в этом случае? - резко спросил я, словно эти
невзначай брошенные слова затронули какую-то неимоверно важную
для меня вещь. Прандтль пожал плечами.
- В общем-то, ничего. Но я показал вам фрагмент
современного шифра, не слишком сложного, однако находящегося в
употреблении. Впрочем, он имеет многослойную маскировку.
Он говорил быстро, словно бы пытаясь отвлечь мое внимание
от недосказанного намека. Я хотел вернуться к нему, открыл уже
рот, но вместо этого высказал:
- Вы говорили, что все является шифром. Это была
метафора?
- Нет.
- Следовательно, каждый текст...
- Да.
- А литературный?
- Ну конечно. Прошу вас, подойдите сюда.
Мы приблизились к маленькой дверце. Он открыл ее, и
вместо следующей комнаты, которая, как я предполагал, там
находилась, я увидел занимавший весь проем темный щит с
небольшой клавиатурой. В середине него виднелось нечто вроде
никелированной щели с высовывавшимися из нее, словно змеиный
язычок, концом бумажной ленты.
- Процитируйте, пожалуйста, фрагмент какого-нибудь
литературного произведения,- обратился ко мне Прандтль.
- Может быть... Шекспир?
- Что угодно.
- Так вы утверждаете, что его драмы - это набор
зашифрованных депеш?
- Все зависит от того, что мы понимаем под депешей. Но,
может, нам лучше все же проделать этот опыт? Я слушаю.
Я опустил голову. Долго я не мог ничего вспомнить, кроме
снова и снова приходящего на ум возгласа Отелло: "О, обожаемый
задок!", но эта цитата показалась мне слишком короткой и не
соответствующей требованиям.
- Есть! - вдруг сказал я и поднял голову.- "Мой слух еще
и сотни слов твоих не уловил, а я узнала голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
выяснить, улучшилась ли моя ситуация. Мне казалось, что да, но
слишком многое этому "да" противоречило. То, что Эрмс готов был
меня отравить - а сомнений в отношении содержимого ампулы у меня
не было,- в этом я не имел к нему претензий. Несколько хуже
обстояло дело со старичком в золотых очках. У меня не было
уверенности, окончательно ли я развязался с этой историей. Во
всяком случае не было похоже, чтобы это дело грозило мне какими-
либо неприятностями в будущем. Теперь у меня была более
серьезная причина для озабоченности - инструкция. Дело было
вовсе не в том, что она очень уж сильно походила на протокол
моих перемещений внутри Здания и даже, более того, моих мыслей.
В конце концов я все еще мог оставаться объектом испытаний, хотя
Эрмс и отрицал это категорически. Ведь он сам потом признал, что
разговор наш не следует понимать буквально, что он является
шифром, а значит, каким-то образом соотносится с не названными
непосредственно значениями, которые стояли за ним, как невидимые
призраки. Гораздо хуже было нечто иное.
В глубине души я начал сомневаться в самом существовании
инструкции.
Правда, я старался убедить себя, что ошибаюсь, что моя
подозрительность не имеет оснований, что без действительного
намерения послать меня куда-то с весьма важной миссией никто не
интересовался бы мной и не подвергал никаким испытаниям. Ведь у
меня ничего не было на совести, и я не имел здесь, собственно,
никакого веса, кроме этого неожиданного назначения, этой все
время откладываемой, задерживаемой и вновь частично
подтверждаемой миссии.
Если бы мне позволили в ту минуту задать один, только
один-единственный вопрос, он звучал бы так: чего от меня хотят?
Чего от меня хотят на самом деле?
Я готов был с радостью принять любой ответ - кроме
одного.
Офицер за столом оглушительно засопел. Я вздрогнул.
Высморкавшись, он заглянул в платок, потом сопя, с разинутым
ртом и оттопыренными губами, спрятал его обратно в карман.
Дверь отворилась. В комнату вошел высокий, худой, сутулый
офицер. Было в нем что-то такое - трудно было сказать, что
именно,- от чего он производил впечатление штатского,
переодетого в мундир.
В руках у него были очки, которыми он быстро вертел, стоя
в шаге от меня.
- Вы ко мне?
- Я к господину Прандтлю из Отдела Шифрования,- ответил
я, слегка приподнимаясь с места.
- Значит, ко мне. Я капитан Прандтль. Пожалуйста не
вставайте. Вы насчет шифров, да?
Эта фонема прозвучала как сделанный в меня выстрел.
- Да, господин капитан.
- Пожалуйста, без званий. Чаю?
- Охотно.
Он подошел к маленькой черной дверце и из руки, которая
через нее высунулась, принял поднос с двумя уже наполненными
стаканами. Он поставил его на стол и надел очки. Тут же лицо его
словно бы подобралось, худое, вызывающее, все в нем встало на
исходные позиции и застыло.
- Что же такое, по-вашему, шифр? - спросил он.-
Пожалуйста, расскажите мне, что вы об этом знаете.
Он словно бы бил металлическим голосом во что-то твердое.
- Это система условных знаков, которую можно при помощи
ключа перевести на обычный язык.
- Да? А запах? Например, запах розы является шифром или
нет?
- Нет, поскольку он не является символом чего-то, а лишь
самим собой, запахом. Если бы он означал что-то другое, тогда он
мог бы, будучи символом, стать знаком шифра.
Я отвечал по возможности оживленно, пытаясь
продемонстрировать умение ясно мыслить. Толстый офицер
наклонился в мою сторону, его мундир вспучился на жирном брюхе,
собрался складками, грозя оборвать пуговицы. Я не обращал на
него внимания, глядя на Прандтля, который снял очки, чтобы
повертеть их в руках, отчего лицо его расслабилось.
- А как вы думаете: роза пахнет так просто или с
определенной целью?
- Ну, она пытается привлекать запахом пчел, которые ее
опыляют...
Он кивнул.
- Хорошо. Перейдем к обобщениям. Глаз преобразует луч
света в нервный код, который мозг расшифровывает и воспринимает
как свет. Ну, а сам луч? Он ведь ниоткуда. Его послала лампа или
звезда. Информация об этом заключена в его структуре. Ее можно
расшифровать...
- Какой же это шифр? - прервал я его.- Ни лампа, ни
звезда не пытаются ничего скрыть, в то время как шифр скрывает
свое содержание от непосвященных.
- Да?
- Но это же очевидно! Дело-то ведь в намерениях
посылающего сообщение.
Я замолчал и придвинул к себе чай.
В стакане плавала муха. Секунду назад ее там точно не
было. В таком случае, ее, наверное, подбросил толстый офицер? Я
взглянул на него. Он ковырял в носу. Я выловил муху ложечкой и
бросил на блюдце. Она упала на него со стуком. Я потрогал ее
пальцем. Она была из дутого металла.
- В намерениях? - проговорил Прандтль, снова надевая
очки.
Толстый - глядя на моего наставника, я старался не терять
и его из виду - шарил, пыхтя, по карманам, лицо его при этом
делалось все более бессмысленным, шея у подбородка раздувалась,
как воздушный шар. Вид его прямо-таки вызывал отвращение.
- Вот световой луч,- продолжал Прандтль.- Его послала
какая-то звезда. Какая? Гигант или карлик? Горячая или холодная?
Какова ее история? Что ждет ее в будущем? Можно ли узнать об
этом по ее лучу?
- Можно, располагая соответствующими знаниями.
- И чем тогда будут эти знания?
- Чем они будут?..
- Ключом. Разве не так?
- Ну...
Я медлил с ответом.
- Световой луч не является шифром.
- Нет?
- Нет, потому что никто не скрывал в нем эти сведения.
Впрочем, если следовать вашей точке зрения, то можно прийти к
выводу, что все является шифром.
- Правильно, мой дорогой. Все является шифром или
маскировкой чего-то. В том числе и вы.
- Это шутка?
- Нет. Это правда.
- Я являюсь шифром?
- Да. Либо маскировкой. Точнее, связь здесь такая: каждый
шифр является маской, камуфляжем, но не каждая маска является
шифром.
- В отношении шифра я мог бы в конце концов согласиться,-
произнес я, осторожно подбирая слова.- Вы имеете в виду,
вероятно, наследственность, эти маленькие наши собственные
изобретения, которые мы носим в каждой частичке своего тела,
чтобы оттиснуть их в потомках... но маскировка? Что я имею с ней
общего?
- Вы?.. Прошу прощения,- ответил Прандтль,- но меня это
дело не касается. Не я буду решать ваше дело. Ко мне это не
имеет никакого отношения.
Он подошел к дверце в стене. Из руки, которая в ней
появилась - должно быть, она была женской, поскольку я заметил
покрытые красным лаком ногти,- он взял бумажку и протянул ее
мне.
"Угроза флангового удара - точка,- читал я,- направить
подкрепления в сектор УП-19431 - точка - за квартирмейстера
седьмой оперативной группы Ганцни рст плк дипл - конец".
Я поднял голову, откладывая в сторону обрывок телетайпной
ленты, и слегка подался вперед.
В стакане плавала вторая муха.
Жирный офицер, должно быть, бросил ее туда, пока я был
занят чтением. Я посмотрел на него. Он зевал. Это выглядело так,
словно он умирал с разинутым ртом.
- Ну, что это такое? - спросил Прандтль.
Его голос донесся до меня словно издалека. Я заставил
себя встряхнуться.
- Какая-то расшифрованная депеша.
- Нет. Это шифр, который требует расшифровки.
- Но ведь это какое-то секретное донесение.
- Нет.- Он снова отрицательно покачал головой.-
Маскировка шифров под видом невинных сообщений, вроде каких-то
там частных писем или стишков - это все относится к прошлому.
Сегодня каждая сторона стремиться создать у другой видимость
того, что посылаемое не является шифровкой. Вы понимаете?
- До некоторой степени...
- А теперь я покажу вам тот же самый текст, пропущенный
через ДЕШ - так мы называем нашу машину.
Он снова приблизился к дверце, выхватил из белых пальцев
ленту и вернулся с ней к столу.
"Баромосовитура инколонцибаллистическая матекосится чтобы
канцепудроливать амбидафигигантурелию неокодивракиносмейную",-
прочитал я и посмотрел на него, не скрывая изумления.
- Это вы называете расшифровкой?
Он снисходительно усмехнулся.
- Это второй этап,- объяснил он.- Шифр был сконструирован
так, чтобы его первичное декодирование давало в результате
нагромождение бессмыслиц. Это должно было бы подтвердить, что
первичное содержание исходной депеши не было шифром, что оно
лежит на поверхности и является тем, что вы до этого прочли.
- А на самом же деле...- поддержал я его.
Он кивнул.
- Сейчас вы увидите. Я принесу текст, еще раз пропущенный
через машину.
Бумажная лента выскользнула из ладони в квадратной
дверце. В глубине промелькнуло что-то красное. Прандтль заслонил
собой отверстие. Я взял ленту, которую он мне подал. Она была
теплой, не знаю только, почему: от прикосновения человека или
машины.
"Абрутивно канцелировать дервишей, получающих
барбимуховые сенкобубины от свящеротивного турманска показанной
вникаемости".
Таков был этот текст. Я помотал головой.
- И что вы намерены делать с этим дальше?
- На этой стадии заканчивается работа машины и начинается
человеческая. Крууух! - крикнул он.
- Нууу?
Вырванный из оцепенения жирный офицер застонал. Мутными,
словно затянутыми пеленой глазами он посмотрел на Прандтля, тот
бросил ему в лицо:
- Канцелировать!
- Нее,- проблеял толстый фальцетом.
- Дервишей!
- Бууу! Деее!
- Получающих!
- О... от...- стонал толстяк.
Слюни текли у него изо рта.
- Барбимуховые!
- Ве... ве... м-м... мууу... иску... искусственные м...
м! М! Хи! Хи-хи!
Толстяк зашелся неудержимым смехом, который перешел в
посинение его лица, тонувшее в наползающем на него жире. Он
рыдал, хватая ртом воздух, слезы текли у него из глаз и исчезали
в складках обвислых щек.
- Довольно! Крууух! - рявкнул капитан. Затем обратился ко
мне: - Осечка. Ложная ассоциация. Впрочем, почти весь текст вы
уже слышали.
- Текст? Какой текст?
- "Не будет ответа". Это все. Крууух!
Он повысил голос. Жирный офицер содрогался всей своей
затянутой в мундир тушей, вцепившись в стол толстыми, похожими
на колбаски пальцами. После окрика Прандтля он притих, с минуту
еще повизгивал, потом стал гладить обеими руками лицо, словно
хотел таким образом унять себя.
- "Не будет ответа"? - тихо повторил я.
Мне казалось, что недавно я уже слышал от кого-то эти
слова, но не мог вспомнить, от кого именно.
- Довольно скудная информация.
Я поднял глаза на капитана. Его губы, все это время
остававшиеся искривленными, словно он ощущал во рту какую-то
легкую горечь, чуть усмехнулись.
- Если бы я показал вам текст более богатый по
содержанию, мы оба могли бы потом об этом пожалеть. Впрочем, и
даже в этом случае...
- Что даже в этом случае? - резко спросил я, словно эти
невзначай брошенные слова затронули какую-то неимоверно важную
для меня вещь. Прандтль пожал плечами.
- В общем-то, ничего. Но я показал вам фрагмент
современного шифра, не слишком сложного, однако находящегося в
употреблении. Впрочем, он имеет многослойную маскировку.
Он говорил быстро, словно бы пытаясь отвлечь мое внимание
от недосказанного намека. Я хотел вернуться к нему, открыл уже
рот, но вместо этого высказал:
- Вы говорили, что все является шифром. Это была
метафора?
- Нет.
- Следовательно, каждый текст...
- Да.
- А литературный?
- Ну конечно. Прошу вас, подойдите сюда.
Мы приблизились к маленькой дверце. Он открыл ее, и
вместо следующей комнаты, которая, как я предполагал, там
находилась, я увидел занимавший весь проем темный щит с
небольшой клавиатурой. В середине него виднелось нечто вроде
никелированной щели с высовывавшимися из нее, словно змеиный
язычок, концом бумажной ленты.
- Процитируйте, пожалуйста, фрагмент какого-нибудь
литературного произведения,- обратился ко мне Прандтль.
- Может быть... Шекспир?
- Что угодно.
- Так вы утверждаете, что его драмы - это набор
зашифрованных депеш?
- Все зависит от того, что мы понимаем под депешей. Но,
может, нам лучше все же проделать этот опыт? Я слушаю.
Я опустил голову. Долго я не мог ничего вспомнить, кроме
снова и снова приходящего на ум возгласа Отелло: "О, обожаемый
задок!", но эта цитата показалась мне слишком короткой и не
соответствующей требованиям.
- Есть! - вдруг сказал я и поднял голову.- "Мой слух еще
и сотни слов твоих не уловил, а я узнала голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34