А вот на лица — нет. Так что Борик прекрасно запомнил пятку Сазана в своих зубах, а вот лица его не запомнил.
— Точно видел, — сказал Борик, не желавший светиться этим своим пороком, — он на Рижском колеса толкал, сеструха у него, что ли, в аптеке…
В то же самое время, когда Нестеренко нанес визит вору в законе Шутнику, другой преступный элемент, Шерхан, честил на чем свет двух быков — Лешку и Мишку, тех самых, которых отправил ночью хоронить Сазана. Дело происходило на даче Шерхана, прямо во дворе, где стояла злополучная «шестерка».
Как ни странно, она почти не пострадала от кувырков, отделавшись легким ушибом крыши да расколотой фарой.
Убедившись, что они живы, и сменив камеру, Лешка и Мишка долго колесили по ночным дорогам в поисках прыткого грузовичка, а потом завалились к девкам и оттуда позвонили хозяину.
Мишка, запаниковав, свалил к брату, а Леша поехал отдуваться за обоих.
— Не могли в салоне пристрелить, — орал Шерхан, — да?
— Так ты сам приказал, — разозлился Лешка, — чтобы крови не было, ни в тачке, ни на земле, — положить в яму и…
Шерхан размахнулся, и страшный толчок под дых швырнул Лешку прямо в раскрытый багажник. Лешка ударился носом о сложенный домкрат, и из носа что-то быстро и горячо закапало.
Шерхан лапой вытянул боевика обратно. — Он тачку не хотел мыть, — ласково проговорил барин.
— Ты ее языком всю вылижешь, понятно?
Лешка выпучил глаза.
— Слышал, что я сказал? — повторил Шерхан.
— Языком. От бампера до капота.
Лешка вздохнул и, чувствуя, что легко отделался, прикоснулся языком к заляпанному грязью стеклу и начал его лизать, осторожно, как кошка — несвежую колбасу.
Шерхан захохотал, а потом махнул лапой и поднялся на веранду, где мирно сидел Рыжий.
Рыжий нахально скалился, наблюдая за сценой во дворе. По крайней мере, Шерхан тоже уделался. Это люди Рыжего съездили в офис, и, безо всякого преувеличения, их часть операции увенчалась полным успехом. Они не засветились, не напоролись на добровольных дружинников, не повстречали какого-нибудь любителя ночных прогулок, благополучно, наконец, вывезли из города довольно заметный фургончик и уже разобрали его на запчасти. Шерхан же отрядил двух своих быков с простой, как колхозная доярка, задачей: убить и закопать связанного человека.
Скрипнули ворота, и во двор въехал на сером «Фольксвагене» верный подручный Рыжего, некто Шанхайчик. Несмотря на свою обритую бошку, сливающуюся с плечами, и руки, размером и формою напоминавшие экскаваторный ковш, Шанхайчик был человеком сообразительным. После того как вчера бригада пришибла бухгалтера, его отрядили поинтересоваться дальнейшими событиями. При взгляде на Лесика, вылизывающего языком стоящую посреди двора тачку, Шанхайчик сразу сообразил, что к чему.
Это ему не очень понравилось. Дело в том, что, как помнил Шанхайчик, Шерхан всегда приказывал вывозить людей в лес живыми. Шерхан считал, что если ментовка заметет тачку с трупом, — все, считай, что банк лопнул, а если заметут живого — так в лес вывозят не тот контингент, чтобы он в ментовке распелся. Словом, Шерхан наказывал человека за свой же обычай, а это — западло.
Шанхайчик вышел из «Фольксвагена» и тоже взошел на террасу.
— Ну, объявился мороженщик? — спросил Шерхан.
— Объявился, — сказал Шанхайчик.
— И где он сейчас?
— В прокуратуре. Замели его за убийство бухгалтера.
— Е… твою мать, — выругался Рыжий, — он же запоет!
Шерхан мгновенно обернулся.
— Не запоет, небось не ты!
— А что я?! — взъярился Рыжий.
— Что я?! Кто его упустил? Тьфу, солдаты! Связанного человека замочить не могут!
— Ты лучше не ори, — сказал Шерхан, — а иди проверь, чего там грузовик стоял. Может, его кореша выручали.
— Уже проверили, — сказал Рыжий, — грузовик там случайно оказался! С другой стороны ящики с тушенкой лежат, прямо у стенки, у склада замок сбит! За тушенкой грузовик приехал, а не за Сазаном!
Шерхан глянул на Рыжего.
— Так разыщи тех, кто за тушенкой поехал, — приказал Шерхан.
***
Рыжий вышел. Шерхан, пришурясь, глядел ему вслед. Положение было скверное.
Дело мыслилось так, что в кооперативе будет учинена кража, а еще лучше, если кто задержится там на ночь, — убийство, пропадет тачка, а Нестеренко в это время будет уже гнить под кустом. Но, конечно, в ментовке не будут знать, что Нестеренко гниет под кустом. В ментовке объявят всесоюзный розыск на Валерия Нестеренко, двадцати шести лет, имеет судимость, убил в пьяной ссоре кореша и сделал ноги, оставив на бутылке свои пальчики… А теперь Нестеренко жив.
Впрочем, вряд ли Нестеренко выпустят, не такая у нас ментовка, чтобы с такими уликами людей отпускать, портить раскрываемость преступлений.
Эх, надо, надо было вчера ночью валить поганца Рыжего, а Нестеренко развязать и назначить на его место!
***
Рыжий вышел от Шерхана весь красный. Во дворе Леська по-прежнему вылизывал языком тачку. Лизать ему было еще долго. К тому же Леська начал с верха машины, где грязи было поменьше. Сейчас он лизал переднюю дверцу и с вожделением поглядывал на имеющееся рядом ведро с тряпкой.
Боевики собрались вокруг и комментировали происходящее: — Так ее, так! Как баба клиента.
— Ты ее на язычок возьми, на язычок…
Рыжий и Шанхайчик вместе сели в машину, и та выкатилась со двора.
— Не везет Леське, — сказал Шанхайчик, — из-за какого-то мороженщика весь язык истер.
— Это не из-за мороженщика, — сказал Рыжий, — это из-за шефа.
Шанхайчик насторожился.
— Плевал шеф на мороженщика, — продолжал Рыжий, — шеф с нами хочет разобраться. Рубишь мысль? Он разбил его тачку и натравил на меня Нестеренко. Если бы ты с Леськой не завернул ко мне, я был бы уже мертвый. Понятно?
— А я? — задумчиво спросил Шанхайчик. — Я какой был бы?
— Да на что ты шефу нужен? Он вон и Леську не жалеет. А ты — мой человек.
***
Отпустив Нестеренко, следователь Аршаков послал своего помощника обыскивать помещение фирмы, а сам поехал в ресторан, в котором, по его словам, вчера вечером был Валерий.
В ресторане было светло и по-утреннему тихо. Официант в джинсах небесного цвета ставил стулья на столы спинками вниз. Он опознал по карточке Нестеренко, как человека, бывшего вчера в заведении и покинувшего его около десяти. Официант сказал, что тот был в ресторане с постоянным клиентом, вполне респектабельной шишкой по фамилии Иванцов.
— А ничего необычного с ним не произошло? — спросил Аршаков.
— Нет, — меланхолично ответил официант.
Прямо из ресторана Аршаков позвонил Иванцову. Секретарша голосом Снежной королевы сообщила ему, что господин Иванцов имеет место быть на презентации в «Президент-отеле», откуда вернется только в конце дня. Относительно взаимоотношений товарища Иванцова и товарища Нестеренко она сказать ничего не могла и объяснила Аршакову, что у «Авроры» клиентов куда больше, чем булыжников на Красной площади, и что она, секретарша, не адресный стол, чтобы всех помнить.
Аршаков поехал обратно в кооператив Валерия. Во дворе на лавочке судачили старушки, и продавщицы магазина ныряли у запертой двери, как испуганные белые мыши.
Аршаков обошел квартиры, выходящие окнами во двор, спрашивая, не слышал ли кто криков вчера ночью и не заметил ли чего-нибудь необычного, но никто не проявил к нему интереса, за исключением старой и довольно опрятной леди, проживавшей в коммунальной квартире номер пятнадцать. Леди взяла Аршакова за пуговицу и потребовала от московской прокуратуры принятия немедленных мер по отношению к поселившемуся на чердаке без прописки инопланетянину.
Вино свободы уже ударило российским жителям в голову.
Аршаков вновь осмотрел подсобку. Наружная дверь запиралась на большой висячий замок. Дальше шел маленький коридорчик с разбитым цементным полом и сразу же — другая дверь с обыкновенным замком. Оба замка не носили никаких следов повреждений и были открыты, как убедился Аршаков после тщательного исследования, несомненно, ключом. Однако это ничего не значило: Нестеренко утверждал, что ключи у него украли.
Помощник следователя Воронцов, студент-заочник юридического отделения МГУ, встряхивая могучей соломенной гривой, диктовал протокол осмотра помещения.
Помещение было довольно велико: у задней стены стояло английское оборудование для производства мороженого и несколько здоровенных холодильных камер. Ближе к входу, сверкая вычищенными боками, сфудились тележки для мороженого.
— Аккуратный, черт, — сказал с одобрением Аршаков. — Очень, — отозвался помощник. — Заставлял ребят стирать передники каждый день. Однажды подошел к своему парню — а тот торговал в несвежем переднике, — и тут же его рассчитал. «Продавец, — говорит, — должен быть белый, как его мороженое. А если он грязный, так вдвое меньше продаст».
Помолчал и добавил: — В восемь часов тут все выдраили, как перед парадом.
Аршаков снял трубку и набрал номер.
— Вазген Аршаков, — сказал он, — как там результаты экспертизы?
— Бухгалтер пьян не был, — ответила трубка.
— А кровь на одежде Нестеренко совпадает с его собственной группой крови?
— Нет, — сказал эксперт.
«Жаль, — мелькнуло в голове следователя, — значит, все-таки он убил».
— Но у Нестеренко и его бухгалтера одинаковые группы крови, — докончил эксперт.
Аршаков вновь принялся за поиски.
Следователь Аршаков был въедливым человеком.
Другой на его месте вполне бы удовлетворился арестом Нестеренко. Неважно, угрохал тот или не угрохал своего бухгалтера. Важно, что можно было списать на него преступление, переведя дело из расходной статьи отчетности в доходную.
История, рассказанная Нестеренко, была чушью собачьей. Однако версия, составленная на основе улик, свидетельствующих на первый взгляд против Нестеренко, тоже оказывалась не очень-то правдоподобной.
Судмедэксперт сказал, что бухгалтер был убит около двух часов ночи. Что до двух часов ночи человек может делать на работе? Пить? Но бухгалтер не пил. Спешно чистить отчетность по случаю завтрашнего прихода налогового инспектора?
Но ни с какой документацией Аркадий Устинович перед смертью не работал, вон она — как лежала поверх сейфа, так и лежит. Более того, под столом валялась книжка в пестрой обложке, вот ее-то бухгалтер и читал, видимо не зная, чем заняться.
Тщательные поиски ничего не дали, это-то и настораживало Аршакова. В самом деле, помещение было выдраено в восемь вечера, но осталось таковым и после пьяного убийства. Ну мыслимо ли, чтобы двое, выпивая, не запакостили стол, не забросали его хвостиками колбасы и хлебными крошками, не оставили ничего, кроме бутылки с отпечатками пальцев Нестеренко и мертвеца без следов содержания алкоголя в крови?
В углу стояли ящики с разным съедобным добром и почему-то коробка с одноразовыми бритвами. Аршаков подумал, что если пройтись по счетам этого кооператива, то много интересного можно вытряхнуть.
Следователь молча досматривал коробки, отодвигал холодные, с выпученными глазами дисков агрегаты, искал хоть одно доказательство того, что в помещении ночью побывал не Нестеренко…
Увы! Ночной убийца — хозяин кооператива или кто-то другой — совершенно не подумал о следователе Аршакове и не оставил для него ни грязного рубчатого отпечатка ботинка, ни ворсинки в неровности стены, ни, на худой конец, окурка.
Зазвонил телефон. Аршаков поднял трубку.
— Алло, — сказали в трубку, — это Митька. Где Сазан?
— Сазана нет, — ответил Аршаков, — а что передать?
— Он орехи свои будет брать, — осведомился раздраженный Митька, — или как?
— Я возьму, — сказал Аршаков, — когда?
— Это Петька, что ли? Ты кто?
— Я новенький, — сказал Аршаков. — Вазген.
— А. Ну, в два. Около кафе «Ромашка», знаешь? Я в синей «пятерке» буду.
Через час Митька Сухарев, экспедитор московской городской краснознаменной фабрики им. Бабаева, притер свою «пятерку» к тротуару.
К нему немедленно подошел толстый увалень-армянин в замызганном свитере.
— Ты Митька? — спросил армянин, наклоняясь к опущенному стеклу.
— Я Вазген.
«Опять Сазан под крыло черножопых берет», — с раздражением подумал Митька, но вслух ничего не сказал, а вылез из машины и, открыв багажник, предъявил Вазгену огромный импортный мешок с чищеным орехом, пришедший из далекой африканской страны в счет расплаты за советские «МиГи».
Митька с Вазгеном перетащили мешок в принадлежавшую тестю Вазгена «девятку» и залезли на заднее сиденье. Помощник Вазгена, Воронцов, сидел за рулем.
— Сколько? — спросил Вазген, замирая. Совокупные финансы Вазгена и Воронцова составляли девяносто рублей, до получки оставалась еще неделя.
— Скажи Сазану — две сотни. Я с ним сам рассчитаюсь. Чего он не пришел-то?
— У него же проблемы, сам знаешь.
— Это с Волком, что ли? — настороженно сказал Митька.
Митька, по правде говоря, мало что знал о делах Валерия. Так, слышал звон, но почему-то не хотел выглядеть неосведомленным. С таким же успехом он мог ляпнуть любую другую кличку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Точно видел, — сказал Борик, не желавший светиться этим своим пороком, — он на Рижском колеса толкал, сеструха у него, что ли, в аптеке…
В то же самое время, когда Нестеренко нанес визит вору в законе Шутнику, другой преступный элемент, Шерхан, честил на чем свет двух быков — Лешку и Мишку, тех самых, которых отправил ночью хоронить Сазана. Дело происходило на даче Шерхана, прямо во дворе, где стояла злополучная «шестерка».
Как ни странно, она почти не пострадала от кувырков, отделавшись легким ушибом крыши да расколотой фарой.
Убедившись, что они живы, и сменив камеру, Лешка и Мишка долго колесили по ночным дорогам в поисках прыткого грузовичка, а потом завалились к девкам и оттуда позвонили хозяину.
Мишка, запаниковав, свалил к брату, а Леша поехал отдуваться за обоих.
— Не могли в салоне пристрелить, — орал Шерхан, — да?
— Так ты сам приказал, — разозлился Лешка, — чтобы крови не было, ни в тачке, ни на земле, — положить в яму и…
Шерхан размахнулся, и страшный толчок под дых швырнул Лешку прямо в раскрытый багажник. Лешка ударился носом о сложенный домкрат, и из носа что-то быстро и горячо закапало.
Шерхан лапой вытянул боевика обратно. — Он тачку не хотел мыть, — ласково проговорил барин.
— Ты ее языком всю вылижешь, понятно?
Лешка выпучил глаза.
— Слышал, что я сказал? — повторил Шерхан.
— Языком. От бампера до капота.
Лешка вздохнул и, чувствуя, что легко отделался, прикоснулся языком к заляпанному грязью стеклу и начал его лизать, осторожно, как кошка — несвежую колбасу.
Шерхан захохотал, а потом махнул лапой и поднялся на веранду, где мирно сидел Рыжий.
Рыжий нахально скалился, наблюдая за сценой во дворе. По крайней мере, Шерхан тоже уделался. Это люди Рыжего съездили в офис, и, безо всякого преувеличения, их часть операции увенчалась полным успехом. Они не засветились, не напоролись на добровольных дружинников, не повстречали какого-нибудь любителя ночных прогулок, благополучно, наконец, вывезли из города довольно заметный фургончик и уже разобрали его на запчасти. Шерхан же отрядил двух своих быков с простой, как колхозная доярка, задачей: убить и закопать связанного человека.
Скрипнули ворота, и во двор въехал на сером «Фольксвагене» верный подручный Рыжего, некто Шанхайчик. Несмотря на свою обритую бошку, сливающуюся с плечами, и руки, размером и формою напоминавшие экскаваторный ковш, Шанхайчик был человеком сообразительным. После того как вчера бригада пришибла бухгалтера, его отрядили поинтересоваться дальнейшими событиями. При взгляде на Лесика, вылизывающего языком стоящую посреди двора тачку, Шанхайчик сразу сообразил, что к чему.
Это ему не очень понравилось. Дело в том, что, как помнил Шанхайчик, Шерхан всегда приказывал вывозить людей в лес живыми. Шерхан считал, что если ментовка заметет тачку с трупом, — все, считай, что банк лопнул, а если заметут живого — так в лес вывозят не тот контингент, чтобы он в ментовке распелся. Словом, Шерхан наказывал человека за свой же обычай, а это — западло.
Шанхайчик вышел из «Фольксвагена» и тоже взошел на террасу.
— Ну, объявился мороженщик? — спросил Шерхан.
— Объявился, — сказал Шанхайчик.
— И где он сейчас?
— В прокуратуре. Замели его за убийство бухгалтера.
— Е… твою мать, — выругался Рыжий, — он же запоет!
Шерхан мгновенно обернулся.
— Не запоет, небось не ты!
— А что я?! — взъярился Рыжий.
— Что я?! Кто его упустил? Тьфу, солдаты! Связанного человека замочить не могут!
— Ты лучше не ори, — сказал Шерхан, — а иди проверь, чего там грузовик стоял. Может, его кореша выручали.
— Уже проверили, — сказал Рыжий, — грузовик там случайно оказался! С другой стороны ящики с тушенкой лежат, прямо у стенки, у склада замок сбит! За тушенкой грузовик приехал, а не за Сазаном!
Шерхан глянул на Рыжего.
— Так разыщи тех, кто за тушенкой поехал, — приказал Шерхан.
***
Рыжий вышел. Шерхан, пришурясь, глядел ему вслед. Положение было скверное.
Дело мыслилось так, что в кооперативе будет учинена кража, а еще лучше, если кто задержится там на ночь, — убийство, пропадет тачка, а Нестеренко в это время будет уже гнить под кустом. Но, конечно, в ментовке не будут знать, что Нестеренко гниет под кустом. В ментовке объявят всесоюзный розыск на Валерия Нестеренко, двадцати шести лет, имеет судимость, убил в пьяной ссоре кореша и сделал ноги, оставив на бутылке свои пальчики… А теперь Нестеренко жив.
Впрочем, вряд ли Нестеренко выпустят, не такая у нас ментовка, чтобы с такими уликами людей отпускать, портить раскрываемость преступлений.
Эх, надо, надо было вчера ночью валить поганца Рыжего, а Нестеренко развязать и назначить на его место!
***
Рыжий вышел от Шерхана весь красный. Во дворе Леська по-прежнему вылизывал языком тачку. Лизать ему было еще долго. К тому же Леська начал с верха машины, где грязи было поменьше. Сейчас он лизал переднюю дверцу и с вожделением поглядывал на имеющееся рядом ведро с тряпкой.
Боевики собрались вокруг и комментировали происходящее: — Так ее, так! Как баба клиента.
— Ты ее на язычок возьми, на язычок…
Рыжий и Шанхайчик вместе сели в машину, и та выкатилась со двора.
— Не везет Леське, — сказал Шанхайчик, — из-за какого-то мороженщика весь язык истер.
— Это не из-за мороженщика, — сказал Рыжий, — это из-за шефа.
Шанхайчик насторожился.
— Плевал шеф на мороженщика, — продолжал Рыжий, — шеф с нами хочет разобраться. Рубишь мысль? Он разбил его тачку и натравил на меня Нестеренко. Если бы ты с Леськой не завернул ко мне, я был бы уже мертвый. Понятно?
— А я? — задумчиво спросил Шанхайчик. — Я какой был бы?
— Да на что ты шефу нужен? Он вон и Леську не жалеет. А ты — мой человек.
***
Отпустив Нестеренко, следователь Аршаков послал своего помощника обыскивать помещение фирмы, а сам поехал в ресторан, в котором, по его словам, вчера вечером был Валерий.
В ресторане было светло и по-утреннему тихо. Официант в джинсах небесного цвета ставил стулья на столы спинками вниз. Он опознал по карточке Нестеренко, как человека, бывшего вчера в заведении и покинувшего его около десяти. Официант сказал, что тот был в ресторане с постоянным клиентом, вполне респектабельной шишкой по фамилии Иванцов.
— А ничего необычного с ним не произошло? — спросил Аршаков.
— Нет, — меланхолично ответил официант.
Прямо из ресторана Аршаков позвонил Иванцову. Секретарша голосом Снежной королевы сообщила ему, что господин Иванцов имеет место быть на презентации в «Президент-отеле», откуда вернется только в конце дня. Относительно взаимоотношений товарища Иванцова и товарища Нестеренко она сказать ничего не могла и объяснила Аршакову, что у «Авроры» клиентов куда больше, чем булыжников на Красной площади, и что она, секретарша, не адресный стол, чтобы всех помнить.
Аршаков поехал обратно в кооператив Валерия. Во дворе на лавочке судачили старушки, и продавщицы магазина ныряли у запертой двери, как испуганные белые мыши.
Аршаков обошел квартиры, выходящие окнами во двор, спрашивая, не слышал ли кто криков вчера ночью и не заметил ли чего-нибудь необычного, но никто не проявил к нему интереса, за исключением старой и довольно опрятной леди, проживавшей в коммунальной квартире номер пятнадцать. Леди взяла Аршакова за пуговицу и потребовала от московской прокуратуры принятия немедленных мер по отношению к поселившемуся на чердаке без прописки инопланетянину.
Вино свободы уже ударило российским жителям в голову.
Аршаков вновь осмотрел подсобку. Наружная дверь запиралась на большой висячий замок. Дальше шел маленький коридорчик с разбитым цементным полом и сразу же — другая дверь с обыкновенным замком. Оба замка не носили никаких следов повреждений и были открыты, как убедился Аршаков после тщательного исследования, несомненно, ключом. Однако это ничего не значило: Нестеренко утверждал, что ключи у него украли.
Помощник следователя Воронцов, студент-заочник юридического отделения МГУ, встряхивая могучей соломенной гривой, диктовал протокол осмотра помещения.
Помещение было довольно велико: у задней стены стояло английское оборудование для производства мороженого и несколько здоровенных холодильных камер. Ближе к входу, сверкая вычищенными боками, сфудились тележки для мороженого.
— Аккуратный, черт, — сказал с одобрением Аршаков. — Очень, — отозвался помощник. — Заставлял ребят стирать передники каждый день. Однажды подошел к своему парню — а тот торговал в несвежем переднике, — и тут же его рассчитал. «Продавец, — говорит, — должен быть белый, как его мороженое. А если он грязный, так вдвое меньше продаст».
Помолчал и добавил: — В восемь часов тут все выдраили, как перед парадом.
Аршаков снял трубку и набрал номер.
— Вазген Аршаков, — сказал он, — как там результаты экспертизы?
— Бухгалтер пьян не был, — ответила трубка.
— А кровь на одежде Нестеренко совпадает с его собственной группой крови?
— Нет, — сказал эксперт.
«Жаль, — мелькнуло в голове следователя, — значит, все-таки он убил».
— Но у Нестеренко и его бухгалтера одинаковые группы крови, — докончил эксперт.
Аршаков вновь принялся за поиски.
Следователь Аршаков был въедливым человеком.
Другой на его месте вполне бы удовлетворился арестом Нестеренко. Неважно, угрохал тот или не угрохал своего бухгалтера. Важно, что можно было списать на него преступление, переведя дело из расходной статьи отчетности в доходную.
История, рассказанная Нестеренко, была чушью собачьей. Однако версия, составленная на основе улик, свидетельствующих на первый взгляд против Нестеренко, тоже оказывалась не очень-то правдоподобной.
Судмедэксперт сказал, что бухгалтер был убит около двух часов ночи. Что до двух часов ночи человек может делать на работе? Пить? Но бухгалтер не пил. Спешно чистить отчетность по случаю завтрашнего прихода налогового инспектора?
Но ни с какой документацией Аркадий Устинович перед смертью не работал, вон она — как лежала поверх сейфа, так и лежит. Более того, под столом валялась книжка в пестрой обложке, вот ее-то бухгалтер и читал, видимо не зная, чем заняться.
Тщательные поиски ничего не дали, это-то и настораживало Аршакова. В самом деле, помещение было выдраено в восемь вечера, но осталось таковым и после пьяного убийства. Ну мыслимо ли, чтобы двое, выпивая, не запакостили стол, не забросали его хвостиками колбасы и хлебными крошками, не оставили ничего, кроме бутылки с отпечатками пальцев Нестеренко и мертвеца без следов содержания алкоголя в крови?
В углу стояли ящики с разным съедобным добром и почему-то коробка с одноразовыми бритвами. Аршаков подумал, что если пройтись по счетам этого кооператива, то много интересного можно вытряхнуть.
Следователь молча досматривал коробки, отодвигал холодные, с выпученными глазами дисков агрегаты, искал хоть одно доказательство того, что в помещении ночью побывал не Нестеренко…
Увы! Ночной убийца — хозяин кооператива или кто-то другой — совершенно не подумал о следователе Аршакове и не оставил для него ни грязного рубчатого отпечатка ботинка, ни ворсинки в неровности стены, ни, на худой конец, окурка.
Зазвонил телефон. Аршаков поднял трубку.
— Алло, — сказали в трубку, — это Митька. Где Сазан?
— Сазана нет, — ответил Аршаков, — а что передать?
— Он орехи свои будет брать, — осведомился раздраженный Митька, — или как?
— Я возьму, — сказал Аршаков, — когда?
— Это Петька, что ли? Ты кто?
— Я новенький, — сказал Аршаков. — Вазген.
— А. Ну, в два. Около кафе «Ромашка», знаешь? Я в синей «пятерке» буду.
Через час Митька Сухарев, экспедитор московской городской краснознаменной фабрики им. Бабаева, притер свою «пятерку» к тротуару.
К нему немедленно подошел толстый увалень-армянин в замызганном свитере.
— Ты Митька? — спросил армянин, наклоняясь к опущенному стеклу.
— Я Вазген.
«Опять Сазан под крыло черножопых берет», — с раздражением подумал Митька, но вслух ничего не сказал, а вылез из машины и, открыв багажник, предъявил Вазгену огромный импортный мешок с чищеным орехом, пришедший из далекой африканской страны в счет расплаты за советские «МиГи».
Митька с Вазгеном перетащили мешок в принадлежавшую тестю Вазгена «девятку» и залезли на заднее сиденье. Помощник Вазгена, Воронцов, сидел за рулем.
— Сколько? — спросил Вазген, замирая. Совокупные финансы Вазгена и Воронцова составляли девяносто рублей, до получки оставалась еще неделя.
— Скажи Сазану — две сотни. Я с ним сам рассчитаюсь. Чего он не пришел-то?
— У него же проблемы, сам знаешь.
— Это с Волком, что ли? — настороженно сказал Митька.
Митька, по правде говоря, мало что знал о делах Валерия. Так, слышал звон, но почему-то не хотел выглядеть неосведомленным. С таким же успехом он мог ляпнуть любую другую кличку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32