— Не.
— Не сейчас. Вообще.
— Не.
— Странно. У всех вымогают, а у тебя — нет. А вот у меня есть сведения, что вымогали. Что неделю назад забрали тебя вместе с двумя парнями. И парней отпустили, и тебя. Протокол порвали, чтобы не портить отчетности, я все-таки об этом узнал. Было такое.
— Раз власть говорит, значит, было.
— Значит, вымогали?
Валерий молчал.
— Или не вымогали? Может, ты сам на этих парней напал, как они заявили? — Начальству виднее. — А потом что было? Где эти парни?
— Я что, знаю?
— Это они на тебя вчера напали?
— Я не знаю, кто на меня напал.
— Опять двадцать пять, — сказал следователь.
— Тебе что, все равно? Хочешь, чтобы тебя посадили?
Валерий усмехнулся.
— Вы разве не видите, что все равно?
Следователь сжал голову руками.
— Вижу, — сказал он, — вижу. И думаю: что же с тобой такое сделали, чтобы тебе все равно было? Сидит молодой, красивый парень, директор кооператива сидит, и что? И ему все равно, что на воле, что в зоне? Во что же у нас воля-то превратилась?
— Кончай бодягу, начальник, — сказал Валерий, — у тебя убийство, тебе убийца нужен, пальчики имеются, убийца налицо, что ты психологию разводишь? Позвали бы людей, сделали бы слоника, и раскололся бы я, как миленький…
— Заткнись, Нестеренко, — сказал Аршаков. И опустился на крякнувший под ним стул. Некоторое время он молчал, перебирая бумаги, а потом спросил:
— Тебя кто в прошлый раз допрашивал, с этими парнями? Сивашенко?
— Я вас не различаю.
— Сивашенко… Что он тебе сказал? Что это за глупость пороли, что, мол, ты на парней напал? Он тебе угрожал?
— Вы меня об убийстве допрашиваете или о чем?
— Я хочу понять, чего ты такой злой. Что тебе Сивашенко сделал, чтобы ты на нас волком смотрел? Взял те деньги, которые не взяли рэкетиры, да?
Нестеренко молчал.
Следователь скрипел ручкой по какой-то бумажке.
— Можете идти, гражданин Нестеренко, — сказал он.
Валерий поднял голову:
— Вы меня отпускаете?!
— Ты под следствием. Дай подписку о невыезде и катись. В пределах МКАД.
— Почему вы меня отпускаете?
— Чтобы ты нас различал.
Валерий молча подписал бумажки и встал со стула. Когда он был уже у двери комнаты, следователь негромко окликнул его:
— Погоди.
Валерий остановился. Аршаков сидел за столом: молодой, не по годам грузный, со смешными ежевиковыми глазами за толстыми стеклами очков.
— Ты хоть скажи: эти твари тебя сами отпустили, или ты сбежал?
Валерий покачался с носка на пятку, хотел было что-то сказать, но привычки говорить с ментами у него не было, он промолчал и вышел.

***
Через полчаса Валерий явился домой. На скрип проворачивающегося в замке ключа из кухни выглянул Петрович:
— А тебя тут искали, — сказал он, — участковый. Убийство в твоем кооперативе-то.
Сведения у Петровича были, прямо скажем, не первой свежести.
— Я из прокуратуры, — ответил Валерий.
В коммуналке уже собралась вся компания: сидели оба близнеца, Аркадий, Генка Сухой и грузин-шашлычник. Максима не было — он охранял Шакурова, и Шакуров поехал с утра в Шереметьево растаможивать партию определителей валюты — фирма понемногу расширялась.
За те пять месяцев, в течение которых Валерий из бывшего зека стал директором кооператива, комната его в коммуналке не сильно изменилась. С голых стен все так же свисали отороченные пылью обои, да Мишка приволок и повесил на стену здоровенный календарь с голой бабой в черных туфельках.
Кроме того, в комнате появился стол. Валере он достался бесплатно: Иванцов переоборудовал свои кабинеты. Всю совковую канцелярскую мебель вынесли во двор и в коридор, откуда ее и растаскивали на халяву все желающие.
— Как Сашка? — спросил Сазан.
— Сашка в Шереметьево поехал, и Максимка с ним, — сказал Генка.
— Все из-за него, из-за Сашки, — заявил Аркадий, — сволочи какие! Я вчера в конторе штаны оставил, совсем новые штаны — тоже сперли!
— А ты не рыпайся, — сказал Генка, — ишь, какой пугливый! Пока Сазан за тебя мазу тянул, ты довольный был, а теперь потянул за Сашку, так ты рыпаешься!
— На меня-то карапузы наехали, — возразил Аркадий, — а на Сашку мафия! — Раньше мы были маленькими, — сказал Витя, — вот и наезжали на нас маленькие, а теперь стали крупными — вот и наехали крупные люди.
— Да не на нас же наехали, — заорал Аркадий, — чего мы за других тянем?
— Что у нас тут за частный ОМОН? Я в диверсанты не вербовался! — поддакнул Алешка-очкарик.
— Есть еще мнения? — спросил Валерий.
— Опасно с тобой работать, Сазан, — сказал шашлычник.
— Это что ж такое? Два машина за неделю.
— Опасно — так не работай, — сказал Валерий, — никто тебя не держит.
— Ну! Бешеный! — вскинулся шашлычник.
— Убирайтесь, — заорал Валерий, распахивая дверь комнаты, — ну! Все убирайтесь!
Шашлычник вскочил и бочком-бочком полетел к двери.
— Все убирайтесь! — орал Валерий.
— Останетесь со мной — прирежут. Слышите? Прирежут, как Устина!
Еще двое человек выползли из двери коммуналки.
— Ну, кто еще? — орал Валерий.
— Да уймись ты, — сказал Генка, — больше никто не уйдет.
— А уйдете, — медленно поднимая голову, произнес Валерий, — может, и я прирежу.
За дверью, припав ухом к стенке и изнывая от любопытства, слушал базар старый Петрович.

***
Через час после им же самим устроенного гнилого базара Валерий высадился из автобуса в районе новостроек и, оглядываясь, побрел мимо громадных, зеленых с белым домов, вырастающих из сухой, еще не заросшей зеленью земли, на которой громоздились отходы недавнего строительства. У пятого дома слева он свернул, отыскал второй подъезд и, убедившись по цифрам под козырьком, что нужная ему квартира находится именно тут, шагнул внутрь. При этом его сфотографировали сразу две фотокамеры: одна находилась в руках человека, располагавшегося в припаркованном близ подъезда и слегка побитом «Москвиче», другая же была установлена на хорошей треноге в двухкомнатной квартире, обустроенной в доме напротив и купленной бывшим КГБ как раз для наблюдения над лицами, дефилирующими через данный подъезд.
Валерий поднялся на одиннадцатый этаж и позвонил в дверь. Ему открыл довольно-таки красивый мужик с глазами сторожевого ротвейлера.
— Тебе кого, парень?
— Шутника. — А что Шутнику передать?
— Пришел, мол, Сазан, хочет видеть.
Мужик исчез за дверью, но Валерий остался у порога. На месте мужика выросли еще двое, таких же угрюмых и так же настороженно посматривавших на Валерия.
Прошло минут пять. За это время камера, установленная в доме напротив и ловившая происходящее на лестничной клетке благодаря разбитому российскому стеклу и отличной японской оптике, успела сделать еще два снимка.
Наконец мужик появился вновь и сказал: — Заходи, парень.
Квартирка, в которую вошел Валерий, была достаточно скромна: три комнаты с небольшой кухней. Из трех комнат только одну, собственно, занимал хозяин, в других же двух толклась охрана.
Треснутое зеркало в прихожей и затертый до дыр половичок неуловимо давали понять, что жилец не владеет квартирой, а арендует ее, не желая иметь ничего в собственности.
Комната, в которую вошел Валерий, тоже была заставлена чужими вещами. Стояла в ней черная хельга во всю стену, кровать — наискосок от окна, да маленький столик при кровати. В нише хельги — телевизор марки «Рубин» 1972 года выпуска, а напротив телевизора располагалась низкая тахта. Перед тахтой тоже стоял столик. На тахте сидел старик с необыкновенными светлыми ореховыми глазами и с кожей, шершавой, как рубероид. На старике были обвисшие на коленях тренировочные штаны и стоптанные сандалии. Старик указал Валерию на стул, и Валерий сел, повинуясь кивку головы.
— А, явился, Сазан, — ласково проговорил старик, — вот, понимаешь ли, не ожидал гостя. Зачем явился?
— Волына нужна, — сказал— Валерий, — «ТТ» или «макар». И маслины.
— Ах, ему волына нужна, — протянул Шутник.
— А я-то, дурак, думал, он старых друзей пришел навестить, замешкался, но пришел… Может, и принес чего, зону погреть. Кооператив у тебя, я слышал.
— Нету у меня кооператива, — сказал Валерий.
— Тачку увели, а бухгалтера замочили. Сегодня утром. Было бы чего — принес.
— Надо было принести, — кивнул Шутник, — и принести, и самому прийти пораньше. Глядишь, и тачка была бы цела…
И вдруг с легкостью необыкновенной схватил Сазана за воротник.
— Ты, парень, — зашипел Шутник, — я из тебя честного вора хотел сделать, а ты что? Ты по какой статье сидел? Не по воровской статье сидел! Я тебя согрел, накормил, я тебя из мужиков взял — куда бы ты без меня в лагере делся? Ты на личико свое погляди, ты как девка красная, тебя бы через шконку с таким личиком перегнули в полминуты, знаешь?
Валерий молчал.
Старик выпустил парня.
— Значит, «ТТ» ему нужен. А «стечкина» не надо случайно, а? Или, может, тебе «маверик» или «моссберг»?
— «Моссберг» дорого стоит, — сказал Валерий.
— И потом, в чем я его носить буду?
— Футляр от скрипочки подберешь, — сказал Шутник, — отличная скрипочка, хорошо играет, однообразно… А зачем тебе пушка? — С одними ребятами надо разобраться.
— Слыхал, слыхал… А если это мои ребята?
— Не думаю. Я так думаю, что эти ребята с тобой много чего не поделили.
— Поэтому ты ко мне и пришел. Так, мол и так, — в беде я. Скажи на милость! Без меня он волыну найти не может! Это ты гранатомет без меня найти не можешь, а волыну добудешь в два дня! — Мне надо сегодня, а не через два дня.
— Не перебивай старших, когда говорят, Сазанчик! Ему Шерхан не нравится! Он на Шерхана с «макаром». А на танк ты с «макаром» не ходил? У тебя всегда такое настроение: ах, танк на меня наехал! Подать его сюда, такого-сякого! Ща я гусеницы ему оборву! Ща я пушку ему на жопу переставлю! Ща я его из «макара» как бабахну! Валерий молчал.
— На тебя Шерхан-то наехал?
— Нет. На знакомых. Сначала на кореша моего наехал, а потом уж я сам других засветил.
— И за что ты на них пашешь, я имею в виду тех, на кого Шерхан наехал?
Валерий сидел, не шевелясь, уткнувшись взглядом в сложенные на коленях руки.
— Помогли мне люди, — сказал он, — и я должен помочь. Ссуду надо отдавать.
— Какую ссуду?
— Ссуду они мне на кооператив дали. Под залог.
— Какой залог?
— Комната. Ну, и, конечно, оборудование, которое куплю, тоже в залог.
Старик несколько мгновений молчал.
— Так, — протянул он насмешливо.
— Значит, за ссуду? Другие на этом деньги гребут лопатой, зону греют, людям помогают, а с тебя за это твою же хату берут? Да твоя квартира впятеро больше ихней ссуды стоит, а через год в сто раз подорожает! Ты-то понимаешь, что, если сдохнешь, они твою хату под себя подгребут, а бабку на улицу выкинут! Они тебя под пули подставляют! Сзади трахают! Да если я такое расскажу, то все воры в Москве глаза оборвут от смеха! Твои друзья такие беспредельщи-ки, что за ними никакой Шерхан не угонится! Это надо, чтобы вышибала еще и платил тем, за кого он шкуру кладет!
— Я не вышибала! — вскрикнул Валерий.
— Я не за бабки!
— Ах не за бабки! Он за бабки не хочет, он просто башку под электричку сует! Они, ты думаешь, тебя за это уважают? Нет, они хихикают!
Шутник встал и демонстративно отвернулся к окну.
— Придурок, — процедил вор сквозь зубы.
— Глаза бы мои на тебя не глядели, кооператор! Сколько тебе маслят нужно?
— Сколько влезет.
— Это все? — Нет, не все. Я слыхал, что тут один мужичок был, тротилом промышлял. Двойным ведром с завода вытаскивал. — А хоть «КамАЗом». Это не фраеров!
Валерий молчал.
— Ладно, — сказал Шутник, — видишь сумку? Отнесешь Кубарю, там тебе дадут, чего просишь. Иди.
Валерий покачал головой: — Не.
— То есть как это нет?
— Не понесу я этой сумки.
Шутник смотрел на Валерия. Потом щелкнул пальцами, и в дверях возникли двое быков. — Вы только посмотрите на этого парня, — сказал Шутник. — Он приходит с просьбой, большой просьбой. Его честные люди просят о маленькой любезности — отнести сумку туда, куда надо. Честные люди делают ему одолжение. И что же он говорит? Он посылает честных людей, как полагается посылать прокурора!
Быки нехорошо усмехнулись.
— Я тебя спрашиваю, Сазанчик, ты отнесешь сумку?
— Нет.
Старик отставил чашку.
— И правильно, что нет, потому что если бы ты сказал да, Сазанчик, то цена бы тебе была ровно в эту сумку, хоть она и дорогая. Однако плохо, когда у человека есть цена. А тебе, Сазанчик, цены нет. И вот за то, что тебе цены нет, я уважу твою просьбу.

***
Когда Валерий вышел из подъезда, его еще раз сфотографировали из квартиры КГБ, а также из старенького «Москвича».
— Слышь, Борик, — сказал один из парней в «Москвиче», — где-то я этого пацана уже видел.
Борик стал думать. Он был одним из тех людей, что сопровождали Рыжего во время не слишком удачного визита к Шакурову. Вообще-то Борику полагалось вспомнить «этого пацана», потому что пацан попал пяткой в Борикову рожу.
Однако Борик, при всех своих несомненных достоинствах, довольно плохо запоминал лица людей. Он неплохо стрелял, отлично трахал девок, и даже память на цифры у него была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32