..
Белый столб за кормой... И - темная вспышка! Из корабля, будто из
пыльного ковра, вылетело облако пыли. И - сразу две! И - не
столб, а веер у носа: попадание ниже ватерлинии в борт. И - когда
все уже стихло, ватная тишина, ватная... - еще одна вспышка в
дыму.
Казанегра опустил бинокль, обернулся, что-то сказал. Понял,
что его не слышат. Он сам себя не слышал. Тогда - обнял Алика за
плечи, показал оттопыренный большой палец. И генерал; крепко
пожал руку, другую руку положил на плечо, улыбнулся. Алик
повернулся, показал на Глеба. Генерал подошел к Глебу, протянул
руку. Ладонь у него была твердая и шершавая.
Наверх вышли, когда дым чуть развеялся и осела пыль. Барк
пылал и быстро садился носом в воду. Понемногу возвращались
звуки.
Оглохшие, чумазые, веселые артиллеристы стояли навытяжку,
получая от генерала благодарности и золотые.
Казанегра с Аликом прохаживались чуть в стороне, и слышны
были обрывки их разговора. "...Двухнедельная почти продукция - в
один залп. Но в принципе... Самое узкое место сейчас..." Все
узкие места Глеб знал наперечет. Хороший инструмент, хорошие
токарные станки, электрические генераторы. Сталь. Алюминий и
магний. Азотная кислота, сжиженный хлор, аммиак, селитра...
вагоны всяческой химии. Давай сопрем готовые ракеты, убеждал
Глеб, давай сопрем "град" - я знаю, где они стоят... это же
иллюзия - будто мы делаем их сами... Не иллюзия, упрямо мотал
головой Алик, да, мы торопимся и берем готовые компоненты - но мы
знаем, как их делать, наладить производство - вопрос времени, вот
и все, и когда по-настоящему припечет, мы сумеем... Они так ни в
чем друг друга не убедили, и Глеб согласился на вариант Алика
лишь потому. Что оружейные склады охранялись значительно лучше и
в одном его чуть не пристрелили. Помирать так рано не входило в
его планы...
С полигона возвращались на закате. Конвой приотстал, казаки,
принявшие по дозволенной чарке, пели вполголоса. В ясной вышине
попискивали невидимые стрижи.
- Ты вот меня про Олив не спрашиваешь,- сказал вдруг Глеб, -
и правильно делаешь. Потому что... Понимаешь, ведь можно тот
проход закрыть. И не только тот. И - навсегда...
Он замолчал. Молчал и Алик.
- А вот только - я все сделаю... а оно возьмет и не
получится. Тогда как? Тогда-то как, а?
Он улыбнулся жалкой, раздавленной улыбкой, поворотил коня и
поскакал в степь. Казаки дернулись было следом, но Алик жестом не
пустил их.
О том, чтбы посылать за доктором, не могло быть и речи, и
потому операцию Левушке Борис Иванович сделал сам. Из стальной
проволоки он согнул и отточил острогубые щипчики - захватывать
пули. Из мягкой железной соорудил несколько разномастных зондов.
Влил в Левушку, мягкого, жаркого, безвольного, большую кружку
бренди. Терпеливо дождался, когда тот уснет пьяным глубоким сном
- и приступил. Светлана помогала. Как ни боялись они оба, но
операция прошла довольно гладко. Отец щипцами извлек пули,
прочистил зондами раны, вытащив немало кусочков сукна, особенно
из раны в боку; потом ввел дренажи из проспиртованных каучуковых
трубочек, обложил раны марлей, пропитанной крепким раствором
морской соли... Утром Лев проснулся вялый, с головной болью - но
без жара. К обеду ему было почти хорошо - насколько может быть
хорошо человеку, продырявленному позавчера в трех местах.
Вечером пришли его искать.
Помощник квартального мастера, к которому столько раз ходил
на поклон доктор Фицпатрик, выбивая положеный Светлане паек жены
офицера флота, - с ним два бандитского вида субъекта в красных
фуражках-бескозырках, с золотыми цепями на грязных шеях, и
крысоподобная женщинка, неопрятная и пронырливая, очень
опасная... и два солдата - эти ни во что не вмешивались, стояли
у двери, и все.
Их всех отвлек, к счастью, подвал, которым не пользовались с
весны и - благополучно потеряли ключ. Не дожидаясь, пока ключ
найдут, бандиты злорадно сбили замок - и долго потом общаривали
захламленные двухэтажные подземелья. А при обыске самого дома
спасла дичайшая - неэвклидова, смеялся отец - планировка
помещений. Каморку, примыкавшую к ванной комнате, сыщики не
смогли ни увидеть, ни вычислить. Они ушли, злые, дальше - а
Светлана, взяв веник, обмерла: к венику прилипла кровавая
тряпица... Впервые в жизни она упала в настоящий обморок.
Конец вечера прошел гнусно. Билли ревел, она тоже ревела и
ко всем цеплялась. Отец, наконец, заперся в своей комнате,
доктор попытался вступиться за него - и получил в ответ все, на
что способна злая и перепуганная до смерти женщина. Оставшись
одна, она налила себе полстакана бренди и выпила крупнями
глотками, как остывший чай. Вскоре - поплыло перед глазами, она
уронила голову на скрешенные руки - и застыла...
Смерть опять ласково потрепала ее по щеке.
Их повесили бы всех - даже маленького Билли. За
укрывательство террориста и шпиона
наказание было одно. А Левушка - да, он именно шпион и террорист.
Убийца. Из тех, кто охотился в ночи за мастерами и их подручными,
за офицерами у них на службе и за Бог знает кем еще; в школе,
куда Светлана приходила три раза в неделю, шепотом рассказывали
очень странные вещи. Но почему-то той ночью никак нельзя было не
пустить его в дом... стук в окошко и слабый прерывающийся голос:
"Светлана Борисовна... это я, Лев Каульбарс... вы меня
помните?.." (Еще бы не помнить...) И уж подавно нельзя было
выдать его трудовикам, спасая себя, спасая Билли... Ничего не
понимаю, подумала Светлана.
Ночью громыхало совсем рядом - она не слышала.
Утром в доме какие-то люди говорили по-русски.
Измятая и растрепанная, она вышла в холл. Доктора обступили
четверо в черном - морская пехота. С английским у них было не
очень, а доктор от волнения путался в своем своеобразном русском.
- Господа, нельзя ли потише?- хрипловато сказала она.- Вы
разбудите ребенка.
Все обернулись и посмотрели на нее, как на заговорившую
кошку. А у Светланы вдруг громко ударило сердце...
- Завитулько...- голос упал до шепота.- Дядька Игнат...
У подилого - ох, почти старого! - и уже не боцмана, а
лейтенанта, огромного, багрового от загара - глаза жутко
раскрылись.
- Светочка? - не поверил он. - Капитанова дочка?
- Да!
- Светочка!!!
Он облапил ее и сжал до хруста.
- Завитулько, пусти... я ж тебе не матрос, а барышня...
- Не верь, глазам своим не верю! А капитан-то где, сами-то
их благородие - где?
- Да спит он, спит наверху...
На стук и голос Борис Иванович не открыл, пришлось ломать
дверь. Он лежал на кровати одетый и правда - будто бы спал.
На островах Эстер и Левиатон власть трудовиков не
утвердилась. Присылаемые центральным правительством эмиссары
куда-то беззвучно исчезали, их отрядики разоружались - тоже
беззвучно. Коменданты продолжали исполянть свои обязанности.
Постепенно и незаметно Форт-Эприл стал чем-то вроде временной
столицы "прежнего" Мерриленда. Лорд Тайберн, министр финансов в
правительстве Хоука - единственный оставшийся в живых преемник
убитого президента (по цепочке: президент - спикер парламента -
министр обороны - министр финансов...).- формировал
правительство, армию, флот, вел переговоры с Палладией. Военные
действия как бы не касались этих пограничных островов, и более
того: огромное число меррилендцев, попавших в плен, вдруг каким-
то образом оказывалось на острове Эстер, где их размещали в
военных лагерях и обучали новым приемам боя. Приписанные к Порт-
Эстер быстроходные паровые корветы "Кастор", "Аякс" и "Поллукс"
часто появлялись у восточных берегов Острова. Тридцатого июня,
незадолго до одного такого визита (вялая стычка "Аякса" с
парусным крейсером "Кей", окончившаяся ничем), Глеб и получил ту
телеграмму. Неделю она проблуждала в поисках его... Осенью,
отлеживаясь в госпитале маленького городка со странным названием
Вечер, он наткнулся на подшивку форт-эприлских газет и прочел,
что полковник Вильямс скончался от ран двадцать первого июня и
похоронен на Комендантском кладбище. Телеграмму он отпарвил
двадцать третьего, а шестнадцатого июля был вполне жив - хоть и
измучен до полной потери чувств...
От соляровой вони Турова вывернуло несколько раз подряд. и
сейчас он напоминал себе себя же лет двадцать назад - тогда, в
бытность сопливым мальчишкой-опером, он надышался дымом сжигаемой
конопли неподалеку от Фрунзе. Жара там была сокрушительная...
Будто бы стало много-много Туровых, вставленных один в другого,
как матрешки. Когда наружный, самый большой Туров двигался, шел
куда-то - остальные немного отставали и вытягивались за ним
длинным щлейфом, причем каждый из этих отстающих чувствовал и
думал что-то одно: что чешется проросшая на шее шетина, что
слезятся глаза, что хочется спать и просто не знать ни о чем, что
все идет, тьфу-тьфу, по плану, что саперы молодцы, не ожидал, что
завтра нужно вернуться в Москву, идут большие перетряхи, как бы
Вась-Вась не напортачил, что штатники... Самый большой, наружный
Туров - как бы не чувствовал ничего. Он просто стоял и смотрел,
как на расчищенный и отсыпанный пятачок въезжают и строятся в
линейку танки. Они выезжали лоснящиеся, мокрые от дождя,
хлещущего на той стороне, высвеченные сзади прожекторами и потому
ставшие чудовищно искореженными сгустками тьмы, уползающими от
огня. Дождь, пар, двм, перенасыщенные светом - пылали, как вход
в преисподнюю, как паровозная топка...
Туров ненавидел танки.
Он ненавидел их так, что с трудом мог сдерживать себя.
Странно: он вырос в военном городке под Читой, рядом с
танкодромом. Уж можно было бы привыкнуть и не замечать...
Впрочем, сейчас он лишь знал, что ненавилдит их. Чтобы
почувствовать эту ненависть. следовало сделать несколько шагов -
тогда наружу выступит и тот маленький Туров, который эту
ненависть испытывает - только ее, ничего кроме...
Даже сыновьям своим игрушечные танки, все эти замечательные
зеленые пластмассовые тридцатьчетверки и КВ, он не покупал - чем
заслужил немалое их неодобрение, Которое пришлось преодолевать
настоящими шпагами...
Оружейного двора "Ческидов", кстати. Поставщика Ее
величества. Это вам не хрен собачий...
Будь у этих один-единственный занюханный бомбардировщик...
Туров даже зажмурился от непонятного удовольствияю Двадцать
танков, двадцать пять БМД, четяре "шилки" - борт о борт с
полусотней бензозаправщиков, двумя десятками "уралов" с
боеприпасами и взрывчаткой... И правда - далеко ли до беды?
Бросит кто-нибудь окурок не в ту бочку... На негнущихся ногах он
зашагал к штабному автобусу, кто-то - силуэтами на фоне огня -
шел ему навстречу, а череда маленьких пустотелых Туровых
протянулась за ним и покачивалась на весу, как гирлянда воздушных
шариков...
В небе планеты Венера тоже плыл воздушный шарик.
Серебристый, маленький, он был здесь, в багровом мраке, чужероден
и нелеп. Немного выше начиналась пустота, внизу - ждала
раскаленная докрасна бездна... Рано или поздно он устанет
сопротивляться и рухнет в нее. Но пока что он плыл - бесконечно
одинокий, обреченный на скорую гибель и забвение.

2.
Она ненавидела себя - такую. Полагалось быть безутешной,
горько рыдающей, заламывающей руки... Она же вместо этого
суетилась, искала для поминок хотя бы пару кур (все устроили
матросы Завитульки, но она все равно суетилась), гуляла с Билли,
читала ему короткие глупые стишки из старой пухлой книги без
переплета ("Три очень милых феечки присели на скамеечке и, съев
по булке с маслицем, успели так замаслиться, что мыли этих феечек
из трех садовых леечек,"- и Билли хохотал во все горло, и его
мелкие мышиные зубки - но полный рот, полный рот зубов,
восхищались почему-то все, - зубки сияли. "Дедя?" - звал он, но и
тогда Светлана не плакала...), с кем-то встречалась и
разговаривала спокойно и даже почти весело... ах да, с
кавторангом Ивановым, он тоже служил с папой, но в мятеже не
участвовал... это тогда он был кавторангом, а сейчас уже контр-
адмирал... Два события: смерть отца и приход своих, - сделались
ужасно неравноценными: первое казалось гораздо мельче второго.
Она хорошо знала, что на самом деле это не так, что придет время
- и тогда она почувствует все так, как должно... Ничего не
помогало.
И - что-то произошло со временем. Дни тянулись и тянулись
вязко и податливо, как утреннее тесно - но каждый из них,
закончившись, превращался в тонкую чешуйку, которая отслаивалась
и терялась среди множества подобных ей и никому не нужных
частичек мусора, измельченной вечности, того, что принято считать
самым ценным, неповторимым - но от чего внутренне хотят поскорее
избавиться... уснуть и проснуться сорокалетней, с сединой и
морщинами, с подувядшими страстями, устроенной, обеспеченной,
ленивой, бесполезной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36