Стефан ожидал этой проверки и был готов к ней.
– Сэр, так как мне пришлось бывать в будущем и кое-что читать про ваш вклад в войну, я знал, что вы будете в этой комнате в этот час и в этот день. Более того, я знал, что вы будете делать здесь за час до собрания Военного кабинета.
Отложив сигару, премьер-министр вздернул брови.
– Вы диктовали послание генералу Александру в Италии, где выражали свои взгляды на сражение за город Кассино, задержка которого могла стоить ужасных потерь.
Черчилль оставался непроницаемым. Он, должно быть, был удивлен осведомленностью Стефана, но не подал знака ни кивком, ни глазами. Стефан не нуждался в этих знаках, потому что знал, что был прав.
– Я помню даже начало вашего послания генералу Александру, которое вы даже не закончили диктовать сержанту, когда я появился. Я хотел бы, чтобы вы объяснили мне, почему этот перевал Кассино Монастери Хилл, всего в две или три мили шириной, был избран единственной вашей целью.
Премьер-министр снова взял сигару, закурил и изучающе посмотрел на Стефана. Их стулья стояли всего в нескольких футах друг от друга, и быть объектом задумчивого внимания Черчилля оказалось быть труднее, чем Стефан мог предположить.
Наконец премьер-министр сказал:
– И вы получили эту информацию из того, что я напишу в будущем?
Стефан встал со стула, взял шесть книг, которые охранники достали из его рюкзака, – они были изданы компанией «Хоучхтон Миффлин» и стоили по девятьсот девяносто пять долларов каждая, – и разложил их на столе перед Уинстоном Черчиллем.
– Это, сэр, ваши воспоминания и оценки второй мировой войны, которые стали великой работой в истории и литературе.
Он хотел добавить, что благодаря этим книгам Черчилль был удостоен Нобелевской премии в 1953 году, но решил не говорить этого. Жизнь была бы менее интересной, если бы была лишена таких приятных сюрпризов.
Премьер-министр изучил обложки всех шести книг и позволил себе улыбнуться, когда прочел небольшое вступление, которое было выдержкой из отклика «Тайме Литерари Сапплмент». Он открыл одну из книг и быстро перебрал страницы, не останавливаясь для чтения.
– Это не подделка, – заверил его Стефан.– Если вы прочтете хоть страницу, то узнаете свой собственный уникальный и неповторимый голос. Вы…
– Нет надобности читать их. Я верю вам, Стефан Кригер.– Он оттолкнул от себя книги и откинулся на стуле.– И мне кажется, что я понимаю, зачем вы пришли ко мне. Вы хотите, чтобы я провел направленную бомбардировку того района Берлина, в котором расположен ваш институт.
– Да, премьер-министр, это так. Это нужно сделать прежде, чем ученые, работающие в институте, закончат изучение материалов, связанных с производством ядерного оружия, которые были принесены из будущего, прежде, чем они приступят к созданию этого оружия, что теперь может быть в любой день. Вы должны действовать прежде, чем они вернутся из будущего и принесут еще что-то, что может изменить ход войны. Я дам вам точные координаты института. Американские бомбардировщики уже бомбили ночью и днем с начала этого года, и…
– Парламент выступает против бомбардировки городов, даже вражеских городов, – заметил Черчилль.
– Да, но это не значит, что пострадает сам Берлин. Имея определенную цель, бомбардировку можно провести днем. Но если взрывы заденут этот район, если вы даже нанесете урон всему кварталу…
– Несколько кварталов превратятся в руины, – сказал премьер-министр.– Мы не можем бомбить с такой точностью, чтобы уничтожить одно здание или квартал.– Да, я понимаю. Но вы должны сделать это, сэр. На этот район должно быть сброшено больше бомб, чем было сброшено на любую другую цель за всю войну. От института должна остаться одна пыль.
Некоторое время премьер-министр молча смотрел на сизую струйку дыма, поднимающуюся от сигары. Наконец он сказал:
– Мне, конечно, необходимо проконсультироваться со своими советниками, но я думаю, что в ближайшее время мы сможем подготовить эту бомбардировку.
– Надеюсь, это будет скоро, – сказал Стефан с облегчением.– Но не опоздайте. Во имя Бога, сэр, только не опоздайте.

ГЛАВА 18
Когда женщина показалась из-за «бьюика» и осмотрела пустыню на севере, Клитманн наблюдал за ней из-за скудных кустиков, к которым пристал комок перекати-поля. Она не видела его. Когда она вновь исчезла за машиной, он вскочил и бросился к следующему намеченному укрытию – отшлифованному ветром выступу горной породы.
Лейтенант молча выругался на свои модные туфли – подошва была слишком скользкой для таких действий. Теперь казалось глупым отправиться на это задание в одежде молодых предпринимателей или баптистских священников. Оказались полезными только темные очки. Яркое солнце отражалось от каждого камня и каждой извилины песка; без темных очков он не смог бы так четко видеть местность впереди себя и уже не один раз бы оступился и упал.
Он собирался нырнуть за новое укрытие, когда услышал, что женщина открыла огонь в другом направлении. Она отвлеклась, и он бросился дальше. Потом он услышал такие дикие и пронзительные вопли, что это едва напоминало человеческий крик; это скорее напоминало рев дикого животного, раздираемого когтями другого животного.
Вздрогнув, он нырнул за невысокий выступ скалы и замер, тяжело дыша. Когда он поднял голову, то увидел, что был всего в пятнадцати ярдах от задней двери «бьюика». Если ему удастся сместиться на несколько ярдов восточнее, он окажется позади женщины, в отличной позиции, чтобы покончить с ней.
Крики затихли.
Решив, что другой убийца, к югу от нее, будет лежать тихо некоторое время, потрясенный смертью своего напарника, Лаура снова переместилась на другую сторону «бьюика». Проходя мимо Криса, она сказала:
– Две минуты, малыш. Всего две минуты.
Притаившись за углом машины, она осмотрела местность на северном фланге. Пустыня по-прежнему казалась безлюдной. Ветер стих и даже перекати-поле лежало неподвижно.
Если их всего трое, они не оставили бы одного человека за «тойотой», в то время как двое пытались обойти ее с одного направления. Если их было всего трое, те двое, что на юге, разделились бы и один обошел бы ее с севера. Значит, должен быть четвертый, может быть, даже и пятый где-то среди песка к северо-западу от «бьюика».
Но где?

ГЛАВА 19
Когда Стефан выразил благодарность премьер-министру и встал, чтобы исчезнуть, Черчилль показал на книги, лежащие на столе, и сказал:
– Не забудьте это. Если вы оставите их – это будет соблазн заняться плагиатом!
– Это в вашем характере, – сказал Стефан, – что вы не настаиваете оставить их для этой цели.
– Нонсенс.– Черчилль положил сигару в пепельницу и поднялся со стула.– Если я заполучу эти, уже написанные, книги сейчас, их не смогут опубликовать в таком виде, как они есть. Без сомнений, я найду что-то, что требует переделки, и проведу свои послевоенные годы жизни в бесконечных исправлениях ошибок, что в итоге не сделает их такими популярными в вашем будущем.
Стефан засмеялся.
– Я серьезно, – сказал Черчилль.– Вы сказали, что моя история будет довольно примечательной. Этого достаточно, чтобы удовлетворить меня. Я напишу их так, как написал, чтобы не рисковать.
– Наверное, это мудрое решение, – согласился Стефан.
Пока Стефан складывал книги в рюкзак, Черчилль стоял, слегка покачиваясь на носках и держа руки за спиной.
– Есть так много вещей, которые бы я хотел спросить о будущем. Это для меня гораздо интереснее, чем успех моих книг.
– Я должен идти, сэр, но…
– Я знаю, – сказал премьер-министр.– Я не буду задерживать вас. Но скажите мне только одно. Любопытство распирает меня. Скажите… например, что станет с Советами после войны?
Стефан заколебался, застегнул рюкзак и сказал:
– Премьер-министр, я сожалею, но Советский Союз станет после войны гораздо мощнее Британии, с ним смогут соперничать только Соединенные Штаты.
Черчилль выглядел несколько удивленным.
– Их отвратительная система действительно приведет к экономическому успеху и богатству?
– Нет, нет. Их система придет к экономическому кризису, но и к чудовищной военной мощи. Советы будут беспощадно милитаризировать свое общество и уничтожать противников этого. Говорят, их концлагеря превзойдут лагеря рейха.
Выражение лица премьер-министра оставалось непроницаемым, но он не мог скрыть тревоги в глазах.
– Сейчас они наши союзники.
– Да, сэр. И без них война против Третьего рейха могла бы не быть выигранной.
– О, она была бы выиграна, – уверенно сказал Черчилль, – только не так быстро. Он вздохнул.– Говорят, что политики имеют странные причуды, но Союз в войне имеет еще более странные.
Стефан был готов к отправлению. Они пожали друг другу руки.
– Ваш институт будет превращен в обломки, щепки, пыль и пепел, – сказал премьер-министр.– Даю вам слово.
– Это то, что нужно, – сказал Стефан.
Он сунул руку за рубашку и трижды нажал желтую кнопку, которая активировала временную связь.
В одно мгновение он оказался в институте, в Берлине. Он вышел из цилиндра и подошел к программной панели. Прошло точно одиннадцать минут с тех пор, как он отправился в бомбоубежище под Лондоном.
Плечо ныло, но боль не усилилась. Безжалостная нудная боль отняла у него, много сил, и он сел на стул, чтобы немного отдохнуть.
Потом, используя расчеты, сделанные на IBM PC в 1989 году, он запрограммировал машину времени на последний прыжок в будущее в одиннадцать часов ночи двадцать первого марта, в другое бомбоубежище, но не под Лондоном, а под Берлином.
Когда машина была готова, он вошел в цилиндр без оружия. На этот раз он не взял с собой и шесть томов истории Черчилля.
Когда он ступил на точку перемещения, знакомый неприятный зуд прошел из кожи в плоть и во внутренности, потом обратно из внутренностей в плоть и кожу.
Подземная комната без окон, в которой оказался Стефан, была освещена единственной лампой, стоявшей на столе, и теми вспышками разрядов, которые вызвало его появление. В этом неясном полубараке было отчетливо видно лицо Гитлера.

ГЛАВА 20
Одна минута.
Лаура притаилась с Крисом за «бьюиком». Не меняя позы, она сначала посмотрела на юг, где, как она знала, скрывался один убийца, потом на север, где, по ее мнению, прятались еще враги.
Воздух над пустыней был необыкновенно спокойным. Ветер был не сильнее дыхания трупа. Солнце так ярко заливало равнину, что земля казалась такой же полной света, как небо; где-то на краю света светлые небеса смешивались со светлой землей, стирая горизонт. Несмотря на не очень высокую температуру, от камней и песка исходило тепло.
Одна минута.
Одна минута или даже меньше осталось до возвращения Стефана из 1944 года, и он им поможет не потому, что у него «узи», а потому, что он ее спаситель. Ее спаситель. Хотя она теперь знала его происхождение, в котором не было ничего неземного, он в каком-то роде был по-прежнему для нее чем-то большим, чем жизнь.
Никакого движения на юге.
Никакого движения на севере.
– Они приближаются» – сказал Крис.
– Все будет в порядке, дорогой, – сказала она тихо. Ее сердце терзал не столько страх, сколько предчувствие потери, как будто она знала каким-то примитивным чувством, что ее сын – единственный ребенок, который не должен был родиться – был уже мертв не потому, что она не могла его защитить, а потому, что такой была его судьба. Нет. Черт возьми, нет. Она победит судьбу и на этот раз. Она не отдаст ей своего мальчика. Она не потеряет его, как потеряла многих людей, которых любила. Он принадлежал ей. Он не принадлежал судьбе. Он принадлежал ей. Только ей.
– Все будет в порядке, дорогой. Еще полминуты.
Неожиданно она увидела движение на юге.

ГЛАВА 21
В личном берлинском бункере Гитлера разряды энергии шипели и расползались от Стефана в виде змеевидного серпантина бело-синего света по бетонным стенам и полу, как это было в подземной комнате в Лондоне. Это яркое и шумное явление не привлекло внимания охраны, находившейся в соседней комнате, так как в этот момент Берлин подвергался бомбардировке самолетами союзников; бункер вздрагивал от разрывов бомб на поверхности земли, и даже на этой глубине грохот бомб заглушал звуки, сопровождавшие появление Стефана.
Гитлер повернулся лицом к Стефану. Он выказал не больше удивления, чем Черчилль, хотя он знал о работах в институте, чего не знал Черчилль, и он понимал, каким образом Стефан материализовался в бункере. Более того, он знал Стефана, как сына своего сподвижника и как офицера СС, работавшего на него.
Хотя Стефан не ожидал увидеть удивления на лице Гитлера, он надеялся увидеть его черты, искаженные страхом. Если фюрер прочел рапорт агентов гестапо о последних событиях в институте – что он несомненно сделал, – он знал, что Стефан убил Псиловски, Янушку и Волкова шесть дней назад, пятнадцатого марта, и скрылся в будущем. Возможно, он решил, что Стефан предпринял это путешествие в шесть дней назад, до убийства этих ученых, и собирался убить и его тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53