вместо того чтобы погасить свет, мы его зажигаем, мы оказались на самой сцене, ничего не попишешь». Он тоже поднялся, разом почувствовав все свои кости, и все, сколько было нахожено за день, и все, что за день случилось. Мага уже нашла ложку на печурке, за стопкой пластинок и книг. Протерла ее подолом, оглядела в свете лампы. «Сейчас нальет микстуру в ложку, а по дороге к кровати половину прольет на пол», - подумал Оливейра, прислонясь к стене. Все так странно затихли, что Мага поглядела на них удивленно; флакон никак не открывался, и Бэпс хотела помочь ей, подержать ложку, сморщившись при этом так, будто Мага делала что-то несказанно ужасное, но Мага наконец налила микстуру в ложку, сунула пузырек кое-как на край стола меж тетрадей и бумаг и, вцепившись в ложку, как цирковой акробат в шест, как ангел в святого, падающего в бездну, направилась, шаркая тапочками, к кровати, все ближе и ближе, и сбоку шла Бэпс, строя гримасы и стараясь глядеть и не глядеть и все-таки бросая взгляд на Рональда и на остальных, которые у нее за спиной тоже подходили все ближе, и самый последний - Оливейра, с потухшей сигаретой во рту.
- Всегда у меня проли… - сказала Мага, останавливаясь у кровати.
- Лусиа, - сказала Бэпс, готовая положить ей руки на плечи, но так и не положила.
Жидкость пролилась на одеяло, ложка выпала. Мага закричала и опрокинулась на кровать, перевернулась на бок, лицо и руки прильнули к пепельно-серой, безразличной кукле, сжимали и тормошили ее, а той уже не могли причинить вреда ее неосторожные движения и не приносили радости ненужные ласки.
- Ах ты, черт подери, надо же было ее подготовить, - сказал Рональд. - Ну как же это так, какая гнусность. Говорим тут всякие глупости, а этот, этот…
- Не истери, - сказал Этьен мрачно. - Вон поучись у Осипа не терять головы. Найди-ка лучше одеколон или что-нибудь похожее. Я слышу, старик сверху опять взялся за свое.
- А что ему остается, - сказал Оливейра, глядя на Бэпс, которая изо всех сил старалась оторвать Магу от кровати. - Ну и ночку мы ему устроили.
- Пусть катится ко всем чертям, - сказал Рональд. - я сейчас пойду и набью ему морду, старому хрычу. Раз не умеет уважать чужой беды…
- Take it easy [], - сказал Оливейра. - Держи одеколон, возьми мой платок, хоть он и далеко не безупречной чистоты. Ну ладно, пойду, пожалуй, в полицейский участок.
- Могу я сходить, - сказал Грегоровиус, стоявший с плащом в руках.
- Ну, конечно, ты ведь член семьи, - сказал Оливейра.
- Лучше тебе поплакать, - говорила Бэпс и гладила по голове Магу, а та вжалась в подушку и не отрывала глаз от Рокамадура. - Ради бога, смочите платок спиртом, надо привести ее в чувство.
Этьен с Рональдом суетились вокруг кровати. С потолка доносился равномерный стук, и всякий раз Рональд поднимал глаза кверху, а однажды даже нервно потряс кулаком. Оливейра отступил к печке и оттуда смотрел и слушал. Усталость вступила в ноги, тянула его книзу, трудно было дышать и двигаться. Он закурил новую сигарету, последнюю в пачке. Между тем дело немного сдвинулось, Бэпс, разобрав угол, соорудила из двух стульев и одеяла подобие ложа; странно было видеть, как они с Рональдом хлопотали над Магой, затерявшейся в холодном бреду, в сбивчивом, но почти бесстрастном монологе; наконец прикрыли ей глаза платком («Если это тот, который мочили в одеколоне, то она у них ослепнет», - подумал Оливейра), а потом с невиданным проворством помогли Этьену перенести Рокамадура в самодельную колыбельку и закрыли его покрывалом, которое вытащили из-под Маги, при этом не переставая с ней разговаривать, поглаживать ее и подносить ей к носу смоченный одеколоном платок. Грегоровиус дошел до двери и остановился там, не решаясь выйти; украдкой он поглядывал на кровать и на Оливейру: хотя тот и стоял к нему спиной, однако взгляд его на себе чувствовал. Наконец Осип решился выйти, но за дверью наткнулся на старика, вооруженного палкой, и отпрянул назад. Палка ударилась в закрытую дверь. «Вот так все и наматывалось бы одно на другое», - подумал Оливейра, делая шаг к двери. Рональд, догадавшись о его намерении, тоже в ярости кинулся к двери, а Бэпс выкрикнула что-то по-английски. Грегоровиус хотел их удержать, но опоздал. Рональд, Осип и Бэпс выскочили за дверь, а Этьен устремил взгляд на Оливейру как на единственного человека, еще сохранявшего здравый смысл.
- Пойди посмотри, чтоб не наделали глупостей, - сказал ему Оливейра. - Старику под сто, и он совсем сумасшедший.
- Tous des cons! - кричал старик на лестнице. - Bande de tueurs, si vous croyez que ?a va se passer comme ?a! Des fripouilles, des fain?ants. Tas d'encul?s! []
Странно, но кричал он не очень громко. В приоткрытую дверь карамболем долетел голос Этьена: «Та gueule, p?p?re» []. Грегоровиус ухватил Рональда за рукав, но в проникавшем из комнаты свете Рональд уже заметил, что старик и на самом деле очень стар, и потому только тряс кулаком у него перед носом, и то все менее и менее убежденно. Раз или два Оливейра поглядел на кровать, где тихо, не двигаясь, лежала Мага. Только плакала, сотрясаясь всем телом и уткнувшись лицом в подушку, в то самое место, где раньше лежала головка Рокамадура. «Faudrait quand m?me laisser dormir les gens, - говорил старик - Qu' est-ce que ?a me fait, moi, un gosse qu'a claqu?? C'est pas une fa?on d'agir, quand m?me, on est ? Paris, pas en Amazonie» [].
Голос Этьена зазвучал, перекрывая слова старика, убеждая его. Оливейра подумал, что совсем не трудно было бы подойти к постели, наклониться и шепнуть Маге на ухо несколько слов. «Но это я бы сделал ради себя, - подумал он. - Ей сейчас ни до чего. Это мне бы потом спалось спокойнее, хотя и знаю, что все это слова - не более. Мне, мне, мне бы спалось спокойнее, если бы я сейчас поцеловал ее, и утешил, и сказал бы все, что уже сказали ей эти люди.»
- Eh bien, moi, messieurs, je respecte la douleur d'une m?re, - послышался голос старика. - Allez, bonsoir messieurs, dames [].
Дождь лупил по стеклу, Париж, наверное, превратился в огромный серый пузырь, в котором понемногу занималась заря. Оливейра шагнул в угол, где его куртка, сочившаяся влагой, казалась четвертованным телом. Медленно надел куртку, не сводя глаз с постели, точно ожидая чего-то. Вспомнил руку Берт Трепа, повисшую на его руке, вспомнил, как долго он брел под дождем. «Какой тебе прок от лета, соловей, на снегу застывший?» - продекламировал насмешливо. Порченый, вконец порченый. И вдобавок нет курева, проклятье. Теперь надо тащиться до кафе Бебера, но где меня ни застанет это мерзкое утро, один черт.
- Старый идиот, - сказал Рональд, закрывая дверь.
- Пошел к себе, - сообщил Этьен. - А Грегоровиус, по-моему, отправился заявлять в полицию. Ты остаешься тут?
- Нет. Зачем? Им не понравится, когда они увидят здесь столько народу в такое время. Пусть Бэпс останется, для такого случая две женщины - самое лучшее. Это как бы их, женское, дело, понимаешь?
Этьен посмотрел на него.
- Интересно, почему у тебя так дрожит рот? - спросил он.
- Нервный тик, - ответил Оливейра.
- Этот тик не очень вяжется с твоим циничным видом. Пойдем, я с тобой.
- Пойдем.
Он знал, что Мага приподнялась на постели и что она смотрит на него. На ходу засовывая руки в карманы куртки, он пошел к двери. Этьен сделал движение, чтобы удержать его, но не удержал, а пошел за ним. Рональд, глядя им вслед, раздраженно пожал плечами. «Как все это глупо», - подумал он. От мысли, что все это глупо и абсурдно, ему стало не по себе, но отчего так, он не понял. И принялся помогать Бэпс готовить компрессы, стараясь хоть чем-то быть полезным. Снова послышался стук в потолок.
(-130)
29
- Tiens [], - сказал Оливейра.
Грегоровиус, в черном домашнем халате, стоял, прислонившись к печке, и читал. К стене гвоздем была прибита лампа, а газетный колпак аккуратно направлял свет.
- Я не знал, что у тебя ключ.
- Остатки прошлого, - сказал Оливейра, швыряя куртку в тот же угол, что всегда. - Теперь отдам его тебе, поскольку ты хозяин дома.
- Временный. Здесь довольно холодно, да еще старик с верхнего этажа. Сегодня утром стучал пять минут неизвестно почему.
- По инерции. Все на свете продолжается немного дольше, чем должно бы. Вот я, к примеру, зачем-то лезу сюда по лестнице, достаю ключ, открываю… Воздух у тебя спертый.
- Жуткий холод, - сказал Грегоровиус. - Пришлось двое суток после окуривания не закрывать окно.
- И ты все это время был здесь? Caritas []. Ну и тип.
- Не из-за этого, просто боялся, как бы кто-нибудь из жильцов не воспользовался случаем, не забрался в комнату и не окопался тут. Лусиа мне говорила как-то, что хозяйка - старая, выжившая из ума женщина и некоторые квартиранты не платят ей уже по многу лет. В Будапеште я занимался гражданским кодексом, а такие вещи застревают в голове.
- Словом, ты неплохо устроился. Chapeau, mon vieux []. Надеюсь, траву мою на помойку не выбросил.
- О нет, она в тумбочке, вместе с чулками. Теперь тут много свободного места.
- Похоже на то, - сказал Оливейра. - На Магу, видно, приступ чистоплотности напал - ни пластинок не видно, ни книг. Ведь теперь-то, наверное…
- Все увезли, - сказал Грегоровиус.
Оливейра открыл тумбочку, достал траву и сосуд для приготовления мате. Он прихлебывал не спеша и глядел ло сторонам. В голове вертелось танго «Ночь моя грустна». Он посчитал на пальцах. Четверг, пятница, суббота. Нет. Понедельник, вторник, среда. Нет, вторник - вечер, Берт Трепа, «ты меня любила, // как не любила никогда», среда - редкостная пьянка, NB: никогда не мешать водку с красным вином, «и, ранив душу, меня забыла // ты точно жало мне в грудь вонзила»; четверг, пятница - Рональд с машиной, взятой у кого-то, поездка к Ги-Моно, как бы возвращение брошенной перчатки, литры и литры зеленой блевотины и наконец - вне опасности, «как я любил тебя, ты знала, // какую радость ты мне давала, // надежда жизни, мента моя», в субботу - где же в субботу, где? Где-то по соседству с Мэрли-ле-Руа, в общем, пять дней, нет, шесть, словом, почти неделя, какая холодина в комнате, несмотря на печку. Ну и Осип, не человек, а лягушка, просто король удобств.
- Значит, она ушла, - сказал Оливейра, устраиваясь в кресле так, чтобы мате был под рукой.
Грегоровиус кивнул. На коленях у него лежала раскрытая книга, и, похоже, он собирался (вежливо, он человек воспитанный) продолжить чтение.
- И оставила тебе комнату.
- Она знала, что я сейчас в стесненном положении, - сказал Грегоровиус. - Двоюродная бабушка перестала высылать мне деньги, - по-видимому, скончалась. Мисс Бабингтон хранит молчание, однако, если принять во внимание ситуацию на Кипре… Само собой, на Мальте всегда сказывается: цензура и тому подобное. Лусиа предложила мне переехать сюда после того, как ты сообщил, что уходишь. Я не знал, соглашаться или нет, но она настояла.
- И сама с отъездом не мешкала.
- Но этот разговор был еще раньше.
- До окуривания?
- Совершенно верно.
- Ну, Осип, ты выиграл в лотерею.
- Это очень печально, - сказал Грегоровиус. - Все могло быть совсем иначе.
- Не жалуйся, старик. Комната четыре на три с половиной за пять тысяч франков в месяц, да еще с водопроводом…
- Мне бы хотелось, - сказал Грегоровиус, - чтобы между нами была полная ясность. Эта комната…
- Она не моя, спи спокойно. А Мага уехала.
- Во всяком случае…
- Куда?
- Она говорила о Монтевидео.
- У нее нет денег на это.
- И о Перудже.
- Ты хочешь сказать: о Лукке. С тех пор как она прочла «Спаркенброк», она просто с ума сходит по всему этому. Скажи мне просто и ясно, где она.
- Понятия не имею, Орасио. В пятницу набила чемодан книгами и одеждой, увязала гору пакетов, а потом пришли два негра и унесли все. Сказала, что я могу оставаться тут, и так все время плакала, что еле говорить могла.
- Мне хочется набить тебе морду, - сказал Оливейра, посасывая мате.
- В чем я виноват?
- Дело не в том, что виноват, че. Ты вроде героев Достоевского - и отвратителен и симпатичен в одно и то же время, ты - эдакий метафизический жополиз. Когда ты вот так улыбаешься, я понимаю: это непоправимо.
- О, я все это слишком хорошо знаю, - сказал Грегоровиус. - Механизм challenge and response [] - это для буржуазии. Ты такой же, как и я, а потому бить меня не будешь. И не смотри так, я ничего о Лусии не знаю. Один из тех двух негров - завсегдатай кафе на улице Бонапарт, я его там видел. Может, он что-то скажет. Но зачем ты теперь ее ищешь?
- Объясни-ка мне свое «теперь».
Грегоровиус пожал плечами.
- Бдение прошло вполне прилично, - сказал он. - Особенно потом, после того, как нас всех перестали таскать в полицию. В глазах людей твое отсутствие выглядело странным и вызвало противоречивые толки. Клуб защищал тебя, но вот соседи и старик сверху…
- Только не говори мне, будто старик был на бдении.
- Собственно, бдением это нельзя назвать; нам позволили побыть возле тела до полудня, а потом пришли из государственного похоронного бюро, должен сказать, работают они быстро и четко.
- Представляю себе картину, - сказал Оливейра. - Однако же это не причина, чтобы Мага, ни слова не сказав съехала с квартиры.
- Она все время думала, что ты - с Полой.
- ?a alors [], - сказал Оливейра.
- Ничего не поделаешь, людям свойственно думать. По твоей милости мы перешли с тобой на «ты», и мне теперь гораздо труднее сказать тебе некоторые вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
- Всегда у меня проли… - сказала Мага, останавливаясь у кровати.
- Лусиа, - сказала Бэпс, готовая положить ей руки на плечи, но так и не положила.
Жидкость пролилась на одеяло, ложка выпала. Мага закричала и опрокинулась на кровать, перевернулась на бок, лицо и руки прильнули к пепельно-серой, безразличной кукле, сжимали и тормошили ее, а той уже не могли причинить вреда ее неосторожные движения и не приносили радости ненужные ласки.
- Ах ты, черт подери, надо же было ее подготовить, - сказал Рональд. - Ну как же это так, какая гнусность. Говорим тут всякие глупости, а этот, этот…
- Не истери, - сказал Этьен мрачно. - Вон поучись у Осипа не терять головы. Найди-ка лучше одеколон или что-нибудь похожее. Я слышу, старик сверху опять взялся за свое.
- А что ему остается, - сказал Оливейра, глядя на Бэпс, которая изо всех сил старалась оторвать Магу от кровати. - Ну и ночку мы ему устроили.
- Пусть катится ко всем чертям, - сказал Рональд. - я сейчас пойду и набью ему морду, старому хрычу. Раз не умеет уважать чужой беды…
- Take it easy [], - сказал Оливейра. - Держи одеколон, возьми мой платок, хоть он и далеко не безупречной чистоты. Ну ладно, пойду, пожалуй, в полицейский участок.
- Могу я сходить, - сказал Грегоровиус, стоявший с плащом в руках.
- Ну, конечно, ты ведь член семьи, - сказал Оливейра.
- Лучше тебе поплакать, - говорила Бэпс и гладила по голове Магу, а та вжалась в подушку и не отрывала глаз от Рокамадура. - Ради бога, смочите платок спиртом, надо привести ее в чувство.
Этьен с Рональдом суетились вокруг кровати. С потолка доносился равномерный стук, и всякий раз Рональд поднимал глаза кверху, а однажды даже нервно потряс кулаком. Оливейра отступил к печке и оттуда смотрел и слушал. Усталость вступила в ноги, тянула его книзу, трудно было дышать и двигаться. Он закурил новую сигарету, последнюю в пачке. Между тем дело немного сдвинулось, Бэпс, разобрав угол, соорудила из двух стульев и одеяла подобие ложа; странно было видеть, как они с Рональдом хлопотали над Магой, затерявшейся в холодном бреду, в сбивчивом, но почти бесстрастном монологе; наконец прикрыли ей глаза платком («Если это тот, который мочили в одеколоне, то она у них ослепнет», - подумал Оливейра), а потом с невиданным проворством помогли Этьену перенести Рокамадура в самодельную колыбельку и закрыли его покрывалом, которое вытащили из-под Маги, при этом не переставая с ней разговаривать, поглаживать ее и подносить ей к носу смоченный одеколоном платок. Грегоровиус дошел до двери и остановился там, не решаясь выйти; украдкой он поглядывал на кровать и на Оливейру: хотя тот и стоял к нему спиной, однако взгляд его на себе чувствовал. Наконец Осип решился выйти, но за дверью наткнулся на старика, вооруженного палкой, и отпрянул назад. Палка ударилась в закрытую дверь. «Вот так все и наматывалось бы одно на другое», - подумал Оливейра, делая шаг к двери. Рональд, догадавшись о его намерении, тоже в ярости кинулся к двери, а Бэпс выкрикнула что-то по-английски. Грегоровиус хотел их удержать, но опоздал. Рональд, Осип и Бэпс выскочили за дверь, а Этьен устремил взгляд на Оливейру как на единственного человека, еще сохранявшего здравый смысл.
- Пойди посмотри, чтоб не наделали глупостей, - сказал ему Оливейра. - Старику под сто, и он совсем сумасшедший.
- Tous des cons! - кричал старик на лестнице. - Bande de tueurs, si vous croyez que ?a va se passer comme ?a! Des fripouilles, des fain?ants. Tas d'encul?s! []
Странно, но кричал он не очень громко. В приоткрытую дверь карамболем долетел голос Этьена: «Та gueule, p?p?re» []. Грегоровиус ухватил Рональда за рукав, но в проникавшем из комнаты свете Рональд уже заметил, что старик и на самом деле очень стар, и потому только тряс кулаком у него перед носом, и то все менее и менее убежденно. Раз или два Оливейра поглядел на кровать, где тихо, не двигаясь, лежала Мага. Только плакала, сотрясаясь всем телом и уткнувшись лицом в подушку, в то самое место, где раньше лежала головка Рокамадура. «Faudrait quand m?me laisser dormir les gens, - говорил старик - Qu' est-ce que ?a me fait, moi, un gosse qu'a claqu?? C'est pas une fa?on d'agir, quand m?me, on est ? Paris, pas en Amazonie» [].
Голос Этьена зазвучал, перекрывая слова старика, убеждая его. Оливейра подумал, что совсем не трудно было бы подойти к постели, наклониться и шепнуть Маге на ухо несколько слов. «Но это я бы сделал ради себя, - подумал он. - Ей сейчас ни до чего. Это мне бы потом спалось спокойнее, хотя и знаю, что все это слова - не более. Мне, мне, мне бы спалось спокойнее, если бы я сейчас поцеловал ее, и утешил, и сказал бы все, что уже сказали ей эти люди.»
- Eh bien, moi, messieurs, je respecte la douleur d'une m?re, - послышался голос старика. - Allez, bonsoir messieurs, dames [].
Дождь лупил по стеклу, Париж, наверное, превратился в огромный серый пузырь, в котором понемногу занималась заря. Оливейра шагнул в угол, где его куртка, сочившаяся влагой, казалась четвертованным телом. Медленно надел куртку, не сводя глаз с постели, точно ожидая чего-то. Вспомнил руку Берт Трепа, повисшую на его руке, вспомнил, как долго он брел под дождем. «Какой тебе прок от лета, соловей, на снегу застывший?» - продекламировал насмешливо. Порченый, вконец порченый. И вдобавок нет курева, проклятье. Теперь надо тащиться до кафе Бебера, но где меня ни застанет это мерзкое утро, один черт.
- Старый идиот, - сказал Рональд, закрывая дверь.
- Пошел к себе, - сообщил Этьен. - А Грегоровиус, по-моему, отправился заявлять в полицию. Ты остаешься тут?
- Нет. Зачем? Им не понравится, когда они увидят здесь столько народу в такое время. Пусть Бэпс останется, для такого случая две женщины - самое лучшее. Это как бы их, женское, дело, понимаешь?
Этьен посмотрел на него.
- Интересно, почему у тебя так дрожит рот? - спросил он.
- Нервный тик, - ответил Оливейра.
- Этот тик не очень вяжется с твоим циничным видом. Пойдем, я с тобой.
- Пойдем.
Он знал, что Мага приподнялась на постели и что она смотрит на него. На ходу засовывая руки в карманы куртки, он пошел к двери. Этьен сделал движение, чтобы удержать его, но не удержал, а пошел за ним. Рональд, глядя им вслед, раздраженно пожал плечами. «Как все это глупо», - подумал он. От мысли, что все это глупо и абсурдно, ему стало не по себе, но отчего так, он не понял. И принялся помогать Бэпс готовить компрессы, стараясь хоть чем-то быть полезным. Снова послышался стук в потолок.
(-130)
29
- Tiens [], - сказал Оливейра.
Грегоровиус, в черном домашнем халате, стоял, прислонившись к печке, и читал. К стене гвоздем была прибита лампа, а газетный колпак аккуратно направлял свет.
- Я не знал, что у тебя ключ.
- Остатки прошлого, - сказал Оливейра, швыряя куртку в тот же угол, что всегда. - Теперь отдам его тебе, поскольку ты хозяин дома.
- Временный. Здесь довольно холодно, да еще старик с верхнего этажа. Сегодня утром стучал пять минут неизвестно почему.
- По инерции. Все на свете продолжается немного дольше, чем должно бы. Вот я, к примеру, зачем-то лезу сюда по лестнице, достаю ключ, открываю… Воздух у тебя спертый.
- Жуткий холод, - сказал Грегоровиус. - Пришлось двое суток после окуривания не закрывать окно.
- И ты все это время был здесь? Caritas []. Ну и тип.
- Не из-за этого, просто боялся, как бы кто-нибудь из жильцов не воспользовался случаем, не забрался в комнату и не окопался тут. Лусиа мне говорила как-то, что хозяйка - старая, выжившая из ума женщина и некоторые квартиранты не платят ей уже по многу лет. В Будапеште я занимался гражданским кодексом, а такие вещи застревают в голове.
- Словом, ты неплохо устроился. Chapeau, mon vieux []. Надеюсь, траву мою на помойку не выбросил.
- О нет, она в тумбочке, вместе с чулками. Теперь тут много свободного места.
- Похоже на то, - сказал Оливейра. - На Магу, видно, приступ чистоплотности напал - ни пластинок не видно, ни книг. Ведь теперь-то, наверное…
- Все увезли, - сказал Грегоровиус.
Оливейра открыл тумбочку, достал траву и сосуд для приготовления мате. Он прихлебывал не спеша и глядел ло сторонам. В голове вертелось танго «Ночь моя грустна». Он посчитал на пальцах. Четверг, пятница, суббота. Нет. Понедельник, вторник, среда. Нет, вторник - вечер, Берт Трепа, «ты меня любила, // как не любила никогда», среда - редкостная пьянка, NB: никогда не мешать водку с красным вином, «и, ранив душу, меня забыла // ты точно жало мне в грудь вонзила»; четверг, пятница - Рональд с машиной, взятой у кого-то, поездка к Ги-Моно, как бы возвращение брошенной перчатки, литры и литры зеленой блевотины и наконец - вне опасности, «как я любил тебя, ты знала, // какую радость ты мне давала, // надежда жизни, мента моя», в субботу - где же в субботу, где? Где-то по соседству с Мэрли-ле-Руа, в общем, пять дней, нет, шесть, словом, почти неделя, какая холодина в комнате, несмотря на печку. Ну и Осип, не человек, а лягушка, просто король удобств.
- Значит, она ушла, - сказал Оливейра, устраиваясь в кресле так, чтобы мате был под рукой.
Грегоровиус кивнул. На коленях у него лежала раскрытая книга, и, похоже, он собирался (вежливо, он человек воспитанный) продолжить чтение.
- И оставила тебе комнату.
- Она знала, что я сейчас в стесненном положении, - сказал Грегоровиус. - Двоюродная бабушка перестала высылать мне деньги, - по-видимому, скончалась. Мисс Бабингтон хранит молчание, однако, если принять во внимание ситуацию на Кипре… Само собой, на Мальте всегда сказывается: цензура и тому подобное. Лусиа предложила мне переехать сюда после того, как ты сообщил, что уходишь. Я не знал, соглашаться или нет, но она настояла.
- И сама с отъездом не мешкала.
- Но этот разговор был еще раньше.
- До окуривания?
- Совершенно верно.
- Ну, Осип, ты выиграл в лотерею.
- Это очень печально, - сказал Грегоровиус. - Все могло быть совсем иначе.
- Не жалуйся, старик. Комната четыре на три с половиной за пять тысяч франков в месяц, да еще с водопроводом…
- Мне бы хотелось, - сказал Грегоровиус, - чтобы между нами была полная ясность. Эта комната…
- Она не моя, спи спокойно. А Мага уехала.
- Во всяком случае…
- Куда?
- Она говорила о Монтевидео.
- У нее нет денег на это.
- И о Перудже.
- Ты хочешь сказать: о Лукке. С тех пор как она прочла «Спаркенброк», она просто с ума сходит по всему этому. Скажи мне просто и ясно, где она.
- Понятия не имею, Орасио. В пятницу набила чемодан книгами и одеждой, увязала гору пакетов, а потом пришли два негра и унесли все. Сказала, что я могу оставаться тут, и так все время плакала, что еле говорить могла.
- Мне хочется набить тебе морду, - сказал Оливейра, посасывая мате.
- В чем я виноват?
- Дело не в том, что виноват, че. Ты вроде героев Достоевского - и отвратителен и симпатичен в одно и то же время, ты - эдакий метафизический жополиз. Когда ты вот так улыбаешься, я понимаю: это непоправимо.
- О, я все это слишком хорошо знаю, - сказал Грегоровиус. - Механизм challenge and response [] - это для буржуазии. Ты такой же, как и я, а потому бить меня не будешь. И не смотри так, я ничего о Лусии не знаю. Один из тех двух негров - завсегдатай кафе на улице Бонапарт, я его там видел. Может, он что-то скажет. Но зачем ты теперь ее ищешь?
- Объясни-ка мне свое «теперь».
Грегоровиус пожал плечами.
- Бдение прошло вполне прилично, - сказал он. - Особенно потом, после того, как нас всех перестали таскать в полицию. В глазах людей твое отсутствие выглядело странным и вызвало противоречивые толки. Клуб защищал тебя, но вот соседи и старик сверху…
- Только не говори мне, будто старик был на бдении.
- Собственно, бдением это нельзя назвать; нам позволили побыть возле тела до полудня, а потом пришли из государственного похоронного бюро, должен сказать, работают они быстро и четко.
- Представляю себе картину, - сказал Оливейра. - Однако же это не причина, чтобы Мага, ни слова не сказав съехала с квартиры.
- Она все время думала, что ты - с Полой.
- ?a alors [], - сказал Оливейра.
- Ничего не поделаешь, людям свойственно думать. По твоей милости мы перешли с тобой на «ты», и мне теперь гораздо труднее сказать тебе некоторые вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78