Анастасия и Игорь молча шли следом за золотой каплей яйца.
– Я уже когда-то была здесь, – прошептала Анастасия. – Даже не знаю, как это могло получиться, но я была здесь. Я узнаю места, понимаешь?
– Понимаю. Потому что я тоже узнаю место. Там, наверху, на самом верху, будет камень. Большой белый камень. Теплый.
– И еще он светится в ночи, – посмотрела на Игоря Анастасия. – Ты был в моих снах.
– Или ты в моих. Или мы просто бродили по одной дороге снов.
Дальше шли молча. Игорь после темной воды озера чувствовал себя еще очень бодро, Анастасия тоже не жаловалась, да и понятно – ей скорее хотелось добраться до дочери. Она открыла было рот, как вдруг сзади послышалось:
– Мама?
Анастасия вздрогнула и застыла на месте.
– Мама!
– Не смей оборачиваться! – крикнул Игорь. – Не смей! Видишь – яйцо катится, это не здесь, это не она!
Сзади послышался жалобный плач:
– Мама, мамочка!
Анастасия стояла, трясясь, как осина на ветру. По щекам ее катились слезы, зубы стучали, глаза были полны безумия.
– Я… не могу! Я обернусь!
– Мама! Почему ты не хочешь посмотреть на меня?
– Я…
– А ты выйди перед нами, тогда и посмотрим! – рявкнул Игорь. – Покажись!
– Плохой дядя, – обиженно протянули сзади. – Мама! Он плохой!
– Это не Катя, – одними губами проговорила Анастасия. Сзади послышался хрустящий шорох, холодное дыхание коснулось шеи, кто-то еле слышно хихикнул.
– Вперед. Бегом, – прошептал Игорь. – Раз. Два. Три!
И они дернули бегом вверх по холму, изо всех сил, следом за золотым пятнышком. Сзади послышался обиженный визг, хохот ночной птицы, какой-то хриплый скрежет и звуки больших, мощных прыжков. Игорь бежал, таща за собой Анастасию. Та тяжело дышала, но бежала из последних сил, потому что оба знали – там, у белого камня, все кончится, там будет безопасно, там нет власти тех, кто сейчас дышал в спину, щелкал когтями и визгливо, плотоядно хихикал и верещал позади.
Анастасия буквально рухнула на огромный белый валун, припала к нему, как Кассандра к алтарю, спасаясь от ахейских мечей.
– Ничего… ничего, все уже… мы в безопасности, – рвано выдыхал Игорь.
– Кто… это… был?
Игорь перевел дух, помотал головой:
– Не знаю. И знать не хочу.
А в темноте кто-то обиженно подвывал и скулил, порой скрежеща и щелкая зубами, но не смея выйти на поляну на вершине, освещенную медовой луной и мягким светом белого теплого камня. Белого горючего камня. Золотое яичко, словно почуяв усталость людей, мягко подкатилось к камню и притаилось там. Анастасия сползла по камню в траву, еле живая от усталости. Игорь сел рядом, обняв ее за плечи.
– Тебе не холодно?
– Нет, камень теплый.
– Поешь?
– Да. Еще осталось?
Игорь раскрыл суму.
– Ой, ну ничего себе!
– Что?
– Будто и не ели. И хлеб цел, и сыр, и даже пара яблок есть.
Анастасия слабо улыбнулась:
– Сумка-самобранка. Мне бы сейчас водки – и спать.
– А я не хочу.
Анастасия уже жевала ломоть хлеба с сыром. А потом тихо свернулась, положив голову на колени Игорю, и уснула. А Игорь еще долго сидел у теплого камня и думал о том, что они видели одни сны, что Катя славная девчонка, и что маме понравилась бы такая внучка, и что надо будет посадить на старой родительской даче новые яблони и починить дом, чтобы в нем был камин, и чтобы Анастасия могла там уютно сидеть и вышивать. Или читать. Или просто смотреть в огонь. И чтобы в доме было много котов и собак, и чтобы приходили друзья… Он уснул, когда луна встала прямо над камнем.
Они оба проснулись на рассвете, в белом прозрачном тумане. Как раз когда белый седой всадник на белом коне медленно проплыл на закат, и за спиной его молочно-белое небо стало наливаться яблочно-розовым. А когда рыжий всадник в алом плаще и красной кольчуге, с горящим мечом в руке, радостный и пламенный, промчался над травами на медно-гнедом коне, из-за леса хлынули лучи юного солнца. Золотое яйцо заворочалось, словно торопило в путь. Они умылись росой из выемки в камне, попили и поели и, поклонившись бел-горюч камню, пошли дальше. Туда, где на горизонте в сероватой дымке смутно угадывалось море и откуда летел тугой соленый ветер, неся с собой еле слышные крики чаек. Туда, где бледным смутным силуэтом рисовалось огромное дерево, верхние ветви которого терялись в жемчужном утреннем небе.
– Боже, как красиво, – прошептала Анастасия. – Как же здесь прекрасно. Мне даже не хочется отсюда уходить.
– Конечно, – кивнул Игорь. – Мы ведь всегда мечтали о том, чего не бывает. О том, чтобы солнце где-то сходило на землю. О таком чистом небе и ветре. О местах, где травы не умирают и стоит вечное лето. Может, здесь где-то течет даже молочная река с кисельными берегами. Мы поместили в этот мир все самое прекрасное и несбыточное, так чего же удивляться, что тут так хорошо?
– Я видела все это во сне, – тихо прошептала Анастасия.
Сны. Да, вот что не давало покоя.
– Я видел тебя в снах. Ты искала меня…
– …но никак не могла дойти. Мне все время мешали. Иногда даже…
– …пытались убить. А я просыпался от выстрела или крика, кидался к окну, думал, что это с улицы…
– Она вся в красном.
– Она была у меня наяву. Я очень искал тебя, очень ждал. И она пришла, а я подумал – это ты. И назвал ее Эвтаназия.
– Эвтаназия… Я слышала это имя.
– Да. Я назвал этот призрак именем, и она стала существовать. Тут моя вина. Я придумал ее. И она теперь наяву.
Анастасия покачала головой:
– Все мы много в чем виноваты. И если кто-то мечтал о самом прекрасном, то кто-то мечтал и о… другом. И оно тоже где-то здесь. И Николай где-то здесь. Я знаю. Я видела.
– Это не здесь, – успокоил ее Игорь. – За красной рекой, за черным мостом, – медленно, задумчиво добавил он.
– Что?
– А?
– Ты говорил что-то о реке и мосте.
Игорь нахмурился, потом улыбнулся:
– Да я уж и забыл.
Они шли почти до полудня. Солнце поднялось в зенит и изрядно припекало. Хотелось тени.
Тропа нырнула в низинку, тенистую и сырую. Здесь было прохладно и пахло свежей водой. Жажда становилась все сильнее, и Маренина бутыль постоянно переходила из рук в руки.
– Ох ты! – вдруг воскликнул Игорь.
– Что?
– Посмотри на тропу.
На влажной земле, прямо посреди тропинки, виднелся отпечаток копыта. Размером этак с четыре Игоревых ладони.
– Это кто же такой? – шепотом проговорил Игорь, тревожно озираясь по сторонам.
Анастасия тихонько захихикала.
– Ты что?
– Там на неведомых дорожках, – давясь смехом, говорила она, – следы невиданных… козлов! Это козел!
– Это не козел. Это козлина. Козлище!
– Наверное, – уже икала Анастасия, – из копытца попил!
– Ага, из такого же.
Игорь посмотрел вокруг.
– Слушай, а в этой шуточке есть доля не шутки. Ты вон туда посмотри.
Анастасия, по-прежнему икая, посмотрела туда, где сидел на корточках, разглядывая землю, Игорь. На влажной почве виднелся четкий след сапога с гладкой подошвой. Нога была небольшая. Потом, судя по следам, человек стоял на коленях у здоровенного следа, а потом от следа отходили уже следы козьих копытец.
Оба переглянулись.
– Пошли-ка отсюда, – полушепотом сказала переставшая хихикать и икать Анастасия. – А то что-то страшно водички захотелось.
– И мне тоже. Нехорошее тут место. Давай-ка ходу…
Когда они уже выходили из лощинки, сзади послышалось сердитое хрюканье и фырканье, но ни треска, ни шагов за собой они не услышали и решили, что, наверное, тот, кто там живет, все же опасался Игоревой сабли.
Они стояли на высоком обрыве, полукругом охватывавшем широкую, чуть всхолмленную долину, выходившую к морю. Из оврага по левую руку к морю стремилась белая, как молоко, пенистая река. Справа – желтоватая, словно взбаламученная после дождей. Где-то впереди, в тонком тумане, они сливались у подножия огромного дерева, по ветвям которого, наверное, можно было добраться до самого неба. А за ним шумело море. Здесь прибой слышался как тихий вздох огромного спящего зверя.
– Ну пошли. – Игорь начал спускаться с песчаникового склона в самом пологом месте. – Тут кто-то ходил. Натоптано, – бормотал он, глядя под ноги и подстраховывая Анастасию. Та спускалась довольно умело, как бывалый турист. Золотое яичко, явно не желавшее прыгать с обрыва, лежало у нее в кармане куртки.
– Вот и спустились. – Она спрыгнула с последнего корня. Румяная, запыхавшаяся, очаровательно растрепанная. Достала из кармана золотое яичко. – Ну куда дальше?
Яичко не желало катиться никуда, хотя прямо перед ними тропка расходилась на три стороны.
– Это как понимать? – нахмурился Игорь. – Пришли уже, что ли?
– Куда пришли? – возмутилась Анастасия. – Катя-то где?
– В Лукоморье пришли. Мы так и хотели. А до Дуба и сами дойдем. Что там идти-то?
– Тогда чего мы ждем? Пошли!
Они шли целый день. Шли и шли – но дерево не становилось ближе. Они бежали – но дерево не приближалось. Наконец, сдавшись, оба сели, вернее, плюхнулись на какой-то бугорок, тяжело дыша.
– Нет, так мы не дойдем.
– Чертово яйцо, ты чего не катишься?
Яйцо лежало, застывшее и тяжелое, как литая золотая капля.
– Подожди. Да не пинай ты его!
Анастасия утихомирилась. Всхлипнула.
– Ну-ну. Мы почти у цели.
– Почти. Вот именно «почти»… Мы не туда идем.
– То есть?
– Понимаешь, – возбужденно заговорила Анастасия, – мы идем ПРЯМО. К дереву. А надо ОТ Дерева!
– Мы не можем идти назад. Условие забыла?
– Нет. Но мы можем идти МИМО дерева. И придем К дереву! Давай вставай, пошли! Скорее!
Оно было и дубом, и ясенем, и всеми другими деревьями одновременно, и в то же время каждым – отдельно. Его обвивала золотая цепь, из-под корней бил холодный синий источник, уходящий полноводным потоком к морю. Здесь было удивительно спокойно – но не так спокойно, как бывает, когда читаешь сказку. Не так тепло и беспечно, как у бел-горюча камня. Здесь было тихо, спокойно и… пустынно – как пустынно бывает в мифе творения.
Они увидели, как слева из-за дерева почти бесшумно вышел огромный белый олень, и на тускло-золотых рогах его было по девять отростков. Он склонил гордую шею и сделал несколько глотков из синего источника – и ушел туда же, откуда пришел, в густой туман между деревьями. Анастасия с Игорем переглянулись. Странное место. Какое-то не то тут было Лукоморье.
Игорь медленно подошел к источнику и наклонился над водой. Что-то темное колыхалось там, прямо над ключом. А потом, попав в восходящий поток, оно всплыло. И на Игоря уставился черный бездонный глаз.
– Тьфу ты! – отскочил он.
Глаз покрутился в воде и исчез в глубине.
– Что тут творится? – прошептала Анастасия.
– Не знаю, – шепотом ответил Игорь. – Давай-ка спрячемся…
– Нам нельзя назад, – прошипела Анастасия. – Никуда не пойду. Давай лучше пойдем вокруг дерева.
В ручье мелькнула темная рыбья спина, и огромный не то осетр, не то лосось выпрыгнул, на лету схватив упавший сверху не то орех, не то желудь. В листве послышалось возмущенное стрекотание, и из ветвей выглянула белка. Большая, слишком большая белка, медно-рыжая, изумительно красивая, пламенная на темно-зеленом. Пострекотав, она снова исчезла, и, словно белка спугнула их, с ветвей чуть повыше взмыли вверх два огромных ворона и скрылись в туманном небе, громогласно каркая. И стало тихо-тихо.
– И что еще оттуда вылетит? Или выпадет? – еле слышно прошептал Игорь.
И словно в ответ ему, из гущи ветвей к корням, в источник, упал человек. Точнее, полуразложившийся труп. Нагой, с веревкой на шее, с копьем, покрытым рунами, в груди.
– Ай! – взвизгнула Анастасия.
– Тихо, – прошипел Игорь.
Висельник всплыл из омутка уже целый. Встал. Легко вынул из груди копье и обвел все вокруг себя взглядом. У него был один глаз. Точно такой же, что и тот, в источнике… Висельник словно бы не заметил их. Повернул налево и быстро, чуть ли не прыжком, исчез в тумане.
– Слушай, давай отсюда, а? – прошептала Анастасия. – Идем направо, там, видишь, нет тумана, там солнце сквозь ветви… Скорее только пошли.
Они нырнули под низкие ветви справа, словно в зеленый длинный коридор. С одной стороны был коричневый ствол, который и сто человек не обхватили бы, а справа – зеленая, пронзенная золотыми лучами стена листвы. Они шли, словно по длинному коридору или винтовой лестнице, долго-долго. А потом впереди забрезжил яркий и чистый-чистый солнечный свет, и послышались голоса.
– Нет, – мягко, бархатно басил один. – Вы не понимаете, сударь мой.
– Я не понимаю? – отвечал мелодичный, чуть грассирующий тенорок. – Я, мсье, все понимаю, и даже больше, чем вы говорите!
– Как можно понимать то, чего я еще не сказал? – удивлялся бас. – Вы же не знаете, что я имею в виду.
– В виду мы имеем окружающее, – резонно ответил тенор. – Причем только то, на которое мы смотрим. А иное окружающее мы не имеем в виду. И даже в рассмотрении не имеем. Потому что туда не смотрим! Стало быть, его и нет в нашем рассмотрении! А вот если мы закроем глаза-а-а, – патетическим шепотом продолжал тенор, – то мы вообще ничего не сможем иметь в виду и в рассмотрении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66