Поняла?» Я, конечно, ничего не поняла, сижу, как полная дура. «Поймешь. А то угроза там будет тебе большая, и линии вот раздваиваются. В яму упадешь и там сгинешь либо через большой труд выберешься». Я хотела спросить, что за яма, а она уже ушла. Я еще немного посидела на бортике и пошла домой. Иду и думаю – собиралась к Амелии, а чем цыганка хуже? Хоть денег не взяла. И пошла я в церковь. Знаешь, мне неудобно было – я же неверующая, даже не знаю, как себя надо вести. Ну собралась с духом, вхожу. Надела берет поглубже, как дура, – хихикнула она. – Чтобы лица было поменьше видно. Идиотка, да?
Анастасия кивнула.
– Образ Богородицы я нашла быстро. Правда, их там было несколько, но я подошла к первому попавшемуся, поставила свечку и шепотом стала рассказывать про свои беды. Дурацкое положение. Словно воровка, оглядываюсь – не смотрит ли кто, не видит ли, что я тут чужая? Вдруг я и крещусь не так? В общем, рассказала я все иконе, и ничего не случилось. Не вспыхнул свет, не зазвенели колокола, не воспели ангелы. И пошла я домой. – Лана нахмурилась, вспоминая. Прикусила нижнюю губу. – Дома позвонила маме в больницу… Выпила снотворное и легла. И приснился мне сон. Приснилась мне женщина со злым красивым лицом, в красном платье, с красными губами и ногтями, и эта женщина сидела и быстро-быстро распускала красное вязаное полотно, сматывая его в клубок. Смеется, смотрит на меня, говорит: «Вот, еще один рядок. Скоро я твою судьбу распущу, и ты исчезнешь, совсем исчезнешь»! Я кричу: «Кто ты такая? Что я тебе сделала?» А она отвечает: «Я твоя злая судьба. Твоя мать когда-то увела парня у своей сестры, вот та ее и прокляла! А от этого проклятия и я родилась! И ничего ты мне не сделаешь, потому что ты здесь, а я – там. Не достанешь!» И тут мне захотелось ее убить! Вот так взять за горло и придушить, шею сломать, загрызть – что угодно! Я смотрю вниз и вижу под ногами у себя черную-черную тень. Пытаюсь обойти – она передо мной. И куда ни шагну – она мне не дает к этой тетке подойти, а она все хихикает – не достанешь! Тут я как заору – достану! – и бросаюсь к ней. А она вдруг говорит: «Не делай так! Если ты меня тронешь, твоя тетка умрет! Она себя со мной связала!» А я кричу: «Если она это сделала, то лучше ей не жить!»
Лана замолчала.
– А дальше? – тихо спросила Анастасия. – Дальше что?
– Дальше, – спрятала глаза Лана, – не помню. Дрались мы, наверное. Помню только, что эта баба растворилась в луже тени, лужа расползлась во все стороны до самого горизонта, а я стою на островке среди нее. В общем, проснулась. А на другой день позвонили соседи тети Риммы и сказали, что она умерла. А мама пошла на поправку.
Лана снова замолчала.
– И что?
– Ничего. Ко мне пришла удача. Мне стало удаваться все, – каким-то серым голосом говорила Лана. – Стоит мне пожелать человеку плохого – и исполняется. Например, пихнул меня в метро здоровенный потный бугай, и мне страшно захотелось, чтобы он упал и разбил себе что-нибудь. Тот вышел из вагона, споткнулся, упал и ногу сломал. Я стала бояться себя. Я боялась вообще встречаться с людьми, чтобы только не пожелать им плохого, потому, что все люди, в сущности, дрянь, и не подумать о них по-дрянному просто невозможно. Вот на такой мысли я поймала себя и запаниковала. Тут и подвернулась брошюрка «Откровения». Девушки у метро раздавали, такие вежливые, интеллигентные. Все шли мимо, словно не видели, а я, понимаешь, всегда беру рекламку, им же за это платят, а мне что, трудно листочек взять? Ну вот так и попала… А ты? – резко спросила Лана. – Ты-то сама почему здесь?
– Из-за денег. Муж погиб, хорошей работы найти долго не могла. Я не думала, что я необычная, хотя муж говорил мне – ты, Эвтаназия, ведьма. Ну да, предугадываю я, что сейчас по телевизору скажут или по радио передадут. Да, когда смотрю на часы, это почти всегда число вроде 23.23, или 23.32, или что-то в этом роде. И заблудиться не могу, всегда нутром чую, куда надо идти, и всякое такое. Мало ли что? Вот… Словом, я прошла тестирование. Но я до сих пор не знаю, что я тут делаю. И, Лана, почему-то мне кажется, что нас отсюда уже никогда не отпустят. Ни за что. Я чую. А если они говорят, что я действительно чую, то так оно и есть!
– Ни за что не подписывай договора, – сказала Лана. – Ни за что! Сколько бы денег ни сулили. Иначе будешь как я.
– А что ты?
– Я не могу отсюда уйти. Я приношу неудачу. И хожу по чужим снам. И я подписала договор…
– С кем?
Лана дернула плечом.
– Они не люди. Вернее, не все они – люди. Те, наверху, – она показала головой, – что-то вроде призраков. Но хотят стать живыми. А главный вроде как человек даже. Он называет себя Эйдолон. Я не знаю, что им надо. Пока не знаю. Трудно – у них нет снов, я не могу узнать. Иногда во сне поднимаюсь наверх и пытаюсь подслушивать. Это опасно… Те, что внизу, – люди. Призраки не могут ничего сделать здесь, они бесплотны. Для их дел нужны люди. Они там, внизу. Секта. «Откровение».
– А мы?.. – шепотом проговорила Анастасия.
– А мы – рычаги, наверное… Но ты еще не подписала договора. Я – уже. Мне нет выхода. Ты еще можешь. Не подписывай!
Лана начала дрожать и расплываться, и Анастасия проснулась.
Очередной тревожный звонок прозвучал громче всех остальных. Это случилось в субботу, 13 марта. Игорь шел от дома пешком к Большому Каменному мосту, через арбатские переулки. К тому месту, где встретил Эвтаназию. Даже не знал, зачем ему. Но шел.
Синоптики обещали в субботу аж шестнадцать градусов тепла, потому Игорь оделся не по погоде. Но эти шестнадцать продержались от силы часа два, а затем небо начало плаксиво затягиваться угрюмо-сизыми облаками, грозившими вылить на голову хорошую дозу холодной воды, словно добирая план по осадкам. Игорь заозирался по сторонам в поисках укрытия и вдруг спиной почувствовал взгляд. Это был не знакомый холодок, это был именно взгляд. Он резко обернулся. Дворик. А во дворе скульптуры. Не то выставка, не то склад, что ли…
В какие-то секунды вылезло солнце, снова стало тепло. Где-то орал приемник. Весело тенькали падающие с крыши капли. Но взгляд был, он висел в воздухе почти ощутимо, как лазерный луч… Большая бронзовая статуя стояла на лесах у кирпичной стены, как на полке, рядом с двумя другими. Капюшон, монашеская ряса развевается на ветру, фигура словно вот-вот поплывет по воздуху. А под рясой – ничего. Пустота… Игорь попятился, не сводя взгляда со статуи. Ощущение было такое, словно он посмотрел в глаза бездне. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Он едва сумел отвести взгляд и быстро вышел из дворика.
Погода тут же снова резко испортилась – словно поджидала его на выходе. Игорь к такой подлянке уже был готов, потому нырнул в первую же забегаловку. Забегаловка называлась «Бутербродная». Игорь и не думал, что такие еще сохранились – с липкими столами, с бачковым кофе. Но «кофе» был хотя бы горячим. Получив свой одноразовый стаканчик, Игорь встал за круглый пластиковый столик и принялся закусывать бутербродом с колбасой, глядя на унылую картину за грязным окном.
– Эй, друг, – перегарно просипело рядом. Игорь, нахмурившись, поднял взгляд. Рядом стоял подозрительно знакомый небритый мужик с тряпичной сумкой. Игоря даже жар прохватил. Он же тогда, когда Анастасия приходила, как раз предупреждал – упустишь! Он знал! Откуда знал? Он знает, где она сейчас?
– Где она? – набросился он на мужика.
– Ты понимаешь, – ответил тот, – понимаешь, ходит, и все! Вот ходит и ходит.
– Кто ходит? – растерялся Игорь.
– Да вон, – показал мужик в окно. Игорь невольно поднял взгляд. По улице плыл бесплотный монах. Прямо к бутербродной…
Затем послышался басовитый злой лай, монах вздрогнул и, как грязная тряпка, метнулся куда-то в сторону, а в забегаловку вошел мокрый ньюф.
– Армагеддонушка, друг ты мой! – заныл мужик. – Что же бегаешь-то, а? А ты не бегай. Вот он пусть бегает. За ним ходят-то. За ним охотятся! А он себя самого, вишь ли, охотничком вообразил!
– Что? – обалдело обернулся к мужику Игорь, но тот уже бочком-бочком пробирался к выходу.
– Кто ходит?! Зачем?! – Игорь выскочил на улицу. Мужик был уже где-то в конце, сворачивал в переулок. – Подождите! Кто вы?
– А ты у голов, у голов спроси! – хихикнул мужик и исчез за поворотом.
Игорь рванул следом, снова ощутив характерный холодок. На бегу оглянулся – совковая бутербродная исчезла, на ее месте стояло вполне приличное кафе.
Игорь давно не тренировался, но уж бомжеватого этого мужика сделать сможет, в этом он был уверен. А Похмелеон бежал впереди, сворачивая в какие-то переулочки и дворы, иногда вприпрыжку, иногда раскинув руки в стороны и помахивая сумкой, словно играл в самолетик. Пес, блестя золотым витым ошейником, тоже весело мчался рядом, временами оглядываясь на Игоря и словно подзадоривая его хулиганской песьей ухмылкой. Игорь бежал и бежал, пока вдруг, свернув в какую-то подворотню, не очутился в замкнутом дворике. Мужик подпрыгивал среди двора, словно ему не терпелось снова сорваться с места.
– Ну давай, давай! – сипло крикнул он. – Давай, дурак, прыгай!
Игорь обалдело уставился на него. Ситуация была нелепее некуда. Солнце весело подмигивало из свежих луж – плюс шестнадцать решили вернуться.
– Слушайте, – заговорил было Игорь, дико злясь на себя из-за того, что выглядел нелепо, – послушайте…
– Да нет, Армагеддоша, ты посмотри! Этот придурок говорит – слушайте! Да это тебе слушать надо! Это за тобой, дурак, ходят! Это тебя ищут, тебя, а ты ни хрена не видишь и не слышишь! – приговаривал мужик, подскакивая на месте. – Ну давай, давай! ПРЫГАЙ!
Игорь стоял, разинув рот, совершенно растерявшись, когда мужик вдруг наклонился и пребольно стукнул Игоря по лбу костлявым кулаком. И неопределенность тут же пропала – Игорь мгновенно вскипел. Вот за это уже морду бьют. А мужик уже бежал прочь. И Игорь рванул за ним сквозь мгновенное ощущение холодных, пробежавших по спине тонких пальчиков и короткую слабость и головокружение. И не сразу Игорь заметил, что знакомые улочки и переулки уже какие-то не совсем такие, хотя до жути знакомые, и что некоторые прохожие изумленно пялятся на них, а других он просто пролетает насквозь, а когда он это понял, то мужик вдруг оказался прямо перед носом, вот-вот можно схватить, и Игорь снова забыл о неладном. Они очутились у консерватории, мужик нырнул в продуктовый магазин и исчез внутри вместе с ньюфом. Разлетевшийся было за ним Игорь со всего размаху въехал головой в дверь и сполз на крыльцо. Перед глазами, тихонько зудя, плавали искры. По спине бежали мурашки. Игорь приложил ладонь к виску. Отдернул руку. И висок, и скула были изрядно ободраны. Игорь поднял голову – перед ним ухмылялась вывеска книжного. Игорь потрогал дверь. Нет, все верно, глаза не врут. Потрогал голову – шишка будет. Он поднялся, матерясь в душе, злой и на себя, и на мужика, и мрачно огляделся. Помотал головой – ой, больно! – и побрел домой, на всякий случай запомнив место своего фиаско. Сейчас, когда погоня была уже позади, ему вновь почудился знакомый холодок.
Из зеркала на него мрачно смотрел мужик с ободранной щекой и нехорошим взглядом. Он сам, любимый. А в понедельник на работу…
Игорь был очень зол.
Глотая на кухне горячий чай с бутербродами, Игорь пытался анализировать все, что произошло сегодня. Вилька бродил рядом и мяукал, но хозяину было не до него. Мысли просто кипели в голове.
Он снова, как в детстве, попал в «дырку». Даже в две. В одну он нырнуть не успел, остановленный самым брутальным образом – дверью по башке.
Мужик знает про Анастасию!
Мужик знает, что он вышел на охоту, и знает, что за ним, Игорем, охотятся!
Откуда он все знает?
Ну явно не от Игоря. Тогда от кого? От Елены? От Константина?
Почему? Что они скрывают от него? Кто они, в конце концов, черт побери? Они знают, где Анастасия?
Все связано. И тогда, на Рождественке, он наткнулся на этого бомжоида с его Армагеддоном, и потом, уже у себя в районе, когда к нему пришли Катя и Анастасия, и сейчас.
Нет, надо, надо немедленно идти к Константину Евграфычу. К Елене Прекрасной. И допросить с пристрастием, какого рожна и кому от него надо…
– А ты у голов, у голов спроси! – послышалось откуда-то знакомое хихиканье.
Игорь вздрогнул и обернулся. Из зеркала ему подмигивал хозяин черного пса. А потом исчез. Игорь невольно – и неожиданно для себя – перекрестился.
Да что же это такое?
Что делать? Куды бечь?
А куда послали. К головам.
И пошел Игорь к головам.
Первое, что пришло ему на ум, была Голова на Ноге. То есть голова в переходе станции «Китай-город», бывшей «Площади Ногина». Известное место встреч. Вечером, после работы, он сделал в метро лишний переход и навестил это место. У головы, как всегда, толпилась куча забившего стрелку народу, и Игорь походил туда-сюда, чувствуя себя полнейшим идиотом. Черт побери, не станешь же разговаривать с памятником у всех на глазах? Другие головы как-то в голову не приходили. Да и с этой лучше, наверное, поговорить все-таки ночью, чтоб никто не видел и в психушку не позвонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66