Инглор до сих пор молчал, и все как-то даже забыли о нем.
– Прости, – сказала Елена. – Главное сейчас – отправить тебя домой. Ты знаешь, кому и что там сказать.
– Да, госпожа, – хмуро кивнул Инглор.
– Через два часа будь готов.
– Да, госпожа.
Игорь и Елена остались у костра одни. Темнело.
– Кто же направляет всех этих тварей на меня, бедного? – спросил Игорь, не обращаясь ни к кому.
– Я бы сказала, тот, кто знает о твоих способностях.
– Но кто?
Елена пожала плечами и ответила – на сей раз неожиданно мягко:
– Этого я не знаю, Игорь. Подумай сам, кто бы мог знать о тебе такие подробности.
– Господи, – прошептал Игорь, – как давно… Он назвал меня Портосом. Это мы же играли, еще в школе… Но ведь только свой, наш, «мушкетер» мог знать…
Елена молчала.
– У них, этих откровенцев, есть тоже люди с Той Стороны?
Елена кивнула:
– Наверняка. Только кто именно, с кем они на Нашей Стороне связаны – я не знаю.
Игорь склонил голову набок.
– А ты уверена, что я буду работать на вас?
– Это подход «Откровения», – усмехнулась Елена. – Мы говорим – не на нас, а с нами. Но выбор всегда за тобой – ты можешь отойти в сторону.
– Нет, я уж с вами, с вами, – усмехнулся Игорь. – Вы как-то симпатичнее капитана Вересаева. И «терминаторы» при вас не ходят.
Елена облегченно рассмеялась.
Разговор сам собой перешел к каким-то частностям и подробностям. Игорь пытался переварить все, что свалилось на его голову, и информации ему на сегодня было больше чем достаточно. Пришел Кот, принес коньяк. Сделали чаю.
Инглор наклонился к Игорю.
– Она прекрасна, – прошептал он.
– Она горгона.
– Все равно она прекрасна. Но ты не видишь – у тебя в глазах другая женщина. Пусть тебе посчастливится найти ее.
Игорь остался сидеть у костра, разинув рот.
Вечером над лесом, над поляной, полной костров, музыки и веселья, плясала Госпожа Луна. Инглор терялся в толпе пестро одетого народу, никто особенно не обращал на него внимания. Игоря замечали больше, потому как он уже успел кое с кем познакомиться.
Кончила наяривать волынка, возник какой-то парень с шаманским бубном и сумасшедшим взглядом. Глуховатый ритм завораживал. Потом к бубну присоединился тамбурин, потом вышел азиатского типа солидный мужик с варганом, а потом над толпой полетел низкий красивый женский голос, который без слов выводил какую-то дикую мелодию. Это было удивительно похоже на струящуюся яркую вышивку с точечными узорами бубна и тамбурина, с пунктирной медной варганной нитью. Три-четыре тени закружились у костра в стихийном, невероятном плясе. Это был какой-то выброс, какое-то наитие – и песенное, и плясовое, и ритмическое, разошедшееся по толпе, как круги по воде, и постепенно захватившее всех. Эхо низкого женского голоса раздавалось под высокими каменными сводами, волшебно меняя все вокруг.
Налей еще вина, мой венценосный брат,
Смотри – восходит полная луна;
В бокале плещет влага хмельного серебра,
Один глоток – и нам пора
Умчаться в вихре по Дороге Сна…

По Дороге Сна – пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью,
Кровью – алый цвет на конце клинка.
Это для тебя и для меня – два клинка для тех, что стали
Призраками ветра на века.

Так выпьем же еще – есть время до утра,
А впереди дорога так длинна;
Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
И ветер свеж, и ночь темна,
И нами выбран путь – Дорога Сна…

По Дороге Сна – тихий звон подков, лег плащом туман на плечи,
Стал короной иней на челе.
Острием дождя, тенью облаков стали мы с тобою – легче,
Чем перо у сокола в крыле.

Так выпьем же еще, мой молодой король,
Лихая доля нам отведена;
Не счастье, не любовь, не жалость и не боль –
Одна луна, метель одна,
И вьется впереди Дорога Сна…
Мрачно поблескивали вонзенные в земляной пол вокруг очага мечи. В арку высокого выхода смотрела, не мигая, желтая луна, и от порога сквозь затканный серебристым туманом лес струилась светящаяся дорожка. Ветер провел влажным крылом по волосам и что-то прошептал.
Инглор выскользнул из круга в темноту, стараясь не нарушать дикой, жутковатой гармонии пляски. Игорь шагнул за ним. В темноте длинного зала сверкнули зеленым глаза Елены.
– Дорога, – еле слышно прошептал Инглор. – Надо идти…
Елена тихо дотронулась до руки Стража Холма. Инглор вздрогнул.
– Она поет, как птица Рианнон с серебряным горлом…
– Тебе лучше идти. Это долго не продержится.
Инглор вздохнул. Покачал головой. Затем отстегнул с ворота рубахи застежку, бронзовый березовый листик с хрустальной капелькой росы, и протянул на раскрытой ладони Игорю:
– Вот. Это тебе.
Игорь осторожно взял такую хрупкую с виду, но неожиданно тяжелую и твердую вещь.
– Спасибо. Только вот отдарить нечем.
– Будет случай – отдаришь. Сдается мне, мы еще свидимся. – Инглор улыбнулся.
– Надеюсь.
Игорь смотрел, как растворяется в лунном сиянии его силуэт, как вспыхивает и гаснет тусклым светом под ногами у него туманная тропа. Вскоре он растворился в ночи, и ветер уже пах обычной листвой и влажной землей. И бронзовый котел на очаге стал обычным закопченным каном, очаг – просто костром, да и круг стал распадаться, потому как певица устала.
Но листок на ладони остался прежним, и капелька хрусталя влажно дрожала в лунных лучах.
Вернулись все в лагерь немного печальные, а Игорь еще и придавленный мрачными размышлениями. Заснуть он не мог, потому долго сидел у костра, думая о Той Стороне, о том, как там все может быть. Кэт тоже сидела у костра, закутавшись в спальник. Нилакарна дремал у нее на коленях.
– А там, у вас, есть три мушкетера?
Кэт встрепенулась, ответила не сразу, соображая, о чем ее спрашивают.
– Нет, – покачала она головой. – У них законченная история. Они были. Законченную историю можно расширить, дописать, расцветить, переставить акценты – но не изменить.
– Легче уничтожить, чем переписать заново… Хотя сейчас переписывают, и вроде даже успешно… – проговорил Игорь.
– Но ты не переживай, – сказала Кэт. – Мушкетеры всегда находятся новые. В подражание прежним.
«И если историю мушкетеров уничтожить, то для нас это будет незаметно. Мы просто не будем помнить, что они были. Даже не осознаем потери. А для них это – смерть. Полная смерть. Они теряют куда больше…» Он посмотрел на повалившуюся на «пенку» Кэт. Нилакарна лег ей на ноги, согревая. У нее было такое беззащитное лицо, что Игоря охватил порыв жалости.
«Их надо защитить», – подумал он.
«Опять лезу кого-то защищать», – пришла вторая мысль.
«А мне кажется, что это правильно», – отозвалась третья.
Он пошел спать, когда ночь повернула к рассвету, и Ли вылез из палатки, сменив его на добровольном посту.
Заснуть он не мог: слишком много мыслей кружили в голове, а сердце часто и тяжко колотилось в груди. Одно дело, когда реальность становится шире на каких-то зеленых человечков, даже многомерную Москву можно принять. Но когда твой мир вот так в одночасье расширяется до бесконечных, неизведанных пределов… Это не так легко переварить, даже если подспудно готов.
Это значит – все, что считал только мечтой, существует. Где-то далеко, на Той Стороне, но существует. И где-то любовь, честь, благородство – не просто слова, и не надо прикидываться циником, чтобы не обсмеяли… Но остаются потаенные мечты с собой наедине.
Да, только мечты-то бывают отнюдь не всегда благостные. Сразу стало холодно и неуютно, и Игорь затянул клапан спальника так, что оттуда торчал один только нос. Ведь если все так, то можно заставить человека верить в какую-нибудь мразь, и эта мразь вырастет и разжиреет там, а потом нам же даст по мозгам. И получится замкнутый круг… А ведь это так и делается. Иначе зачем попытки, к примеру, пересмотреть историю? Ведь еще немного, и правда все будут считать, что Великую Отечественную выиграли штрафбат да малолетние «сволочи», а командиры были сплошь садисты и гады, да еще кровавая гэбня целилась всем в спину. А вот победили бы эти, со свастикой, – и все были бы счастливы и пили баварское пиво…
Игорь сел, выбравшись из мешка. Опять пробрало жаром.
Нет, не будет так. Не должно быть. Ну не должно, неправильно это. Не выйдет! Не так легко выкорчевать память. Не так легко и перевернуть архетип на Той Стороне. Да и никто не будет стоять, сложив лапки, и ждать. И если кто-то стоит за всем этим, то найти кто и почему…
Портос. Этот тип, псевдокапитан, назвал его Портосом. Это мог знать только кто-то из их школьной компании. И что это значит? Что кого-то туда затащили против воли и все вытрясли? Или кто-то из «мушкетеров» добровольно пошел к ним?
Проверить. Надо проверить, обзвонить, боже, столько лет, уже и стыдно как-то будет… А как будет стыдно, если подозрение окажется пустым!
…А все-таки здорово, что Та Сторона – есть!
Есть за что драться. Эх, Портос, «дерусь потому, что дерусь»…
Долго он ворочался или нет, но уснул в конце концов.
…Он стоял на улице города. Город был и знакомой реальной Москвой, и в то же время Игорь не узнавал улиц, и все равно это была Москва. И еще это был город всех городов. Он знал, что может попасть в любой Город по обе Стороны. Это был Город.
И еще он знал, что все люди Города чего-то ждут. События, которое неотвратимо и которое будет концом чего-то и началом. И что страшнее – никто не знал. Все доживали последние моменты, занимаясь обычными делами, чтобы не сойти с ума от ужаса ожидания.
И над Городом медленно-медленно поднялось что-то – он не понял что. Может, это молча вставала, закрывая половину горизонта, гигантская волна, может, медленно расцветала вспышка ядерного взрыва, опережая грохот. Может, поднимались башни до небес, до самого солнца…
– Я так и знал, что в конце концов ты окажешься с нами.
Анастасия не могла произнести ни слова – так дрожали челюсти. Приходилось их стискивать, чтобы не сорваться и не разреветься от ужаса. Попалась по-дурацки – а ведь говорили, что тут за всем следит некий Глаз. Теперь понятно, конечно, что из башни обычным образом не уйти. Здесь нельзя было полагаться на привычные представления о мире.
– Да не трясись ты так. Это судьба, так и должно быть, в конце концов… Коньяку? Шоколада?
Анастасия судорожно помотала головой. Почему-то здесь было страшно что-то пить или есть.
– Ну как хочешь. Ты не простая женщина, я уже давно это понял. Да я и не женился бы на какой-то курице. Ты всегда умела предугадывать. Что? А, не помнишь? Да ты просто не замечаешь, тебе это привычно. А я замечал. Сколько раз ты угадывала, что вот сейчас будут передавать по радио, кто сейчас на экране. Ты даже угадывала, что будет сейчас за поворотом дороги, за углом. – Он сел рядом на кожаный диван, обнял за плечи. Анастасия застыла, как мышка. – А главное, ты умеешь находить выходы… Не помнишь? О, я все помню. Теперь, – он особенно подчеркнул это слово, – я помню даже то, что раньше забыл… – Он медленно провел пальцем по ее подбородку, зашептал: – Мне иногда казалось, что ты умеешь проходить сквозь стены… Надо будет попробовать, может, это действительно так? Надо попробовать. И препятствий не будет никаких. Никаких! – Он засмеялся. – Ты даже могла бы выйти из этой башни. Но, – он снова засмеялся и погрозил пальцем, – это только после договора. А то вдруг ты сделаешь глупость? Мм? Ладно, успокойся. Пока ты все равно никуда уйти не сможешь, так что успокойся. Просто успокойся. И у нас все будет очень хорошо. Просто замечательно. Кстати, тогда ты сможешь забрать Катю.
Анастасия вздрогнула. Мысли лихорадочно неслись в голове. «А почему сам не забрал? Значит, не можешь? Значит, только я?» От этой мысли она вдруг успокоилась совершенно. Собственно, вдруг ничего страшного и нет?
– А Катя… О, это мое дитя. Она не может не быть особенной… Ты ведь приведешь ее ко мне?
– Если я твоя жена, – без малейшей дрожи в голосе, даже для себя самой неожиданно сказала Анастасия, – то я имею право узнать побольше, не так ли?
Он изумленно посмотрел на нее – и рассмеялся. Как прежде, хорошо и заразительно.
– Мне это нравится! Ты и правда необычная женщина, я не мог ошибиться! Я не ошибаюсь. Спрашивай.
– Давай… не сейчас. Я, честно говоря, ошарашена. Ты же умер!
– Нет, – улыбнулся он, но в синих глазах была лютая метель. – Я бессмертен.
Когда дверь за Анастасией и двумя ее сопровождающими закрылась, в комнате незаметно появилась женщина в ярко-красном платье. Почти копия Анастасии – если не считать смертельной бледности и иссиня-черных волос.
– Ты обещал.
Белокурый красавец дернул плечом.
– Она мне нужна. Потом посмотрим, кто из вас окажется ценнее.
Игоря собственное спокойствие почти не удивляло, что наверное, должно было бы само по себе показаться удивительным. Или ненормальным.
Но ненормальность уже стала нормой, так что удивляться-то?
Что удивляться тому, что мир стал неизмеримо огромнее, что за тобой охотятся, что где-то сидят какие-то злыдни и замышляют какую-то пакость для всего мира? Все это уже не раз видано в кино и читано в книжках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66