Не помогает. – Пальцы нервно забегали по струнам, гулкую тишину перехода наполнили резкие звуки.
– Не помогает. Все равно слышу.
Он перестал играть, прижал струны ладонью. Задрал рукав плаща. Тонкое запястье охватывал тяжелый на вид браслет из потемневшего серебра.
– Кинби рассказывал?
Марта лишь молча кивнула.
– Идите. Спите. Скажу.
Взбежав по ступеням перехода, Марта глубоко вдохнула ночной воздух и неожиданно улыбнулась.
На душе было легко. Впервые за столько дней – легко. Она сделала то, что должна была, и плевать на все законы и плевать на безопасность и целесообразность.
Выйдя к центральным улицам, она поймала такси и с удовольствием развалилась на заднем сиденье.
Часть третья
ОСКОЛКИ
Дверь подъезда поддалась, как всегда, с трудом. Марта с тоской посмотрела на лестницу. Тащиться на пятый этаж…
Навалилась усталость. Разом. Словно мешок с песком на плечи скинули. Плюнув на собственные правила, Марта нажала кнопку вызова лифта.
Скрипучая кабинка остановилась, судорожно дернувшись. Со скрипом ушли в пазы двери.
Перекатывая из одного угла рта в другой длинную зубочистку, на нее смотрел здоровенный жлоб в сером костюме и белой рубашке с галстуком.
Второй жлоб прихлопнул мясистой ладонью закрывающуюся дверь и почти дружелюбно спросил:
– Лейтенант Марино?
Марта уже сунула руку за спину и сейчас сжимала в руке рубчатую рукоять пистолета:
– Предположим. А вот вы кто такие?
Спрашивая, Марта уже знала ответ, и внутри поднималась тоскливая обреченность.
Жлоб-один молча ткнул в лицо черное удостоверение с серебряными буквами. Второй даже не удостоил ответом.
– Очень рада, агент Родни. И по какому поводу такая встреча?
– Выйдите для начала, – мотнул головой жлоб-два, продолжавший держать дверь лифта.
Отпустив пистолет, Марта вышла из кабины и встала, стараясь держаться спиной к стене, так, чтобы оба агента Девятки оставались в поле зрения.
– Повторяю вопрос, что вы здесь делаете?
– Лейтенант Марино, мы имеем ордер на ваше задержание, в связи с вашими противоправными действиями, нападением на сотрудника Агентства, а также необходимостью допросить вас в связи с недавним нападением на сотрудников полиции, совершенных вашим любовником Кинби.
Последние слова жлоб-два выговорил с явным удовольствием, и Марта дала себе слово посчитаться с гаденышем при первой возможности.
Жлоб-один незаметным движением извлек пистолет и нацелил его Марте в лоб.
– Поднимите руки, лейтенант. Мой коллега обыщет вас.
Его напарник ловко ощупал Марту, вытащил ее пистолет из поясной кобуры, прошелся по карманам куртки. Вытащил серую коробочку, хмыкнув, показал первому:
– Это у нас, значит, использование незаконных устройств.
И уже обращаясь к Марте:
– Долго вам объясняться придется, лейтенант, до-о-олго. Лейтенант Марино, вы задержаны на основании соответствующего ордера и обязаны проследовать с нами.
Он потянулся к кнопке вызова лифта. Сбоку, на лестнице, сгустилась темнота и послышался тихий свист.
Жлоб-один недоуменно уставился на фонтан крови, хлестнувший из обрубка руки. Начав поворачиваться к лестнице, махнул обрубком, Марта почувствовала, как брызнуло на лицо теплым и липким.
Второй оперативник молча рвал из кобуры пистолет, но по обреченности в глазах было понятно – он и сам понимал, что не успеет.
Булькнул перерезанным горлом жлоб-один, и из груди второго, успевшего наконец выхватить оружие, выросло тонкое лезвие. Агент всхлипнув, умер.
Марта изо всех сил долбила по кнопке вызова. Нестерпимо медленно открывались двери, изнутри ударил яркий, спасительный свет. Свет нормальной уютной жизни.
Марта прыгнула через перила, мимо невысокой фигуры с тонким клинком в руках.
Кто бы это ни был, Марта хотела оказаться от него как можно дальше.
Тишиг неторопливо взял из руки мертвого оперативника пистолет и три раза выстрелил Марте в спину.
Тело лейтенанта Марино отбросило к стене.
Оно медленно сползло вниз.
Марта умерла на площадке между четвертым и пятым этажами от трех пулевых ранений, каждое из которых было несовместимо с жизнью.
* * *
Сначала Тишиг видел картину совершенно иной. Женщине, бывшей рядом с древним существом, не было места в полотне Художника. Ничем не примечательное создание, живущее серой жизнью человеческой массы – грунта, как называл их про себя Тишиг.
Однако что-то во взгляде проклятого, в том, как он касался руки женщины, заставило Тишига присмотреться к ней внимательнее. И она перестала быть просто строкой в отчете, который следовало предоставить заказчику, докладывая о восстановлении репутации компании-исполнителя.
Она явно представляла для вампира ценность. Сам полностью свободный от столь низменных и неинтересных эмоций, Тишиг прекрасно знал, как именно можно их использовать для создания картины.
Решив, что эту возможность он рассмотрит позже, Художник сосредоточился на наблюдении за сотрудниками Реннингтона.
Увидев, как шеф Девятой комнаты подъезжает к Дому Тысячи Порогов, южанин улыбнулся и удалился в свой отель – обдумывать завершающую стадию создания полотна.
Необходимо было продумать мельчайшие детали, приготовить нужные инструменты, создать в уме тысячи набросков…
В каждом своем полотне Художник стремился к совершенству, к абсолютной безжалостной законченности. Это творение обещало стать настоящим шедевром – вершиной его карьеры. Получив в свое распоряжение Ангельскую Звезду, Тишиг мог более не связывать себя с этим миром.
Об этом шептали ему голоса среди серых равнин и черных холмов, куда отправлял он свой разум, этого страстно хотела его душа – новых пространств, нового материала для своих картин, неведомых красок, не испытанных прежде эмоций.
Но Кинби пропал. Затаился.
Тишиг не верил, что проклятый мог просто сбежать, банально покинуть сцену.
Значит, он пережидает где-то, оценивает ситуацию. Давать ему время для такой оценки и подготовки совершенно не входило в планы южанина.
И вдруг, в один ослепительный миг, Тишиг увидел всю сцену.
Кинби послужит для него тем тараном, с помощью которого он получит не только Ангельскую Звезду, но и доступ к тайнам Дома Тысячи Порогов.
Для этого надо лишь занять обитателей Дома и Кинби друг другом.
Тишиг позволил себе короткую довольную улыбку и покинул номер отеля. Все складывалось как нельзя лучше.
Конечно, увидев засаду у дверей квартиры женщины-полицейского, Тишиг на долю секунды встревожился, но тут же оценил изящество ситуации. Вырисовывался прекрасный набросок, позволяющий оценить общий замысел полотна. Художник надеялся, что Кинби сможет понять символизм композиции.
Закончив работать, южанин постоял несколько мгновений, осматривая получившуюся сцену.
Да, он ничего не упустил.
Два тела на площадке – символ беспочвенной самоуверенности.
Бессильно распластавшаяся мертвая женщина между этажами – тщетность ожиданий, невозможность изменений.
Вампир обязательно оценит тонкую иронию момента.
Бесшумно взбежав на последний этаж, Тишиг подпрыгнул, ухватился кончиками пальцев за край потолочного люка, втянул себя на чердак.
И исчез в темноте.
Вернувшись в отель, он поднялся к себе и лег. Заснул мгновенно, без сновидений.
На следующий день он планировал несколько визитов, в том числе – в Дом Тысячи Порогов.
Пора было предоставить заказчику отчет.
* * *
Спустя пятнадцать минут после покушения, подъезд Марты наполнился светом, сигаретным дымом, властными раздраженными голосами.
Начальник управления Меес'к стоял у подъезда, в бешенстве скручивая и раскручивая спирали угольно-черных усов.
Прибывший на место наряд действовал грамотно, но Меес'ка не устраивал ответ – никаких следов.
Наглухо перекрыв квартал, полиция устроила жесткий тотальный опрос.
Поднимали с кроватей добропорядочных бюргеров, вламывались в наркопритоны и подпольные бордели, тяжелыми ботинками придавливали к полу бродяг и, светя фонарями в белые от ужаса глаза, требовали ответов.
Никто ничего не знал, никто ничего не видел.
Дэвид Стром наклонился над телом Марты, стоя так, чтобы не наступить в лужу крови, легонько прикоснулся кончиками пальцев к холодной щеке убитой.
Закрыл глаза.
Темнота… Серебристые росчерки клинка. Полные смерти глаза. Чьи?
На грани восприятия – тихий шепот безумия, змеей скользящий меж островов нечеловеческих кошмаров.
Открыв глаза, мант отшатнулся, потер ладонями виски.
Снизу донеслись раздраженные голоса. Слов не разобрать, тона становятся все более повышенными.
Наконец, все перекрывает низкий густой рев:
– А я сказал, что расследование ведет Управление! Результаты сообщим!
Раздраженный лай в ответ.
– Что-о?! Пошли вон! Сержант! Выставить оцепление, гражданских задерживать до выяснения обстоятельств! Да! Этих тоже!
Стром недобро усмехнулся. Судя по всему, Реннингтон решил прибрать к рукам и это дело. Формально он имел на то основания – погибли двое его оперативников. Но снова погиб офицер полиции. Причем не во время выполнения задания, как это произошло с Василевским и его сослуживцами. Марту застрелили в подъезде собственного дома, в спину.
Такого не случалось уже несколько десятков лет.
Меес'к и так не отличался кротким нравом и дипломатическими талантами, а уж сейчас-Завтра, конечно, Реннингтон надавит на все возможные рычаги, но эта ночь была полностью в распоряжении полиции.
Стром собирался воспользоваться этим в полной мере.
– Что-то нащупал? – негромко спросил его сержант Гловер. Судя по позе, он уже какое-то время стоял рядом, не решаясь прерывать размышления манта. И правильно делал.
– Кажется, да. – Стром похлопал себя по бокам в поисках ручки, обнаружил ее во внутреннем кармане. Сделал несколько пометок в потрепанном блокноте.
– И? – коротко спросил Гловер.
– Ее застрелили не эти жмуры, – кивнул Стром на тела оперативников. Их как раз упаковывала «похоронная команда». Взвизгнула молния, дюжие санитары подняли черные коконы пластиковых мешков, занесли в лифт. Из тесной кабинки донеслось недовольное кряхтение, лязгнули двери, коробка лифта затряслась и поехала вниз.
– Кто?
– Тот, кто зарезал парней из Девятки. А вот кто это – не знаю. Только ощущение у меня от него очень поганое. Он «тень». Причем настолько глубокая, что я такой и не видел.
Гловер мрачно присвистнул. На жаргоне полицейских мантов «тенями» называли адептов запрещенных культов, причем тех, кто ушел уже настолько далеко, что потерял всякую связь с обществом. Для «теней» существовали только свои цели, только своя реальность.
Как правило, иерархам культов недолго удавалось контролировать подобных одиночек, и дело кончалось гибелью тени или гибелью культа. Тут уж, как повезет.
Снова заскрежетал, залязгал лифт.
Стром и Гловер переглянулись, и мант почувствовал тоскливое сосущее чувство внутри.
Полицейские сопровождали движение лифта хмурыми взглядами. Оба ловили себя на детской мысли – а вдруг получится все вернуть назад.
На площадку вышли санитары. У одного в руках черный пластиковый мешок.
Стром прокашлялся, на негнущихся ногах пошел вверх, протягивая руку:
– Ну-ка, дай. Мы сами.
– Э-э… Не положено. – Санитар попытался завести руку с мешком за спину.
– Мешок дай, – очень спокойно повторил Стром, поднимаясь еще на пару ступеней.
Санитар опасливо протянул ему черную пластиковую скатку.
– Спасибо. Теперь уезжайте. Ждите внизу.
Сержанты уложили тело Марты в мешок и отнесли его вниз, к мигающему синим маячком фургону полицейских медиков.
Недобро зыркнув, Меес'к скрутил ус и отвернулся.
Стром потянул Гловера за рукав:
– Давай-ка отойдем, покурим.
Щелкнули зажигалки.
– Если Девятка у Марты своих поставила, то…
– У Кинби уже наши. Я узнавал.
Стром с облегчением кивнул. Но все же уточнил:
– А Девятка поблизости крутилась?
– Да, но Меес'к приказал гнать их взашей.
– Это, конечно, правильно. Но, понимаешь, хорошо бы там сейчас быть кому-нибудь, кого Кинби знает.
– Это точно, – Гловер сломал недокуренную сигарету, отбросил и, хлопнув Строма по плечу, зашагал к своему автомобилю.
Стром поежился.
Ночь была душной, но ему показалось, что по городу только что пронесся холодный ветерок.
Той же ночью
Уже через пять минут после того, как дежурный мант принял рапорт, подтверждающий смерть лейтенанта Марты Марино, во многих домах Города зазвонили телефоны, вошли в транс личные астра-лоты, запульсировали экраны мант-связи.
Обитатели этих домов не имели отношения к Управлению полиции, однако многих новость заставила судорожно сглотнуть и подумать о том, что неплохо было бы оказаться подальше от города.
Информация, переданная Рональдом Конвертом, еще накануне привела Дома в состояние повышенной боевой готовности, десятки недобрых глаз наблюдали за Реннингтоном, составлялись и рушились союзы, просчитывались планы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Не помогает. Все равно слышу.
Он перестал играть, прижал струны ладонью. Задрал рукав плаща. Тонкое запястье охватывал тяжелый на вид браслет из потемневшего серебра.
– Кинби рассказывал?
Марта лишь молча кивнула.
– Идите. Спите. Скажу.
Взбежав по ступеням перехода, Марта глубоко вдохнула ночной воздух и неожиданно улыбнулась.
На душе было легко. Впервые за столько дней – легко. Она сделала то, что должна была, и плевать на все законы и плевать на безопасность и целесообразность.
Выйдя к центральным улицам, она поймала такси и с удовольствием развалилась на заднем сиденье.
Часть третья
ОСКОЛКИ
Дверь подъезда поддалась, как всегда, с трудом. Марта с тоской посмотрела на лестницу. Тащиться на пятый этаж…
Навалилась усталость. Разом. Словно мешок с песком на плечи скинули. Плюнув на собственные правила, Марта нажала кнопку вызова лифта.
Скрипучая кабинка остановилась, судорожно дернувшись. Со скрипом ушли в пазы двери.
Перекатывая из одного угла рта в другой длинную зубочистку, на нее смотрел здоровенный жлоб в сером костюме и белой рубашке с галстуком.
Второй жлоб прихлопнул мясистой ладонью закрывающуюся дверь и почти дружелюбно спросил:
– Лейтенант Марино?
Марта уже сунула руку за спину и сейчас сжимала в руке рубчатую рукоять пистолета:
– Предположим. А вот вы кто такие?
Спрашивая, Марта уже знала ответ, и внутри поднималась тоскливая обреченность.
Жлоб-один молча ткнул в лицо черное удостоверение с серебряными буквами. Второй даже не удостоил ответом.
– Очень рада, агент Родни. И по какому поводу такая встреча?
– Выйдите для начала, – мотнул головой жлоб-два, продолжавший держать дверь лифта.
Отпустив пистолет, Марта вышла из кабины и встала, стараясь держаться спиной к стене, так, чтобы оба агента Девятки оставались в поле зрения.
– Повторяю вопрос, что вы здесь делаете?
– Лейтенант Марино, мы имеем ордер на ваше задержание, в связи с вашими противоправными действиями, нападением на сотрудника Агентства, а также необходимостью допросить вас в связи с недавним нападением на сотрудников полиции, совершенных вашим любовником Кинби.
Последние слова жлоб-два выговорил с явным удовольствием, и Марта дала себе слово посчитаться с гаденышем при первой возможности.
Жлоб-один незаметным движением извлек пистолет и нацелил его Марте в лоб.
– Поднимите руки, лейтенант. Мой коллега обыщет вас.
Его напарник ловко ощупал Марту, вытащил ее пистолет из поясной кобуры, прошелся по карманам куртки. Вытащил серую коробочку, хмыкнув, показал первому:
– Это у нас, значит, использование незаконных устройств.
И уже обращаясь к Марте:
– Долго вам объясняться придется, лейтенант, до-о-олго. Лейтенант Марино, вы задержаны на основании соответствующего ордера и обязаны проследовать с нами.
Он потянулся к кнопке вызова лифта. Сбоку, на лестнице, сгустилась темнота и послышался тихий свист.
Жлоб-один недоуменно уставился на фонтан крови, хлестнувший из обрубка руки. Начав поворачиваться к лестнице, махнул обрубком, Марта почувствовала, как брызнуло на лицо теплым и липким.
Второй оперативник молча рвал из кобуры пистолет, но по обреченности в глазах было понятно – он и сам понимал, что не успеет.
Булькнул перерезанным горлом жлоб-один, и из груди второго, успевшего наконец выхватить оружие, выросло тонкое лезвие. Агент всхлипнув, умер.
Марта изо всех сил долбила по кнопке вызова. Нестерпимо медленно открывались двери, изнутри ударил яркий, спасительный свет. Свет нормальной уютной жизни.
Марта прыгнула через перила, мимо невысокой фигуры с тонким клинком в руках.
Кто бы это ни был, Марта хотела оказаться от него как можно дальше.
Тишиг неторопливо взял из руки мертвого оперативника пистолет и три раза выстрелил Марте в спину.
Тело лейтенанта Марино отбросило к стене.
Оно медленно сползло вниз.
Марта умерла на площадке между четвертым и пятым этажами от трех пулевых ранений, каждое из которых было несовместимо с жизнью.
* * *
Сначала Тишиг видел картину совершенно иной. Женщине, бывшей рядом с древним существом, не было места в полотне Художника. Ничем не примечательное создание, живущее серой жизнью человеческой массы – грунта, как называл их про себя Тишиг.
Однако что-то во взгляде проклятого, в том, как он касался руки женщины, заставило Тишига присмотреться к ней внимательнее. И она перестала быть просто строкой в отчете, который следовало предоставить заказчику, докладывая о восстановлении репутации компании-исполнителя.
Она явно представляла для вампира ценность. Сам полностью свободный от столь низменных и неинтересных эмоций, Тишиг прекрасно знал, как именно можно их использовать для создания картины.
Решив, что эту возможность он рассмотрит позже, Художник сосредоточился на наблюдении за сотрудниками Реннингтона.
Увидев, как шеф Девятой комнаты подъезжает к Дому Тысячи Порогов, южанин улыбнулся и удалился в свой отель – обдумывать завершающую стадию создания полотна.
Необходимо было продумать мельчайшие детали, приготовить нужные инструменты, создать в уме тысячи набросков…
В каждом своем полотне Художник стремился к совершенству, к абсолютной безжалостной законченности. Это творение обещало стать настоящим шедевром – вершиной его карьеры. Получив в свое распоряжение Ангельскую Звезду, Тишиг мог более не связывать себя с этим миром.
Об этом шептали ему голоса среди серых равнин и черных холмов, куда отправлял он свой разум, этого страстно хотела его душа – новых пространств, нового материала для своих картин, неведомых красок, не испытанных прежде эмоций.
Но Кинби пропал. Затаился.
Тишиг не верил, что проклятый мог просто сбежать, банально покинуть сцену.
Значит, он пережидает где-то, оценивает ситуацию. Давать ему время для такой оценки и подготовки совершенно не входило в планы южанина.
И вдруг, в один ослепительный миг, Тишиг увидел всю сцену.
Кинби послужит для него тем тараном, с помощью которого он получит не только Ангельскую Звезду, но и доступ к тайнам Дома Тысячи Порогов.
Для этого надо лишь занять обитателей Дома и Кинби друг другом.
Тишиг позволил себе короткую довольную улыбку и покинул номер отеля. Все складывалось как нельзя лучше.
Конечно, увидев засаду у дверей квартиры женщины-полицейского, Тишиг на долю секунды встревожился, но тут же оценил изящество ситуации. Вырисовывался прекрасный набросок, позволяющий оценить общий замысел полотна. Художник надеялся, что Кинби сможет понять символизм композиции.
Закончив работать, южанин постоял несколько мгновений, осматривая получившуюся сцену.
Да, он ничего не упустил.
Два тела на площадке – символ беспочвенной самоуверенности.
Бессильно распластавшаяся мертвая женщина между этажами – тщетность ожиданий, невозможность изменений.
Вампир обязательно оценит тонкую иронию момента.
Бесшумно взбежав на последний этаж, Тишиг подпрыгнул, ухватился кончиками пальцев за край потолочного люка, втянул себя на чердак.
И исчез в темноте.
Вернувшись в отель, он поднялся к себе и лег. Заснул мгновенно, без сновидений.
На следующий день он планировал несколько визитов, в том числе – в Дом Тысячи Порогов.
Пора было предоставить заказчику отчет.
* * *
Спустя пятнадцать минут после покушения, подъезд Марты наполнился светом, сигаретным дымом, властными раздраженными голосами.
Начальник управления Меес'к стоял у подъезда, в бешенстве скручивая и раскручивая спирали угольно-черных усов.
Прибывший на место наряд действовал грамотно, но Меес'ка не устраивал ответ – никаких следов.
Наглухо перекрыв квартал, полиция устроила жесткий тотальный опрос.
Поднимали с кроватей добропорядочных бюргеров, вламывались в наркопритоны и подпольные бордели, тяжелыми ботинками придавливали к полу бродяг и, светя фонарями в белые от ужаса глаза, требовали ответов.
Никто ничего не знал, никто ничего не видел.
Дэвид Стром наклонился над телом Марты, стоя так, чтобы не наступить в лужу крови, легонько прикоснулся кончиками пальцев к холодной щеке убитой.
Закрыл глаза.
Темнота… Серебристые росчерки клинка. Полные смерти глаза. Чьи?
На грани восприятия – тихий шепот безумия, змеей скользящий меж островов нечеловеческих кошмаров.
Открыв глаза, мант отшатнулся, потер ладонями виски.
Снизу донеслись раздраженные голоса. Слов не разобрать, тона становятся все более повышенными.
Наконец, все перекрывает низкий густой рев:
– А я сказал, что расследование ведет Управление! Результаты сообщим!
Раздраженный лай в ответ.
– Что-о?! Пошли вон! Сержант! Выставить оцепление, гражданских задерживать до выяснения обстоятельств! Да! Этих тоже!
Стром недобро усмехнулся. Судя по всему, Реннингтон решил прибрать к рукам и это дело. Формально он имел на то основания – погибли двое его оперативников. Но снова погиб офицер полиции. Причем не во время выполнения задания, как это произошло с Василевским и его сослуживцами. Марту застрелили в подъезде собственного дома, в спину.
Такого не случалось уже несколько десятков лет.
Меес'к и так не отличался кротким нравом и дипломатическими талантами, а уж сейчас-Завтра, конечно, Реннингтон надавит на все возможные рычаги, но эта ночь была полностью в распоряжении полиции.
Стром собирался воспользоваться этим в полной мере.
– Что-то нащупал? – негромко спросил его сержант Гловер. Судя по позе, он уже какое-то время стоял рядом, не решаясь прерывать размышления манта. И правильно делал.
– Кажется, да. – Стром похлопал себя по бокам в поисках ручки, обнаружил ее во внутреннем кармане. Сделал несколько пометок в потрепанном блокноте.
– И? – коротко спросил Гловер.
– Ее застрелили не эти жмуры, – кивнул Стром на тела оперативников. Их как раз упаковывала «похоронная команда». Взвизгнула молния, дюжие санитары подняли черные коконы пластиковых мешков, занесли в лифт. Из тесной кабинки донеслось недовольное кряхтение, лязгнули двери, коробка лифта затряслась и поехала вниз.
– Кто?
– Тот, кто зарезал парней из Девятки. А вот кто это – не знаю. Только ощущение у меня от него очень поганое. Он «тень». Причем настолько глубокая, что я такой и не видел.
Гловер мрачно присвистнул. На жаргоне полицейских мантов «тенями» называли адептов запрещенных культов, причем тех, кто ушел уже настолько далеко, что потерял всякую связь с обществом. Для «теней» существовали только свои цели, только своя реальность.
Как правило, иерархам культов недолго удавалось контролировать подобных одиночек, и дело кончалось гибелью тени или гибелью культа. Тут уж, как повезет.
Снова заскрежетал, залязгал лифт.
Стром и Гловер переглянулись, и мант почувствовал тоскливое сосущее чувство внутри.
Полицейские сопровождали движение лифта хмурыми взглядами. Оба ловили себя на детской мысли – а вдруг получится все вернуть назад.
На площадку вышли санитары. У одного в руках черный пластиковый мешок.
Стром прокашлялся, на негнущихся ногах пошел вверх, протягивая руку:
– Ну-ка, дай. Мы сами.
– Э-э… Не положено. – Санитар попытался завести руку с мешком за спину.
– Мешок дай, – очень спокойно повторил Стром, поднимаясь еще на пару ступеней.
Санитар опасливо протянул ему черную пластиковую скатку.
– Спасибо. Теперь уезжайте. Ждите внизу.
Сержанты уложили тело Марты в мешок и отнесли его вниз, к мигающему синим маячком фургону полицейских медиков.
Недобро зыркнув, Меес'к скрутил ус и отвернулся.
Стром потянул Гловера за рукав:
– Давай-ка отойдем, покурим.
Щелкнули зажигалки.
– Если Девятка у Марты своих поставила, то…
– У Кинби уже наши. Я узнавал.
Стром с облегчением кивнул. Но все же уточнил:
– А Девятка поблизости крутилась?
– Да, но Меес'к приказал гнать их взашей.
– Это, конечно, правильно. Но, понимаешь, хорошо бы там сейчас быть кому-нибудь, кого Кинби знает.
– Это точно, – Гловер сломал недокуренную сигарету, отбросил и, хлопнув Строма по плечу, зашагал к своему автомобилю.
Стром поежился.
Ночь была душной, но ему показалось, что по городу только что пронесся холодный ветерок.
Той же ночью
Уже через пять минут после того, как дежурный мант принял рапорт, подтверждающий смерть лейтенанта Марты Марино, во многих домах Города зазвонили телефоны, вошли в транс личные астра-лоты, запульсировали экраны мант-связи.
Обитатели этих домов не имели отношения к Управлению полиции, однако многих новость заставила судорожно сглотнуть и подумать о том, что неплохо было бы оказаться подальше от города.
Информация, переданная Рональдом Конвертом, еще накануне привела Дома в состояние повышенной боевой готовности, десятки недобрых глаз наблюдали за Реннингтоном, составлялись и рушились союзы, просчитывались планы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42