- Сергей Александрович!.. - приостановив рыдания, всхлипывая,
сообщила Таня. - У меня магнитофон украли!
- Как?
- Да, вот так - украли!
- Когда?
- Сейчас только!
- Может, кто пошутил?
- Нет... - всхлипывала тяжело Таня. - Я все обегала! - снова
разрыдалась она.
- Тьфу ты! Подождите реветь! Успокойтесь. Ну, я прошу вас. Умница.
Все. Танечка, как это произошло?
- Я вниз перекусить пошла, минут десять меня не было...
- А комнату, конечно же, не заперли? - возмутился я.
- Забыла, Сергей Александрович! - опять зарыдала Таня.
- Татьяна, перестаньте!.. Вы милицию вызвали?
- Да. Они уже приезжали, все обследовали...
- И что?
- Нам с вами нужно сегодня к ним в отделение подъехать, - снова
ревела Таня.
- Ладно... Выезжайте сейчас же, и я тоже еду! - приказал я. - Вы
слышите меня или нет. Да прекратите же реветь!
- Слышу, Сергей Александрович.
- Слушайте внимательно: через полчаса я жду вас в отделении. Все, -
строго сказал я и положил трубку. И я направился в милицию.
Ровно через полчаса у входа в районное отделение милиции я ожидал
Татьяну. Минут через десять-пятнадцать подъехала и она, заплаканная, ее
сильно беспокоило, что придется за свою халатность выплачивать кинотеатру
стоимость исчезнувшего магнитофона.
Мне с большим трудом удалось тогда достать этот злополучный
магнитофон для нужд кинотеатра, рекламу тоже делали с его помощью, и вот
теперь он пропал! Канул!
- Вряд ли мы его найдем! - сообщил следователь мне и Татьяне после
нескольких часов изнурительного допроса, кто и как поставил аппаратуру,
кто и как запер проклятую дверь, кто и где, почему находился во время
кражи, и прочее, и прочее...
- А сейчас, - сказал следователь, откладывая дело по нашему
магнитофону в сторону, - пройдите, пожалуйста, в комнату напротив и
оставьте свои отпечатки пальцев для следствия.
Тут я совсем сник. Татьяна опять разревелась и мне пришлось
договориться со следователем, что главная виновница пропажи откатает свои
отпечатки через пару дней, как успокоится.
Гадостно, неприятно и мерзко откатывать свои отпечатки пальцев! Меня
посадили за стол, какой-то парень в штатском каждый мой палец усердно
пачкал в чем-то черном и прикладывал к листу бумаги, разлинованному на
ячейки. У меня взяли даже отпечатки ладоней. Потом этот в штатском куда-то
ушел ненадолго, вернулся, извинился и снова стал откатывать мои отпечатки
на другом листе.
- Начальнику не понравилось, - объяснил он. - Ладони получились не
четкими. И опять я морщился и меня даже подташнивало.
Когда все закончилось, мне дали небольшую картонную коробку с
порошком для мытья рук и полотенце.
За этот день я так переутомился, что когда уже вечером возвращался
домой, все время оглядывался назад. Мне чудилось, что за мною следят,
незримо идут по следам. И хотя я был полностью уверен в себе, в голову все
же лез какой-то бред! "А вдруг как участковый дознался у Кати обо всем! А
магнитофон - предлог... Отпечатки взяли специально!.. Если так, то я -
пропал... Господи! Только бы все обошлось..."
У моего подъезда на крупной деревянной лавке сидели две бабки. Они
были в валенках, затертых шубах из черного каракуля, в пуховых платках!
Вокруг все обледенело, снег порошит, а эти сидят! Я их ненавидел!..
Одна из них, толстая, низкорослая, любительница ходить в гости из
квартиры в квартиру по всему нашему дому, выспрашивать, осведомлять,
словом, переносчик заразы! Другая занималась тем же самым, но выглядела
иначе: худая, высокая, детвора так ее и дразнила - "Щепка".
В последнее время я стал замечать удивительное: как только у меня
появлялось плохое настроение или же я испытывал некую духовную неуютность,
физическое недомогание, так эти две бабки обязательно попадаются мне на
глаза! Они будто чувствуют мое отвратительное состояние, будто нагоняют
его на меня исподволь из своих квартир, а потом выходят посмотреть: как я
там себя чувствую! От одного только вида этих особ у меня возникала
раздражительность, агрессивное сопротивление и неприятие! Это происходило
еще и от того, что очень часто я проходил мимо них и здоровался, а они
промолчат, сделают вид, что не услышали или же заговорились.
Я перестал с ними здороваться! Всегда молча проходил мимо. Но они
окликали меня ехидно, словно посмеиваясь, будто мимо прошел ненормальный!
Еще бы! По их понятию, если парню за тридцать и он не женат, значит, тут
что-то неладное! В их тоне звучала убежденная, якобы здравомыслящая
снисходительность к убогому! А может, это мне просто казалось! Все может
быть. Только в одном я уверен, человек неминуемо чувствует
недоброжелательность...
Эти две бабки являлись для меня словно лакмусовой бумагой моего
состояния, энергетической силы и независимости. Наверное, у каждого
человека есть подобные бабки или другие люди, предметы, но не каждый
человек обращает на это внимание. А может, я жертва отзывчивого
воображения.
Они, эти бабки, сидели сегодня на лавке.
Меня обдало жаром, когда я их увидел. Мой взгляд забегал по сторонам,
меняя объекты своего внимания, будто выбирая, на чем остановиться, но все
вокруг было словно перепачкано нестерпимо-ощутимым присутствием этих двух
несносных старух!
Прошмыгивая мимо своих одухотворенных врагов, я вспомнил один прием и
стал смотреть прямо перед собой, но только усилием воли понизил резкость
изображения в глазах. Это мне очень помогало! Мир становился расплывчатым,
менее реальным.
- Здравствуйте, Сереженька, - снова ехидность послышалась мне вслед.
- Что же ты проходишь и не здороваешься?!

...Я поднимался по лестничной клетке, грустный, опустошенный.
Хотелось есть, даже ноги и руки дрожали.
Где-то впереди неожиданно открылась чья-то дверь.
- Сережа, - услышал я голос Вики.
- Да... - среагировал я и пошел на открытую дверь. Я боялся выглядеть
резким - Вика обняла меня приветливо, но настороженно.
- Сережа, - прошептала она, - сегодня тобою интересовалась милиция.
- Как? И здесь тоже? - с печальной покорностью спросил я. Теперь
Викино лицо туманилось перед моими глазами.
- Ты что, выпил? - робко поинтересовалась Вика.
- Любимая, - сказал.
- Сереженька, - снова обняла меня Вика, - что же ты натворил?!
- Я?! Я пойду, девочка... - опустошенно сказал я.
И я пошел к себе наверх...
Я открыл на ощупь ключом дверь в свою квартиру и вошел в прихожую.
...Из зала ко мне навстречу вышла взволнованная мама.
- У нас был следователь, он, насколько я знаю, обошел все квартиры в
нашем подъезде, что это значит? Сережа?
- Не знаю, - ответил я.
- То что-то натворил? - испуганно произнесла мама.
- Я? Нет... Вроде, нет...
- Что значит, вроде? - заволновалась мама еще больше.
- А что ему, следователю, было нужно? - словно приходя в себя, уже
более заинтересованно спросил я и глянул на маму резко, и сразу же
обрушилась на меня чудовищность и нелепость моего положения!
- Я так толком и не поняла, - отвечала мне мама, - но вопросы этот
следователь задавал удивительные!
- Какие? - абсолютно опомнившись, спросил я.
- Самые различные... - мама немного подумала. - Даже невероятно, к
чему? К чему ему понадобилось знать, какая у меня была девичья фамилия?
Где и кем я работаю, интересы? Все о твоем отце... Все о тебе и даже чем
ты болел в детстве?
- А что еще он спрашивал?
- Еще многое... Часа два тут сидел, тебя дожидался, и все записывал
мои показания. Да вот, - мама протянула мне какую-то бумажку. - Он оставил
тебе повестку. Завтра ты должен будешь явиться к нему в отделение...
Сынок! - негромко выкрикнула мама, кинулась и обняла меня. - Ну, что ты
натворил? Родной!
- Мамочка, - заговорил я, обнимая ее за плечи. - Я даю тебе честное
слово, что это какая-то чепуха! Поверь, завтра все прояснится! Иди спать,
пожалуйста, я тоже устал. У меня был сегодня трудный день...
И мама, может, впервые за последние годы, как-то боком, недоверчиво
оглядываясь, попятилась к себе в комнату.
Нет, есть я не стал. Я вошел к себе в комнату, сел на диван. Посидел
несколько минут с закрытыми глазами.
- Да что это я! - насильно, будто оживляя себя от властительной
дремоты, сказал я вслух.
Работу Корщикова я уже давно прочитал и успел вернуть ее обратно
автору. Потому что мало что понял в прочитанном, я никак не отозвался о
ней: промолчал, а Саша и не спросил. А вот Священная Книга Тота... Она
манила меня, будто символ какой, хотя и не была на виду, но она озаряла
мою комнату, привлекала...
Я встал с дивана и движением воли отбросил от себя весь хлам
сегодняшних впечатлений. Несколько секунд они еще пытались снова
обрушиться на меня, но я жестко удержал их на расстоянии.

АЛЕФ
Давно я уже отпечатал Священную Книгу Тота, но долгое время не
решался приступить к ее изучению. Я прочел только предисловие и Введение.
Сражу же после промывки фотографии этой таинственной книги раскладывались
по всему полу моей комнаты на газетах для сушки. Я брал по одной, еще
влажной, фотографии и читал.
Остановившись на Первом Аркане, я понял, что нуждаюсь в осмыслении, и
я отложил книгу до того момента, когда почувствую внутреннюю
сосредоточенность, готовность к ее восприятию.
Теперь я, неожиданно для себя, вытащил запрятанные среди старых книг
моей домашней библиотеки две стопки переплетенных фотографий, открыл
первую и прочел с начала до конца - все пять параграфов Первого Аркана: "О
Божестве Абсолютном; О Божестве Творящем, Его Триединстве и Божественном
Тернере; О Мировом Активном Начале; О Воле и Вере; О Человеке совершенном
и Иероглифе Аркана Первом".
Одного раза мне показалось мало, и я прочел все параграфы еще и еще
раз.
Для того, чтобы лучше усвоить, ближе ознакомиться с материалом, я
попробовал набросать своеобразный конспект-размышление на темы параграфов
Первого Аркана.
Время шло быстро.
Я почувствовал, что устал, тогда, допечатав на пишущей машинке
последнюю страничку, своего, своеобразного конспекта-размышления - я
отложил свое занитие в строну. Теперь, я понимал, что, то, что я произвел
сейчас, не совсем конспект-размышление, а скорее своеобразный, чуть ли не
дословный перевод мною Владимира Шмакова на иной текст. Иначе говоря, то
же самое, но намеренно другими словами. Допечатав до этого места, я
почувствовал, что устал, и я оставил пишущую машинку, надежно спрятав все
бумаги.
"По-моему, неплохой прием для осознанного запоминания и ориентировки
в изучаемом", - подумал я и тут же добавил вслух:
- Все, на сегодня хватит.

ПОЗВОНОЧНИК
- Ива-ан! - отчаянно выкрикнул я.
Оказалось, что я стоял в небольшой квадратной комнате. В ней было
все, абсолютно все черного цвета. Даже штора, за которой я предполагал
окно, тоже была из черного бархата. Этот бархат, и стены вокруг, и
потолок, и пол, - все имело какую-то пространственную, космическую глубину
для взгляда, и вместе с тем я ощущал, именно ощущал, а не созерцал, что
стены, и пол, и потолок, и штора все же являлись таковыми.
Невероятно, но я будто бы парил в безграничном пространстве
квадратной комнаты, хотя и чувствовал опору под ногами, и мог прикоснуться
к стенам. Только штору отодвигать я не решался.
В комнате царил неведомо откуда непонятный свет. Словно светилось
само пространство и мне было почему-то необъяснимо, но страшно, жутко
находиться здесь одному. Это был страх предчувствия.
Вдруг стена, что находилась напротив черной бархатной шторы,
вспыхнула гаммой самых ослепительных красок!
Я отпрянул в сторону и стал протирать свои будто воспламененные,
светящиеся во тьме глаза.
Наконец, мои глаза как бы потускнели, но точно фиолетовые угольки еще
догорали в них. Я снова мог открыть глаза и видеть, я обернулся и
оторопел!
Боже мой! То, что я увидел, то, что теперь мог отчетливо различать и
осознавать умом и сердцем, заставило меня остаться на месте в состоянии
удивления и очарованности.
В двух метрах от меня располагался массивный стол, выполненный
полностью из серого камня. Его увесистая столешница опиралась на две
вертикальные стенки, соединенные посредине перекладиной. Позади этого
стола висел массивный занавес кроваво-красного цвета, наполовиу
отодвинутый в сторону, и тем самым собранный в ровные складки, сам не знаю
зачем, но я сосчитал эти складки: их оказалось ровно девять.
В тот самом месте, откуда был отодвинут занавес, я разглядел
лестницу, уходящую вниз, в землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71