- А что случилось? - беспокойно спросила меня Вика.
- Да так! Я подумал: "Не показалось ли мне, что кто-то прошел мимо
меня, там, в глубине двора".
- А что ты там делал?
- Ничего. Курил.
- У тебя так сердце колотится, - сказал Вика, прижавшись к моей
груди. - Что-то случилось? А?
- Скажи, ты что-нибудь слышала?
- А что я могла слышать?
- Ну, там, шум какой, хлопанья...
- Нет. Я ничего не слышала. Я только испугалась, что тебя нет!.. А ты
слышал?
- Что слышал? - насторожился я от Викиного вопроса.
- Ну, ты же сам сказал: шум, хлопанья!
- Да нет! - прикинулся я повеселевшим. - Это я так спросил, чтобы
тебя попугать сейчас.
- Проказник! В тебе еще много бесового! - ласково пожурила меня Вика,
потрепав за щеки, и поцеловала в губы...
Переодевшись в специально оборудованных для этого комнатах в
спортивные костюмы, я и Вика вошли в спортзал. Все присутствующие там люди
тоже были одеты в разноцветные спортивные одежды. Каждый член этого
частного зала удобно располагался на полу на своем утепленном коврике. Мы
с Викой разместились неподалеку от эстрады, с которой, как я понял, будет
вещать свою систему Долланский.
- А ты бы смогла его узнать? - спросил я полушепотом у Вики, голос у
меня уже успокоился и выровнялся.
- Кого? - удивилась Вика и огляделась по сторонам.
- Того, которого Долланский позвал в спортзал, там, во дворе, - все
так же полушепотом пояснил я.
- А-а, - поняла Вика. - Тише, - сказала она.
- Почему? - в свою очередь удивился я.
- Он рядом с тобою, - сказала Вика и незаметно повела глазами в его
сторону.
Я оглянулся... Позади меня, на ярко-желтом меховом коврике сидел
мужчина лет сорока - сорока пяти, на коленях у него лежал его крупный
живот. Мужчина улыбнулся мне, неприятно оскалившись при этом, словно
передразнил меня. Потом он облизнул свои припухшие губы. Одет он был в
черное трико, на шее повязан короткий голубой шарфик. Мужчина почесал об
рукав свой ноздристый нос и на рукаве осталась влажная полоска. Мне стало
противно, и я отвернулся.
- Это точно он, ты не ошиблась? - наклонился я к Вике, спрашивая.
- Конечно он! Не сомневайся, - прожужжала мне Вика прямо в ухо, и от
ее нежных губ у меня по спине пробежали мурашки. - А зачем он тебе? -
спросила она.
- Мне кажется, я его где-то мог видеть... - ответил я первое, что
взбрело мне в голову, и подумал про себя: "Ну и мерзкая же рожа у этого
Остапа Моисеевича! Такой со всякой заразой может иметь дело!"
На эстраде появился Долланский. Зал шумел негромко, все
переглядывались, ожидая интересный вечер. Заговорил Долланский, и все
разговоры прекратились. Я окинул еще раз взглядом весь зал - на ковриках
сидели в позах "полулотос" человек двадцать. Черным пятном промелькнул
передо мною Остап Моисеич, он один среди присутствующих был одет в черное
трико.
Поскольку наша группа пришла на свое первое занятие, Долланский
произнес вступительную речь. Интригующе прозвучал его рассказ о бабуле,
шестидесяти лет, что не могла и двух шагов проделать без скорой помощи, а
сейчас принимает позы лучше, чем дипломированный йог. И все это после
занятий по его системе, системе Долланского! Он ходил по эстраде, важничал
и хвастался, как-то исподволь, не навязчиво.
Потом начались изнурительные упражнения. Долланский сидел на эстраде
на мягком фигурном стуле из дерева и присматривал за состоянием своих
пациентов. Надо отдать ему должное как учителю! Хотя вся система и звучала
по магнитофону, но присутствие самого Долланского на эстраде в это время
оживляло магнитофонную ленту, и даже не возникала потребность, чтобы
говорил именно он. Правда, изредка Долланский останавливал движение
кассеты, хлопнув клавишей: вставлял реплики, давал консультации, а
некоторые упражнения не доверял магнитофону и диктовал сам, живьем...
Нагрузка действительно была глубинная, рассчитанная, как выразился ее
автор: "На все тайники души вашей!.."
Я все время старался забыть о существовании позади меня Остапа
Моисеича, о страшной птице во дворе, но, все-таки, присутствие Остапа
Моисеича, его взгляда в упор, ощущалось, и это немало мешало мне
сосредоточиваться, особенно поначалу.
Мы с Викой выполняли всевозможные растяжки, укладывали тело в
удивительные позы, постоянно сопровождая все это особой конструкцией
дыхания, с его обязательными задержками.
В общей сложности, занятие длилось четыре часа, из которых мы очень
долгое время не дышали. По словам Долланского, мы копили молочную кислоту,
чтобы организм проглотил ее, - это и была генеральная линия его системы...
По окончании упражнений мы с Викой, казалось, изрядно устали, но
когда мы вышли на улицу, то, не знаю, как Вика, но я почувствовал, как мое
тело, словно парус, будто само по себе, стремительно продвигалось по
тротуару, увлекая Вику под руку! Это торжествовал во мне снова
Человек-Ветер. Куда девался после занятия Остап Моисеич, я не углядел. Я
все-таки забыл о нем! И это было прекрасно! Я забыл даже о чудовищной
птице!.. Забыл, потому что выполнял, учился выполнять первое наставление
Ивана: "Ни к чему не привязывайся!"

БУРЕЛОМ
На следующее утро я направился на работу. В свободно дрейфующем
настроении, не обращая внимания на уныло раскачивающихся пассажиров
троллейбуса, я, все еще ощущая ветреный ореол вокруг себя, привычно вышел
на конечной "Лесного поселка". После вчерашнего выходного дня я чувствовал
себя хорошо. На площади, напротив моего кинотеатра, прямо на остановке
стояла парочка, парень лет двадцати пяти и девочка лет шестнадцати. По
всей вероятности девочка вышла провожать парня на троллейбус. Оба они были
изрядно пьяны. Парень был одет по-зимнему, а девочка, видимо, жила
недалеко, совсем рядом. На ней были красные полусапожки на голые ноги,
белое короткое платице и легкая куртка нараспашку. Девочка то и дело
подтягивалась на цыпочках, ухватив парня за шею, жадно целуя его в губы. Я
незаметно для себя приостановился. Многие, вышедшие из троллейбуса
пассажиры, тоже приостановились. Парень грубо обшаривал груди у девочки.
Он залезал обеими руками под ее платье, и его руки крепко прижимали
девочку, а она будто пыталась слабенько вырваться из его рук.
- Проститутка! - выкрикнула и отплюнулась толстая бабка.
- Надо милицию вызвать, - начала убеждать толпу солидная женщина лет
пятидесяти.
Все женщины переговаривались и спорили между собою, только несколько
мужчин даже будто одобрительно обменивались улыбками и короткими
репликами.
- Ну, дает!
- Да-а!
"Вот она - расслабленность!" - вначале подумал я. - "Может, это и
есть человеко-ветренное состояние? Да нет! Скорее, его отголосок!" -
рассуждал я про себя. Мне даже захотелось так же вот, сию минуту, свободно
и непринужденно жить, как эти парень и девочка. Нет. Я не приветствовал их
поступок! Скорее, наоборот: считал его аморальным! Но, в сокровенной
глубине души, там, где никого, кроме меня, я был солидарен этому состоянию
легкой ветрености!
Может быть, и в самом деле надо, хотя бы иногда, хотя бы на
мгновение, но срываться с цепи предопределенности? Не для этой ли цели
существовали кулачные бои когда-то?!
Интересное дело: в кинотеатре мы специально собираемся и смотрим
такие эротические сцены! А здесь, на площади, - этого делать нельзя!
Почему?.. На экране кинотеатра можно, а на экране жизни - нельзя?! Где тут
разврат: в кинозале или здесь, на остановке? Там специально отснято на
пленку и специально смотрится, не разврат ли это? А здесь не специально,
все естественно, но мы возмущены! Почему мы не вызываем милицию, чтобы
арестовать кадры кинофильма, почему мы не вызываем милицию, чтобы
арестовать двух сношающихся на улице собак?.. Человек - не собака?! Верно!
Он предпочитает гнусно скрывать свое нутро, а собака - нет!
Учительница делает замечание ученику, чтобы тот не приставал к
однокласснице.
"И все-таки, я не отказался бы испытать подобное, хотя бы ради
укрепления духа своего..." - подумал я и вдохновенно зашагал в свой
кинотеатр...
- Доброе утречко, Сергей Александрович! - услышал я голос уборщицы
Марины Ивановны, поднимаясь по ступенькам кинотеатра.
Я остановился и повернулся лицом на голос. Марина Ивановна, озорно
улыбаясь, видимо, только что шла из-за угла кинотеатра, а может, и
поджидала меня. В одной руке у нее было мусорное ведро, из которого густо
торчали горлышки бутылок, а в другой - широкая лопата для уборки снега.
- Здравствуйте, Марина Ивановна! - почтительно улыбаясь,
приветствовал я. Марина Ивановна подошла ко мне как можно ближе. Росточка
она была небольшого, я возвышался над нею головы на полторы!
Как бы поглядывая мне в глаза исподволь и, как всегда, - осматриваясь
по сторонам, она поведала мне новости.
- Сергей Александрович! - начала она и сделала таинственную паузу.
- Да, - сказал я. - Что случилось?
- Вы знаете, Лидия Ивановна вчера те доски, ну вы помните, что я
прятала под лестницей, - утащила домой!.. Вот как!..
- Да?! - сказал я с видом, будто ничего не понял.
- Ага! Я сама видела. На почту как раз шла! - подтвердила Марина
Ивановна и приняла гордый вид человека, бдительно озабоченного за
имущество кинотеатра, верного соратника.
Она вообще очень любила докладывать, доносить на кого-нибудь. Я
никогда не воспринимал ее всерьез, на что она обижалась, но всегда
аккуратно выслушивал, потому что к чему сокрушать старого человека!
Отними у Марины Ивановны эту способность, мягко говоря, подсказывать,
кто и что сделал, так она же будет невзрачной, бесцветной старушонкой, как
тысячи других, а так, пожалуйста, светится вся, торжествует, и сейчас
видно, как настроилась услышать мой гнев. Словом, живет человек, и не
безынтересно, зачем же отнимать у него смысл существования!
Но гнева не последовала.
- Я ей разрешил, - спокойно сказал.
- Да-а?.. - то ли спросила, чтобы убедиться в моих словах, то ли
просто машинально подтвердила сама себе вслух Марина Ивановна, но
разочарованно пожала плечами, мол, на нет и суда нет!..
- Марина Ивановна! - окликнул я уборщицу, когда та уже намеревалась
уйти в кинотеатр.
- Что, Сергей Александрович? - будто ожила, обрадовалась Марина
Ивановна. Возможно, у нее промелькнула надежда на то, а вдруг как пошутил
директор в отношении Лидии Ивановны и досок, и сейчас же распорядится
немедленно вызвать ее сменщицу из дома на разговор! С каким наслаждением
она побежала бы тогда к той домой и успокаивала бы ее по дороге!
- Марина Ивановна, у нас еще есть песок? - поинтересовался я, и мне
стало жалко Марину Ивановну в ее разочаровании...
- Да, там же, под лестницей! - ответила она.
- Присыпьте, пожалуйста, ступеньки песком, погуще, - вежливо попросил
я и направился в кинотеатр.
Марина Ивановна уже находилась позади меня, шагах в десяти, как
вдруг, спохватившись, выкрикнула мне вслед:
- А Лидия Ивановна вчера не присыпала ступеньки, вот так!
Но я сделал вид, что уже не расслышал ее слов, и поторопился скрыться
в кинотеатре.
В малом фойе, возле дверей моего кабинета стояла Зоя Карловна.
- Здравствуйте, Зоя Карловна, - врастяжку поздоровался я, не
останавливаясь. Я было направился пройти в большое фойе, дабы заглянуть в
кинозал, как там обстоят дела, как библиотекарь тут же выказала свои
намерения: оказывается, у дверей кабинета она ожидала меня.
- Сергей Александрович! Cережа! - окликнула она меня. - Подожди,
пожалуйста, ты мне нужен, - иногда она позволяла себе называть меня на ты.
- Да, - остановился я, но краем глаза успел приметить, что контролер,
сидевший возле огромного фигурного зеркала в большом фойе ко мне лицом,
почему-то вскочил с лавки и моментально юркнул в кинозал, словно как от
меня...
- Дайте мне ключи от кабинета, - попросила Зоя Карловна. - У меня
телефон в библиотеке не работает, а мне срочно позвонить нужно!
- А почему не работает? - поинтересовался я.
- Да черт его знает, - возмутилась она, - вчера еще вечером перестал.
Я уже договорилась на заводе с мастером, после обеда обещал посмотреть.
- Хорошо, - сказал я, - держите, - я достал из кармана связку
разноцветных ключей от кинотеатра и подал ее Зое Карловне. - Вот, этот,
желтенький... - указал я ключ от кабинета.
- А вы где будете, Сергей Александрович?
- А что такое?
- Ключ от кабинета мне надо вернуть.
- Ну, вернете, не беспокойтесь, не на Луне же я!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71