И тут до слуха моего донесся чей-то голос. Отнюдь не птичий. Вне всякого сомнения, человеческий. Но что было гораздо хуже — голос этот оказался до боли мне знаком.
Я осторожно взглянул вниз сквозь заросли кустарника на вершине холма, прекрасно себе представляя, что там увижу. Мои наихудшие опасения подтвердились.
Там стоял Тэсит.
Вид у него был слегка потрепанный, но бодрый, платье все вымокло, и кое-где на нем виднелись расползшиеся комья тины. Значит, ему все же удалось выбраться из реки, куда он угодил по милости Айлерона, вожака стаи ублюдков-гарпов. Впрочем, одеяние Тэсита очень быстро высыхало вблизи феникса, источавшего жар.
Ибо на поляне неподалеку от Тэсита Одноглазого и вправду находился он. Феникс. Пепел его предшественника разлетелся во все стороны, а новорожденный, вытянув шею, с любопытством нюхал воздух. На человека, стоявшего поблизости, он не смотрел, но, похоже, ощущал его присутствие. Вот феникс испустил еще один ликующий крик, а потом наклонил голову и потерся клювом о грудь Тэсита. Надежда, всколыхнувшаяся было во мне, что гигантская птица сейчас разорвет его на части, угасла без следа. Феникс доверительно взгромоздил свою огромную голову ему на плечо. Новорожденный, замечу, был раз в пять крупней самого рослого мужчины. Когда он расправил крылья и от полноты жизни ими взмахнул, кусты и деревца в радиусе тридцати футов от поляны пригнулись до самой земли.
Но Тэсит даже не шелохнулся. Ухватившись за перья на груди птицы, он запел. Разумеется, он и петь был мастер, наш Тэсит.
Произведение, которое он исполнял, по форме своей походило на балладу. Насколько я мог расслышать, речь в ней шла о пришествии великого героя. Судя по манере исполнения, по гордому взгляду, который он устремил на феникса, под этим героем Тэсит подразумевал самого себя. Да и могло ли быть иначе? Он пел о подвигах, которые герою предстояло свершить, о врагах, которых собирался победить, и о трудностях, непосильных для любого, но вполне для него преодолимых. Эти вирши напомнили мне предсказания, которые плетельщики-ясновидящие часто облекают в стихотворную форму и называют «историями из будущего». Время от времени мне доводилось их слышать, но поскольку речь в этих «историях» шла о предметах, нимало меня не занимавших, я относился к бормотанию плетельщиков без особого внимания. Только ритм этих стихов невольно запечатлелся в моей памяти.
Но то, о чем сейчас пел Тэсит, напрямую меня касалось. Потому что содержание его баллады было посвящено вполне реальным событиям. За достоверность некоторых из них я сам мог бы поручиться головой.
В конце каждой из воспроизводимых им строф феникс важно кивал головой, так, словно соглашался с ним.
Я терпеливо, хотя и с некоторой досадой, слушал его самовосхваления, то, как он без конца величал себя «великим героем», и ждал, когда он наконец умолкнет и уберется прочь от моего феникса.
Но после очередного куплета его песни я ощутил во всем теле озноб, хотя вокруг по-прежнему было нестерпимо жарко.
Героя славного, кто трусости не ведал,
Благословляли стар и млад,
Но дружество его отверг и предал
Хромой бездельник Невпопад,
Который прочь побрел своей дорогой,
Покорствуя судьбе убогой,
Герой же наш…
Пение продолжалось. Тэсит все так же миловался с фениксом и звучным голосом выводил свою балладу, куплет за куплетом. Он пел о том, как спасет принцессу и сделается правителем государства.
А я уставился на кольцо из тлеющих углей, в середине которого стоял феникс… и тут на меня снизошло понимание.
Впервые в жизни… Я понял решительно все!
Многим людям вовсе не свойственны такие вот внезапные озарения, полностью меняющие ход их мыслей, их отношение к себе самим и к окружающему. Им просто что-то вдруг приходит в голову, какое-то новое, интересное соображение привлекает их внимание, но относится оно, как правило, к единичному фрагменту целостной картины, к одной из сторон того или иного явления, и люди сосредоточиваются на этой мысли, не давая воли своему воображению, не позволяя себе охватить умственным взором более широкий аспект реальности, а потому они лишь постепенно, шаг за шагом постигают глубину перемен, влекомых за собой этой верной мыслью, этим озарением, знаменующим начало нового этапа их существования. И, как правило, лишь много после, когда все этапы долгого и нелегкого прозрения остаются позади, они оглядываются назад, чтобы воскликнуть: «Да, да, вот тогда, в тот самый день и час все это началось! Именно тогда мне вдруг пришло в голову…»
Со мной, повторюсь, было иначе. Я понял все и сразу.
Теперь, мысленно возвращаясь в то мгновение моей жизни, я все же хотел бы предостеречь читателя от слепой веры в истинность подобных прозрений. Они могут оказать самое пагубное воздействие на чувства и спровоцировать вас на необдуманные и неадекватные поступки. Что как раз со мной и приключилось.
Мое прозрение, если уж на то пошло, сводилось к следующему.
Все люди по сути своей эгоисты. Каждый является центром своей собственной миниатюрной вселенной. Мы стараемся прожить отмеренный нам век как можно полней и интересней. Мы обладаем собственными сферами влияния, состоящими из наших друзей и недругов. У которых, в свою очередь, также имеются тесные кружки приятелей и врагов, находящиеся в постоянном с ними взаимодействии. Все это очевидно. Но мы, каждый из нас, стремимся превзойти других, занять более высокое положение, поскольку верим в свою исключительность. Мы склонны с величайшим вниманием относиться к своим нуждам, желаниям, страстям и побуждениям, поскольку для каждого собственное "я" превыше всего и всех. Никто другой не печется о нас так трепетно, как мы сами, потому что не может, да и не желает в буквальном смысле слова влезть в нашу шкуру. Мы представляем для себя самих исключительную, ни с чем не сравнимую ценность. Вот откуда проистекает наше убеждение о безусловной значительности наших жизней, того, что мы собой являем, что способны совершить.
Глядя на догорающие огоньки вокруг феникса, на Тэсита, стоявшего в обнимку с огромной птицей и явно замышлявшего очередной подвиг, я пришел к выводу, который неизбежно сделал бы даже без подсказки, прозвучавшей в словах баллады моего бывшего друга.
Моя жизнь ровно ничего не значила.
Как и я сам.
Выслушивая в течение долгих лет заверения Маделайн, что, дескать, судьба ко мне благосклонна и я ее будущий баловень, и порой склоняясь к мысли, что, может, мать не так уж и не права, я упустил из виду едва ли не самое главное свойство того явления, что именуется судьбой. Если она и впрямь существует, к чему я стал теперь мысленно склоняться, то это значит, что мне не под силу ее изменить, как бы я ни старался. Все предопределено заранее. Поэтому и предсказания ясновидящих так часто сбываются. Недаром же говорят: от судьбы не уйдешь. Почему же я прежде никогда не вдумывался в смысл этой пословицы?
Жизнь любого из нас — не более чем занимательная история, сказка, если хотите, с заранее известными поворотами событий, с персонажами, роль которых кем-то раз и навсегда предопределена.
Быть в этой сказке главным героем очень даже заманчиво и лестно. Разве кто-нибудь отказался бы от такой величественной судьбы, от множества побед и свершений, от заслуженных наград, от славы и почестей?
Теперь, когда с моих глаз упала пелена, я отчетливо видел, какая роль отведена в упомянутой истории мне самому. Я перебрал в уме все свои недостатки, физические и моральные, вспомнил прошлое, в особенности как сильно я проигрывал в сравнении с Тэситом, и пришел к неутешительному выводу.
Тэсит с его отвагой, решимостью, благородством, безусловно, являлся блестящим героем эпического повествования. Великим героем, чье пришествие было предопределено и предсказано. Боже мой, и ведь Энтипи, эта ненормальная пироманка, оказалась права! Он в самом деле собирался ее спасти. Возможно, с помощью вот этой новорожденной птицы, которую он отважно оседлает и, попутно преодолев какие-нибудь величайшие трудности, пройдя через всевозможные немыслимые испытания, в итоге осуществит задуманное, сдержит свое слово. А как же иначе! Тэсит — настоящий герой. ГЕРОЙ.
А я…
Я не более чем проходной персонаж. Мне дозволено присутствовать в этой истории на протяжении одной или двух глав, мне в балладе посвящено полкуплета. Поскольку никакой самостоятельной роли я в сюжете не играю, а появляюсь лишь для того, чтобы оттенить достоинства Тэсита. Что-то вроде комедийного образа. Это в лучшем случае. А в худшем — я антигерой, пусть и малозначительный. Мне не суждено свершить великие деяния. Куда там! Задача, выпавшая мне, более чем скромна — я был призван расцветить кое-какими добавочными тонами яркую жизнь Тэсита, способствовать выявлению некоторых блестящих черт характера и достоинств главного действующего лица в этой пьесе.
Вся моя жизнь ровным счетом ничего не значила. Обстоятельства моего появления на свет, и ужасная гибель Маделайн, и предательство Астел, и мои приключения в крепости, а также любые мои будущие поступки, хорошие и дурные, не имели ни малейшего значения.
По сути дела, у меня и жизни-то не было. Во всяком случае, реальной, своей собственной. Я просто сыграл малозначительную роль в чужом сюжете, став участником нескольких эпизодов и явив собой забавный, хотя и не весьма привлекательный характер.
Мне следовало давно об этом догадаться. Ведь, говоря по правде, я всегда нуждался в Тэсите куда больше, чем он во мне. Я был довольно близок к пониманию сути происходящего, когда, высказав Тэситу все, что о нем думал, вдруг осознал, что он тотчас же после нашей разлуки выбросил меня из головы. Потому что знал — все мои убеждения, надежды и чаяния никак не повлияют на предначертанный ход вещей. Я не удалил его из своей жизни, а, напротив, сам себя вычеркнул из той повести, в которой говорилось о нем. И превратился в ничто, в забытого статиста, который исчез со сцены, сыграв свою короткую роль. Разве что Энтипи меня еще разок вскользь упомянула бы, сидя верхом на фениксе и прижимаясь к груди героя на пути к крепости, где ему суждено принять бразды правления Истерией. Все его прежние сомнительные деяния были бы преданы забвению, его доблесть и благородство стали бы восхвалять до небес и вознаградили бы за них надлежащим образом.
Тэсит меня опередил, оставил, так сказать, далеко за флагом. Все, что ему теперь оставалось, — это завоевать доверие феникса, освободить с его помощью Энтипи из рук гарпов и триумфально приземлиться в истерийской крепости. Даже если Энтипи заупрямится, отказываясь возвратиться под родительский кров, он ее без труда убедит, что это необходимо. «Надо же известить твоих родителей, что ты цела и невредима», — мягко, но настойчиво заявит он. А по прибытии удостоится заслуженных почестей и станет тем, кем ему суждено стать.
А мне предстоит влачить безрадостное существование, без всякой цели…
Кроме единственной, уже осуществленной — послужить фоном, на котором Тэсит выглядел бы максимально привлекательно.
И эта песнь, которую он так вдохновенно исполнял… посвящая ее фениксу. В которой мое место во всей истории было обозначено с предельной четкостью. Одно из двух: либо это была сочиненная им самим хвала себе, великому и прекрасному, и мой так называемый друг упомянул меня лишь вскользь, с презрением и антипатией… Либо он воспроизводил пророчество кого-то из плетельщиков-ясновидящих, «историю из будущего». Но в таком случае он мог ее услышать и выучить наизусть много лет назад, когда мы были еще детьми, и предложить мне свою дружбу вовсе не из благородства, а просто следуя предначертаниям судьбы, потому что так было суждено.
Выходит, я, со всеми моими надеждами и помыслами, должен убираться прочь с дороги, мне больше нечего делать в этой повести о блистательных деяниях великого героя. Только он, Тэсит — неустрашимый, благородный, бескорыстный герой имел право на существование. Единственный друг, для которого я ничего не значил… который готов был перешагнуть через меня, чтобы продолжать свой славный путь…
У меня в глазах потемнело от ярости.
Да и вы бы тоже разозлились, доведись вам обнаружить, что вся ваша жизнь — лишь краткий и малозначительный эпизод в чьей-то истории.
На миг мной овладело безумное желание броситься на острие своего меча, чтобы разом со всем покончить.
Никогда еще я не был так близок к самоубийству. Но к счастью, это было лишь временное помутнение рассудка, которое исчезло без следа, стоило лишь мне в очередной раз взглянуть на виновника нынешнего моего состояния. И сердце мое преисполнилось жгучей ненависти к Тэситу.
В ладони у меня вдруг очутился камень. Не помню, когда и как я его подобрал с земли. Он словно бы материализовался из воздуха. Гладкий такой, увесистый, приятно холодивший кожу. Движение опередило мою мысль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100