Однако время диктовало им вступить во взрослую жизнь, и они не страшились ее.
Джим встал со стула и потянулся рукой к кожаному кошельку, висевшему у него на поясе. Он вынул оттуда монету и протянул ее девочке со словами:
– Тебе на свадьбу.
Мэй машинально взяла монету и во все глаза уставилась на кружок.
– Целый золотой леопард, милорд? – удивилась она.
Леопард равнялся трем шиллингам, а одного шиллинга хватало рыцарю, чтобы вместе с оруженосцем снарядиться в поход. Но хотя Мэй и правильно оценила достоинство подаренной ей монеты, Джим готов был поклясться, что она впервые держит деньги в руках. Мэй осторожно сжимала монету пальцами, словно боясь, что та рассыплется в прах, если нажать на нее сильнее.
– Свадебный подарок, – повторил Джим. – А теперь спи. Тебе надо восстановить силы.
Мэй послушно закрыла глаза.
Джим вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой, и медленно побрел по проходу. Внезапно мысли его потекли по новому направлению. Черт его дернул дать Мэй леопард! Теперь каждый, кому не лень, постарается под удобным предлогом выудить у него деньги. Он дал Мэй слишком много. За глаза и за уши ей хватило бы и гроута, серебряной монеты, равной четырем пенсам.
Расчувствовался, отдал Мэй единственный леопард, который у него был, а если Энджи узнает об этом… Джим поморщился: о последствиях лучше было не думать. Что сделано, то сделано. Может быть, леопард принесет Мэй счастье…
Джим остановился. Новая мысль пришла ему в голову. А что если Мэй не заснула? С нее станет попытаться проглотить леопард, чтобы понадежней его припрятать. Монета слишком большая – Мэй может поперхнуться и умереть.
Джим быстрым шагом пошел обратно. Должно быть, еще не поздно поменять леопард на гроут, сославшись на собственную рассеянность. Он подошел к полуоткрытой двери и заглянул в комнату. Мэй лежала в постели с закрытыми глазами, положив на грудь сжатую в кулак руку. Две слезы скатывались с ее щек. Нечего было и думать, чтобы заменить леопард на гроут.
Джим открыл дверь пошире, чтобы убедиться в том, что Мэй спит. Дверь скрипнула, Мэй открыла глаза. Джим отпрянул от двери.
– Милорд! – послышался голос девочки. – Прошу тебя, зайди в комнату. Я хочу сказать тебе кое-что.
Джим тяжело вздохнул и вошел.
Мэй сидела в постели, вытянув вперед руку. На раскрытой ладони, поблескивая под солнечными лучами, пробивающимися сквозь окно, лежал леопард.
– Прошу тебя, милорд, – тихо сказала Мэй, – забери его обратно.
– Почему? – удивился Джим. По лицу Мэй снова потекли слезы.
– Я боюсь, что леопард принесет мне несчастье.
– Чепуха! – отрезал Джим, почувствовав, что теперь ни за что не возьмет монету назад. – О каком несчастье ты говоришь? Ничего плохого с тобой не случится. Поверь мне. Ты же знаешь, я – маг.
– А вы с миледи не покинете нас?
– Конечно, мы… – Джим запнулся, запутавшись в собственных мыслях. – Да нет, а почему ты спрашиваешь об этом?
– Мы не хотим, чтобы вы оставили нас. Не только мы с Томом, но и все в замке.
– Но почему?
– Потому что мы любим вас, и тебя, и миледи. Никто в замке не может и помыслить о других господах. Если вы уедете, все пойдет прахом. Вы не оставите нас, милорд?
Джим поежился: на глазах Мэй опять показались слезы.
– Нет, – ответил он хриплым голосом. А что другое он мог сказать? Разве Энджи оставит здесь Роберта? Никогда. А представить себе, что она заберет ребенка с собой, оторвав от мира, в котором он появился на свет и который сулит ему безбедную жизнь, было также немыслимо.
– С чего ты взяла, что мы собираемся вас покинуть? – спросил Джим.
– Вас все любят. Таких хозяев больше нет во всей Англии. Все стараются вам угодить. Однако ты, милорд, в последнее время никого не жалуешь. Вот мы и решили, что ты с миледи собираешься нас оставить. Люди в замке думают не только о себе, но и своих детях. У нас с Томом тоже будут дети, а они смогут чего-то добиться в жизни лишь в том случае, если ты и миледи останетесь вместе с нами. Пожалуйста, милорд, забери леопард обратно – я тогда успокоюсь и буду думать, что все сложится хорошо.
Джим потянулся к Мэй и тихонько пожал ей пальцы.
– Оставь себе леопард, – твердым голосом сказал он. – Обещаю тебе, что мы с миледи вас не покинем. А если случится что-нибудь непредвиденное, даю тебе слово мага и рыцаря, что люди в замке не станут терпеть нужды и лишений до конца дней своих. Теперь ты довольна?
Мэй пристально посмотрела на Джима и разрыдалась.
– Да, милорд, – прошептала она сквозь слезы, сжимая в руке леопард.
– Вот и хорошо, – сказал Джим и быстрым шагом вышел из комнаты.
Глава 41
Джим шел в Большой зал, охваченный восторгом и счастьем, хотя в глубине души и ощущал груз ответственности за данное им слово не оставлять своими заботами людей Маленконтри. Отступать от данного слова было не принято. Джим нисколько не сомневался, что весть о его обещании разлетится по замку с быстротой молнии.
Он привык думать о своих людях как об отдельных личностях, индивидуумах. До разговора с Мэй ему не приходило в голову, что они являются и неким сообществом, объединением лиц, имеющих одни стремления и общие цели. Это сообщество пополнялось – рождались дети, хотя об их появлении на свет слуги умалчивали. В замке даже была скрытая от хозяйских глаз детская, в которой мамаши ходили за новорожденными. Молчаливое согласие господ на воспитание детей в замке, который давал младенцам и стол, и кров, в полной мере устраивало обитателей Маленконтри.
Неудивительно, что Мэй Хизер связывала судьбу своего будущего потомства с Анджелой и Джимом. И все-таки суть была не в расчете слуг на доброту и снисходительность хозяев. Джим ощутил с полной несомненностью, что слуги любят его. Он ускорил шаг: его так и подмывало рассказать жене о своем открытии.
В буфетной на Джима не обратили никакого внимания – слуги разогревали пищу к столу. В Большом зале его встретил голос Энджи:
– Джим, посмотри, кто у нас!
Слева от Анджелы сидела Кинетете, на следующем стуле устроился Каролинус. Маг был бледен, однако глаза его лукаво поблескивали. Зато Кинетете окинула Джима проницательным взглядом. По его спине пробежал холодок.
– Кинетете, я пытался связаться с тобой, но ты не откликнулась, – пролепетал Джим. – Ты не уделишь мне пару минут? Я хочу поговорить с тобой наедине.
– Нашел время секретничать! – ответила Кинетете, – Может быть, ты разделишь нашу компанию? Садись рядом с Каролинусом, только не докучай своему учителю.
Джим поплелся к столу. Брайена, Геронды и Дэффида все еще не было, зато к Джону Чендосу присоединились молодые рыцари из его свиты. Они усердно налегали на еду, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что сидят за одним столом с двумя магами самого высокого ранга.
Джим подсел к Каролинусу. Ответив кивком на его приветствие, маг перевел взгляд на Анджелу и, продолжая разговор, начатый до прихода Джима, мечтательно произнес:
– Собираюсь вернуться в свой домик. Отдохну в тиши, без сумятицы, в кругу книг и милых сердцу вещей.
– Это так понятно… – в полной мере посочувствовать Каролинусу Энджи не успела: над ее ухом склонился слуга. Выслушав сообщение, Анджела обвела глазами гостей, извинилась и торопливо пошла в буфетную.
Джим даже не проводил ее взглядом. Слова Каролинуса повергли его в смущение. Он вспомнил о чаше, изъятой из домика мага.
Джим помялся, вздохнул и сказал с тоской в голосе:
– Каролинус, когда я был в королевском дворце, мне понадобился магический кристалл, а в Святой Земле я видел, как один маг смотрел в чашу с водой, чтобы получить нужные ему сведения. У меня не оказалось под рукой подходящего сосуда, и я воспользовался твоей чашей, которую переправил с помощью магии из твоего домика во дворец.
Каролинус задвигал бровями вверх и вниз и хмуро спросил:
– Какой чашей?
– Да совсем невзрачной на вид. Я был уверен, что ты не станешь…
– Какую чашу ты забрал без спросу из моего домика? – громыхнул маг.
– Глиняную, зеленоватую…
– Мою китайскую чашу цвета морской волны! Да знаешь ли ты, что этой чаше три тысячи лет? Ее изготовили во времена Иньского царства. Где она?
Джим оторопел. Он опустил глаза и тихо пробормотал:
– Я точно не помню.
– Не помнишь? – взревел Каролинус.
– Я тогда закрутился, у меня было много дел, – пролепетал Джим, затем неожиданно встрепенулся, поднял голову и громко проговорил:
– Гоб, если ты слышишь меня, скажи, не знаешь ли ты, где чаша из домика Каролинуса.
– Прошу прощения, милорд, – раздался тоненький голосок.
Из камина выплыла струйка дыма. На ней сидел гоблин. Он подлетел к Джиму, спрыгнул со струйки и уселся на стол, держа за спиной руки.
– Прошу прощения, милорд, – повторил Гоб. – Ты оставил чашу без присмотра, а я… ой! – Гоблин прикрыл рот ладошкой, заметив сердитый взгляд Каролинуса.
– Ты потерял мою чашу? – вскричал маг, повернувшись к Джиму.
– Не беспокойся, милорд Каролинус, – прощебетал гоблин. – Я подумал, что твоя чаша понравится детям, которых я катаю на струйке дыма, и, когда она попалась мне на глаза, я припрятал ее. Вот она! – Гоблин вытащил из-за спины руку, в которой держал глиняную посудину. – С ней вовсе ничего не случилось. Возьми ее, милорд маг.
– Она вся в саже, – недовольно проворчал Каролинус, рассматривая чашу со всех сторон.
– Я отчищу ее, – пискнул гоблин.
– А заодно поцарапаешь, – буркнул маг. – Все! Она уже чистая.
Чаша заблестела как новенькая.
– И стоило волноваться из-за такой ерунды, Каролинус! – подала голос Кинетете. – Ты не бережешь себя. Повеселились и хватит.
Оба мага исчезли и через мгновение появились снова.
– Нет мы останемся! – воскликнул Каролинус.
– Ты что, хочешь убить себя?
– Я хочу провести этот вечер здесь, со своими друзьями.
– Если ты еще раз распалишься, то доконаешь себя, – поучительно сказала Кинетете. – Ладно, оставайся, но только с одним условием: из Маленконтри мы отправимся вместе ко мне домой, и ты останешься у меня до тех пор, пока полностью не поправишься. Иначе я умываю руки.
– Из Маленконтри я отправлюсь в свой домик, – упрямо ответил маг.
Кинетете испытующе посмотрела на Каролинуса и нехотя согласилась:
– Пусть будет по-твоему.
– Вот и прекрасно, – просиял маг. – Но раз ты так обо мне печешься, я могу поначалу нанести тебе короткий визит.
– А сегодня, здесь, ты больше не разбушуешься?
– Можешь не беспокоиться.
– Ты даешь слово?
– Если ты того хочешь… – Каролинус замялся, затем глубоко вздохнул и решительно произнес:
– Хорошо. Я даю слово.
Кинетете удовлетворенно кивнула и перевела взгляд на Джима.
– А у тебя, Джеймс, оказывается, короткая память, – сказала она. – Ты совсем забыл, что сделал чашу невидимой и повелел ей следовать за тобой.
– А как она оказалась у Гоба? – смущенно спросил Джим.
– Я думаю, Гоб сам расскажет об этом. – Киненете поощрительно взглянула на гоблина.
– Милорд, эта чаша сама мелькнула перед моими глазами, – защебетал Гоб. – Там, в подземелье, как раз перед тем, как Хилл начал драться со своим дядей. Чаша падала сверху на пол, милорд. Я побоялся, что она разобьется, поймал ее и сунул под войлок. – Гоблин потупился и жалобно произнес:
– Я подвел тебя?
– Наоборот, Гоб, – ответил Джим. – Ты меня выручил.
Личико гоблина расплылось в улыбке. Джим повернулся к магу.
– Извини, Каролинус, – сказал он, – если бы я знал, что эта чаша так тебе дорога…
Маг не слушал, он умильно смотрел на чашу и любовно ее поглаживал. Джим поднялся на ноги.
– Прошу прощения, – громко сказал он, обводя глазами гостей, – я оставлю вас ненадолго. Мне надо поговорить с миледи.
Джима все еще подмывало рассказать жене о своем разговоре с Мэй Хизер. Он торопливо пошел в буфетную и в дверях чуть не налетел на Анджелу. Она удивленно подняла на мужа глаза и отступила на шаг.
– Пришлось взглянуть на пудинг, – сказала Энджи. Заметив, что Джим сияет от радости, она спросила:
– Ты улыбаешься, как чеширский кот. Что случилось?
Джим обвел глазами буфетную. Комната была полна слуг, а над пудингом хлопотала сама Гвинет Плайсет, вставшая на время из-за праздничного стола.
– Выйдем на лестницу, – шепнул Джим жене. На площадке у ступенек винтовой лестницы можно было не опасаться посторонних ушей.
– Зачем ты взял без спросу у Каролинуса чашу? – спросила Анджела.
– Расскажу тебе после, – ответил Джим. – Дело не в этом. Как мне было ни трудно, я дал слово Мэй Хизер. А Каролинус за столом тоже дал слово.
– О чем ты толкуешь? – удивилась Энджи.
– Мне надо о многом рассказать тебе, но не сейчас и не здесь, – смущенно ответил Джим. – Дело в том, что я дал слово Мэй Хизер обеспечить безбедное будущее всем нашим людям в том случае, если мы с тобой их покинем.
– С чего ты взял, что мы их покинем? – возмутилась Энджи.
– Я не исключал такую возможность. Мы могли бы оставить Маленконтри Брайену и Геронде. Но это не самое главное.
– Да разве Маленконтри для нас не главное?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44