Но, все-таки, видеть вас живым и, похоже, здоровым, мне приятнее, – ворчливо заметил Южный Судья.
– Как бы вы ни ворчали и ни кололись, мне тоже весьма приятно видеть вас, беседовать с вами, – улыбнулся Фредерик.
– Отлично. Все по-старому, – кивнул Гитбор и поглубже улегся в кресло, собираясь, видимо, подремать.
– А что с Брурой? – не дал ему покоя король.
– А? – Гитбор поморгал, собирая мысли, которые приготовились спать, для ответа. – О! С этим все в порядке. Он сразу же спелся с Линаром. Тем для разговоров у них предостаточно. Думаю, скоро надо ждать новых штучек от нашего хитроумного мастера. Авось изобретут на пару что-нибудь и от болящей спины…
Фредерик коротко засмеялся. Затем вновь спросил:
– Что с Тайрой? С капитаном Тайрой?
– С этим ураганом в юбке? – переспросил Гитбор. – Да с ней, похоже, ничего не может случиться. За все то время, что вы спите, она и ее банда почти каждый день дерутся с воинами из местного гарнизона. Угадайте, кто одерживает верх?
– О, тут и ребенок угадает, – расхохотался король. – Слушаю и делаю вывод, что все налаживается…
– Да-да, и опять пошли разговоры, что чудом вы отводите смерть от своих воинов. Так ведь было уже – тогда, после смерти Конрада… В степной битве мы потеряли всего пару сотен. В основном – желторотые неопытные юнцы. – Гитбор покачал головой. – Война любит молодую кровь…
Фредерик чуть нахмурился. Начал другую тему:
– Как мои кузены?
– Эти молодцы хороши. Климент не отходит от княжны, а Бертрам уже фехтует – спешит восстановиться. Огорчается, что не приложил особо руку к победе в Эрине… Кстати, Элиаса я отпустил – парень так рвался домой. Пришла весть, что у него сын родился. Вот как!
– Как счастливо, – прошептал король и улыбнулся, вспомнив, что то же сказал ему отец во сне. – Добрый друг, славный парень…
В покои вбежала Марта, за ней – пара слуг. Все трое ловко и быстро накрыли на стол: белая скатерть, блюда с птицей, колбасами, овощами, свежими и тушеными, пирог с корицей и изюмом, кувшин с вином, – видя все это, Фредерик почувствовал, что ожил совершенно.
– Я не участвую, – сразу заметил лорд Гит-бор. – Я уже обедал. Приятного вам, – и подмигнул Марте, которая с радостной улыбкой на губах расставляла тарелки и бокалы.
Он, покряхтывая, встал, забрал в охапку свой плед и вышел из комнаты. За ним поспешили и слуги.
Марта же, закончив последние приготовления, критически осмотрела безупречно сервированный стол и присела на подлокотник кресла Фредерика, обняла его за шею, прижалась губами к виску, где серебрились волосы:
– Теперь – все. Ты мой на этот вечер, на эту ночь. Завтра – делай, что хочешь, но сегодня отдай мне.
– И сегодня, и завтра. Каждый мой день отныне для тебя. И это не просто красивые слова, обещаю, – голосом бархатным и ласковым прошептал он, поглаживая руки, что обнимали его. – Так хочу домой: к саду и озеру, к Гарету и воздушным змеям…
– Скажи, как долго продлится твое увлечение спокойной жизнью? – намекнула на его непоседливость Марта.
– Сколько пожелаешь.
– А если пожелаю – навечно?
– Навечно, – кивнул Фредерик. – С тобой, Гаретом и тем крохой, что скоро войдет в мою семью – навечно…
За их окном в мир тихим, слепым дождем пришла осень. Теплая, золотая и спокойная. А еще – щедрая. Каждому она обещала по трудам его: земледельцу, садоводу, воину, королю…
КОНЕЦ
СМЕРТЬ ЖЕЛАЕТ КОРОЛЯ
О мужественное сердце разбиваются все невзгоды
Мигель де Сервантес Сааведра
1
Над просыпающимся Белым Городом носились, всполошенно хлопая крыльями, стаи породистых крапчатых голубей – голубей из королевской голубятни.
– Смотри, смотри! – сказал сын булочника своему приятелю из лавки кондитера. – Вон и король! Там, на крыше! – указал в сторону белокаменного дворца: там, на крыше самой высокой башни, просматривалась тонкая фигура человека с длинным шестом в руках.
– Ага, каждое утро сам гоняет, – покивал светлой кудрявой головой сын кондитера, расставляя на витрине яркие коробки со свежей пастилой.
– Это занятие для того, кому трудиться не надобно, – буркнул толстый и румяный булочник, выходя из лавки с корзинами пирожков и сахарных кренделей. – А ты, лодырь, принимайся за работу – бери метлу, мети в пекарне, – приказал он сыну.
– Купи и мне голубей, папка, – хихикнул мальчуган.
– Голубей? – хмыкнул булочник, поставил корзины на тележку-прилавок и почесал затылок, сдвигая на сторону запорошенный мукой колпак. – Что ж, давай договоримся: коль ни разу тебя за месяц не отругаю, куплю к празднику Доброго Солнца пару пташек. Веселись, забавляйся. Но если ты им времени больше уделять станешь, чем работе, запеку подарок в пирог да выставлю в продажу. Слад? – и протянул сыну руку.
– Слад! Слад! – радостно воскликнул мальчик и поспешил скрепить уговор рукопожатием. – Эй, метелка! Где ты там? – побежал вприпрыжку и грохоча башмаками в лавку – проявлять себя старательным работником.
– Вот так-то, – подмигнул булочник сыну кондитера, который с завистью проследил за приятелем.
Тот прикусил с досады губу, набросил на пастилу полотенце, чтоб мухи не садились и с криком «папка!» нырнул в свою лавку. Так спешно, что запнулся о давно знакомый порог. Торопился, видимо, тоже какой-нибудь слад отцу предложить. А булочник захохотал, держась за бока:
– Ох, умора с этой детворой!
Через минуту смех его прекратился – он увидал кое-что интересное: в начале Песочной улицы, на которой располагались его лавка и лавка кондитера, показался всадник с красным копьем в руке, за ним – еще один и еще, тоже с копьями. Все трое – на тонконогих вороных лошадях, в черных, кожаных куртках с нашитыми на грудь стальными кольцами, в странно блестящих, узких штанах бронзового Цвета и в необычных круглых шлемах с длинными, похожими на ленты, красными перьями по бокам. Голени всадников были охвачены кожаными гетрами, ступни – спрятаны в прочные тупоносые башмаки, а плечи – покрыты бурыми, мохнатыми шкурами. Странные воины – таких булочник еще не встречал, а в свое время повидал много разных удивительных чужестранцев.
За конниками на улицу медленно въехали два небольших фургона, а за ними – еще три всадника. Булочник на всякий случай отступил под навес лавки и коснулся рукой шнурка, протянутого над порогом и связанного с тревожным колокольчиком на крыше дома: такие были в каждой лавке и, в случае какого-либо происшествия, создавали много шума, призывая на помощь городскую стражу.
Когда весь этот караван неспешно поравнялся с ним, он удивился еще раз и довольно сильно – даже не сдержал возгласа «ого!»: все конники оказались молодыми женщинами, темнолицыми, черноглазыми и полногубыми, а их блестящие обтягивающие штаны перестали существовать, потому что превратились в голые, мускулистые бедра, загоревшие до темно-бронзового цвета. Булочник ухмыльнулся, рассматривая крепкие коленки девушек. Но у всадниц на поясах, плетенных из кожаных лент, висели серьезного вида мечи, и он не решился убрать руку с сигнального шнурка.
Одна из женщин (видимо, старшая в отряде) с улыбкой кивнула ему и, подняв правую руку вверх, поздоровалась:
– Приветствую.
– Добрый день, – стараясь не дрожать голосом, отозвался булочник.
– Мы из Черной Дружины. Из Чинарии. Слыхал? – Голос девицы-воина был довольно низким: наверное, ей не раз приходилось громко и решительно отдавать команды.
– Нет, – честно признался булочник.
– Хорошо, – чуть дернула бровью всадница. – Где живет ваш король?
– Во дворце.
– Где дворец?
– А это вон туда езжайте, по нашей улице, потом налево – на площадь попадете. А с площади – от главного храма направо, по широкому тракту, что липами обсажен. И в его конце – дворцовые ворота, кованые, черные. За ними – дворец. Ну, и король где-нибудь там будет, – подробно объяснил булочник, а сам подумал: «Да-да, ко дворцу и езжайте – там пусть с вами гвардия разбирается».
– Спасибо тебе, мужчина, – странно поблагодарила всадница и тут бросила взгляд на румяные булочки, бока которых соблазнительно выглядывали из-под белых салфеток, укрывавших корзины с выпечкой. – Это еда?
– Конечно, – булочник ответил и не сдержался – хихикнул.
Девушка-воин нахмурилась, да так грозно, что пришлось веселому толстяку сделать и свое лицо серьезным. Он тут же исправился: достал несколько булочек и протянул собеседнице:
– Я вас угощаю! Вы наши гости, а в Белом Городе гостей любят и уважают. Берите – булочки свежайшие, только из печки.
– Спасибо, – повторила благодарность всадница, приняла выпечку, одну пышку укусила сама, другие передала ближайшим подругам, еще одну, подъехав к фургону, опустила в руку, что потянулась к ней из-за полотнища повозки. – Это вкусно.
– Конечно вкусно. Я плохого хлеба не пеку, – с гордостью ответил булочник. – У меня и покупатели все не абы что – и лорды, и бароны…
Он бы еще долго мог распространяться по поводу состоятельности своих булок, но девушка махнула рукой, как бы говоря: «Хватит болтать», и коротко, четко сказала что-то на непонятном языке – от этого ее слова остальные всадницы и обе повозки тронулись с места, чтоб следовать далее по улице в сторону площади.
– Счастливого вам пути, – поклонился вслед чинарийскому обозу булочник и тут услыхал, как в одном из фургонов заплакал ребенок. – Ишь ты, еще и малыша с собой таскают.
– Папка! Папка! – звонко и требовательно проорал рыжий королевич Гарет в окошко, через которое можно было выбраться на крышу Зоркой башни, на площадку, откуда гоняли голубей.
– Ваша милость, не высовывайтесь, ради всего святого! – хватал шустрого мальчугана за расшитую серебром курточку гувернер – мастер Вавил – невысокий мужчина лет сорока, плотный, круглолицый и совершенно седой.
– Папке можно – и мне можно! – возразил королевич и уже сунул ногу, обряженную в бархатный сапожок, в окошко.
– Бу! – с таким пугающим возгласом в окне появилась взъерошенная голова со страшно выпученными глазами.
Напугались и Гарет, и мастер Вавил: оба шарахнулись, уцепившись друг за дружку подальше от окна. А король Фредерик – причина их испуга – захохотал, сверкая белоснежными зубами, весьма довольный своей выходкой. Потом легко и бесшумно, словно кот, впрыгнул на чердак и закрыл ставни:
– Нельзя тебе на крышу, Гарет. Пока. И в следующий раз слушайся учителя. Он, как и я, плохого не посоветует.
– Когда ж мне будет можно на крышу? – надулся мальчик, недовольно пряча руки за спину.
– Обещаю: я тебе первому сообщу, когда будет можно, – вновь рассмеялся король, сел на узкую скамеечку у стены, и потянул из-под нее свои любимые сапоги – невысокие, со шнуровкой – стал обуваться (на крышу он всегда выбирался босиком: так было удобнее).
– Государь мой, – подал голос гувернер. – Хочу заметить, что в последнее время его милость лорд Гарет все чаще проявляет некоторую строптивость характера. Например, вчера вечером он отказался от вечернего молока, а сегодня утром не вымыл уши!
Фредерик нахмурил брови, глянув на покрасневшего сына:
– Ну и как это понимать? Ты забыл? Сегодня я планировал взять тебя на прием в Дом Хлебной Гильдии. И что? Ты намерен ехать туда с грязными ушами? – задав последний вопрос, он сердито дернул шнурки левого сапога, затягивая узел.
– Я исправлюсь! – выпалил Гарет.
– Это касается не только мытья ушей, – король строго поднял вверх указательный палец и взялся шнуровать правый сапог.
Мальчик понимающе закивал:
– Я не буду больше капризничать.
– Рад, что мы поняли друг друга, – смягчив тон, ответил Фредерик и похлопал сына по плечу. – Гарет улыбнулся, заблестел зелеными, как ягоды крыжовника, глазами. – А теперь, насколько я помню, тебя ждет математика?
– Государь, вы правы, – напомнил о себе гувернер. – Подошло время утренних уроков. Прошу вас, ваша милость, – и почтительно поклонился наследнику престола.
Королевич вздохнул и, буркнув «угу», побрел к лестнице, что вела вниз на галерею.
Ему было пять лет, и он больше любил проводить время с отцом, чем сидеть в классной комнате, слушая лекции по разным наукам, которые монотонно читал мастер Вавил. Поэтому и побежал Гарет с утра пораньше на чердак – очень уж хотелось лишний раз побыть рядом с Фредериком. Но больше всего мальчику нравились занятия в фехтовальном зале и езда верхом. А еще – сидеть рядом с отцом на мраморной скамье в парке (или на его коленях) и слушать занимательные истории о прошлых временах, особенно – о бесстрашных Судьях Королевского дома.
Фредерик так интересно рассказывал, что чудаковатый мастер Линар (королевский доктор и придворный изобретатель), услыхав однажды повествования короля, сказал:
– Все эти истории следовало бы записать в книгу да размножить. Очень уж они интересны и поучительны. Пусть бы их все читали, особенно – молодежь.
Король улыбнулся тогда на его замечание:
– Уважаемый мастер, если вы за это возьметесь, я присвою вам еще одно звание – придворного писателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Как бы вы ни ворчали и ни кололись, мне тоже весьма приятно видеть вас, беседовать с вами, – улыбнулся Фредерик.
– Отлично. Все по-старому, – кивнул Гитбор и поглубже улегся в кресло, собираясь, видимо, подремать.
– А что с Брурой? – не дал ему покоя король.
– А? – Гитбор поморгал, собирая мысли, которые приготовились спать, для ответа. – О! С этим все в порядке. Он сразу же спелся с Линаром. Тем для разговоров у них предостаточно. Думаю, скоро надо ждать новых штучек от нашего хитроумного мастера. Авось изобретут на пару что-нибудь и от болящей спины…
Фредерик коротко засмеялся. Затем вновь спросил:
– Что с Тайрой? С капитаном Тайрой?
– С этим ураганом в юбке? – переспросил Гитбор. – Да с ней, похоже, ничего не может случиться. За все то время, что вы спите, она и ее банда почти каждый день дерутся с воинами из местного гарнизона. Угадайте, кто одерживает верх?
– О, тут и ребенок угадает, – расхохотался король. – Слушаю и делаю вывод, что все налаживается…
– Да-да, и опять пошли разговоры, что чудом вы отводите смерть от своих воинов. Так ведь было уже – тогда, после смерти Конрада… В степной битве мы потеряли всего пару сотен. В основном – желторотые неопытные юнцы. – Гитбор покачал головой. – Война любит молодую кровь…
Фредерик чуть нахмурился. Начал другую тему:
– Как мои кузены?
– Эти молодцы хороши. Климент не отходит от княжны, а Бертрам уже фехтует – спешит восстановиться. Огорчается, что не приложил особо руку к победе в Эрине… Кстати, Элиаса я отпустил – парень так рвался домой. Пришла весть, что у него сын родился. Вот как!
– Как счастливо, – прошептал король и улыбнулся, вспомнив, что то же сказал ему отец во сне. – Добрый друг, славный парень…
В покои вбежала Марта, за ней – пара слуг. Все трое ловко и быстро накрыли на стол: белая скатерть, блюда с птицей, колбасами, овощами, свежими и тушеными, пирог с корицей и изюмом, кувшин с вином, – видя все это, Фредерик почувствовал, что ожил совершенно.
– Я не участвую, – сразу заметил лорд Гит-бор. – Я уже обедал. Приятного вам, – и подмигнул Марте, которая с радостной улыбкой на губах расставляла тарелки и бокалы.
Он, покряхтывая, встал, забрал в охапку свой плед и вышел из комнаты. За ним поспешили и слуги.
Марта же, закончив последние приготовления, критически осмотрела безупречно сервированный стол и присела на подлокотник кресла Фредерика, обняла его за шею, прижалась губами к виску, где серебрились волосы:
– Теперь – все. Ты мой на этот вечер, на эту ночь. Завтра – делай, что хочешь, но сегодня отдай мне.
– И сегодня, и завтра. Каждый мой день отныне для тебя. И это не просто красивые слова, обещаю, – голосом бархатным и ласковым прошептал он, поглаживая руки, что обнимали его. – Так хочу домой: к саду и озеру, к Гарету и воздушным змеям…
– Скажи, как долго продлится твое увлечение спокойной жизнью? – намекнула на его непоседливость Марта.
– Сколько пожелаешь.
– А если пожелаю – навечно?
– Навечно, – кивнул Фредерик. – С тобой, Гаретом и тем крохой, что скоро войдет в мою семью – навечно…
За их окном в мир тихим, слепым дождем пришла осень. Теплая, золотая и спокойная. А еще – щедрая. Каждому она обещала по трудам его: земледельцу, садоводу, воину, королю…
КОНЕЦ
СМЕРТЬ ЖЕЛАЕТ КОРОЛЯ
О мужественное сердце разбиваются все невзгоды
Мигель де Сервантес Сааведра
1
Над просыпающимся Белым Городом носились, всполошенно хлопая крыльями, стаи породистых крапчатых голубей – голубей из королевской голубятни.
– Смотри, смотри! – сказал сын булочника своему приятелю из лавки кондитера. – Вон и король! Там, на крыше! – указал в сторону белокаменного дворца: там, на крыше самой высокой башни, просматривалась тонкая фигура человека с длинным шестом в руках.
– Ага, каждое утро сам гоняет, – покивал светлой кудрявой головой сын кондитера, расставляя на витрине яркие коробки со свежей пастилой.
– Это занятие для того, кому трудиться не надобно, – буркнул толстый и румяный булочник, выходя из лавки с корзинами пирожков и сахарных кренделей. – А ты, лодырь, принимайся за работу – бери метлу, мети в пекарне, – приказал он сыну.
– Купи и мне голубей, папка, – хихикнул мальчуган.
– Голубей? – хмыкнул булочник, поставил корзины на тележку-прилавок и почесал затылок, сдвигая на сторону запорошенный мукой колпак. – Что ж, давай договоримся: коль ни разу тебя за месяц не отругаю, куплю к празднику Доброго Солнца пару пташек. Веселись, забавляйся. Но если ты им времени больше уделять станешь, чем работе, запеку подарок в пирог да выставлю в продажу. Слад? – и протянул сыну руку.
– Слад! Слад! – радостно воскликнул мальчик и поспешил скрепить уговор рукопожатием. – Эй, метелка! Где ты там? – побежал вприпрыжку и грохоча башмаками в лавку – проявлять себя старательным работником.
– Вот так-то, – подмигнул булочник сыну кондитера, который с завистью проследил за приятелем.
Тот прикусил с досады губу, набросил на пастилу полотенце, чтоб мухи не садились и с криком «папка!» нырнул в свою лавку. Так спешно, что запнулся о давно знакомый порог. Торопился, видимо, тоже какой-нибудь слад отцу предложить. А булочник захохотал, держась за бока:
– Ох, умора с этой детворой!
Через минуту смех его прекратился – он увидал кое-что интересное: в начале Песочной улицы, на которой располагались его лавка и лавка кондитера, показался всадник с красным копьем в руке, за ним – еще один и еще, тоже с копьями. Все трое – на тонконогих вороных лошадях, в черных, кожаных куртках с нашитыми на грудь стальными кольцами, в странно блестящих, узких штанах бронзового Цвета и в необычных круглых шлемах с длинными, похожими на ленты, красными перьями по бокам. Голени всадников были охвачены кожаными гетрами, ступни – спрятаны в прочные тупоносые башмаки, а плечи – покрыты бурыми, мохнатыми шкурами. Странные воины – таких булочник еще не встречал, а в свое время повидал много разных удивительных чужестранцев.
За конниками на улицу медленно въехали два небольших фургона, а за ними – еще три всадника. Булочник на всякий случай отступил под навес лавки и коснулся рукой шнурка, протянутого над порогом и связанного с тревожным колокольчиком на крыше дома: такие были в каждой лавке и, в случае какого-либо происшествия, создавали много шума, призывая на помощь городскую стражу.
Когда весь этот караван неспешно поравнялся с ним, он удивился еще раз и довольно сильно – даже не сдержал возгласа «ого!»: все конники оказались молодыми женщинами, темнолицыми, черноглазыми и полногубыми, а их блестящие обтягивающие штаны перестали существовать, потому что превратились в голые, мускулистые бедра, загоревшие до темно-бронзового цвета. Булочник ухмыльнулся, рассматривая крепкие коленки девушек. Но у всадниц на поясах, плетенных из кожаных лент, висели серьезного вида мечи, и он не решился убрать руку с сигнального шнурка.
Одна из женщин (видимо, старшая в отряде) с улыбкой кивнула ему и, подняв правую руку вверх, поздоровалась:
– Приветствую.
– Добрый день, – стараясь не дрожать голосом, отозвался булочник.
– Мы из Черной Дружины. Из Чинарии. Слыхал? – Голос девицы-воина был довольно низким: наверное, ей не раз приходилось громко и решительно отдавать команды.
– Нет, – честно признался булочник.
– Хорошо, – чуть дернула бровью всадница. – Где живет ваш король?
– Во дворце.
– Где дворец?
– А это вон туда езжайте, по нашей улице, потом налево – на площадь попадете. А с площади – от главного храма направо, по широкому тракту, что липами обсажен. И в его конце – дворцовые ворота, кованые, черные. За ними – дворец. Ну, и король где-нибудь там будет, – подробно объяснил булочник, а сам подумал: «Да-да, ко дворцу и езжайте – там пусть с вами гвардия разбирается».
– Спасибо тебе, мужчина, – странно поблагодарила всадница и тут бросила взгляд на румяные булочки, бока которых соблазнительно выглядывали из-под белых салфеток, укрывавших корзины с выпечкой. – Это еда?
– Конечно, – булочник ответил и не сдержался – хихикнул.
Девушка-воин нахмурилась, да так грозно, что пришлось веселому толстяку сделать и свое лицо серьезным. Он тут же исправился: достал несколько булочек и протянул собеседнице:
– Я вас угощаю! Вы наши гости, а в Белом Городе гостей любят и уважают. Берите – булочки свежайшие, только из печки.
– Спасибо, – повторила благодарность всадница, приняла выпечку, одну пышку укусила сама, другие передала ближайшим подругам, еще одну, подъехав к фургону, опустила в руку, что потянулась к ней из-за полотнища повозки. – Это вкусно.
– Конечно вкусно. Я плохого хлеба не пеку, – с гордостью ответил булочник. – У меня и покупатели все не абы что – и лорды, и бароны…
Он бы еще долго мог распространяться по поводу состоятельности своих булок, но девушка махнула рукой, как бы говоря: «Хватит болтать», и коротко, четко сказала что-то на непонятном языке – от этого ее слова остальные всадницы и обе повозки тронулись с места, чтоб следовать далее по улице в сторону площади.
– Счастливого вам пути, – поклонился вслед чинарийскому обозу булочник и тут услыхал, как в одном из фургонов заплакал ребенок. – Ишь ты, еще и малыша с собой таскают.
– Папка! Папка! – звонко и требовательно проорал рыжий королевич Гарет в окошко, через которое можно было выбраться на крышу Зоркой башни, на площадку, откуда гоняли голубей.
– Ваша милость, не высовывайтесь, ради всего святого! – хватал шустрого мальчугана за расшитую серебром курточку гувернер – мастер Вавил – невысокий мужчина лет сорока, плотный, круглолицый и совершенно седой.
– Папке можно – и мне можно! – возразил королевич и уже сунул ногу, обряженную в бархатный сапожок, в окошко.
– Бу! – с таким пугающим возгласом в окне появилась взъерошенная голова со страшно выпученными глазами.
Напугались и Гарет, и мастер Вавил: оба шарахнулись, уцепившись друг за дружку подальше от окна. А король Фредерик – причина их испуга – захохотал, сверкая белоснежными зубами, весьма довольный своей выходкой. Потом легко и бесшумно, словно кот, впрыгнул на чердак и закрыл ставни:
– Нельзя тебе на крышу, Гарет. Пока. И в следующий раз слушайся учителя. Он, как и я, плохого не посоветует.
– Когда ж мне будет можно на крышу? – надулся мальчик, недовольно пряча руки за спину.
– Обещаю: я тебе первому сообщу, когда будет можно, – вновь рассмеялся король, сел на узкую скамеечку у стены, и потянул из-под нее свои любимые сапоги – невысокие, со шнуровкой – стал обуваться (на крышу он всегда выбирался босиком: так было удобнее).
– Государь мой, – подал голос гувернер. – Хочу заметить, что в последнее время его милость лорд Гарет все чаще проявляет некоторую строптивость характера. Например, вчера вечером он отказался от вечернего молока, а сегодня утром не вымыл уши!
Фредерик нахмурил брови, глянув на покрасневшего сына:
– Ну и как это понимать? Ты забыл? Сегодня я планировал взять тебя на прием в Дом Хлебной Гильдии. И что? Ты намерен ехать туда с грязными ушами? – задав последний вопрос, он сердито дернул шнурки левого сапога, затягивая узел.
– Я исправлюсь! – выпалил Гарет.
– Это касается не только мытья ушей, – король строго поднял вверх указательный палец и взялся шнуровать правый сапог.
Мальчик понимающе закивал:
– Я не буду больше капризничать.
– Рад, что мы поняли друг друга, – смягчив тон, ответил Фредерик и похлопал сына по плечу. – Гарет улыбнулся, заблестел зелеными, как ягоды крыжовника, глазами. – А теперь, насколько я помню, тебя ждет математика?
– Государь, вы правы, – напомнил о себе гувернер. – Подошло время утренних уроков. Прошу вас, ваша милость, – и почтительно поклонился наследнику престола.
Королевич вздохнул и, буркнув «угу», побрел к лестнице, что вела вниз на галерею.
Ему было пять лет, и он больше любил проводить время с отцом, чем сидеть в классной комнате, слушая лекции по разным наукам, которые монотонно читал мастер Вавил. Поэтому и побежал Гарет с утра пораньше на чердак – очень уж хотелось лишний раз побыть рядом с Фредериком. Но больше всего мальчику нравились занятия в фехтовальном зале и езда верхом. А еще – сидеть рядом с отцом на мраморной скамье в парке (или на его коленях) и слушать занимательные истории о прошлых временах, особенно – о бесстрашных Судьях Королевского дома.
Фредерик так интересно рассказывал, что чудаковатый мастер Линар (королевский доктор и придворный изобретатель), услыхав однажды повествования короля, сказал:
– Все эти истории следовало бы записать в книгу да размножить. Очень уж они интересны и поучительны. Пусть бы их все читали, особенно – молодежь.
Король улыбнулся тогда на его замечание:
– Уважаемый мастер, если вы за это возьметесь, я присвою вам еще одно звание – придворного писателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57