— Я — бог! — крикнул Урвон, снова вскочив с трона.
— Ну и что? Может быть, так оно и есть, Урвон, — произнесла она почти елейным голосом. — Но если ты действительно бог, то радуйся, пока есть время, ибо, как и искалеченный Торак, ты обречен.
— У кого хватит силы убить бога? — разъяренно спросил он.
Зандрамас разразилась жутким смехом.
— У кого? Да у того же, кто лишил жизни Торака. Приготовься принять смертельный удар горящего меча с железной рукоятью, пролившего кровь твоего повелителя, ибо я вызываю Богоубийцу!
С этими словами она протянула вперед руки и положила на черный алтарь полотняный сверток, который прятала под одеждой. Подняв голову, Зандрамас посмотрела прямо в трещину, через которую, не веря своим глазам, наблюдал за нею Гарион.
— Посмотри на своего сына, Белгарион, — крикнула она, обращаясь к нему, — и послушай, как он плачет!
Она повернулась к свертку и распеленала Гэрана. Ребенок сжался от страха и заплакал, отчаянно и беспомощно.
В мозгу Гариона наступило затмение. Этот плач он слышал снова и снова с тех пор, как покинул Мал-Зэт. Значит, не плач обреченного на смерть от чумы ребенка на улице преследовал его во сне. Это был голос его собственного сына! Не в силах совладать с собой, он вскочил на ноги, перед его глазами внезапно вспыхнул огонь, огонь, который выжег все из его сознания, кроме отчаянного желания прийти на помощь плачущему на алтаре ребенку. Смутно понимая, что он делает, Гарион помчался по темным, заваленным коридорам, на ходу вынимая из ножен меч с железной рукоятью.
Он несся во всю прыть по заброшенному коридору — только мелькали по сторонам полуразрушенные двери пустых комнат. Где-то позади слышался испуганный крик Шелка: «Гарион! Постой! Не надо!» Не думая ни о чем и ничего не опасаясь, он мчался, держа перед собой горящий Ривский меч.
Он не мог потом вспомнить, как спускался по лестнице. И очень приблизительно помнил, как, пылая от гнева, ворвался в нижний зал.
Гвардейцы и карандийцы пытались встать у него на пути, остановить его, но он схватил рукоять меча обеими руками и ринулся вперед — как жнец по полю пшеницы, прокладывая себе дорогу и проливая реки крови.
Большая дверь в Тронный зал Торака была закрыта на задвижку, но Гарион даже не стал прибегать к волшебству. Он просто разрубил в щепы дверь и поверг в прах тех, кто пытался ее удержать, своим пылающим мечом.
Глаза его горели огнем безумия, когда он, ворвавшись в Тронный зал, заревел и бросился, освещенный голубым сиянием, на оцепеневших от страха людей, в ужасе взирающих на Богоубийцу. Зубы его обнажились в оскале, а охваченный пламенем меч мелькал перед глазами.
Прямо перед ним выскочил гролим, подняв вверх одну руку, и Гарион, собрав всю свою волю, бросился на него. Другой гролим в ужасе отпрянул, увидев, как острие меча вышло между лопатками его неосторожного товарища. Смертельно раненный гролим уставился на вонзенное ему в грудь раскаленное острие. Он попытался схватиться за него трясущимися руками, но Гарион стряхнул его с меча и продолжил свой кровавый путь.
Перед ним стоял карандиец с насаженным на шест черепом и отчаянно бормотал заклинание. Он замолк на полуслове, когда меч Гариона вонзился ему в горло.
— Вот он, Богоубийца, Урвон! — воскликнула Зандрамас. — Жизнь твоя кончена, бог Ангарака, ибо Белгарион пришел, чтобы пролить твою кровь, как он пролил кровь Торака! — Затем повернулась спиной к сумасшедшему, который съежился от страха, сидя на троне. — Да здравствует Дитя Света! — прозвенел ее голос. Она улыбнулась ему жестокой улыбкой. — Приветствую тебя, Белгарион, — насмешливо произнесла она. — Убей еще раз ангараканского бога, ибо это — твоя цель. А я буду ждать тебя в Месте, которого больше нет. — Она взяла на руки плачущее дитя, снова спрятала его под одеждой и исчезла.
Гнев Гариона внезапно сменился разочарованием, когда он понял, как жестоко его обманули. На самом деле ни Зандрамас, ни его сына здесь не было, гнев его был вызван лишь бесплотным видением. Но хуже того — он понял теперь, что и преследовавший его по ночам плач ребенка внушала ему Зандрамас, чтобы управлять его мыслями и заставить повиноваться своим насмешливым приказаниям. Он в растерянности остановился, опустив потухший меч.
— Убейте его! — крикнул Харакан. — Смерть убийце Торака!
— Убить его! — отозвался Урвон безумным воплем. — Убейте его и принесите мне в жертву его сердце!
Полдюжины гвардейцев осторожно, с явной опаской приближались к Гариону. Тот снова поднял меч; вновь вспыхнувшее пламя заставило гвардейцев отступить.
Харакан, взглянув на вооруженных воинов, презрительно хмыкнул.
— Вот вам награда за трусость. — Произнеся эти слова, он вытянул руку, что-то прошептал, и один из гвардейцев завопил и, скорчившись, упал на пол, а его шлем и кольчуга мгновенно раскалились добела, поджаривая его живьем. — А теперь повинуйтесь мне! — прогремел Харакан. — Убейте его!
До смерти напуганные гвардейцы двинулись на Гариона более решительно, тесня его шаг за шагом. И тут до него донесся из коридора звук бегущих ног. Обернувшись, он увидел ворвавшихся в комнату друзей.
— Ты с ума сошел?! — гневно крикнул Белгарат.
— Потом объясню, — бросил Гарион, еще не опомнившись от гнева и разочарования. Он снова повернулся к вооруженным гвардейцам и, широко размахивая мечом, оттеснил их назад.
Белгарат, оказавшись лицом к лицу с чандимом, стоявшим рядом центральным проходом, на мгновение сосредоточился и сделал едва заметное движение рукой. Внезапно вдоль всего прохода из щелей в каменном полу изверглось пламя.
Старик сделал какой-то знак Полгаре. Она кивнула, и с другой стороны прохода тоже возникла огненная стена.
Два гвардейца пали под мечом Гариона, но остальные, вместе с озверевшими карандийцами, бросились им на помощь, для этого им нужно было преодолеть две гряды огня, выросшие по обе стороны прохода.
— Соберите свою волю! — кричал Харакан чандимам. — Погасите пламя.
Отбив атаку гвардейцев и карандийцев ударом Ривского меча по их оружию, Гарион почувствовал волну их общей энергии. Несмотря на усилия Белгарата и Полгары, пламя по обе стороны прохода дрогнуло и опустилось.
Один из псов мощным прыжком достиг Гариона, раскрыв зубастую пасть и сверкая глазами. Он бросился ему прямо в лицо, щелкая зубами и громко рыча, но тут же упал на землю, корчась в судорогах с разрубленной головой.
Тогда, пробравшись сквозь ряды гвардейцев и карандийцев, вперед выступил Харакан.
— Вот мы и снова встретились, Белгарион. — Голос его звучал как собачий лай. — Убери свой меч или я убью твоих друзей и твою жену. У меня здесь сотня чандимов, столько даже тебе не по зубам. — И он начал концентрировать свою волю.
Тогда, к удивлению Гариона, Бархотка бросилась к страшному гролиму с вытянутыми вперед руками.
— Пожалуйста! — с мольбой в голосе вскричала она. — Прошу, не убивай меня! — И, упав на колени к ногам Харакана, она крепко вцепилась в его черный плащ.
Потеряв равновесие от этого внезапного и неожиданного проявления покорности, Харакан выпустил свою волю из-под контроля и отступил, пытаясь оторвать девичью руку от своей одежды и оттолкнуть ее ногой, чтобы освободиться. Но она, не отпуская его, продолжала рыдать и умолять о пощаде.
— Уберите ее от меня! — рявкнул он своим людям, слегка повернув голову.
Он отвлекся только на какую-то долю мгновения, но этот миг оказался для него роковым. Рука Бархотки мелькнула в воздухе с быстротой молнии и, исчезнув за корсажем, снова появилась, держа маленькую ярко-зеленую змею.
— Вот тебе подарок, Харакан! — с торжеством выкрикнула она. — Подарок Медвежьему вождю от Охотника! — И она швырнула Зит ему в лицо.
Он громко вскрикнул от укуса Зит и поднял руки, чтобы оторвать ее от лица, но крик его тут же перешел в ужасающий хрип, а руки беспомощно застыли в воздухе. Он пошатнулся и сделал несколько шагов назад, а разозленная змея укусила его еще несколько раз. Напрягшись всем телом, он выгнулся и навзничь упал на алтарь, шаркая по полу ногами и шлепая руками по камню. Голова его ударилась о черный алтарь, глаза закатились, изо рта вывалился распухший язык. Затем на его губах выступила темная пена, он еще раз дернулся, и его безжизненное тело сползло с алтаря.
— Вот ты и получил по заслугам, — сказала Бархотка, обращаясь к бесформенной груде, лежащей на полу перед алтарем.
Чандимы и их приспешники в страхе отступили, глядя на тело своего поверженного вождя.
— Их совсем мало! — крикнул им Урвон. — А нас много! Уничтожьте их! Ваш бог вам приказывает!
Чандимы уставились сперва на искаженное судорогами тело Харакана, потом на коронованного безумца на троне, а затем — на ужасную маленькую змейку, которая лежала, свернувшись, на алтаре и, подняв головку, злобно шипела.
— Теперь почти все кончено, — отрывисто произнес Белгарат.
Он потушил еще горевшие языки пламени и снова собрал всю свою волю. Гарион тоже выпрямился и собрался, чувствуя, что испуганные чандимы готовятся к последней, решающей схватке.
— Ну, зачем теперь все это? — рассмеялся Фельдегаст, внезапно пройдя вперед и встав между Гарионом и его противниками. — Господа хорошие, давайте забудем вражду и ненависть. Я помогу вам это сделать. Разрешите мне показать свое искусство. Мы все вместе посмеемся и раз и навсегда помиримся. Ни один человек не может хранить в своем сердце ненависть, если он умирает от смеха.
И он начал жонглировать, извлекая, казалось, из воздуха ярко расцвеченные шары. Гролимы как завороженные глядели на него, а Гарион недоверчиво изучал лицедея, добровольно вышедшего навстречу опасности. Продолжая жонглировать, Фельдегаст перевернулся в воздухе и встал вниз головой на скамейку, опираясь на одну руку, жонглируя цветными шарами свободной рукой и ногой. Шары крутились все быстрей и быстрей, становясь все ярче, и наконец воспламенившись, превратились в огонь.
Тогда он, оттолкнувшись рукой от скамьи, снова перевернулся в воздухе. Но как только ноги его коснулись пола, жонглер исчез. На месте проказника комедианта стояла приземистая, сгорбленная фигура волшебника Белдина. Зло рассмеявшись, он начал бросать огненные шары в изумленных гролимов и их войско.
Шары, посланные его не знающей промаха рукой, с одинаковой легкостью прожигали плащи гролимов, кольчуги гвардейцев и меховые одежды карандийцев. На груди у них появлялись дымящиеся дыры, и несчастные пачками падали как подкошенные, устилая телами пол. Тронный зал наполнился дымом и вонью горящей плоти, а маленький горбун волшебник, скривив губы в ухмылке, продолжал метать смертоносный огонь.
— Это ты, ты! — в ужасе вскричал Урвон, у которого при внезапном появлении человека, внушавшего ему страх на протяжении столетий, даже несколько прояснился рассудок.
Повергнутые в ужас чандимы и их войско врассыпную бросились прочь из зала, громко завывая на все голоса.
— Рад тебя снова видеть, Урвон, — приветливо обратился к нему горбун. — Когда мы с тобой в последний раз говорили, нас прервали, но я, насколько помню, обещал воткнуть тебе в живот раскаленный крюк и вытащить из тебя все кишки. — Он протянул вперед скрюченную правую руку, щелкнул пальцами, и в его руке, вспыхнув, появился раскаленный дымящийся крюк.
— Ну что, продолжим наш разговор? — предложил он, приближаясь к вжавшемуся в трон Урвону.
Но тут из-за трона выступила тень, до тех пор прятавшаяся за плечом безумца.
— Остановись, — вымолвила тень едва слышным хрипловатым шепотом. Этот звук не мог исходить от человека. — Он мне нужен, — сказала тень, указывая бесплотной рукой в направлении нечленораздельно мычавшего апостола Торака. — Он служит моим целям, и я не позволю тебе его убить.
— Так, значит, это ты — Нахаз, — угрожающе зашипел Белдин.
— Да, это я, — прошелестела тень. — Нахаз, Повелитель демонов. Владыка Тьмы.
— Поищи себе другую игрушку, Повелитель демонов, — проскрипел зубами горбун, — этот — мой.
— Ты готов сразиться со мной, волшебник?
— Если потребуется.
— Тогда посмотри мне в лицо и приготовься к смерти. — Демон откинул с головы капюшон, и у Гариона от взгляда на него перехватило дыхание. Лицо Нахаза было отвратительно, но самым ужасным были не его искаженные черты, а бесконечное зло, исходившее из горящих глаз, такое огромное, что кровь стыла в жилах. Зеленый огонь злобы разгорался в этих глазах все ярче и ярче, выстрелив наконец в Белдина своими лучами. Стиснув зубы, горбатый волшебник поднял руку. Рука вдруг засияла ярко-синим цветом, который прошел от нее вниз по всему его телу, заслоняя его, как щитом, от власти демона.
— Воля твоя сильна, — прошипел Нахаз, — но моя еще сильнее.
Полгара двинулась к центру комнаты; белая прядь в ее волосах засветилась. С одной стороны с ней шел Белгарат, а с другой — Дарник. Когда они дошли до Гариона, он тоже присоединился к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51