Золтан начал было говорить ему, что здесь опасно, на что Лис только отмахнулся, и тот умолк. Почему им было опасно здесь находиться, Фриц понять не мог: улицы здесь были попросторнее, над головой проглянуло усыпанное звёздами ночное небо. Наконец, когда силы готовы были оставить Фрица окончательно, Жуга остановился в маленьком проулке возле старого двухэтажного дома с забранными ставнями окошками, повозился с дверным замком, после чего вошёл и жестом пригласил обоих следовать за ним.
Когда они с Золтаном вошли, внутри уже горела свечка. К этому времени Фриц уже мало что соображал. Большая комната с остатками не то какого-то прилавка, не то трактирной стойки, была пуста; дом дышал тишиной, смотрел на Фрица старыми подслеповатыми глазами двух зеркал и волчьей головой, прибитой на стене. Пахло пылью, плесенью и отсыревшей штукатуркой. Камин, стол, стулья, две скамейки и большое кресло, вытертый ковёр, лежащий на полу, мало помогали — дом не выглядел жилым. Скорее возникало ощущение, что раньше тут была какая-то лавка. Пока рыжий травник со своим приятелем шуршали наверху, осматривая двери и ставни, Фриц, объятый чувством безопасности происходящего, облюбовал большое кожаное кресло у камина и забрался на него с ногами, благо, при его росте сделать это было проще простого. Кресло ужасающе скрипело, края подушек пообгрызли мыши, из прорех торчали волосы набивки, но мальчишка уже не обращал на это внимания. Его ещё хватило на то, чтоб выложить на стол кинжал, завёрнутый в тряпицу, и портрет, но и только; когда Жуга и Золтан с одеялами спустились вниз, Фриц уже спал.
— Перенесём его наверх? — предложил Хагг. Жуга покачал головой.
— Не надо. Слишком холодно. Пускай спит у огня.
Он развернул одеяло, которое держал в руках, накрыл им спящего мальчишку и затеплил от свечи камин. Дрова и уголь лежали рядом, припасённые заранее. Жуга на этот раз не пользовался никакими колдовскими штучками, но всё равно огонь у него разгорелся удивительно быстро. Когда пляшущие язычки немного обогрели комнату, он сбросил плащ, развязал свой мешок и стал выкладывать на стол провизию, закупленную им в трактире: две холодных курицы, штук восемь зимних яблок, лук-порей и три больших бледных лепёшки — хозяин «Синей сойки» не любил поджаристые. Еда была простая, совершенно городская, и лишь пучок маринованной черемши давал понять, что травник странствовал и в сельской местности.
— У меня тут вино и сыр, — сказал Золтан. — Будешь?
— Давай, — буркнул Жуга. Бутылка стукнула об стол.
— Здесь безопасно?
— Никто не войдёт в этот дом, — загадочно ответил рыжий травник.
— А как насчёт выйти? Или у тебя на этот счёт есть какие-то свои соображения?
— Может, и есть, — уклончиво ответил тот. — А может, и нет. Чего ты там возишься?
— Сейчас… Никак ножа не отыщу…
— Вон там, на полке. Говорят, — продолжил он после паузы, — что у пьяных и влюблённых есть свой ангел-хранитель.
— Да уж, — усмехнулся Хагг, — нам бы сейчас он тоже не помешал.
— Ну что ж, — подвёл итог Жуга, — влюбляться нам с тобой, друг Золтан, поздновато, да и не в кого, так что остаётся только надраться, как следует. Чего ждёшь? Давай, открывай.
Золтан что-то проворчал насчёт отсутствующих кружек, в два удара выбил пробку, сделал несколько глотков и вытер рот рукой. Передал бутылку травнику. Жуга, по-прежнему сидевший на корточках у камина, рассеянно глотнул из горлышка, разломил лепёшку и вновь уставился в огонь. Позади него в кресле устало посапывал Фриц.
— Чего тебя вдруг понесло сюда? — спросил Хагг.
— У меня не было другого выхода, — пожал плечами травник. — Парень вот-вот бы упал. Он совершенно не умеет рассчитывать силы.
— Зачем же ты заставлял его гасить свечу?
— Я не заставлял, он сам вызвался. И потом, должен же я был его хоть чуть-чуть испытать?
— Ладно. Боюсь, уже нет смысла спорить. А давненько я здесь не был, — сказал Хагг, окидывая взглядом комнату.
— Я тоже.
— Неужели всё с тех пор так и стоит нетронутым?
— Ну почему же — нетронутым? — чуть обернулся тот. — Это же всё-таки мой дом. Я иногда ночую здесь. Храню кое-что. Бывает, что какие-нибудь снадобья готовлю. Яльмар, если приезжает, у меня случается гостит. Опять же, встречу есть где назначить… А вообще, ты прав, — вдруг неожиданно признал он, — я здесь стараюсь ничего не трогать. Сам же помнишь.
— Помню.
Помолчали. В обоих этот дом пробуждал слишком много воспоминаний. Когда же Золтан вновь заговорил, речь его пошла совсем о другом.
— Кто он?
Травник обернулся на уснувшего мальчишку.
— Фриц, — он на мгновение нахмурился. — Не знаю, как фамилия. Должно быть, что-то вроде «Брюннер» или «Бреннер». Он из Гаммельна.
— Ты его и в самом деле знаешь, или это он себе вообразил?
Травник хрустнул пальцами. Подбросил дров в камин.
— Была одна история, я тебе не рассказывал. Лет десять тому назад. Помнишь, мы с тобой впервые встретились? Я тогда ещё возился с драупниром. Так вот, ещё до этого я завернул однажды в Гаммельн…
— А, каша…
— К дьяволу кашу, я про крыс. Там были дети — два мальчишки и девчонка. Я тогда был молодой, горячий, не разобрался что к чему, взял, да и вытащил всех крыс из города. А оказалось, что это вроде как они их растравляли, эти трое.
— Как так? — опешил Золтан.
— Да вот так, — беззлобно огрызнулся тот. — Чуть-чуть таланта, игры-шмыгры, заговорки всякие, считалки, присказки, страшилки детские… Ну, вот и доигрались. А потом, наверное, понравилось им, что ли. Знаешь, — он повертел бутылку в руках, сделал большой глоток и передал её обратно Золтану. — Знаешь, они по-моему и сами толком не соображали, что творят. Думали наверное, что это всё им снится. Я, честно говоря, совсем про них забыл: лет-то сколько прошло…
— Они что же, умели колдовать?
— Не по одиночке, но втроём. Я никогда, ни до, ни после не слыхал ни о чём подобном. Сейчас уже и не вспомню. Мальчишки оба и впрямь как будто колдовали, не осознанно, а так… стихийно. А вот девчонка… Хм.
Он вдруг нахмурился, умолк и вновь уставился в огонь, сцепив пальцы в замок.
Золтан разломил лепёшку, открутил у курицы ногу и принялся жевать, время от времени задумчиво прихлёбывая из бутылки.
— Так значит, ты его всё-таки не помнишь, — сказал он, утолив первый голод.
— Трудно сказать. Вот ты вот: много ли ты сам сумеешь вспомнить детских лиц? Особенно тех, которые ты видел десять лет назад? Так и я. Это что-то, как огонь или текущая вода. Сегодня помню, завтра — не узнал. Впрочем, этого я кажется и впрямь могу узнать: он уже тогда был коротышкой.
— Фриц?
— Да, Фридрих. Коротышка Фриц. Девчонку звали Магда. Да, кажется, Магда. Вот третьего не помню. Помню только, будто бы он заикался. Но и всё.
— Да, — Золтан бросил на пол плащ, а сверху — одеяло, опустился рядом с травником, уселся поудобнее и протянул ноги к огню. — Надо же, как всё обернулось… Ты что, и впрямь возьмёшь его в ученики?
— Придётся, — он вздохнул. Взъерошил волосы. — Золтан, я не знаю. Мне кажется, я не готов. Поговорить бы с ним… Как-то это всё не вовремя. Лет сколько-то назад я пробовал взять одного парня в обучение. Ты помнишь, чем всё кончилось.
— Тил?
— Угу.
— Как не помнить! Кстати, где он?
Травник пожал плечами.
— Я не знаю, я его давно не видел. Ходит где-то, бедокурит. То и дело слышу о нём, то там, то сям. То ли правду, то ли выдумки.
— Молчал бы уж. Ты сам — наполовину выдумка.
— Дурак.
— Ехидна.
Они схватили друг друга за загривки, стукнулись лбами и тихо засмеялись.
Вино делало своё дело. Травником вдруг овладело странное настроение. Старый дом как будто помог ему повернуть время вспять. Жуга усмехнулся: «Повернуть время на время». Всё равно что реку отвести саму в себя, и чтоб текла по кругу. Конечно, не бывает, но…
Он огляделся. Снова ожили в памяти тогдашний Яльмар и Гертруда, Рик и Телли, вернулось на миг то время, когда он всё-таки решил обосноваться в городе. Показалось даже, что старик Рудольф материализовался в кресле вместо спящего мальчишки. Когда-то он считал те годы несчастливыми, теперь он временами даже тосковал о них. Зимняя полночь исчезла, осталась за стенами дома. Ему вдруг стало на всё наплевать.
— У тебя там только одна бутылка?
— Нет. А что?
— Доставай.
Когда количество пустых сосудов на столе увеличилось до четырёх, заботы нынешнего дня куда-то отступили, а все темы разговора как-то вдруг перемешались. Оба собеседника теперь говорили каждый о своём, нередко разом, перебивая друг друга бесконечными «А помнишь…», и одновременно шикали, когда вдруг повышали голоса, запоздало вспоминая о спящем в кресле мальчишке. Тот, однако, так и не проснулся. Огонь в камине жизнерадостно потрескивал. Сапоги у Золтана просохли, он стянул их и теперь сидел босиком, подставляя огню замёрзшие ноги.
— Стоп, — наконец сказал себе и Золтану Жуга, поймав себя на том, что пытается открутить последнюю ножку у последней половинки последней курицы. — Стоп, Золтан. Хватит. Славно посидели, но надо и мальчишке что-нибудь оставить. Сколько времени?
Как будто отвечая на его вопрос, часы на ратуше пробили два раза.
— Нам скоро выходить. Наверху есть кровать. Будет лучше, если мы чуток поспим.
— Дело, — буркнул Золтан, вытянулся на скамейке во весь рост и принялся разворачивать одеяло. — Только к шайтану кровать. Я лучше здесь вздремну, на лавочке, ты не возражаешь?
— Как угодно. Но предупреждаю: камин погаснет, будет холодно.
— Я подброшу.
Жуга поколебался.
— Тогда я тоже, пожалуй, лягу здесь. А то мало ли, что…
Несмотря на выпитое вино и усталость, Золтан некоторое время просто лежал, задумчиво разглядывая край каминной полки, весь изрезанный ножом, пока постепенно не сообразил, что эти вырезанные желобки и бороздки складываются во вполне опознаваемые знаки. Выглядело это так:
— Что это? — вслух спросил он.
— Где? — уже совсем было заснувший, травник поднял голову. Волосы его выглядели так, как будто он их не расчёсывал лет десять.
— Вон, на каминной полке. Вырезано.
— А, руны… — Жуга зевнул. — Не обращай внимания: это Яльмар вырезал по пьяни, когда последний раз ко мне заезжал.
— И что там написано?
— Это не имеет смысла. Просто пожелание. Магическая формула. Что-то вроде: «Олав я зовусь, и этими рунами творю волшбу на счастье».
Золтан снова вгляделся в каминную надпись.
— Какие-то они… запачканные чем-то, что ли.
— Кровь, — простодушно пояснил травник и повернулся на другой бок.
Некоторое время Золтан молчал.
— Не считаешь, что в наше время опасно иметь дома такие вещи? — спросил он наконец. — Тебя могут обвинить в ереси.
— В наше время в ереси можно обвинить вообще — кого угодно и за что угодно, — с пьяным равнодушием забубнил тот из-под одеяла. — А руны, если хочешь знать, вырезают даже в церквях, на купелях. Сам видел.
— Ты так серьёзно к этому относишься, и в то же время даже не знаешь точно, что у тебя написано дома на стене.
— Золтан, перестань, — раздражённо отозвался травник. — Какая, к лешему, серьёзность? Какая разница, что там написано, если это друг писал, на счастье и от чистого сердца? Ничего там нет особенного. Я не умею составлять такие заклятия, Герта не успела меня этому обучить. Я умею только гадать, да и то не очень.
— Астрология, гороскопия, туё-моё с бандурой… — пробурчал Золтан. — Никогда не мог понять всю эту чушь. Слушай, — он вдруг сел, — а не разбросить ли тебе их сейчас, раз тебе трудно просто посмотреть, что будет?
— Зачем?
— Просто так. Интересно.
Травник помолчал. Потом тоже встал, отбросил одеяло и потянул к себе свой рюкзак. Покопался в его недрах и извлёк на свет гадательный мешочек с рунами из кости. Было слышно, как они там внутри мягко постукивают друг об дружку.
— Предупреждаю, — сказал Жуга, развязывая стягивающую горловину мешочка кожаную тесёмку, — я сейчас не в состоянии нормально что-либо истолковать. Что выпадет, то выпадет.
— Ничего. Насколько я понял, у викингов в обычае возиться с ними под хмельком.
— Как скажешь, — он встряхнул мешочек и усмехнулся. — Странно… — прошёлся пятернёй по волосам.
— Волнуюсь, как невеста перед первой ночью. С чего бы, а?
— Тяни, тяни, — подбодрил его Золтан, — не увиливай.
Травник запустил ладонь в мешочек, и первая костяшка рун легла на стол. Золтан молча и заинтересованно следил за происходящим.
Четыре руны из пяти легли вниз лицом. Пятая — Ing легла в открытую, но это было всё равно, поскольку выглядела одинаково, что прямая, что обратная.
— Хороший признак, — как бы между делом произнёс Жуга и принялся их переворачивать. Первой была Raido. Перевёрнутая.
— Дорога, — медленно сказал Жуга, задумчиво теребя пальцами свою рыжую бородку. — Тяжёлый путь. Какие-то препятствия. Возможно, что какой-то ритуал для продвижения.
— Кого? Куда?
— Не знаю. Это, можно сказать, уже прошлое. Во всяком разе, это знак того, что выжидать опасно. Второй открылась Ansuz. Прямая.
— Четвёртая руна, — произнёс травник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Когда они с Золтаном вошли, внутри уже горела свечка. К этому времени Фриц уже мало что соображал. Большая комната с остатками не то какого-то прилавка, не то трактирной стойки, была пуста; дом дышал тишиной, смотрел на Фрица старыми подслеповатыми глазами двух зеркал и волчьей головой, прибитой на стене. Пахло пылью, плесенью и отсыревшей штукатуркой. Камин, стол, стулья, две скамейки и большое кресло, вытертый ковёр, лежащий на полу, мало помогали — дом не выглядел жилым. Скорее возникало ощущение, что раньше тут была какая-то лавка. Пока рыжий травник со своим приятелем шуршали наверху, осматривая двери и ставни, Фриц, объятый чувством безопасности происходящего, облюбовал большое кожаное кресло у камина и забрался на него с ногами, благо, при его росте сделать это было проще простого. Кресло ужасающе скрипело, края подушек пообгрызли мыши, из прорех торчали волосы набивки, но мальчишка уже не обращал на это внимания. Его ещё хватило на то, чтоб выложить на стол кинжал, завёрнутый в тряпицу, и портрет, но и только; когда Жуга и Золтан с одеялами спустились вниз, Фриц уже спал.
— Перенесём его наверх? — предложил Хагг. Жуга покачал головой.
— Не надо. Слишком холодно. Пускай спит у огня.
Он развернул одеяло, которое держал в руках, накрыл им спящего мальчишку и затеплил от свечи камин. Дрова и уголь лежали рядом, припасённые заранее. Жуга на этот раз не пользовался никакими колдовскими штучками, но всё равно огонь у него разгорелся удивительно быстро. Когда пляшущие язычки немного обогрели комнату, он сбросил плащ, развязал свой мешок и стал выкладывать на стол провизию, закупленную им в трактире: две холодных курицы, штук восемь зимних яблок, лук-порей и три больших бледных лепёшки — хозяин «Синей сойки» не любил поджаристые. Еда была простая, совершенно городская, и лишь пучок маринованной черемши давал понять, что травник странствовал и в сельской местности.
— У меня тут вино и сыр, — сказал Золтан. — Будешь?
— Давай, — буркнул Жуга. Бутылка стукнула об стол.
— Здесь безопасно?
— Никто не войдёт в этот дом, — загадочно ответил рыжий травник.
— А как насчёт выйти? Или у тебя на этот счёт есть какие-то свои соображения?
— Может, и есть, — уклончиво ответил тот. — А может, и нет. Чего ты там возишься?
— Сейчас… Никак ножа не отыщу…
— Вон там, на полке. Говорят, — продолжил он после паузы, — что у пьяных и влюблённых есть свой ангел-хранитель.
— Да уж, — усмехнулся Хагг, — нам бы сейчас он тоже не помешал.
— Ну что ж, — подвёл итог Жуга, — влюбляться нам с тобой, друг Золтан, поздновато, да и не в кого, так что остаётся только надраться, как следует. Чего ждёшь? Давай, открывай.
Золтан что-то проворчал насчёт отсутствующих кружек, в два удара выбил пробку, сделал несколько глотков и вытер рот рукой. Передал бутылку травнику. Жуга, по-прежнему сидевший на корточках у камина, рассеянно глотнул из горлышка, разломил лепёшку и вновь уставился в огонь. Позади него в кресле устало посапывал Фриц.
— Чего тебя вдруг понесло сюда? — спросил Хагг.
— У меня не было другого выхода, — пожал плечами травник. — Парень вот-вот бы упал. Он совершенно не умеет рассчитывать силы.
— Зачем же ты заставлял его гасить свечу?
— Я не заставлял, он сам вызвался. И потом, должен же я был его хоть чуть-чуть испытать?
— Ладно. Боюсь, уже нет смысла спорить. А давненько я здесь не был, — сказал Хагг, окидывая взглядом комнату.
— Я тоже.
— Неужели всё с тех пор так и стоит нетронутым?
— Ну почему же — нетронутым? — чуть обернулся тот. — Это же всё-таки мой дом. Я иногда ночую здесь. Храню кое-что. Бывает, что какие-нибудь снадобья готовлю. Яльмар, если приезжает, у меня случается гостит. Опять же, встречу есть где назначить… А вообще, ты прав, — вдруг неожиданно признал он, — я здесь стараюсь ничего не трогать. Сам же помнишь.
— Помню.
Помолчали. В обоих этот дом пробуждал слишком много воспоминаний. Когда же Золтан вновь заговорил, речь его пошла совсем о другом.
— Кто он?
Травник обернулся на уснувшего мальчишку.
— Фриц, — он на мгновение нахмурился. — Не знаю, как фамилия. Должно быть, что-то вроде «Брюннер» или «Бреннер». Он из Гаммельна.
— Ты его и в самом деле знаешь, или это он себе вообразил?
Травник хрустнул пальцами. Подбросил дров в камин.
— Была одна история, я тебе не рассказывал. Лет десять тому назад. Помнишь, мы с тобой впервые встретились? Я тогда ещё возился с драупниром. Так вот, ещё до этого я завернул однажды в Гаммельн…
— А, каша…
— К дьяволу кашу, я про крыс. Там были дети — два мальчишки и девчонка. Я тогда был молодой, горячий, не разобрался что к чему, взял, да и вытащил всех крыс из города. А оказалось, что это вроде как они их растравляли, эти трое.
— Как так? — опешил Золтан.
— Да вот так, — беззлобно огрызнулся тот. — Чуть-чуть таланта, игры-шмыгры, заговорки всякие, считалки, присказки, страшилки детские… Ну, вот и доигрались. А потом, наверное, понравилось им, что ли. Знаешь, — он повертел бутылку в руках, сделал большой глоток и передал её обратно Золтану. — Знаешь, они по-моему и сами толком не соображали, что творят. Думали наверное, что это всё им снится. Я, честно говоря, совсем про них забыл: лет-то сколько прошло…
— Они что же, умели колдовать?
— Не по одиночке, но втроём. Я никогда, ни до, ни после не слыхал ни о чём подобном. Сейчас уже и не вспомню. Мальчишки оба и впрямь как будто колдовали, не осознанно, а так… стихийно. А вот девчонка… Хм.
Он вдруг нахмурился, умолк и вновь уставился в огонь, сцепив пальцы в замок.
Золтан разломил лепёшку, открутил у курицы ногу и принялся жевать, время от времени задумчиво прихлёбывая из бутылки.
— Так значит, ты его всё-таки не помнишь, — сказал он, утолив первый голод.
— Трудно сказать. Вот ты вот: много ли ты сам сумеешь вспомнить детских лиц? Особенно тех, которые ты видел десять лет назад? Так и я. Это что-то, как огонь или текущая вода. Сегодня помню, завтра — не узнал. Впрочем, этого я кажется и впрямь могу узнать: он уже тогда был коротышкой.
— Фриц?
— Да, Фридрих. Коротышка Фриц. Девчонку звали Магда. Да, кажется, Магда. Вот третьего не помню. Помню только, будто бы он заикался. Но и всё.
— Да, — Золтан бросил на пол плащ, а сверху — одеяло, опустился рядом с травником, уселся поудобнее и протянул ноги к огню. — Надо же, как всё обернулось… Ты что, и впрямь возьмёшь его в ученики?
— Придётся, — он вздохнул. Взъерошил волосы. — Золтан, я не знаю. Мне кажется, я не готов. Поговорить бы с ним… Как-то это всё не вовремя. Лет сколько-то назад я пробовал взять одного парня в обучение. Ты помнишь, чем всё кончилось.
— Тил?
— Угу.
— Как не помнить! Кстати, где он?
Травник пожал плечами.
— Я не знаю, я его давно не видел. Ходит где-то, бедокурит. То и дело слышу о нём, то там, то сям. То ли правду, то ли выдумки.
— Молчал бы уж. Ты сам — наполовину выдумка.
— Дурак.
— Ехидна.
Они схватили друг друга за загривки, стукнулись лбами и тихо засмеялись.
Вино делало своё дело. Травником вдруг овладело странное настроение. Старый дом как будто помог ему повернуть время вспять. Жуга усмехнулся: «Повернуть время на время». Всё равно что реку отвести саму в себя, и чтоб текла по кругу. Конечно, не бывает, но…
Он огляделся. Снова ожили в памяти тогдашний Яльмар и Гертруда, Рик и Телли, вернулось на миг то время, когда он всё-таки решил обосноваться в городе. Показалось даже, что старик Рудольф материализовался в кресле вместо спящего мальчишки. Когда-то он считал те годы несчастливыми, теперь он временами даже тосковал о них. Зимняя полночь исчезла, осталась за стенами дома. Ему вдруг стало на всё наплевать.
— У тебя там только одна бутылка?
— Нет. А что?
— Доставай.
Когда количество пустых сосудов на столе увеличилось до четырёх, заботы нынешнего дня куда-то отступили, а все темы разговора как-то вдруг перемешались. Оба собеседника теперь говорили каждый о своём, нередко разом, перебивая друг друга бесконечными «А помнишь…», и одновременно шикали, когда вдруг повышали голоса, запоздало вспоминая о спящем в кресле мальчишке. Тот, однако, так и не проснулся. Огонь в камине жизнерадостно потрескивал. Сапоги у Золтана просохли, он стянул их и теперь сидел босиком, подставляя огню замёрзшие ноги.
— Стоп, — наконец сказал себе и Золтану Жуга, поймав себя на том, что пытается открутить последнюю ножку у последней половинки последней курицы. — Стоп, Золтан. Хватит. Славно посидели, но надо и мальчишке что-нибудь оставить. Сколько времени?
Как будто отвечая на его вопрос, часы на ратуше пробили два раза.
— Нам скоро выходить. Наверху есть кровать. Будет лучше, если мы чуток поспим.
— Дело, — буркнул Золтан, вытянулся на скамейке во весь рост и принялся разворачивать одеяло. — Только к шайтану кровать. Я лучше здесь вздремну, на лавочке, ты не возражаешь?
— Как угодно. Но предупреждаю: камин погаснет, будет холодно.
— Я подброшу.
Жуга поколебался.
— Тогда я тоже, пожалуй, лягу здесь. А то мало ли, что…
Несмотря на выпитое вино и усталость, Золтан некоторое время просто лежал, задумчиво разглядывая край каминной полки, весь изрезанный ножом, пока постепенно не сообразил, что эти вырезанные желобки и бороздки складываются во вполне опознаваемые знаки. Выглядело это так:
— Что это? — вслух спросил он.
— Где? — уже совсем было заснувший, травник поднял голову. Волосы его выглядели так, как будто он их не расчёсывал лет десять.
— Вон, на каминной полке. Вырезано.
— А, руны… — Жуга зевнул. — Не обращай внимания: это Яльмар вырезал по пьяни, когда последний раз ко мне заезжал.
— И что там написано?
— Это не имеет смысла. Просто пожелание. Магическая формула. Что-то вроде: «Олав я зовусь, и этими рунами творю волшбу на счастье».
Золтан снова вгляделся в каминную надпись.
— Какие-то они… запачканные чем-то, что ли.
— Кровь, — простодушно пояснил травник и повернулся на другой бок.
Некоторое время Золтан молчал.
— Не считаешь, что в наше время опасно иметь дома такие вещи? — спросил он наконец. — Тебя могут обвинить в ереси.
— В наше время в ереси можно обвинить вообще — кого угодно и за что угодно, — с пьяным равнодушием забубнил тот из-под одеяла. — А руны, если хочешь знать, вырезают даже в церквях, на купелях. Сам видел.
— Ты так серьёзно к этому относишься, и в то же время даже не знаешь точно, что у тебя написано дома на стене.
— Золтан, перестань, — раздражённо отозвался травник. — Какая, к лешему, серьёзность? Какая разница, что там написано, если это друг писал, на счастье и от чистого сердца? Ничего там нет особенного. Я не умею составлять такие заклятия, Герта не успела меня этому обучить. Я умею только гадать, да и то не очень.
— Астрология, гороскопия, туё-моё с бандурой… — пробурчал Золтан. — Никогда не мог понять всю эту чушь. Слушай, — он вдруг сел, — а не разбросить ли тебе их сейчас, раз тебе трудно просто посмотреть, что будет?
— Зачем?
— Просто так. Интересно.
Травник помолчал. Потом тоже встал, отбросил одеяло и потянул к себе свой рюкзак. Покопался в его недрах и извлёк на свет гадательный мешочек с рунами из кости. Было слышно, как они там внутри мягко постукивают друг об дружку.
— Предупреждаю, — сказал Жуга, развязывая стягивающую горловину мешочка кожаную тесёмку, — я сейчас не в состоянии нормально что-либо истолковать. Что выпадет, то выпадет.
— Ничего. Насколько я понял, у викингов в обычае возиться с ними под хмельком.
— Как скажешь, — он встряхнул мешочек и усмехнулся. — Странно… — прошёлся пятернёй по волосам.
— Волнуюсь, как невеста перед первой ночью. С чего бы, а?
— Тяни, тяни, — подбодрил его Золтан, — не увиливай.
Травник запустил ладонь в мешочек, и первая костяшка рун легла на стол. Золтан молча и заинтересованно следил за происходящим.
Четыре руны из пяти легли вниз лицом. Пятая — Ing легла в открытую, но это было всё равно, поскольку выглядела одинаково, что прямая, что обратная.
— Хороший признак, — как бы между делом произнёс Жуга и принялся их переворачивать. Первой была Raido. Перевёрнутая.
— Дорога, — медленно сказал Жуга, задумчиво теребя пальцами свою рыжую бородку. — Тяжёлый путь. Какие-то препятствия. Возможно, что какой-то ритуал для продвижения.
— Кого? Куда?
— Не знаю. Это, можно сказать, уже прошлое. Во всяком разе, это знак того, что выжидать опасно. Второй открылась Ansuz. Прямая.
— Четвёртая руна, — произнёс травник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63