— И не надо мне врать: я знаю, что он здесь бывает. Мне нужно знать…
— Да не знаю я никакого лиса!
— Мне нужно знать, — упрямо повторил светловолосый, — когда он появляется в городе. Пошлёшь кого-нибудь. Хотя бы, вон, его, — он указал на Бликсу. Тот не стал протестовать. — Я буду ждать всю следующую неделю в трактире «Кислый монах», всю вторую половину дня, до самого закрытия. Ты понял? Повтори.
Трактирщик сглотнул.
— Ты будешь ждать… неделю… в трактире «Кислый монах», — выдавил он. — До закрытия.
— Прекрасно, — тот кивнул. — И будет лучше, если он придёт. Для всех будет лучше.
Он пошарил рукой под плащом, извлёк на свет три монеты и положил их на стойку.
— Хотите пива? — неуверенно спросил Томас.
— Я не пью, — сказал он. — Это тебе. До свиданья.
И с этими словами он повернулся и ушёл.
По правде говоря, Томас вполне обошёлся бы без его вежливых прощаний. Перспектива новой встречи с этим парнем не сулила для трактира ничего хорошего. События принимали какой-то совершенно неприятный оборот. Трактирщик помедлил и сгрёб деньги со стойки. Монеты были серебряными, полновесными и необрезанными. Объяснять ничего было не нужно.
Трактир «Кислый монах», находившийся на перекрёстке Рыбной улицы и переулка Трёх Камней, пользовался славой воровского кабака. Трактирщик Томас был обыкновенный человек, но он не был глупцом. О нет, отнюдь не был. Он быстренько сложил в уме два и два, и получил четыре. Он покосился на лудильщика, немедленно состроившего многозначительную мину, и окончательно утвердился в своей догадке. Этот парень был из них. Из тех, что по ночам охотятся на улицах. Томас напряг память и припомнил имя. Кажется, Рутгер. Да, точно — Рутгер.
День выдался какой-то идиотский. Томас стоял и машинально водил тряпкой по сверкавшей чистотой буфетной стойке. Травник, травник… Всем вдруг понадобился травник! Свет клином сошёлся на травнике! Что творится в городе?
На сердце было неспокойно. В прошлый раз, когда лет семь назад всё складывалось также, Томас едва не погиб. Сейчас всё могло закончится ещё отвратнее. Ему нужно было срочно чем-нибудь занять руки, чтобы успокоиться. Он, не оглядываясь, снял с полки первую попавшуюся кружку, плюнул на неё и яростно принялся протирать полотенцем.
Однако, как оказалось, мучения его ещё не кончились. Ближе к вечеру, когда на улице уже начинало темнеть, в «Два Башмака» ввалилась целая толпа из пятерых солдат, какого-то местного парня деревенского вида и двоих монахов — одного постарше и второго, молодого, совсем ещё мальчишки.
Бликса испарился из трактира, как китайская ракета.
Солдаты, говоря между собой о чём-то по-испански, тотчас же столпились у горящего камина, словно бы хотели отогреться, прежде чем идти куда-то дальше. Томасу оставалось только лишь надеяться, что они зашли ненадолго, иначе плакала вся его вечерняя выручка — никто из местных не рискнёт сидеть за кружечкой в трактире, где пьянствует испанская солдатня. Впрочем, с ними ведь монахи. Монахи.
Томас замер: монахи и солдаты.
Он снова произвёл в уме два-три нехитрых действия и похолодел.
Солдаты и монахи.
Инквизиция.
Старший из двоих братьев-доминиканцев тем временем подошёл к стойке, пытливым взглядом серых глаз оглядел Томаса с макушки и до пояса и вынул из футляра на груди большой листок бумаги, свёрнутый в тугую трубку. У Томаса от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
Испанцы под вечер и так — дурная примета. А этот листок…
— Мир вам, сын мой, — с чуть заметным испанским акцентом поздоровался монах. Листок в его руках неторопливо разворачивался.
— Добрый вечер, святой отец, добрый вечер… Я… Чем могу служить?
— Я хочу спросить вас кое о чём. Вы видели когда-нибудь этого человека?
Хотя в этом не было совершенно никакой надобности, Томас медленно полез в карман, почти повторяя движения монаха, достал оттуда кожаный футляр, а из него — очки в позеленевшей медной оправе, с особым тщанием водрузил их на нос и поднял со стойки листок, уже заранее зная, чьё лицо он там увидит.
Так оно и оказалось.
Сейчас, уже второй раз за день вглядываясь в знакомые черты, Томас вдруг подумал, что ему неимоверно, неправдоподобно повезло, что первым заявился тот мальчишка, а после — тот, второй, и только потом — этот священник-инквизитор и солдаты. Всё это неким странным образом подготовило его к этой внезапной встрече и притупило первое волнение. Очень трудно было бы сохранить спокойствие и это равнодушное, чуть заинтересованное выражение лица, случись священнику опередить тех двоих. «Всё-таки наш Лисс — очень маленький город, — вдруг мелькнула в голове непрошеная мысль. — О, да — очень маленький…»
Томас боялся. Томас очень боялся. Но сейчас почему-то даже руки у него не дрожали.
— Нет, — сказал он твёрдо и с сожалением покачал головой. Сложил очки и аккуратно положил их на стойку. — Я никогда его не видел.
— Уверены? — спросил священник.
— Да. Мои глаза не те, что раньше, — несколько неудачно попытался пошутить Томас, — но память у меня пока ещё хорошая. Мне очень жаль, — добавил он, обвёл взглядом священника, и его спутников. — Могу я чем-нибудь ещё вам помочь, святой отец?
— Нет. Впрочем, угостите нас пивом. Мне говорили, что у вас хорошее пиво.
— Лучшее в городе.
— Прекрасно. Тогда — пива мне и шестерым моим сопровождающим. Они заплатят. Пива и чего-нибудь закусить.
— Право, не знаю, — замялся трактирщик. — Сейчас уже поздно и плита почти остыла. Яичница? Мясо?
— О, да. Замечательно. Мясо — солдатам, яичницу — мне и моему ученику.
— Тогда подождите минутку.
Пока испанцы располагались в зале, Томас с профессиональной ловкостью наполнил кружки, отнёс их к столу и удалился на кухню. Жену тревожить не хотелось. Он подбросил в печь угля, поддул мехами пламя, снял с крюка две сковородки и принялся за дело.
Оказавшись в своей привычной стихии, Томас несколько подуспокоился и теперь, разбивая яйца и переворачивая скворчащее мясо, уже всерьёз задумался над всем произошедшим. А происходило что-то странное. Томас плохо разбирался в живописи, в рисовании, да и вообще в искусстве. Можно сказать — совсем никак не разбирался. Но всё же в состоянии был понять, что портрет, который был у мальчика, и тот портрет, который предъявил для опознания монах, рисовала одна и та же рука. Неужели мальчишка работал на инквизитора? Да нет, не могло такого быть. Тогда откуда он у парнишки? Спрашивать об этом у монаха не хотелось.
Девятое или десятое яйцо оказалось с кровавыми хлопьями. Томас выругался шёпотом и принялся вылавливать и вырезать концом ножа кровавые куски. Мысли его приняли иное направление.
Зачем Жуга вообще понадобился инквизиции? Хотя этого следовало ожидать. Испанцы в последнее время совсем озверели. Святая Церковь видела еретиков, где надо и не надо («Надо бы кошек из зала убрать», — в тон вдруг подумалось ему). Но травник… Чем мог досадить им травник? Впрочем, было бы желание, а причину всегда можно отыскать. Нелюдимый, неизвестно где проживающий, Жуга всегда был личностью немного подозрительной.
Они все искали одного человека. Все. Томас поразмыслил и твёрдо решил предупредить травника, как только тот появится в городе. Это было возможно проделать. Понаблюдать за домом, и за тем, другим… Это могло быть опасным, но старый кабатчик умел платить свои долги.
Он появился в зале, неся в руках дымящую яичницу и сковородку с мясом, поставил их перед священниками и солдатами, выложил меж ними булку хлеба и спросил у монаха, не надо ли чего ещё.
— Спасибо, ничего, — за всех ответил тот. — А кстати, — он вдруг обернулся, — к вам сегодня, случаем, не заходил мальчишка?
— Мальчишка? — Томас лихорадочно пытался сообразить, что к чему.
— Да. Такой, знаете ли, оборванец в драном кожухе без рукавов, маленький, как табуретка, и нахальный, как обезьяна.
Описания инквизитора были профессионально кратки и убийственно точны. Томас сглотнул так сильно, что заболел старый шрам на горле, и с деланным равнодушием пожал плечами:
— Мальчишки? Я не помню. Заходило штуки три. Может быть, и был такой, как вы здесь описали. Я их не запоминаю.
— Ну, этого мальчишку вы бы наверняка запомнили. Он мог вам показывать такой же рисунок, как у меня.
Томас с трудом заставил себя держаться спокойно. Сердце его забилось.
— Вообче-то, да, такого я наверняка запомнил бы, — сказал он, стараясь говорить небрежно, и опять пожал плечами. — Вот тока мне до вас никто ничего такого не показывал.
Пытливый взгляд священника, казалось, видел Томаса насквозь. Внимательный такой взгляд, поощряющий, всё понимающий.
Всё понимающий.
Всё-всё.
— Так значит, он здесь был.
Запахло жареным. Теперь отпираться было бы уже опасно.
— Я не могу ручаться за всяких мальчиков, святой отец, — развёл руками Томас. — Вы же меня понимаете? Да, был похожий парень. Хлеба попросил. Я дал. Денег у него не было.
— Давно?
— Давно.
— Прекрасно, — вновь сказал монах и неожиданно сменил тему, словно вопрос отныне был уже закрыт: — Так какую гостиницу вы, говорите, нам порекомендуете?
— Получше или подешевле? — машинально спросил Томас и тут же вздрогнул. — Ох, простите, святой отец. Гостиницу? Конечно, конечно. Думаю, вам подойдёт «У Синей Сойки». Да, «У Синей Сойки». Там хороший стол, большие комнаты и чистые кровати.
— А девки там есть? — спросил один из солдат, похожий на большую обезьяну (Томасу доводилось видывать таких в зверинце). Остальные парни одобрительно заухмылялись.
— Что? Девки? Э-ээ… нет. Да, нет. Если господ солдат интересует подобный э-ээ… вопрос, то лучше будет «Красный Дракон», «У Камня» или «Под Луной».
Они переглянулись и кивнули, затем доели и допили, расплатились и удалились.
Только тогда Томас смог вздохнуть с облегчением. И только где-то полчаса спустя с запоздалым ужасом вдруг осознал, что сам порекомендовал им постоялый двор, который находился почти возле дома, принадлежавшего травнику.
У башни Синей Сойки.
Время шло, и посетители тихонько расходились по домам. Наконец не осталось никого.
На улице стемнело, зажигали фонари. Кабатчик с облегчением протёр в несчётный за сегодня раз пивную стойку, составил на полки кружки и запер дверь на засов.
Прошло, наверное, полчаса. Огонь в камине угасал, свеча в розетке тоже догорела. Томас подсчитывал выручку, как вдруг в дверь постучали.
— Закрыто! — машинально крикнул он. — Завтра приходите.
— Это я, — послышалось снаружи. — Открывай.
— Кто «я»? — с подозрением спросил кабатчик. — Вот не открою. «Я» бывают разные!
— Эх, Томас, Томас, ты всё такой же… — добродушно, но как-то очень устало сказали за дверью. — Как твоё горло? Опять, наверно, жрёшь чеснок? Даже через дверь шибает… А я ведь, между прочим, говорил тебе, чтоб ты им больше так не увлекался. Ну, чего молчишь?
И тут Томас вспомнил, где он слышал этот голос.
— Господи! — выдохнул он и лихорадочно задёргал засов.
У двери, привалившись к столбику крыльца, стоял Жуга — травник по кличке Лис, когда-то спасший ему жизнь. Человек, которого сегодня спрашивали трое — мальчик-бродяга, городской головорез и отец-инквизитор. Подобных совпадений в жизни не бывает. Нехорошая примета. На этот случай даже поговорка есть такая: беда не приходит одна.
Нет, не так: случится раз, случится и два.
Нет, опять не то…
Кружились, падая, снежинки, а Томас всё стоял, проигрывая в мыслях заново события сегодняшнего дня и не зная, что сказать.
— Привет, Томас, — усталым голосом сказал травник. Провёл ладонью по лицу. — Извини, что я так поздно. Нальёшь мне кружечку?
— Ох, Господи, — кабатчик отшагнул назад. — Ну, конечно, заходи. Конечно, налью.
— Не зажигай свет, — Жуга переступил через порог и плотно затворил за собою дверь. Стряхнул мокрый снег с волос и с плеч, расправил складки у плаща и опустился у погасшего камина. Томас торопливо сдёрнул с полки кружку и наполнил её из бочонка. Поставил перед травником. Тот кивнул благодарно, отпил примерно половину и вытер губы рукавом.
— Сто лет тебя не видел.
— Да уж, давненько ты не заходил. Случилось что-нибудь?
— А почему ты спрашиваешь?
— Неважно выглядишь.
— У тебя вид тоже не цветущий.
— Старею, старею, — посетовал Томас. Всё это время трактирщик порывался рассказать обо всех сегодняшних событиях, но не знал, как начать.
Травник начал сам.
— Надо поговорить, — сказал он. Взгляд его голубых глаз вдруг сделался серьёзен и угрюм. Он отставил кружку в сторону и сплёл в замок пальцы рук. Покосился на дверь. — Жена спит?
— Спит. А что?
— Не хочется её беспокоить, — он провёл рукой по волосам. — Дело вот в чём. Меня вчера, похоже, хотели убить…
— Не убили? — спросил кабатчик и тотчас осознал всю глупость своего вопроса.
— Как видишь, — усмехнулся тот, но тут же посерьёзнел.
— Так значит, это тебя в переулке Луны…
Он не договорил.
— Что, уже наслышан? — травник кисло усмехнулся. — Быстро сплетни носятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Да не знаю я никакого лиса!
— Мне нужно знать, — упрямо повторил светловолосый, — когда он появляется в городе. Пошлёшь кого-нибудь. Хотя бы, вон, его, — он указал на Бликсу. Тот не стал протестовать. — Я буду ждать всю следующую неделю в трактире «Кислый монах», всю вторую половину дня, до самого закрытия. Ты понял? Повтори.
Трактирщик сглотнул.
— Ты будешь ждать… неделю… в трактире «Кислый монах», — выдавил он. — До закрытия.
— Прекрасно, — тот кивнул. — И будет лучше, если он придёт. Для всех будет лучше.
Он пошарил рукой под плащом, извлёк на свет три монеты и положил их на стойку.
— Хотите пива? — неуверенно спросил Томас.
— Я не пью, — сказал он. — Это тебе. До свиданья.
И с этими словами он повернулся и ушёл.
По правде говоря, Томас вполне обошёлся бы без его вежливых прощаний. Перспектива новой встречи с этим парнем не сулила для трактира ничего хорошего. События принимали какой-то совершенно неприятный оборот. Трактирщик помедлил и сгрёб деньги со стойки. Монеты были серебряными, полновесными и необрезанными. Объяснять ничего было не нужно.
Трактир «Кислый монах», находившийся на перекрёстке Рыбной улицы и переулка Трёх Камней, пользовался славой воровского кабака. Трактирщик Томас был обыкновенный человек, но он не был глупцом. О нет, отнюдь не был. Он быстренько сложил в уме два и два, и получил четыре. Он покосился на лудильщика, немедленно состроившего многозначительную мину, и окончательно утвердился в своей догадке. Этот парень был из них. Из тех, что по ночам охотятся на улицах. Томас напряг память и припомнил имя. Кажется, Рутгер. Да, точно — Рутгер.
День выдался какой-то идиотский. Томас стоял и машинально водил тряпкой по сверкавшей чистотой буфетной стойке. Травник, травник… Всем вдруг понадобился травник! Свет клином сошёлся на травнике! Что творится в городе?
На сердце было неспокойно. В прошлый раз, когда лет семь назад всё складывалось также, Томас едва не погиб. Сейчас всё могло закончится ещё отвратнее. Ему нужно было срочно чем-нибудь занять руки, чтобы успокоиться. Он, не оглядываясь, снял с полки первую попавшуюся кружку, плюнул на неё и яростно принялся протирать полотенцем.
Однако, как оказалось, мучения его ещё не кончились. Ближе к вечеру, когда на улице уже начинало темнеть, в «Два Башмака» ввалилась целая толпа из пятерых солдат, какого-то местного парня деревенского вида и двоих монахов — одного постарше и второго, молодого, совсем ещё мальчишки.
Бликса испарился из трактира, как китайская ракета.
Солдаты, говоря между собой о чём-то по-испански, тотчас же столпились у горящего камина, словно бы хотели отогреться, прежде чем идти куда-то дальше. Томасу оставалось только лишь надеяться, что они зашли ненадолго, иначе плакала вся его вечерняя выручка — никто из местных не рискнёт сидеть за кружечкой в трактире, где пьянствует испанская солдатня. Впрочем, с ними ведь монахи. Монахи.
Томас замер: монахи и солдаты.
Он снова произвёл в уме два-три нехитрых действия и похолодел.
Солдаты и монахи.
Инквизиция.
Старший из двоих братьев-доминиканцев тем временем подошёл к стойке, пытливым взглядом серых глаз оглядел Томаса с макушки и до пояса и вынул из футляра на груди большой листок бумаги, свёрнутый в тугую трубку. У Томаса от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
Испанцы под вечер и так — дурная примета. А этот листок…
— Мир вам, сын мой, — с чуть заметным испанским акцентом поздоровался монах. Листок в его руках неторопливо разворачивался.
— Добрый вечер, святой отец, добрый вечер… Я… Чем могу служить?
— Я хочу спросить вас кое о чём. Вы видели когда-нибудь этого человека?
Хотя в этом не было совершенно никакой надобности, Томас медленно полез в карман, почти повторяя движения монаха, достал оттуда кожаный футляр, а из него — очки в позеленевшей медной оправе, с особым тщанием водрузил их на нос и поднял со стойки листок, уже заранее зная, чьё лицо он там увидит.
Так оно и оказалось.
Сейчас, уже второй раз за день вглядываясь в знакомые черты, Томас вдруг подумал, что ему неимоверно, неправдоподобно повезло, что первым заявился тот мальчишка, а после — тот, второй, и только потом — этот священник-инквизитор и солдаты. Всё это неким странным образом подготовило его к этой внезапной встрече и притупило первое волнение. Очень трудно было бы сохранить спокойствие и это равнодушное, чуть заинтересованное выражение лица, случись священнику опередить тех двоих. «Всё-таки наш Лисс — очень маленький город, — вдруг мелькнула в голове непрошеная мысль. — О, да — очень маленький…»
Томас боялся. Томас очень боялся. Но сейчас почему-то даже руки у него не дрожали.
— Нет, — сказал он твёрдо и с сожалением покачал головой. Сложил очки и аккуратно положил их на стойку. — Я никогда его не видел.
— Уверены? — спросил священник.
— Да. Мои глаза не те, что раньше, — несколько неудачно попытался пошутить Томас, — но память у меня пока ещё хорошая. Мне очень жаль, — добавил он, обвёл взглядом священника, и его спутников. — Могу я чем-нибудь ещё вам помочь, святой отец?
— Нет. Впрочем, угостите нас пивом. Мне говорили, что у вас хорошее пиво.
— Лучшее в городе.
— Прекрасно. Тогда — пива мне и шестерым моим сопровождающим. Они заплатят. Пива и чего-нибудь закусить.
— Право, не знаю, — замялся трактирщик. — Сейчас уже поздно и плита почти остыла. Яичница? Мясо?
— О, да. Замечательно. Мясо — солдатам, яичницу — мне и моему ученику.
— Тогда подождите минутку.
Пока испанцы располагались в зале, Томас с профессиональной ловкостью наполнил кружки, отнёс их к столу и удалился на кухню. Жену тревожить не хотелось. Он подбросил в печь угля, поддул мехами пламя, снял с крюка две сковородки и принялся за дело.
Оказавшись в своей привычной стихии, Томас несколько подуспокоился и теперь, разбивая яйца и переворачивая скворчащее мясо, уже всерьёз задумался над всем произошедшим. А происходило что-то странное. Томас плохо разбирался в живописи, в рисовании, да и вообще в искусстве. Можно сказать — совсем никак не разбирался. Но всё же в состоянии был понять, что портрет, который был у мальчика, и тот портрет, который предъявил для опознания монах, рисовала одна и та же рука. Неужели мальчишка работал на инквизитора? Да нет, не могло такого быть. Тогда откуда он у парнишки? Спрашивать об этом у монаха не хотелось.
Девятое или десятое яйцо оказалось с кровавыми хлопьями. Томас выругался шёпотом и принялся вылавливать и вырезать концом ножа кровавые куски. Мысли его приняли иное направление.
Зачем Жуга вообще понадобился инквизиции? Хотя этого следовало ожидать. Испанцы в последнее время совсем озверели. Святая Церковь видела еретиков, где надо и не надо («Надо бы кошек из зала убрать», — в тон вдруг подумалось ему). Но травник… Чем мог досадить им травник? Впрочем, было бы желание, а причину всегда можно отыскать. Нелюдимый, неизвестно где проживающий, Жуга всегда был личностью немного подозрительной.
Они все искали одного человека. Все. Томас поразмыслил и твёрдо решил предупредить травника, как только тот появится в городе. Это было возможно проделать. Понаблюдать за домом, и за тем, другим… Это могло быть опасным, но старый кабатчик умел платить свои долги.
Он появился в зале, неся в руках дымящую яичницу и сковородку с мясом, поставил их перед священниками и солдатами, выложил меж ними булку хлеба и спросил у монаха, не надо ли чего ещё.
— Спасибо, ничего, — за всех ответил тот. — А кстати, — он вдруг обернулся, — к вам сегодня, случаем, не заходил мальчишка?
— Мальчишка? — Томас лихорадочно пытался сообразить, что к чему.
— Да. Такой, знаете ли, оборванец в драном кожухе без рукавов, маленький, как табуретка, и нахальный, как обезьяна.
Описания инквизитора были профессионально кратки и убийственно точны. Томас сглотнул так сильно, что заболел старый шрам на горле, и с деланным равнодушием пожал плечами:
— Мальчишки? Я не помню. Заходило штуки три. Может быть, и был такой, как вы здесь описали. Я их не запоминаю.
— Ну, этого мальчишку вы бы наверняка запомнили. Он мог вам показывать такой же рисунок, как у меня.
Томас с трудом заставил себя держаться спокойно. Сердце его забилось.
— Вообче-то, да, такого я наверняка запомнил бы, — сказал он, стараясь говорить небрежно, и опять пожал плечами. — Вот тока мне до вас никто ничего такого не показывал.
Пытливый взгляд священника, казалось, видел Томаса насквозь. Внимательный такой взгляд, поощряющий, всё понимающий.
Всё понимающий.
Всё-всё.
— Так значит, он здесь был.
Запахло жареным. Теперь отпираться было бы уже опасно.
— Я не могу ручаться за всяких мальчиков, святой отец, — развёл руками Томас. — Вы же меня понимаете? Да, был похожий парень. Хлеба попросил. Я дал. Денег у него не было.
— Давно?
— Давно.
— Прекрасно, — вновь сказал монах и неожиданно сменил тему, словно вопрос отныне был уже закрыт: — Так какую гостиницу вы, говорите, нам порекомендуете?
— Получше или подешевле? — машинально спросил Томас и тут же вздрогнул. — Ох, простите, святой отец. Гостиницу? Конечно, конечно. Думаю, вам подойдёт «У Синей Сойки». Да, «У Синей Сойки». Там хороший стол, большие комнаты и чистые кровати.
— А девки там есть? — спросил один из солдат, похожий на большую обезьяну (Томасу доводилось видывать таких в зверинце). Остальные парни одобрительно заухмылялись.
— Что? Девки? Э-ээ… нет. Да, нет. Если господ солдат интересует подобный э-ээ… вопрос, то лучше будет «Красный Дракон», «У Камня» или «Под Луной».
Они переглянулись и кивнули, затем доели и допили, расплатились и удалились.
Только тогда Томас смог вздохнуть с облегчением. И только где-то полчаса спустя с запоздалым ужасом вдруг осознал, что сам порекомендовал им постоялый двор, который находился почти возле дома, принадлежавшего травнику.
У башни Синей Сойки.
Время шло, и посетители тихонько расходились по домам. Наконец не осталось никого.
На улице стемнело, зажигали фонари. Кабатчик с облегчением протёр в несчётный за сегодня раз пивную стойку, составил на полки кружки и запер дверь на засов.
Прошло, наверное, полчаса. Огонь в камине угасал, свеча в розетке тоже догорела. Томас подсчитывал выручку, как вдруг в дверь постучали.
— Закрыто! — машинально крикнул он. — Завтра приходите.
— Это я, — послышалось снаружи. — Открывай.
— Кто «я»? — с подозрением спросил кабатчик. — Вот не открою. «Я» бывают разные!
— Эх, Томас, Томас, ты всё такой же… — добродушно, но как-то очень устало сказали за дверью. — Как твоё горло? Опять, наверно, жрёшь чеснок? Даже через дверь шибает… А я ведь, между прочим, говорил тебе, чтоб ты им больше так не увлекался. Ну, чего молчишь?
И тут Томас вспомнил, где он слышал этот голос.
— Господи! — выдохнул он и лихорадочно задёргал засов.
У двери, привалившись к столбику крыльца, стоял Жуга — травник по кличке Лис, когда-то спасший ему жизнь. Человек, которого сегодня спрашивали трое — мальчик-бродяга, городской головорез и отец-инквизитор. Подобных совпадений в жизни не бывает. Нехорошая примета. На этот случай даже поговорка есть такая: беда не приходит одна.
Нет, не так: случится раз, случится и два.
Нет, опять не то…
Кружились, падая, снежинки, а Томас всё стоял, проигрывая в мыслях заново события сегодняшнего дня и не зная, что сказать.
— Привет, Томас, — усталым голосом сказал травник. Провёл ладонью по лицу. — Извини, что я так поздно. Нальёшь мне кружечку?
— Ох, Господи, — кабатчик отшагнул назад. — Ну, конечно, заходи. Конечно, налью.
— Не зажигай свет, — Жуга переступил через порог и плотно затворил за собою дверь. Стряхнул мокрый снег с волос и с плеч, расправил складки у плаща и опустился у погасшего камина. Томас торопливо сдёрнул с полки кружку и наполнил её из бочонка. Поставил перед травником. Тот кивнул благодарно, отпил примерно половину и вытер губы рукавом.
— Сто лет тебя не видел.
— Да уж, давненько ты не заходил. Случилось что-нибудь?
— А почему ты спрашиваешь?
— Неважно выглядишь.
— У тебя вид тоже не цветущий.
— Старею, старею, — посетовал Томас. Всё это время трактирщик порывался рассказать обо всех сегодняшних событиях, но не знал, как начать.
Травник начал сам.
— Надо поговорить, — сказал он. Взгляд его голубых глаз вдруг сделался серьёзен и угрюм. Он отставил кружку в сторону и сплёл в замок пальцы рук. Покосился на дверь. — Жена спит?
— Спит. А что?
— Не хочется её беспокоить, — он провёл рукой по волосам. — Дело вот в чём. Меня вчера, похоже, хотели убить…
— Не убили? — спросил кабатчик и тотчас осознал всю глупость своего вопроса.
— Как видишь, — усмехнулся тот, но тут же посерьёзнел.
— Так значит, это тебя в переулке Луны…
Он не договорил.
— Что, уже наслышан? — травник кисло усмехнулся. — Быстро сплетни носятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63